Правозащитница

В доме было холодно и темно. Тепло исчезло вместе с советской властью, и неизвестно было, когда в домах появится свет, а о газе – русском или иранском  и мечтать было смешно. Маргуш прижималась к дочери, чтобы согреться, но даже в одежде, в толстых вязаных свитерах они мёрзли. Эти мохеровые свитера Маргуш привезла из Садахло. Как их не хватало тогда, в прошлой жизни! Тогда, как и все остальные жители страны Советов, Маргуш металась по крупным и малым магазинам Москвы или других городов, выстаивая в длиннющих очередях в универмагах и выдирая с прилавков нужный и ненужный дефицит. А сейчас всё, что хочешь, продают в Садахло, езжай, привози…

В тот раз на улице Маргуш подобрала несколько увесистых поленцев и они, заботливо обернув деревяшки в целлофановый пакет, обрадованно пошли в гости к Лильке, топить её печку и немного обогреться. Свою печку она так и не поставила, так было жалко прокоптить новый ремонт и кипенно-белые занавеси, поэтому случайно подобранные деревяшки Маргуш разносила по друзьям со старым ремонтом и новой печкой.
Лилька положила на журнальный столик миску с жареными семечками, больше ничего не было на угощение, и в темноте все стали увлеченно трещать семечками. Битых три часа Маргуш, сама разведёнка, слушала Лилькины жалобы про «невозможно терпеть» и уговаривала терпеть и ни в коем случае не разводиться.
– Пойми, ужасно жить в разводе! Жорик у тебя только пьёт, вылечи, не разводись! Не бьёт же!
– Ненормальная? Ещё и бить? – ошалела Лилька. Под конец, ближе к полуночи, хватились дочек, обе спали, в тепле их разморило и Маргуш стало жалко свою будить и тащить по пустынным улицам в холодный дом.

Домой она почти бесстрашно возвращалась одна, шарахаясь от голодных псов, в подъезде было темно, вообще, как всегда, «свет горел только в  здании напротив». Это предложение произносили все, у кого в доме в те годы было темно. Смешно или нет, но это было так, казалось, в здании напротив свет горел всегда.
Уже второй день свечи закончились, деньги закончились, зарплату ждать неизвестно сколько… А что делать в холодной и тёмной квартире? Надо залезть в одежде под холодное одеяло. Наконец, немного согревшись, Маргуш стала засыпать. Наверху зашаркали по паркету, это соседи вернулись домой.

Верхняя квартира была очень неудачной. Маргуш могла написать целую эпопею об этой квартире и её жильцах, но квартира у самой Маргуш была отнюдь не счастливее. Казалось, словно рок висел с самого начала над их подъездом. Первый жилец, Ерем, верхний сосед, ждал сына из армии, кажется, единственного. Сын вернулся, всю ночь и весь день наверху пели, кричали, смеялись… Через два дня сына нашли повешенным в гараже у будущего тестя. Весь дом не мог опомниться от ужаса, шептали, что он не сам повесился, но Ерем-то остался без сына. Долго пил, потом продал эту квартиру зубному врачу Шамрик, длинной, худой и сварливой женщине, приехавшей с одноногим мужем из Америки. Сама Шамрик из Америки была вынуждена уехать, так как не смогла в силу возраста выдержать экзамены на лицензию стоматолога.

Подъезд воспринял новую соседку с оттенком ожидания, но та лишь повесила над дверью тусклую лампочку и надпись на жестянке: Шамрик, врач-стоматолог.
Очень скоро пациенты пошли гуртом, всё же центр города, рядом с остановкой… А в подъезде воцарилась ужасная антисанитария: спускаясь, харкали кровью на пол, везде валялись ватки с кровью, Шамрик же ни в какую не соглашалась за ними убирать:
– Разве я виновата, что они бескультурные? – вопрошала она, перекидывая жвачку во рту и исчезала за дверью. Беспредел начинался с толерантных подъездов…
Потом её одноногий муж пропал года на два, оказывается, уезжал к брошенному когда-то сыну от первой жены, тот подлечил гангрену второй ноги от диабета, в конце концов, спас и отослал обратно со спасённой ногой и с новым протезом.  Счастливая Шамрик всем рассказывала, как американские врачи хором удивлялись таким варварским методам «лечения» в Советах. А мы удивлялись, какие мы отсталые.

Маргуш с ужасом ожидала ночи, когда Шамрик два-три раза вставала, в ночной тишине со скрежетом тащила по полу ночной горшок, звук струящейся мочи выворачивал ей слух, потом звякала крышка, но Маргуш уже долго не могла уснуть. Рано утром, часов в пять, она просыпалась от другого стука по голове, это над потолком Шамрикин муж, ленясь надеть американский протез, прыгал на здоровой ноге до туалета и обратно. И так каждый день, вернее, каждую ночь. Когда Шамрикин муж умер, стук протеза прекратился, но теперь по ночам Шамрик грохалась на пол. Пришлось больной и старой женщине отписать квартиру на племянника, чтоб было кому за ней ухаживать. Племянник Гаспар был слишком далёк от ухаживаний и забот, уговорил сестру вместо себя присматривать за тёткой, пообещав разделить деньги от квартиры после Шамрик.
Весь год сестра день и ночь отрабатывала за себя и Гаспара, а когда Шамрик ушла в мир иной, Гаспар сдал квартиру в аренду и укатил в Россию. Он же только обещал, не поклялся ведь.

