Дачное детство

Маки... Розовые, белые, пестрые... С темноватой серединкой и свежей, постепенно набухающей коробочкой в центре, из которой, высохшей к концу лета, я вытрясу в чашку со слоником немного черных сухих семян. Их, когда наберешь достаточно, можно есть ложкой. Бесплатное детское лакомство в эпоху застоя...
Маки на даче росли все лето, появляясь в непредсказуемых местах. Их резные, чуть мохнатые листья и стебли никто не выдергивал. Никто не держал в голове слово опий, никто не пытался его добыть из сочных головок и стеблей. Маки росли свободно, и только в конце 80-х на дачных участках стали вдруг появляться среди бела дня мутные личности, которые неизвестно зачем обрывали яркие растения. Никто еще не понимал, для чего. Но садоводы стали истреблять маки, не по воле милиции, а так, на всякий случай. И в чашку с красным слоником больше нечего стало собирать.
Детство подходило к концу. Беззаботное, лишенное страхов. Когда мы не боялись пить свежую воду из скважины и, ежедневно гуляя по лесу, не подхватили ни одного клеща. Время, в котором нигде не спрашивали паспорт, ни одной рамки не было ни на одном вокзале, а про террористов никто не слышал.
Но времена менялись.  Дедушка скоропостижно умер, бабушка часто плакала и потеряла былую энергию. А дача на 771 км из совсем недавно ухоженной и обустроенной их стараниями, стала постепенно приходить в упадок. Бабушка как могла вела хозяйство,  прожила еще 24 года и оставила дачу мне. Я же предательски продал полуразвалившийся домик на участке, заросшем травой...
Дачный сезон в моем далеком детстве каждый год начинался 1 мая. Накануне я обязательно ночевал у любимых деда Вити и бабушки Вали, страдая бессонницей в предвкушении поездки. Утром мы медленно шагали на электричку. Одноногий дедушка с палкой отставал от нас. Купив билеты, долго стояли на платформе. Проходящие тепловозы, волокущие длиннющие составы, обдавали нас теплом и сотрясали платформу. Я зажимал уши от невыносимого шума, и огромный дракон-тепловоз грузно шагал передо мной, обдавая дымом из огнедышащих ноздрей.
Запрыгнув в электричку, я через полчаса оказывался в лесу. Лес - та стихия, которой в детстве я посвятил первые поэмы. Эти примитивные тексты не сохранились. Но духом леса было пропитано мое нехитрое детство. На даче прогулки по лесу становились лучшими моментами жизни. Огромные сосны создавали приятную тень,  в траве кокетливо пряталась земляника, а скрип дедова протеза позади вселял спокойствие и уверенность. В детстве, живя на даче, я каждый день с кем-нибудь из взрослых совершал круг по лесу. Обязательно заходили на станцию и считали вагоны проходящих товарных поездов... Особым праздником были прогулки на залив Волги. Дедушка эту далекую  дорогу не осиливал, и ходил я с родителями. Чаще же они не спеша прогуливались, а я наматывал вокруг них круги на детском велосипеде.
Залив иногда чистый, временами заросший ряской, возникал перед нами, как на картинке, в окружении густых зеленых берегов. И по сей день это одно из самых живописных мест во всей округе. На заливе мы с отцом ловили рыбешку, улов редко превышал 4-5 штук. Но это были прекрасные часы покоя, азарта и умиротворенности...
На дачном участке мне нравилось меньше. На майские праздники он скупо встречал нас многолетним зеленым луком  и едва проклюнувшимися листочками щавеля. Я грыз последний, предпочтя его луку.... А летом участок, хотя и одаривал нас щедро своими плодами,  был слишком солнечным и жарким. Иногда я прятался в густой малине, но тянуло больше в лес...
