О Валерии Новодворской

О Валерии Новодворской - о Прощании славянки



Новодворская все время повторяет в своей книге «Прощание славянки» о том, что каждый живущий в России, должен быть готов во всякий момент умереть, чтобы остановить нашествие тоталитаризма на Русь. Но она не отвечает на вопрос, почему повседневная, вполне мирная жизнь в России (в отсутствие внешних войн) все время требует готовности от ее граждан умереть за нее? А просто жить в России, не умирая, как живут люди во Франции, Англии и других странах Европы, получается, нельзя? Просто жить, получая радость бытия, дружа, влюбляясь, путешествуя, создавая семьи,  - этого, по мнению Новодворской, русские люди должны быть лишены в принципе, посвящая всю свою жизнь борьбе.
Такие, как она, и ее родственник «по духу» Ленин, о котором она пишет не как о величайшем (почище Сталина) палаче и убийце, а как о «талантливом публицисте» и «очень ловком человеке», имеющем к тому же «компьютеризированный мозг», делают жизнь в России такой, что в ней проще умереть, чем продолжать жить. Потому что их поиски смысла жизни, истины, требуют от человека, чтобы он умер.  Их революционная истина – смерть. Как квинтэссенция античного стоицизма – самоубийство, так смысл революционной борьбы – смерть. Революционная логика, в общем-то, мало отличается от уголовного принципа «умри ты сегодня, а я завтра».
Разве мало Россия пролила в ХХ веке крови – сначала в гражданскую, затем во времена коллективизаций и Сталинских репрессий, и, наконец, во время ВОВ, собравшей самую обильную кровавую жатву? А таким, как Новодворская все мало! Еще! Еще! Ведь Россия так и не достигла своего идеала, она не стала либеральной, демократической, толерантной к секс-меньшинствам, веротерпимой и т.п., она все никак не соответствует революционным представлениям о том, какой она должна быть, согласно западным образцам! Она еще не вся совершила самоубийство!
В России, по словам Новодворской, 5 традиций: славянская (воинская), скандинавская (вольнолюбивая), дикого поля (дикая, степная, кочевая), ордынская (поработительная всех окрестных земель) и Византийская (традиция рабства и авторитаризма). По ее мнению, в России должна остаться одна единственная традиция скандинавская (свободолюбивая), означающая готовность умереть в борьбе с захватчиком, или, в отсутствие такового, - с внутренним врагом в лице тоталитаризма. Ну, в крайнем случае, две (вторая – славянская - воинствующая). Другие традиции, по ее мнению, явились гвоздями в крышку гроба российского либерализма, и должны быть уничтожены сегодня. Таким образом, нас очередной раз призывают в последний и решительный бой. Как она хочет решить эту неразрешимую проблему? Единственным доступным для нас способом: умереть в борьбе.
«Победа в гражданской войне достигается только силой. Не обязательно силой оружия. Силой воли. Силой духа. Страна не выбирала либерализм, она и не могла его сознательно выбрать (т.е. выбор за нее должны сделать революционеры – С.С.). Речь идет о том, как его стране навязать. Я хочу, чтобы была создана жесткая конструкция экономического принуждения. То есть сзади будут некие заградотряды: все уже разрушено, можно идти только вперед (по пути разрушения, т.е. назад – С.С.). Поэтому я разрушаю сознательно и с мстительным наслаждением, как Маргарита, сжигавшая перед отлетом с Воландом свой прежний дом, свое прошлое».
«Готовы ли к гражданской войне члены моей собственной команды? Глеб Якунин, Галина Старовойтова, Марина Салье? 100 000 демонстрантов, вышедших 28 марта на Васильевский спуск, были готовы». («Прощание славянки», гл. «Все жаворонки нынче вороны»).
И ради этой надуманной схемы мы все, как один, должны погибнуть? Как до нее большевики сражались за утопии Маркса, учившего, что главный двигатель истории – борьба классов? Но чем, скажите, теория Новодворской лучше коммунячьей? Как говорил Булгаков, одна теория стоит другой. Опять эта Ленинская готовность идти на любые жертвы ради провозглашенных целей.