Сначала квартиру снимали студенты. В первый же день ночью в кухне у Маргуш полностью обвалился потолок, все три с половиной квадратных метра. Когда обезумевшая Маргуш взлетела по лестнице и ворвалась к ним, её изумлению не было предела. Сифон под раковиной лежал на полу, а из трубы хлестала вода. Мальчики спали без задних ног после ночного выпивона. Оказалось, что они никогда не пользовались водой (?!), так как не заставали её: воду давали по часам, утром всегда спали, а вечером приходили, когда воду в районе уже отключали. Ну, а про то, что их сифон существует отдельно от мойки, может, и не подозревали.

После студентов появилась молодая пара. Соседи видели их, иногда приходила свекровь, её тоже приметили. Но материала для пересудов ещё не набралось, никто не знал, кто они и чем занимаются.
Маргуш немного отогрелась и смежила отяжелевшие веки, наверху шумно открыли дверь и зашаркали. На каблучках, быстро-быстро, шаги чуть потяжелее, и совсем лёгкие, только скрипели половицы. Трое. Наверное, свекровь. Ну, сейчас лягут, уже поздно. Маргуш укрылась потеплее и стала ждать, пока те затихнут.
Внезапно что-то тяжело упало над потолком в коридоре, раздался сдавленный женский крик и сразу же окрик, мужчина сипло орал,  она не могла разобрать слов, пришлось откинуть одеяло. Ну, конечно, матерился. «Пьяный, – решила Маргуш. Хорошо, что дочка осталась спать у Лильки, слух у девочки на месте».

Наверху протяжно заголосили, ещё удар, ещё… Бедная женщина наверху кричала от боли, повторяя: «При чём я? Что я могу сделать?» Муж орал и бил, удары были слышны через толщу земляного потолка. Другой женский голос о чём-то монотонно говорил, не переставая. И вдруг Маргуш отчётливо услышала:
– Мало бьёт, наддай ещё, чтоб запомнила уроки! Ей полагается доля, пусть требует!
Свекровь подзуживала сына! У Маргуш отвисла челюсть, невзирая на холод, она приподнялась, чтобы разобрать, что говорит эта мерзавка.
– Плачешь? А брата почему защищаешь? Мать свою защищаешь? Мало плачешь, видно, несильно бьёт! Раза два тебя проучить надо, чтоб забыла свою грязную мать с братом!
Маргуш лишний раз обрадовалась, что живёт и без мужа, и без свекрови, но и чужую боль поди выдержи! А выдержать было невозможно, она закрылась одеялом, чтоб не слышать, лучше бы она тоже осталась у Лильки, но наверху продолжали наносить удары, жена вставала и снова падала, казалось, прямо ей на голову. Что-то зазвенело, наверное, зеркало… там в комнате Шамрикино трюмо стояло…

Ещё не представляя, что предпримет, Маргуш решительно вскочила, клацая зубами, в темноте быстро и ловко натянула на себя шерстяные рейтузы, самострочную телогрейку, пошарив, схватила со стола шапку. Из кухонного шкафа при свете луны нашла большую мамину скалку, давно ставшую ненужной. Не дай Бог, чтоб сегодня пригодилась, скорее, она придавала уверенность.

Из окон подъезда с побитыми стёклами продувало все этажи и на площадке царил пронизывающий уличный холод. Крадучись, «бесстрашная» Маргуш, пугливо озираясь, поднялась на четвёртый этаж, сердце её колотилось от страха и ужаса. Минуту постояла перед дверью, побои не прекратились, за дверью слышались плач, монотонное бормотание старухи, мужской непотребный мат.
Ночной звонок неожиданно громко засвистел птичкой на весь подъезд.
– Кто? – прогавкал муж.
– Подожди, не открывай, – встряла свекровь. – Убирайся в спальню! – скомандовала она.
Испуганная Маргуш замерла, не находя в себе силы ответить. Что скажет? А вдруг и её начнут битьЮ особенно, если перехватят скалку! – только сейчас подумала она и, сжав скалку, неожиданно громко, на весь подъезд закричала:
– Мы вызвали милицию, сейчас будет! А ты, дура, разводись! – и быстро сбежала вниз.

Дверь наверху отворилась как раз в ту минуту, когда она вбежала в свою квартиру и неслышно заперлась.
Муж остался в комнате, а встревоженная свекровь топталась на площадке, пыталась вычислить, из какой квартиры посмели её беспокоить. Пробормотав какие-то угрозы, пошла обратно.
Маргуш вслушивалась в ночные звуки, в спальне и в комнате повозились ещё немного и всё смолкло. Видно, её неожиданный визит и угроза с милицией сломали им кайф. А может, устали и сами захотели спать.

Свернувшись калачиком, Маргуш долго лежала с раскрытыми глазами, чтобы получше расслышать, что там происходит, но было тихо. Так  и не заметила, как заснула.
Она уехала через несколько дней в командировку. Вернувшись, первым делом стала выяснять у соседки, кто живёт над нею.
– Молодая пара жила, они съехали, говорят, развелись и разъехались. Сейчас студенты живут, – тараща глаза, шепотом сообщила соседка, – говорят, муж заставлял жену потребовать свою долю из родительского дома, ему были нужны деньги, чтобы завести своё дело, а жена никак не соглашалась. Говорила, родители живут с братом, продавать квартиру не собирались, а денег выкупить у дочери эту злосчастную долю не было. Вот и развелись, – затараторила соседка.
– При живых родителях долю требовали?
– А что тут такого? Ей же полагается! Красивый парень был, зря развелась, дура она…

Маргуш медленно поднялась к себе. Наверху громко играла музыка, были слышны смех, танцевали... Войдя в дом, она увидела, как раскачивается люстра и подумала, что надо позвать электрика, пусть снимет эту люстру к чертовой матери, пусть останется только одна лампочка, всё равно круглые сутки света не видать …