От кошмара можно пробудиться

Я приехал сюда совсем недавно, но мне ужасно здесь не нравится. Да и кому понравится такое место — вся планета словно плоская, никакого рельефа, как будто бы она специально была выровнена и покрашена в грязно-серый. Земные пустыни и то живописнее, хоть я и не был ни в одной. В городах, под защитными куполами, хотя бы жить можно, здесь тщательно очищается воздух, жители пытаются что-то высаживать. Причем уточню, именно «что-то», потому что по результату совершенно непонятно, что они хотели вырастить. Но все-таки какая-то безысходность у них парит в воздухе, заразительная и для приезжих.

Разве думал я о таком, когда с блеском защищал свои работы, выделяясь среди всех выпускников особыми амбициями, особым рвением. Для того, чтобы быть журналистом, по моему мнению, именно это необходимо. Хотя такое наивное мнение было у меня лишь поначалу.  Разочаровался я быстро. Никто мне сверх важных задач не поручал, а чаще просто запрещали заниматься чем-то более интересным, чем новости какого-нибудь дальнего района.
Поэтому я не устаю гоняться за «сенсациями», будь они на самом деле лишь расследованием дела о неутилизованном мусоре или известием о такой феноменальной вещи как двойня. Да, такое мало кому интересно, зато это дает мне деньги, а значит имеет смысл, по крайней мере для меня. Хорошо хоть меня определили в отдел бытовых новостей. Все же безопасней криминального.

Я ни на что не рассчитываю, но все-таки хочу верить в то, что когда-нибудь мне повезет. Ведь я не  лишен честолюбия... Да что там! Несмотря на разочарования, я жажду успеха, признания, да и высоких материальных поощрений.


Все началось, когда я увидел одну странную женщину, медленно идущую по улице. Наверное то, что тогда екнуло у меня, заставив подойти к ней, и называют интуицией, которую, впрочем, я у себя не замечал ни разу. Видел я ее со спины, странность была одна, но очень весомая. Она была седая. За всю свою жизнь я ни разу не видел седой женщины, только в фильмах, и на древних фотографиях. С современными технологиями избавиться от седины можно в одну секунду. Некоторыми модуляторами внешнего вида это делается даже автоматически, вместе с одеждой. А действительно, если задуматься; теоретически, седину можно оставить. Но это как-то...Не принято, что ли. Не мне судить о женской моде, о их запутанных принципах, но другого аргумента, кроме как «не принято», я не нахожу.
Я не знал, как ее лучше окликнуть, поэтому просто подбежал к ней, и уже было хотел по-дружески положить ей руку на плечо(хоть это было и немного слишком), но за секунду до этого она остановилась, и резко повернулась лицом ко мне. Я изумился еще больше, увидев на ее лице черные очки. (Даже глупо уточнять, что медицина давно уже в принудительном порядке лечила глазные болезни.) Признаться честно, я заметил еще одну деталь, но сначала не придал ей значения, о ней скажу позже.
Я замялся. «Кхэм... Госпожа, я тут...» - мозг мой судорожно думал, как сгладить впечатление ненормального, подбегающего к незнакомым людям на улице, которое я, должно быть, произвел на старушку, и тут меня осенило! Вопреки всей журналистской изворотливости и обычаю никогда не говорить прямо, которому нас упорно учили, я решился объяснить все как есть, хуже уже не будет.
«Знаете, я репортер, недавно на этой планете. Здесь все достаточно обыденно и скучно, но когда я увидел вас, почувствовал, что вы отличаетесь от тех, кого я здесь успел повстречать. Боюсь задеть ваши чувства, так как понимаю, что это связано с чем-то личным, но, как репортер, я просто обязан спросить вас насчет вашей слепоты. У вас ведь своя, особенная история, не так ли?». Я проговорил все это на одном дыхании, боялся, что если меня прервут, я совсем не смогу объясниться. Однако она, похоже, ничего не собиралась говорить тогда, сейчас также повисла пауза. Она стояла и молчала напротив меня, на ее лице была грустная улыбка. Вдруг ее рука потянулась вверх, к лицу. Я, словно зачарованный, смотрел, как она снимает свои черные очки.
Я остолбенел! Стоял и смотрел на нее, в ее глаза; казалось, так может пройти целая вечность. До сих пор не могу даже и предположить сколько времени я простоял, до того, как она заговорила. «Старый дом с садом, завтра в 7 вечера» ,- вот все, что она сказала тихим, немного скрипучим голосом. И исчезла из виду.