 В этом она, кстати, смыкается с Германом Стерлиговым, который, подобно Бармалею, заявляет: а кто не желает быть счастлив на мой манер, т.е. живя в лесу и ведя натуральное хозяйство, тот плебей, ничтожество и пр. Т.е., по Стерлигову, для народа будет лучше, если в городе будет разрушена канализация, водопровод, будут взорваны коммуникации, закроются детские сады и пр., в том же роде, т.к. это погонит народ (разумеется, помимо его воли) из вонючих городов на свежий воздух, в леса, где для него – истинное благо. Т.е. чем хуже будет для городского населения, тем лучше. Ведь Стерлигов лучше самого народа знает, где его подлинная польза (точно так же, как до этого ее лучше народа знал Ленин, видя ее в красотах социализма и мировой революции). Это те же «заградотряды» Новодворской. Так в чем же их отличие от Ленина? В целях, но не в средствах. А цель – всегдашнее стремление гордыни продиктовать, наконец, миру некую панацею, делающую его таким, каким он должен стать. На самом деле они хотят в одиночку переделать сознание 140 млн. пока живущих в России, так что же это, как ни гордыня?
В действительности, один человек реально, непосредственно влиять на ход истории, конечно же, не может. Даже Ленин в 1916 году просил продлить ему вид на жительство в Швейцарии еще до декабря 1917-го года. Т.е. он ни в какую Россию, устраивать там мировую революцию, ехать не собирался. Он и не представлял себе реальную обстановку в стране, которую ему вслед за первым революционером Петром предстояло поставить на дыбы. Любой реформатор-революционер может как-то повлиять на общество, устроить социальный взрыв, если перемены назрели, если обстановка, общественный климат в стране допускает их наличие. В отсутствие же назревшей исторической ситуации один человек бессилен. Единственное, что действительно может изменить нашу судьбу – это не политическая воля различных исторических фигур, но конкретный человек, который рядом. Он в гораздо большей степени, чем политический климат может в ту или иную сторону изменить нашу судьбу, так же, как и мы можем повлиять на - его, но судьба страны от этого не поколеблется. За исключением, конечно, судьбоносных для страны исторических моментов, которые, подобно землетрясению может вышвырнуть из своих домов миллионы людей и рассеять их по всему свету.
Но в 1917-м заслуга Ленина была минимальна. И сама его компартия большевиков, насчитывавшая к тому времени не более тысячи членов, никому не известная в России, также никогда ничего бы не сделала, если бы не великие исторические сдвиги, произошедшие в России еще в Петровскую эпоху, вздернувшую Россию на дыбу, в каковом противоестественном положении она провела последующие 2 столетия своей истории, не имея возможности ни нормально развиваться, ни вообще нормально дышать. Это мешал ей сделать стальной ошейник Петровских реформ, сдавивших ей горло. Последним усилием она направляя все свои помыслы на воплощение имперской Петровской доктрины, завоевывая окружающие земли, не имея ни малейшего понятия, что же с ними делать дальше, т.к. в державной идеологии об этом не было ни слова. Просто считалось, что приращение все новых земель – это хорошо. И хотя реальная жизнь это опровергала (например, завоевание Кавказа, длившееся 50 лет, не дало России ничего, кроме многолетней головной боли), тем не менее, никто ничего менять не собирался.
И уж тем более не Новодворской с ее командой переворачивать Россию, столько претерпевшую особенно в ХХ веке от революционных фанатиков, рождающихся на ее просторах изобильней, чем воины ислама на Востоке.
«Я еретик, я позволяю себе роскошь говорить всю правду и своим и чужим. И мне ничего не надо (кроме мирового господства – С.С.). Таких людей не любят ни свои, ни чужие. Я – волк-одиночка, мне трудно играть в команде, а команде трудно со мной. Они боятся играть со мной на одном поле. Я профессионал, а они еще робкие дилетанты» («Прощание славянки», гл. «Все жаворонки нынче вороны»).
Слава Богу, 2000 лет назад Христианство похоронило философию, ибо после проповеди Христа античным философам стало не о чем спорить с  обыденностью, любовь растворяет в себе все схоластические построения. Проповедь Новодворской и ее призывы, мол, «все, как один умрем в борьбе за это», т.е. за западные идеалы гуманизма и просвещения – к грешникам, благодаря которым  и существует на Руси сумятица все века, т.к. в России традиционно не «закон суров, но это закон», но, скорее, «закон не для праведника». Так уж она устроена, и изменить ее не в наших силах.
