Что ж, это унтересно

Хорошие книги пишутся людьми сумевшими получить от жизни удовольствие – мы читаем и верим, когда-никогда  подобное может случиться и с нами. Выдающиеся произведения выходят из-под пера гениев, поцелованных музами, которых никогда не посылают в случайные адреса.

Остальные можно сказать и не пишут, как таково. Это что-то сродни музыканту: стучишь по клавишам то чуть быстрее, то чуть громче, иногда просто поглаживаешь чёрные пуговки, украшенные набором кириллицы и латиницы. Виртуозы играют в больших концертных залах,  в консерваториях, иногда камерно услаждают  слух сильных мира сего.

Здесь же немудрёное щелканье по значкам: которое попадет в мир точно таких же электроимпульсов, где-то с ними сочетается, накладывается одно на другое, и как знать, возможно, рождает невидимую тебе, как исполнителю симфонию, которая стоит того, чтобы быть когда-то исполненной в реальной жизни.

И тогда, вот этот странный, как бы нарисованный на  воздушной прослойке горный козёл станет материализованным персонажем. Только что тоненькие ножки в копытках стремительно перебирали по стальной крашенной ограде городского парка, стараясь попадать в неширокие промежутки между остриями пик. И вот он же цокает по мраморной плите местной достопримечательности. Гладкая полированная поверхность  камня усиливает в ночном притихшем городке гулкость слегка притацовывающих шажков. Танцполом, заметим, служит лежащая навзничь архитектура посвященная расстрелу в этом месте белогвардейцами городского подполья. Комиссаров.

Неслышно переместившись  чуть в сторону козел забывает о фигурах и па. Теперь он увлеченно кормит псов. В кроне  старого крупных размеров дерева привязанная белой крепкой ленточкой за руку к ветке висит женская фигурка. Вспоров живот жертве какого-то культового обряда, вероятно, принятому к исполнению гуляющими по улочкам фантомами, на поздний  ужин собачьей стае скармливаются органы. Жертва – привидение. Есть ли у них внутренние органы, которые можно сбросить вертящимся у ствола псам?

И волки сыты, и овцы целы. В огромных стеклах учреждения, напортив разыгрываемой немой сцены, отражаются только тени героев. Тем не менее, постановщики убеждены: их видно и слышно. И самое важное: там понятен смысл происходящего скармливания внутренностей псам тем самым козлом с белеющей в правой передней ноге повязкой. Даже ночь не скрывает её символику: черная свастика, сопровождающая гордую поступь удаляющегося козла. И подвывание растворившейся во тьме свиты. Хотя может быть вой только слуховая галлюцинация….