Ночь морозная

   Холодная вьюжная ночь в Подмосковье. Снег сыплется с черного неба, как из бездны на сосны и ели, на голые белоствольные березы, на кроны ольхи с мелкими черными шишечками.
   В лесу внутри прямоугольника, обнесенного высоким забором из колючей проволоки при редком свете фонарей бредет, завернутый в длиннополый тулуп с поднятым воротником часовой.
   Сонный молодой боец, взяв автомат на ремень, курсирует по предписанному маршруту.
   Очень хочется есть. Он снимает с левой руки трехпалую армейскую рукавицу, достает из кармана сухарь и, тем самым нарушая устав, принимается его грызть. Слюны во рту достаточно, так что продукт быстро размокает и хорошо разжевывается. Настроение несколько улучшается, да и сон уже не так донимает.
   Взглянув на протоптанную тропку, видит свои старые, почти занесенные снегом следы, идущие по большой синусоиде. Это он в полусне прошел здесь полчаса тому назад. И как только не упал в снег?
   Хотя у воина есть часы, но первые полтора часа он на них не смотрит, чтобы не расстраиваться тем, как медленно движется время.
   Каждый раз, выходя ночью в такую погоду, боец не уверен, что у него хватит сил дотерпеть эти жуткие два часа своей смены.
   И конечно, все его мысли были о гражданской жизни, о том, как хорошо ему жилось на ней, и о том, как долго еще ее ждать.
   Как хочется ввалиться сейчас в темную духоту казармы, сбросить тяжеленные валенки, и упасть на солдатскую койку, укрывшись тяжелой шершавой войлочной шинелью. Едва прикоснувшись к одеялу щекой, провалиться в сладкую темень расслабляющего сна, в котором нет ни постоянного желания поесть, ни тоски по родному дому. Впрочем, еда все же ему снится и часто. Обычно это огромная кружка молока, кусок белого хлеба, намазанного сливочным маслом и половинка луковицы. Ни мясо, ни колбаса, ни конфеты с пирожными, а только эта деревенская снедь.
   Из полузабытья его вывел чуть слышный шорох веток кустарника. Больше от испуга, чем по выучке боец резко, как мог в тяжелом тулупе, развернулся в сторону источника шума. При этом успел снять автомат с предохранителя, передернуть затвор, поднять оружие к лицу и уж только после этого открыть усталые глаза. В шагах двадцати из лесу, сквозь прореху в проволочной ограде на протоптанную ним дорожку выскочило огромное темное животное. То ли это был волк, то ли собака от испуга разобрать не удалось. Зверь, видимо оценив готовность человека защищаться, резко  развернулся и бросился обратно. Попадись на посту лось, часовой непременно пальнул в него. Тогда мяса хватило бы на весь полк. А, из-за собаки, или волка будить караул выстрелами не стоило. Отдыхающие не поймут, а «деды» еще и накостыляют, за то, что нарушил их драгоценный покой.
   Успокоившись, боец побрел дальше. Одно хорошо, сон отступил.
    Из-за облаков проглянула огромная луна, ярко осветила сосны и ели, украшенные снегом, как гирляндами пушистых белых тропических цветов. Красотища!
   Зимой в карауле не так страшно, видимость лучше, так, как нет полного мрака. Но, очень холодно. Летом, если нет луны, то в некоторых местах поста дорожки вообще не различить, и приходится ориентироваться по топоту собственных сапог о свободную от травы землю. А, глаза лучше совсем закрыть, так, как при этом заметно обостряется слух. Зато тепло и в дневное время можно вдоволь поесть лесной малины и земляники, естественно нарушая устав караульной службы…
   Весной под березами и некоторыми кленами стоят стеклянные банки, в которые через высохшие полые стебли высокой прошлогодней травы, капает сладкий сок. За ночь набирается много, и пьют его, кто сколько хочет. А, уж часовые так вообще без очереди.
   Если же те банки в какой либо момент пусты, то нужно, сняв ремень, ударить его латунной пряжкой по стволу. Через пробитую кору побегут прозрачные капельки. Присосавшись к этому месту, вполне можно утолить жажду. Причем в низинах он капает сильнее, но безвкусный, чем в высоких местах, где слаще. Но, совершенно не такой, какой продается в магазинах.
   На сладкое с некоторых пор он уже не покушался, потому, как сильно его объелся. Случилось это очень прозаично. На его день рождения родители прислали посылку. Из полка сюда на боевое дежурство ее привезли уже распакованной. Порядок здесь такой, старшина с каптером, вскрыв ее, высыпает все содержимое в чан с хлорированной водой, а уже от туда снова в ящик. Это называется санобработкой. Так что от шоколадных конфет и кольца домашней колбасы пахло не очень приятно. Первое съел с друзьями сразу, а второе дольше, запивая водой из крана и угощая всех.