Христианство тоже признает жертвы во имя Христа высшим венцом, но не делает это самоцелью, как призывают революционеры. Потому-то, в христианстве нет ваххабитов, как в Исламе, сделавших жертвенность главной целью своей жизни, потому что, в отличие от философии борьбы, чьими адептами являются все революционеры вообще, и Новодворская, в частности, Христианство есть религия жизни, а не смерти.

*  *  *

Может показаться, что Новодворская борется за благо народа, чтобы он, впоследствии, осененный властью закона, вкусил покой и негу? Да ничего подобного! Боже упаси! Такое ей и в страшном сне не привидится. «И вечный бой, покой нам только снится!». Другими словами, вместо, чтоб исправлять, умягчать нравы (прежде всего, собственным примером), которым только, единственно, и можно спасти ситуацию, она призывает нас к борьбе, т.е. к новому пролитию крови, добавив к рекам ее, протекшим по России за последнюю 1000 лет, и свой посильный ручеек.
В России были разные примеры того, как по разному можно влиять на жизнь в ней и на ее менталитет. Был на русской земле Сергий Радонежский, который умягчал нравы, примерял враждующих князей, заслужив славу, как величайший поборник благочестья. И были после него, такие, как Никон, продвигавший свою никчемную религиозную реформу вполне изуверскими, палаческими методами, породив вслед за церковным расколом и раскол в гражданском обществе. И были Иван Грозный, и Петр I, «преобразовывавшие» русское общество виселицами и дыбой. И кто же из них больше продлил жизнь русской истории?..
Никон, как поборник грубого, вульгарного понимания Христианства, верил в некую магическую силу молитв, т.е. он относился к ним, почти как к заклинаниям. В связи с этим, по его мнению, в молитве нельзя было менять ни буквы, ни запятой, которые отходили бы от первоисточника, в противном случае, она потеряет свою волшебную силу. Спустя 300 лет в 1971 году на своем соборе церковь признала все эти построения как бы не бывшими, и разрешила пастве, что 300 лет до  этого запрещала, креститься двоеперстием и служить по старинным русским духовным текстам, запрещенным собором 1667 года. Т.е. признала недействительными его страшные клятвы, объявившие войну раскольникам не на жизнь, а на смерть. Правда, она не никак не оценила сам 300-летний период этой борьбы (чьи методы были словно бы позаимствованы у Святой инквизиции) с раскольниками, ведшийся церковью и государством, вынуждавших старообрядцев к самоссожениям,  уходам в глухие чащи, лишь бы скрыться от официальных пастырей, учивших их, как правильно Бога любить. И что эта вакханалия дала России? Во всяком случае, старообрядцы сумели счастливо избежать тех бед, которые буквально захлестывают сегодняшнюю Россию, некогда последовавшую за Никоном и Петром, проявляющихся в поголовном пьянстве, духовной деградации и общей потерянности, в отсутствие нравственных ориентиров.
Новодворская – продолжательница традиции прогрессивной интеллигенции XIX века, таких, например ее представителей, как Белинский, писавший в своем знаменитом письме Гоголю, что русское духовенство «никогда ничем не было, кроме как слугою и рабом светской власти», что «русский человек произносит имя божие, почесывая себе задницу».
Преподобный Сергий благословил на битву Дмитрия Донского, дав 2-х своих иноков в его войско.  Чудеса, которыми прославился Сергий, расцвет монашества на Руси после его смерти, когда монахи обживали самые глухие уголки России, дали России больше, чем все изверги и тираны, якобы, заботящиеся о ее благе, вместе взятые. Россию во многом построили монахи. Что же, выходит, всего этого не было? Или на битву с иноземным захватчиком может благословлять только партайгеноссе Сталин? Почему, по теории Новодворской, другие народы рождаются, чтобы жить, а русские – чтобы умереть?

