Семеныч

Питерское утро,  сумеречное и промозглое, никому еще не поднимало настроения. Особенно после бессонной ночи… Нормально спать по ночам  Семеныч  не мог давно. А вставать приходится  спозаранку. Работа такая…Семеныч – прораб, теплотрассы прокладывает. Вечно в  резиновых сапогах, в грязи, сырости. Дождь ли льет вперемешку с тяжелым и липким снегом, мороз ли ударит - Семеныч работает. Одно слово - стройка. Не зря  раньше, при коммунистах, прорабам пенсию  в 50 лет давали. Сейчас ни пенсии досрочной, ни денег нормальных, ни уважения. Нынешним плевать, что у Семеныча два  красных диплома и квалификация. Его опыт и знания для сопляков-начальников – кость в горле. Дела они не знают, дипломы непонятные, может, и купленные, вот матом да кулаками  утверждаются, раз мозгов не хватает..  Тяжко Семенычу работается, а куда денешься?
      До пенсии-то 3 года осталось, а кормильцев, кроме Семеныча, в семье нет. Жена сроду не работала, считала, пусть муж ломит,  и чихать она хотела на свой диплом медика.  Сколько Семеныч жену помнит (она у него вторая по счету), Лида вечно лечилась, и наверно, было от чего, потому что, если б не Семеныч,   и родить бы нормально не смогла. Когда старшим  сыном забеременела, врачи в роддоме  даже руками замахали: «Куда такой дохлой рожать, почки откажут». Семеныч тогда всех знакомых врачей на ноги поднял, посадил жену на бессолевую диету, вместо больничной  баланды  Лидке готовила мама Семеныча  блюда на пару  да отвары. А уж если мама Семеныча за что-то бралась, то ее разве что танк мог остановить. Или конец света. Других таких женщин, как его мама, больше нет. Не рождаются.
     Семеныч  и энергией, и работоспособностью весь в мать, особенно когда   людям помочь надо. И говорун такой же, как мама, пусть земля будет ей пухом.  Лишь одним ее огорчал – любитель  выпить, есть в кого, отец-фронтовик как начал с наркомовских ста граммов, так и продолжал это дело  до седых волос. Остановился лишь когда рак  в считанные месяцы превратил некогда  бравого десантника, красавца и любителя женщин в живой труп, скелет, скорченный от невыносимой боли. Семеныч  до конца оставался с умирающим отцом, любил  его,  хотя до сих пор не может простить отцу страданий матери. Ну, а как  еще женщина будет реагировать на выраженную тягу супруга к мужской свободе, которую отец Семеныча ценил в жизни превыше всего.   
       Семеныч вырос другим, мягким, жалостливым к людям. За что и терпел от тех же баб. Пример - первый брак Семеныча,  когда он,  вчерашний дембель, молоденький инженер с казенной жилплощадью в Ленинграде (чем не завидный жених), сам не зная как женился на питерской  прости господи, только что откинувшейся из колонии. Не то жалость, не то молодая самоуверенность роль сыграли (Перевоспитаю, еще все удивитесь, какой женой Надька станет!). На их несуразной  свадьбе вся женская родня Семеныча потихоньку плакала, глядя, как  гости со стороны невестушки, включая новоявленную тещу с худыми посиневшими ногами пьяницы,  тырили со стола бутылки, рассовывали  по карманам пиджаков  жирные куски  палтуса, заботливо припасенными родителями Семеныча для свадебного стола. Потом жениха, накачанного спиртным до потери сознания, унесли куда-то дружки  молодой жены, наверно, к ней домой, хотя домом назвать этот притон язык не поворачивался.  Так в пьяном угаре и прошел первый семейный год Семеныча. Все закончилось, как в анекдоте: изменила  Надька с соседом. Семеныч  чуть не зарезал обоих, есть у него горячность в характере, татарские корни сказываются.  Сосед за закрытой дверью отсиделся, изменница тоже где-то спряталась, только это и спасло  Семеныча от смертоубийства, а то бы гнить ему на теремных нарах.  Ладно, все давно закончилось, нечего и  ворошить прошлое, тем более что детей  у Семеныча с Надькой не случилось. Единственное  последствие -  Семеныч еще больше пристрастился к спиртному, случались и запои,   и много чего, о чем даже вспоминать стыдно.
      Вот и тогда, когда  за жизнь первенца боролся,  выпил крепко, зашел к главврачу и сказал: «Прервете жене беременность - убью». И смех, и грех, да только родила Лида, к удивлению эскулапов, крепенького пацана без всяких отклонений. Мишкой назвали. Сейчас ему  уже  тридцатник доходит. Строительный институт закончил, правда,  больше за сына Семеныч учился  да хлопотал. Семеныча в институте знали, он там лет пять на кафедре преподавал, пока в строительство не подался, чтобы прокормить семью. По специальности Мишка  не работает,  хоть руки у него золотые и сноровка  отцовская.  Но парень судьбу Семеныча повторять не хочет,  тот в его глазах неудачник – за копейки  на стройке здоровье гробит. Мишке нужно все и сразу, подался машинами торговать.  На глазах в барыгу превращается. Сколько раз к Семенычу  приставал, чтобы тот квартиру, оставшуюся от матери, продал, а деньги  ему на бизнес отдал.  Не  мытьем, так катанием отца добивает. Семеныч и так рад подарить сыну пустующее материно жилье.  Да только, когда Мишка попытался со своей гражданской женой там пожить, мама Семеныча в первую же ночь внуку приснилась и сказала: «Уходи, Миша, отсюда, несчастливая эта квартира».  Мишка бабушку помнил и знал, что она словами никогда не бросалась, в случае чего, с того света достанет. С тех пор живет Мишка со своей зазнобой на съемной квартире и  на отца обиду копит, что не нажил тот для наследников  ни капиталов, ни палат каменных.
      Младший, Юра,  в отличие от Мишки, - молчун. Такой же способный, даже талантливый, в  компьютерах разбирается с детства.  Учился в школе  хорошо, но в институт на бюджетное  место  не попал: баллы по ЕГЭ специально срезали, чтобы  не  пропустить. Везде коррупция..
     Вот и бьется Семеныч, чтобы  сыну на учебу собрать. Страшно сказать, сколько  каждый год  платить приходится. Да еще Юрка, глядя на старшего брата, тоже девушкой обзавелся и, недолго думая, привел ее в родительскую квартиру. Вот если бы сынок догадался, что свою пассию самому кормить и содержать надо, а не вешать на отца еще один хомут.. Куда там,  мать не надышится над младшим: у  Юрочки здоровье слабое, нельзя ему работать, рано еще, наработается после института.. А малышу-то, между прочим, двадцать стукнуло, с бабой спать ему вполне здоровья хватает.
    Семеныч сварганил себе нехитрый завтрак, поел, не чувствуя вкуса еды,  засунул  кусок хлеба в потертый полиэтиленовый пакет и тихонько, стараясь не разбудить спящих домочадцев, стал собираться на работу. Слава Богу, тошнота, напоминание от старой травмы головы, сегодня не подступала,  привычный телу озноб почувствуется потом, на улице, когда  сырой питерский ветер насквозь  пронижет старенькую кожаную куртку. 
     Ничего, выдержим. Надо жить…