У нее были ненормальные глаза. Они были фиолетовыми, цвет в них постоянно переливался, из фиолетового в розовый. Это было красиво, но вместе с тем и очень пугающе. Линзами это быть не могло. Не бывает у линз такого сияния. Я бы скорей подумал, что она — некий неведомый гуманоид, если бы знал о существовании таких.
Весь вечер меня мучили эти странные глаза. Вид их никуда не девался из моей головы. Еще когда она ко мне поворачивалась, на сером фоне окружающего я видел этот мелькнувший яркий цвет. Но решил, что показалось.
Стало понятно и то, почему она так быстро повернулась на мои шаги: слух ведь у слепых острее обычного.
А еще мне предстояло разобраться, что это за старый дом с садом. «Описание, конечно, так себе. Мало ли тут старых домов. А садов здесь и быть не может, что за глупость...» - думал я, засыпая.

Днем следующего дня я отправился в центр города. Еще утром я попытался разузнать что-то у распорядителя гостиницы, в которой я остановился, но тот проигнорировал мой вопрос трижды, сказал, что очень занят и буквально убежал от меня. Странно, а ведь сначала он мне показался таким вежливым.
Я решил заглянуть в центральное кафе, разузнать что-нибудь у хозяина, с которым успел уже познакомиться ранее, тот-то уж точно в курсе дел города.
Этот добродушный человек радостно поприветствовал меня, однако после моего вопроса и рассказа о подозрительной реакции распорядителя, заметно помрачнел. «Немудрено, что он поспешил от тебя отделаться, ведь он очень суеверен, а место, которое называется «старый дом с садом» у нас считается ой каким недобрым. Сада никакого там, конечно, нет, но был больше века назад, и весьма красивый. А дом действительно древний. Опасно туда ходить. Говорят там живет какая-то старуха, но она редко появляется здесь, а когда появляется, мало кто решается к ней подойти, ее избегают. Говорят она жила здесь очень-очень давно, но никому не понятно, почему она живет так долго. Я ее первый раз увидел, когда был еще ребенком, и с тех пор она никак не изменилась!»
Он объяснил мне где находится этот дом, но несколько раз предупредил меня, что мне лучше туда не ходить. А я сидел и думал, какая у них интересная ситуация получается. Как необразованные средневековые сельчане объявляли одиноких женщин ведьмами, так эти люди избегают ту странную старушку, даже не пытаясь разобраться. Проходят века, времена меняются до неузнаваемости, а люди похоже нет.

Дом этот никак нельзя было перепутать с другими. У него была слишком странная конструкция для нашего времени. Я плохо разбираюсь в Земной истории, но этот был похож на здания, изображенные на стилизованных исторических картинках, которые я видел в детстве.
Я неуверенно прошел сквозь силовое поле, окружавшее дом. Обычно на частные дома их не делают, если есть общее, городское. Это поле долго потрескивало после моего входа. Старое, значит.

Она открыла дверь, еще до того как я подошел. Открыла, и не говоря ни слова, ушла вглубь дома. Я поспешил за ней. Свет горел в только одной из комнат, так что я понял, что мне именно туда. Это была просторная и удивительно уютная кухонька, обставленная под стать дому, по-старинному. Шипел чайник, она что-то готовила. Тут у меня защемило на сердце, так мне было хорошо и уютно. Вечно занятые родители отправляли меня к бабушке, когда я был совсем маленьким. Хотя сейчас я ее не помню, но знаю точно, тогда я ее просто обожал. Когда бабушки не стало, мне никто не сказал об этом. На мои вопросы не отвечали. Я понял все лишь потом, большая часть воспоминаний была утрачена. Здесь я почему-то почувствовал себя как тогда, в детстве.
Я лишь молился о том, чтобы эта женщина не сняла очки. В них она казалась обыкновенной милой старушкой.
Она налила чаю, поставила передо мной чашку, села напротив. Мы сидели молча. Она вновь улыбнулась той грустноватой улыбкой и воодушевленно произнесла «А ведь вы первый человек, который заговорил со мной за последние десятки лет! Вы даже не представляете, как я этому рада.»
Неужели, неужели все именно так?! Я даже и не вспоминал об эффекте, который на меня оказала наша первая встреча, эта женщина теперь вызывала у меня такую симпатию, такую душевную теплоту, что мне стало страшно за нее. Не общаться с людьми десятками лет? Что же с ней такое?