* * *
Кстати, почему она ни разу не вспоминает о ВОВ, которую выиграл русский народ? Может, потому что это не вписывается в ее концепцию? Ведь, по ее логике, Гитлеру не нужно было особо и напрягаться. К 1941-му году, Россия в ее терминологии – была уже «труп» и «падаль». Значит, Гитлеру предстояла простая задача – этот труп закопать, а на месте Москвы, наследницы Орды, устроить озеро. Что ж не закопал? Закопали-то в результате его! Труп не может сопротивляться, а гитлеровская армия, в свою очередь,  была одной из лучших в мире, победоносно прошагавшей всю Европу, ту самую, которая так гордилась своими завоеваниями демократии и либерализма, за которые нас все и призывает умереть Новодворская. Но нам было бы не за что умирать, если б Россия, ценой огромных жертв, не остановила фашистское нашествие, вообще предполагавшее не оставить от Европы камня на камне (вспомним хотя бы заминированный фашистами в 1944-м Краков). Выходит, «труп» России спас Европу и весь мир от коричневой чумы, которую она сама победить не могла. Конечно, был и ленд-лиз, и французская эскадрилья Нормандия-Неман, и союзники по антигитлеровской коалиции, только не стоит забывать, что вступили они в войну только в 1944-м, когда исход ее был уже практически предрешен, а одна французская эскадрилья в одиночку вряд ли что-то могла противопоставить гигантской немецкой военной машине.
Весь удар принял на себя Советский Союз, т.е. Россия («труп» и «падаль» в терминологии Новодворской). Значит, что-то не стыкуется в ее теории!
«Россия досталась большевикам, как падаль достается стервятникам. Причем в этой ситуации невозможно сострадание, невозможно сочувствие, и невозможно определить, где добро, а где зло. В чем заключается больше добра, в падали или в стервятнике? Это очень сложно определить. Они сосуществуют. Это некий симбиоз. Стервятник питается падалью. Падаль ему полезна. А падали уже все равно» (Цикл «Мой Карфаген обязан быть разрушен», Лекция 12 «Свободу не подарят, свободу нужно взять»).  «Падаль» закопала противника, казавшегося на тот момент непобедимым. Самое забавное, что Новодворская сама формулирует в своем цикле лекций «Мой Карфаген обязан быть разрушен» собственное кредо, говоря о позиции левых: «…если жизнь не согласуется с моими убеждениями, то тем хуже для жизни. Они жертвуют реальностью и требуют, чтобы им сделали красиво, чтобы им сделали хорошо. Левые алогичны, левые абсолютно лишены здравого смысла» (Лекция «Парламентаризм – опиум для народа»).
Ну, не станет Россия Западом, как это хочется либералам, глашатаем которых выступает Новодворская. Не те у нее исторические и политические традиции. Россия – наследница Византии, от которой она приняла греческий Закон, а, как известно, именно религия формирует национальный менталитет, и именно такой, какой он есть сегодня, он был сформирован тысячелетней русской историей. Нельзя повернуть историю вспять.  Это как сделанная фотография: невозможно переснять уже напечатанную фотографию. Это невозможно.

* * *

Теперь - о Чубайсе и Гайдаре, о которых Новодворская пишет, как о самоотверженных людях.
Конечно, ей легко восторгаться Гайдаром, который, по его собственному признанию, был большим знатоком виски – единственного, пожалуй, предмета, в котором он по-настоящему разбирался: «Виски — это напиток, который я люблю и в котором понимаю толк» (Аргументы и Факты № 4, 29 октября 1999). Новодворская ведь не замужем, следовательно, и ни за кого не отвечает. Единственный ее идейный близкий соратник -  Константин Боровой. А вот мне, оставшемуся в 1991-м году с 2-мя годовалыми детьми на руках, и бабушкой, которая не могла уже ходить, было не до восторгов по поводу долгожданной либерализации. Единственная задача, стоявшая передо мной, была, вообще, выжить. Если до 1991-го года я зарабатывал песнями на Арбате 70-130 руб. за вечер (при средней месячной зарплате в 200 руб.), и мы могли существовать относительно спокойно, то после 1.01.1992, когда цены взлетели ровно в 10 раз, мой заработок, соответственно, и упал в 10 раз, т.к. деньги-то бросали те же, а стоили они уже в 10 раз меньше. Так единым росчерком пера Гайдар отправил меня и всю страну за черту бедности. И чтобы прийти от этого в восторг, надо очень не любить людей и очень любить свои высокие демократические принципы. Даже больше самой реальности. Т.е. проще говоря, нужно быть духовным инвалидом, такого же склада, как и Ленин (Ленин был политическим Ванькой-встанькой, но по эстетическому, художественному развитию, - плебеем), чтобы не видеть того, что реформы-то были (как и до этого все клятые русские революции) вполне людоедские. И взяться за них мог только людоед.