   К концу дня его стало мутить, участилось сердцебиение, пропал аппетит и он уже был страшно рад, что эти конфеты закончились. 
    Так за размышлениями, воспоминаниями прошло достаточно много времени, и уже можно было поглядеть на часы.
   Ага! До смены караула осталось всего пятнадцать минут. Пора двигаться к домику, где отдыхает расчет, чтобы новый часовой не искал его по всему посту. Ночное время очень дорого.
   Вот, наконец, хлопнула входная дверь и на крыльцо, вышел еще сонный боец в шинели и при оружии. Кивнули друг другу, мол, все в порядке. Заступающий на пост, одев еще хранящий тепло предшественника тулуп,  обреченно вздохнул и побрел в морозную темень. Сдающий, загрохотав сапогами по полу тамбура, кинулся в теплый уют домика дежурной смены. Хорошо!!!
  Теперь он уже был бодрствующей сменой, и потому спать лечь сможет только через два часа. Но, не пропадать же даром этому драгоценному времени.
   Сняв шинель и отогревшись, он решил нажарить в противне картошки для себя и спящих друзей одногодков. Благо, что ее тайком привез знакомый каптер из военного городка. Сало оставалось из борща, его для таких вот случаев не выбрасывали. И соль есть, правда не было хлеба, видно весь съели за ужином. Но, тут уж никуда не денешься, и на том спасибо.
   Клубни начистил быстро, пригодился опыт работы на полковой кухне. Там за ночь на каждого припадало до ста килограммов.
   Через час ароматное, а главное горячее блюдо было готово. И чай с заваркой, но без сахара.
    Летом себе картошку готовили всегда с грибами, которых здесь невероятное количество: опята, маслята, рыжики, грузди и даже белые. А, сейчас они спят в теплой земле под снегом, как солдаты в своих койках под теплыми шинелями, и ждут лета, как бойцы свой дембель.
   Растолкав спящих приятелей, пригласил их на картошечку жареную. Хоть какими они были сонными но, от такого угощения не отказались.
   Кто прямо в белье, кто в накинутой на плечи шинели, в сапогах, в тапочках, вырезанных из голенищ сапог, опухшие от сна, потянулись в маленькую комнатку столовой.
   Там их ждало угощение, напоминающее далекий родной дом.
   Долго ели простое блюдо алюминиевыми ложками прямо с противня, сосредоточенно сопя, аппетитно чавкая, роняя душистые желтоватые рыхлые дольки на пол, запивая чаем с кружек и довольно крякая.
   Молодому дежурному припомнились свои первые дни здесь в боевом расчете. Ел он с такими же салагами всегда только во вторую смену, так как в первую не спеша принимали пищу деды. Молодые в это время сидели голодными в ленинской комнате и листали подшивки газет, с нетерпением ожидая своей очереди.
   Правда, был один такой уникальный случай, когда деды позвали молодых в столовую обедать первыми. Те недоверчиво столпились у входа, и тут неожиданно для них выяснилось, что в термосе с первым блюдом находилась засушенная крыса. Похоже кто-то на кухне, таким образом, просто пошутил, потому, как дохлые крысы сами не бегают.
   Был получен приказ этот борщ попросту вылить, хотя один из бойцов все же успел его попробовать и признал очень вкусным.
   Пришлось бойцам в этот день довольствоваться только вторым, правда, еще и с банкой свиной тушенки каждому.
   Но, это было всего один раз. А, обычно когда наступала очередь есть молодым,  то те забегали, неуклюже грохоча сапогами о пол в тесную столовую, бросались к тарелкам с багрово-красным борщом. Хватали куски черного солдатского хлеба, а кому повезет и огрызок оставшейся после деда, дольки чеснока и ели жадно, забыв обо всем на свете. Опорожнив тарелку, бежали с ней за добавкой. При этом кому везло, а кому нет.
   Второе ели уже спокойнее, здесь добавок не бывало. Далее совсем уже не спеша допивали компот из сухофруктов с маленьким кусочком белого хлеба, или кисель бромный.
   Кстати полковой фельдшер, проверяющий качество еды на кухне, клялся и божился, что никакого брома в кисель не подсыпает. Но, повара этот напиток не потребляли никогда и на вопросы солдат по этому поводу лишь ухмылялись.
   Так вот насытившись жареной картохой, бойцы тяжело поднялись и, от души поблагодарив заботливого приятеля, подались к своим койкам досыпать.
   Пока бодрствующий дежурный убрал на столе, помыл посуду, сменились часовые, пришло и его время поспать свои положенные два часа.
   Сняв сапоги, раздевшись, он с наслаждением улегся в постель, укрылся одеялом и шинелью.
   Проваливаясь с приятно полным желудком в такой желанный и благословенный сон, он заметил в свете качающегося уличного фонаря за окном все тот же бесконечно падающий снег…