Ее звали Марта. И я хочу передать ее рассказ не потеряв ни слова.

«Мой рассказ не будет слишком долгим. И Вас, наверное, удивит то, что я буду рассказывать только про определенный период, но для меня с тех пор время остановилось.
У меня была большая семья. Отец увлекался историей Англии 16-18 веков, поэтому приехав сюда с мамой, пообещал выстроить для своей семьи красивейший особняк в английском стиле. Он, вообще, был большой эстет и интеллектуал. Зарабатывал немало и собирал антиквариат, поэтому этот дом был прекрасен не только снаружи, но и изнутри. Когда родилась я, дом был уже похож не на жилище, а на исторический музей. Отец ненавидел гаджеты, хотя и занимался ими по работе, так что многих удобств мы были лишены по его воле. Однако о защите своего родового гнезда он позаботился, поставив самую продвинутую и прочную защитную систему. Детей нас было пятеро. Мы были очень дружны. У меня тогда была старшая сестра, Джейн, ей было 25. Мне было 20. Еще были 10-летние близнецы-сорванцы Сэм и Сид и 5-летний Петер. Мы жили спокойно и размеренно. Вы, скорей всего, не поверите, но тогда, 2 века назад, на этой планете кипела жизнь. Природа была прекрасна, у нас никогда не бывало зим, а во дворе этого дома росли чудесные вишневые деревья...

Так вот, в свободное от работы время отец сидел у себя в кабинете и читал книги. Мама сидела с младшими, учила их. Мы с сестрой работали в собственной оранжерее. Наша фирма по выращиванию цветов и лекарственных растений была известна даже на других планетах. К сестре приехал ее приставучий поклонник. Он был ужасно надоедливый, но все-таки был мил своей искренней наивностью. Он постоянно ошивался в нашей оранжерее, разглядывая цветы и расспрашивая о них сестру.

Моя жизнь потеряла смысл в один приятный солнечный день.