«Молодая обезьяна не боится тигра», есть такая индийская поговорка, так и наши младореформаторы, в силу своей младенческой некомпетентности, не боялись либерализации цен и последующей за ней 2500-процентной годовой инфляции, которая сопровождала Россию 1992-й и 1993-й годы. Еще я слышал из уст Гайдара величайшую глупость, какую мне, вообще, доводилось когда-либо слышать. В одном из своих интервью на замечание корреспондента, что, дескать, криминалитет проникает в управление промышленностью, и вообще, много ворует, Гайдар с лучезарной улыбкой ответил: «Пусть воруют, потом эти же деньги все равно к нам вернутся!» Т.е. наворованные деньги вернутся  в виде поступающего капитала в отечественную промышленность, и наступивший капитализм своими механизмами сам же все волшебным образом и отрегулирует. По словам Гайдара получалось, что вор, укравший у меня деньги, сам же обо мне и позаботится, ибо я своими деньгами сам правильно все равно не смогу распорядиться! Возвращения теневых капиталов в отечественную экономику ждут по сей день, и аналогии России 90-х с гангстерскими войнами в Америке 30-х прошлого века не выдерживает никакого сравнения, ибо Россия и Америка находятся  в разных условиях. Если в Америке мирно сосуществует большой, малый и средний бизнес, то у нас есть лишь госкорпорации, бесконтрольно качающие, подобно насосам, деньги из бюджета или бизнес, прочно интегрированный в государственные или силовые структуры. Без поддержки силовиков сейчас его заводить рискнет только самоубийца.
По поводу того же Чубайса, в котором Новодворская видит пионера реформ и который возглавил приватизацию 90-х, то общим местом стало говорить, что, по ее итогам, все крупнейшие предприятия советской промышленности приобретались по бросовой цене за сотую, а то и – тысячную долю их истинной стоимости, т.к. торги оперировали еще советскими ценами 1989-го года, которые в Ельцинской России давно не отвечали их истинной стоимости. Соответственно, и проводилась приватизация лишь среди узкого круга приближенных, и естественно не могла выполнить поставленных целей – разделить поровну советскую госсобственность между жителями бывшего СССР.
Приватизация, таким образом, обернулась бесплатной раздачей слонов. Это, не говоря уж о том, что сейчас Чубайс возглавляет Роснано, выдавая полупроводниковые разработки СССР 60-х, как свои достижения (как назло, величина p-n перехода в полупроводниках – всего 3 нанометра, стало быть, подходит под область Роснано), т.е. занимается нанотехнологиями, о которых никто не знает толком, существуют ли они на самом деле, и что, вообще, это такое?
Относительно же Ельцина, который, чтобы свалить Горбачева, возглавил оппозицию, и, якобы, подарил народу свободу, то он ведь ни одного своего начинания до конца не довел, не очень и представляя, что же это такое, свобода? Акционирование колхозных земель повисло в воздухе, т.к. не было проведено межевание на каждого едока, что обессмысливало закон об акционировании сельхозземель; либеральные реформы в бизнесе и промышленности он провалил, войну в Чечне развязал, так что не знал, как потом из нее выкарабкаться. В 1993-м разогнал парламент, став президентом «всея Руси». Потом, вследствие известной русской привычки, вообще перестал объективно оценивать ситуацию, став послушной игрушкой в руках «семибанкирщины». И так, не доведя ни одного своего начинания до конца, махнул на все рукой, и отправился на «заслуженный отдых», играть в теннис.
Тем не менее, не смотря на все эти «недочеты» Новодворская не может не восхищаться «смелостью» младореформаторов, самого Ельцина, их «дерзостью» и «бесстрашием», как провозвестников, буревестников капиталистической революции в России: «На этот раз мы зашли на Запад гораздо дальше, чем к 1917 году, и реакция будет страшной, полпотовской. Мы почти прошли наш астрал, почти разогнули яновский порочный круг, вышли в абсолютизм: явочным порядком наскоро построенный олигархический режим с либеральными вкраплениями и демократическими элементами, правда, завешенный мафиозной паутиной (перекличка с Гайдаром: мол, пусть воруют, главное, мы строим капитализм – С.С.)… И если мы сейчас опять попадем в «звездный час автократии», то до следующего Смутного времени ждать придется столетия… Ставки очень высоки и сейчас не до пустяков (пустяками, являются, как легко догадался читатель, мнение народа, выборы, закон, конституция и прочая ерунда – С.С.). Не до права народа решать свою судьбу. Ее уже решили однажды в 1918 году у нас и в 1933 году в Германии (теперь мы ее перерешим заново – С.С.). Конституционным путем… Хорошенького по немножку» («Прощание славянки», гл. «Все жаворонки нынче вороны»).
Почему Новодворская упорно не хочет видеть в действиях вороватых высших менеджеров не воровство, а либеральные ростки нового общества? Потому что ей больше не в чем их видеть. Она хватается за младореформаторов, как утопающий – за соломинку.
Ну не может стать гусенок козленком и эволюция тут не при чем. Не может стать Россия западом. Да и с чего Новодворская взяла, что на Западе нет той тошнотворной пошлости, которая ее так бесит в России? Там живут такие же люди со всеми своими недостатками, просто разница в том выборе, который когда-то сделали народы Европы и России, каждый - в свое время. Если Запад сделал шаг в сторону либеральных ценностей, личной свободы и неизбежно связанными с ней самоограничениями и самодисциплиной, которые привели к бурному росту капитализма, то русские сделали выбор, вслед за Византией в сторону принятия государства, как личностного начала, когда государство персонифицировано в каждом жителе Империи. Когда каждый житель воспринимает государство, не как некое внешнее себе политическое образование, а как часть своей личности. Это, конечно, неизбежно приводит к разладу в обществе, ибо в каждом жителе одна часть личности может восставать на другую ее часть, т.к. каждый относится к родному государству по разному. Одни, будучи патриотами, приветствуют все его начинания, другие, подобно Новодворской, будучи возмущены его беззаконием, становятся революционерами, готовыми пожертвовать ради своих политических идей всем, коль скоро, существующий строй - это часть их самих.  Все это закономерно приводит к анархии, которая, конечно же, ведет к внешнеполитической деспотии. Но, будучи внешне граждански гораздо менее свободны, по сравнению с западным миром, русские, тем не менее, внутренне больше раскрепощены, отзывчивы, бескорыстны, чем западные европейцы, и эта внутренняя свобода при традиционной житейской стесненности позволяет им сохранять свою самобытность. Впрочем, она становится все менее видна под новыми разрушающими российское сознание западными веяньями в области образования и культуры.
Ведь что такое современное западное постиндустриальное общество, в которое зовет нас Новодворская, за которое призывает умереть? Это общество, где все отношения регулируют деньги. Это жизнь в кредит под проценты, это акции, биржи, это работа на межгосударственные корпораций, банки, за которыми стоят богатейшие финансовые кланы. Что означает, например, фраза: «Биржа закончила торги в красной зоне, т.к. инвесторов испугала отрицательная динамика развития экономики США»? Кто такие эти инвесторы? Это армия биржевых спекулянтов, привыкших получать деньги из воздуха, играющие на повышении и понижении курсов акций. Это они создали вторичный рынок бумаг, т.е. акций, выпущенных под акции того или иного торгуемого на бирже продукта, объем котороых не может сегодня уже подсчитать никто. Все хотят заработать, ничего не делая, это очень понятно, это и есть тот самый ростовщический капитализм, первый толчок которому дали итальянские купцы в XIII, организовавшие 4-й крестовый поход на Византию, чьи богатства легли в основу их первых крупных состояний. Той самой Византии, разоряемой Европейцами, которую Новодворская сама признает духовной прародительницей России. Но при чем тут идеалы свободы и просвещения? Почему мы должны умереть за возможность все свое время проводить за изучением биржевых сводок? Ведь, те же европейские фермеры, реальные производители с/х продукции, на сегодня намертво привязаны к результатам торгов на Лондонской и Нью-Йоркской биржах. Они вынуждены продавать на корню урожаи будущих лет, ибо сегодняшние котировки зерна могут быть выше, чем через год, когда уже проданный урожай будет только посеян. 