Отец повел младших гулять в парк, а я, чтобы не мешать сестре ворковать со своим ухажером, договорилась пойти с мамой за водой из источника. Это был особый источник, вода из него защищала от многих вредных волн, и очень благотворно влияла на наши растения. Я не слышала, чтобы где-то была бы вода, похожая на эту. Источник находился в нескольких километров от нашего города.
Мы шли вдоль реки, наслаждаясь свежим воздухом. Ничего не предвещало беды.
Но вдруг, далеко позади прогремел взрыв.
Мы знали, что вблизи нашей маленькой планетки идет война. Отец нередко зачитывал вслух последние известия о ходе военных действий. Но ни у кого и в мыслях не было, что она может коснуться нас. Мы были нейтральной зоной, нам была обещана неприкосновенность.
Мама сразу поняла, что происходит, схватила меня за руку и крикнула не своим голосом «Бежим!». В тот момент мне стало так страшно! Не из-за войны, а из-за того, что я поняла: сейчас мы можем умереть. И я, и мама. Нас просто сотрет. И бежать бессмысленно. Никто не знает, где будет следующий взрыв. Никто не знает, как оно убивает, как защититься.
Ноги не слушались. Вдалеке, я видела таких же как мы, безысходно бегущих куда-то людей. Мы уже подбежали к источнику, когда прогремел впереди второй взрыв. Мама что-то мне кричала, ныряя в воду, под мостик, над источником. Я была уже в воде и собиралась нырнуть за ней, но глаза мои были прикованы к взрыву. Это было самое красивое и страшное зрелище, какое только можно себе представить. Я видела как вздымается яркий гриб, снизу немного желтый, а сверху ярко розовый. Видела, как от него, стремительно отходит сине-фиолетовая волна. Как она приближается ко мне, все ближе, проходит сквозь меня, сбивая с ног в воду. После этого я потеряла сознание.
Когда я пришла в себя, первое что я услышала — был голос мамы. Я заплакала от счастья. Однако от нее я узнала, что мы — одни из немногих, кто спасся. Все наши родные попали в эпицентр взрыва.
Я же потеряла зрение. Наши жизни чудесным образом спас источник, но мы не могли радоваться. Было слишком горько от потери близких.
На всех остальных жителей, не попавших в области поражения взрывами, подействовала та ужасающая синяя волна. Это было сродни лучевой болезни. Они не прожили долго.
От мамы я узнавала, какой стала планета, какой стала я.
Мы не знали как жить. Наш дом... Он как ни странно стоял почти не поврежденным. Спасибо папиной защитной системе, которая, по воле случая, так никого и не спасла.
Мы ловили радиосигналы, пытаясь узнать хоть что-то, какие-нибудь новости. Так выяснилось, что нашу планету использовали для испытаний нового вида оружия. Считалось, что выживших нет. В суматохе боевых действий о нас забыли, просто не стали учитывать, вот были люди, вот не стало людей. Замяли.
Год за годом маме становилось все хуже, от горя, от старости или от остаточных эффектов взрыва, я не знаю. Я старалась ей помогать, но поначалу привыкать к отсутствию зрения было так тяжело. Однажды ее не стало. Она не хотела почему-то, чтобы я присутствовала при ее смерти, поэтому ушла. Потом, один из тех, кто еще оставался жив, рассказал мне об этом.
После этого, я не могла заставить себя жить. Мне не хотелось. Не было смысла. Я бы и не выжила, ведь земля ничего не давала, она была сожжена, она стала такой, какой остается до сих пор. Но отец был предусмотрителен, у него был запас питания на многие года. Но еды мне теперь почему-то требовалось в разы меньше, чем раньше. Я следила за временем. Замечала что живу уже немало, а тело почти не меняется.
Через 50 лет с того случая, сюда вновь прилетели люди. Они  строили дома, заселялись, благоустраивали все. А я следила за всем изнутри. И не выходила. Я боялась их и боялась, что они испугаются меня.
Годы шли, и я мало-помалу начала выходить из дома. За едой. Пыталась поговорить с кем-то, но люди видевшие мои странные глаза, действительно пугались. От моих седых волос отпадала любая краска. Я отстранилась ото всех. Знала, что жизнь моя уже не будет такой, какой была раньше, никогда. Два века, которые я прожила к этому моменту, старея в несколько раз медленнее обычного человека, залечили мои душевные раны, но я не пытаюсь изменить свою жизнь. Многие горожане даже и не знают о моем существовании. Я слышала, что они иногда считают меня призраком, потусторонним существом.
Мне и самой не понятно зачем я живу, и как я могу жить, ничего по сути не делая. Наверняка я должна была умереть тогда, со всеми вместе. А теперь я лишь оболочка, ходячий труп, который жив только прошлым.
Спасибо Вам, что дали мне возможность рассказать вам все это. Теперь мне стало легче.»
Из под черных очков потекли обычные человеческие слезы...

Услышав ее историю, я твердо решил, что смогу помочь ей. Изменю закат ее жизни, чтобы она вновь почувствовала себя окруженной людьми, которые не будут ее отторгать, зажила полной жизнью. Но я знал и как дорого будет стоить ошибка. Сделав что-то не так, я обреку  исстрадавшегося человека на муки вечных расспросов, внимания прессы. Уж мне ли не знать, какими жестокими могут быть мои коллеги. Я объяснил все это ей. Она мне не верила. Она говорила, что уже ничего не поменяется. Но все же в ее голосе слышна была неуловимая нотка надежды. С ее согласия, я решил привлечь к ее истории внимание общественности.
Не буду утруждать описанием всех моих действий. Я собрал все нужные факты, узнал все детали. Выяснил и кто дал приказ на эту дикость — испытание бомб. Разоблачение военных преступлений было чрезвычайно популярной темой. Это была сенсация такого масштаба, о котором я не мечтал даже в самых смелых фантазиях. Но теперь все было по-другому. Я забыл о своей жажде славы. Я знал, зачем я это делаю, знал, что моя главная цель — помочь.

Прошло несколько лет. Я на похоронах. Марты. В руках приглашение и письмо, написанные ее рукой. Теплые слова прощания. Она лежит и улыбается. Я справился со своей задачей, успел. Она была счастлива.
Дом ее теперь совсем другой, он открыт для всех, в нем всегда много людей. Она известна в городе, все ею гордятся. Благодаря тому, что все узнали ее историю, постоянно прибывает гуманитарная помощь. Планета преображается. По настоянию Марты была организована экспедицию по поиску того источника. Вода в нем и правда невероятно чудодейственная. Теперь я верю, что там смогут выращивать все, что захотят. И вишни тоже.

Оглашают завещание. Дом с близлежащими окрестностями теперь будет приютом, для всех, кто в нем нуждается. Приютом имени всемирно известной Марты.