Акциями на современном Западе, владеют почти все совершеннолетнее население. Это и есть те самые массовые инвесторы, добропорядочные граждане, которых современные реалии ростовщического капитализма делают спекулянтами на законных основаниях. Весь мир постепенно превращается в одно большое казино. Не случайно на биржах используются термины, принятые игроками: голубые фишки, красная или зеленая зоны, в которых окончились торги. Жизнь в сегодняшнем современном мире - это ВТО и всемирная банковская система, у истоков которой (как говорилось выше) стояли опять-таки богатейшие еврейские фамилии, сделавшие свои ростовщические состояния расхищением богатств той самой Византии, которую так ненавидит Новодворская, как символ рабства.
Но Византия никакой не символ, она просто, ослабив свою армию, не смогла постоять за себя. Дело в том, что история не укладывается, как бы этого ни хотелось некоторым, в готовые формулы и логические построения, потому что мировая история, вообще, жизнь многообразней любых схоластических построений. Есть лузеры и есть победители в каждой конкретной ситуации.  Византия проиграла в IV крестовом походе европейцам. Крестоносцы вывезли из нее много-много тонн золота. А до этого Византия побеждала своих врагов, оставаясь ведущей на протяжении веков державой мира, являвшейся держателем мировой валюты. Что с того? Это доказывает теорию Новодворской о том, что люди свободной воли некогда разрушили Империю зла? Отнюдь. Просто конкретные правители Византии проявили неприличную доверчивость и слабость, а европейцы – завидную ловкость и коварство, в конце концов, стерев ее с лица земли.
Жизнь на современном западе – это работа на богатейшие олигархические кланы, давно поделившие все земные ресурсы.  Естественно, что Россия им, как бельмо на глазу, ибо их ростовщический капитал еще не овладел 1/6 частью суши. Это растущая бездуховность западной жизни, это пропаганда однополой любви (видимо, чтобы, как говорил Жванецкий про советскую власть, «извести народ, т.е. как-то ослабить давление на почву»). Это рекордное в мире количество детей, рожденных вне брака и рекордное количество адвокатов, ибо все судятся друг с другом, родители с детьми, жены с мужьями, братья с сестрами, и это не считается зазорным. Почему мы все должны, по Новодворской, стремиться к этому и даже - умереть?
Как известно, наибольшие прибыли приносят войны, что доказали США, сильно поднявшиеся финансово в I и II мировых войнах. Первая разрушила Россию, вторую она же, путем огромных жертв смогла остановить, что в корне рознит ее с США, создавших свое современное финансовое могущество на военных заказах.
На счету финансовых олигархов, живущих на западе, управляющих сегодня миром, поддерживавших некогда Гитлера (т.к. тот сулил им военные заказы, а следовательно, сверхприбыли), человеческих жертв не меньше, чем на Сталине, создателе ГУЛАГа. Так почему я должен умереть в их поддержку? Чем они лучше коммунистов? Одни открыто развязали красный террор, вторые действовали более скрытно, но не стали от этого меньшими злодеями. По-моему, вывод ясен. Реальная жизнь на Западе не имеет ничего общего с восторженными представлениями о ней самой Новодворской, так же, как представления русских западников XIX века о Западе не имели ничего общего с самим Западом, где жили Маркс и Энгельс, Смит и Прудон, Клара Цеткин и Роза Люксембург.
 Так почему мы должны по призыву Новодворской умирать за западные ценности? Разве мало Россия пролила своей крови, освобождая Европу то от Наполеона, то от Гитлера? Испокон веку стержнем, спинным хребтом Росси было сочетание «Православие – Самодержавие – Народность». Триста лет назад Петр разрушил это равновесие, введя Синодальное управление церковью (т.к. считал, что так для России лучше), т.е. Православие выпало из триумвирата, а самодержавие подмяло под себя Народность, не оставив после податной реформы, практически, ни одного свободного сословия на Руси, положив всех в «тягло». И к чему же это привело через 200 лет? К 3-м революциям, гражданской войне, коллективизации, Сталинской индустриализации, борьбе с вредителями и космополитами, переселению целых народов, и несть числа, скольким еще другим бедствиям, - и все только за тем, чтобы реализовать Петровский план построения идеального «регулярного» общества на земле (при помощи «правильных» указов и законов).
Феномен России, падающей в бездну, - это скорее, феномен метафизический, нежели рациональный. Его нельзя остановить, сказав: «Ну и дураки же вы все!». Тут дело, наверное, в том, что Россия дает своим правителям такой объем власти, что у них просто «едет крыша», будь то Сталин или Иоанн Грозный, который готовился в случае мятежа вывезти казну в Англию. Ему начинает казаться, что он, как помазанник Божий, волен распоряжаться судьбами мира, делая свою изменчивую волю, подвластную капризу, раздражению и пр., непререкаемым законом для своих подданных. В России власть трудновменяема, т.к. это вызвано необъятностью территорий и обилием людских и природных ресурсов. Ведь известно, что, чем человек глупее, тем глупее он считает всех, вокруг себя, и тем самым становится недоступней для чужих мнений, коль скоро, все вокруг дураки.
Новодворская пишет: «За 2 года мы успели остыть и понять, что революции снизу по нашей формуле здесь не будет никогда. Народ не поднять под лозунгами социального равенства, индивидуальных усилий, протестантской этики строгого и трезвого труда, свободы победить или проиграть в жизненной игре…».
А почему, собственно, никогда? Мало, что ли, на Руси было революций? А она никогда не задумывалась, почему народ не хочет этого больше? Ведь он уже их совершил в ХХ веке целых три! Петроград – колыбель 3-х революций! Под теми самыми же лозунгами, о которых пишет Новодворская: социальная справедливость, «свобода, равенство, братство», «мир народам, земля крестьянам». Просто наши предки были слишком наивны и купились на эту туфту, выкрикиваемую большевиками, принимая ее за чистую монету. Их потомки, живущие сегодня, 7 десятилетий проведшие в «революционных буднях», к которым их призывали разные «буревестники» революции («Уважаемый Товарищ трутень,/ День наш тем хорош, что труден» (В.Маяковский)), умнее своих бабушек и дедушек, точнее, гораздо менее наивны. Казалось бы,  3 революции народ уже устроил, чего бы ни уважить тетеньку, и не устроить 4-ю? Ведь она почти 2-й Ленин в юбке! Но нет, не выходит. Опоздала родиться лет на сто. Теперь разговоры о построении коммунизма/капитализма в «одной, отдельно взятой стране» здесь больше не проходят.
А может, дело в том, что народ «наелся» того, за что борется Новодворская, призывая новую революцию, заплатив за свои революции годами советской власти (кстати, прямого результата великой российской смуты) и десятками миллионов жизней? И никто больше не верит в то, что от какой-то очередной Мессии можно ждать «свободы ни у кого не просить хлеба, свободы покаяния и ненависти к прошлому, к СССР, к коллективу, к парткому и продовольственным заказам к 7 ноября («Над пропастью во лжи», Часть 3. «Худой мир»).
 Понял он, что такое революция, походив принудительно на первомайские демонстрации, посидев на партсобраниях, и его попросту начало тошнить от любых революций и любых деятелей, с ними связанных. Что может быть проще? Неужели это непонятно? Советская власть – дитя революции – сделала лошадиную прививку русскому народу от всякой политики, и уж подавно – от каких бы то ни было новых революций. Да и чем был плох для Новодворской советский строй, в котором она выросла, и созрела, как революционер? Разве он не был продуктом революции 1917-го? С чего она взяла, что строй, порожденный ее революцией, будет чем-то лучше? Ведь ее с революционерами, учувствовавшими в свержении Российской Монархии, роднит одно – разрушение, низвержение основ с целью созидания некоего неведомого прогрессивного нового. Как будто возможно созидать, разрушая! Эта извечная квадратура круга всех российских революционеров: создавать, разрушая. Об нее в свое время споткнулся сам Петр. Он ведь проводил либеральные реформы, укрепляя рабство, т.е. его реформы двигались во взаимно исключающих друг друга направлениях. Так и Новодворская повторяет его ошибку – призывает разрушить старую жизнь, не считаясь ни с какими жертвами (в числе коих и юриспруденция, о которую она на время призывает просто вытереть ноги: «…Я хочу, чтобы была создана жесткая конструкция экономического принуждения»), во-имя утверждения идеалов, свободы, равенства и гумманизма.
 Бесы всегда смеются над своей жертвой.