На день победы уже вовсю белели яблони и вишни. Лето приближалось. По просохшим аллеям я гонял на велосипеде. Велосипед и лес прекрасно сочетались. Гонять по тропинкам было одно удовольствие. Все пространство от поселка Васильево и до залива открывалось велосипедисту, надо было только приложить усилия и крутить педали.
Велосипеды словно росли вместе со мной, сменяя друг друга. Сначала Зайчик с приставными колесами, потом Школьник. Его, дефицит, достал для меня сосед по даче Семен Яковлевич. Позже появилась складная Кама, умещавшаяся в салон Запорожца... И, наконец, мопед, уже после смерти деда. Мопед сильно шумел и вызывал недовольство дачников, так что я предпочитал быстрее уехать за ворота. Иногда приходилось удирать от хулиганов или собак. Так что это не слишком комфортное транспортное средство довольно быстро было продано.
Бабушка и дедушка с соседями по даче дружили. Особенно ценились вечера, когда, собравшись с ними на аллее, мы сидели вокруг костра. Все - пожилые, молодые, дети. В золе пеклась долгожданная картошка. Ее надо было разыскать среди углей и откатить в сторону какой-нибудь палкой. Беседы велись допоздна. Перемазашись золой, мы чистили, солили картошку и любовались тем, как низко над горизонтом разгоралась красноватая луна. Соседи расходились, костер остывал. Все казалось таинственным и загадочным. Луна была чужая и висела не на своем месте. Пауки на веранде в ее кровавом свете вылезали из щелей и принимались за работу. Перед сном мы с бабушкой выходили посмотреть, чего они там наплели. И наступал сон, глубокий, как звездное небо...
Если не спалось, бабушка часто рассказывала одну и ту же историю, как она в 30-е годы поплыла искать счастья на Сахалин. На Сахалине служил ее брат Анатолий, позже погибший на войне. В его честь был позже назван мой отец.
Бабушка плыла в трюме корабля, а затем ее приехал встречать брат на военном катере. Главным потрясением для нее стало то, как она не могла перебраться на этот катер в бушующем море. Какой-то военный сбросил ее с то ли с лестницы, то ли с трапа на палубу катера, подгадав момент его сближения с кораблем...
Что интересно, и моя вторая бабушка Лидия Леонидовна также побывала на Сахалине, правда позже. Ее пребывание там отметилось рождением моей мамы. А второй мой дедушка служил морским офицером и немного повоевал с японцами...
Вот ведь как совпадают дороги будущих родственников даже в такой большой стране. И чем прельщал Сахалин девушек того времени?
Уж не знаю, что хорошего нашла бабушка Валя на Сахалине. Уже и не вспомню, где и как, по ее словам, к ней сватался знаменитый пограничник Карацюпа. Но с будущим мужем, моим дедом, она познакомилась уже в Казани.  Бабушка, родом из Калуги, до войны жила в Москве у тетки, а в годы войны вместе с заводом была эвакуирована в Казань. Дедушка, коренной казанец, после ранения был демобилизован и работал в своем городе. Они поженились в 45-м, не дожидаясь окончания войны, и жили вместе, пока смерть деда их не разлучила.
Дедушка дачу любил. Летом, когда не был в отпуске, он приезжал к нам после работы на электричке. Мы с мамой или бабушкой всегда встречали его на станции. Мне от деда часто доставался какой-то гостинец. Помню, с каких-то совещаний он часто привозил обкомовские творожные сырки, совсем не те, что продавали в магазинах.
Будучи в отпуске , дед часто отдыхал в Васильевском санатории, но каждый день приезжал ко мне на дачу, и мы играли в карты.
Несмотря на то, что он был без ноги, он практически все строил сам, даже крышу дома крыл, залезая на конек. Вместе с моим отцом они построили эксклюзивный железный сарай с душем и туалетом. Я, будучи школьником, в меру сил помогал им пристраивать к дому открытую веранду, прибивал доски.
А однажды мы с дедом за два дня построили курятник, этакую будку с дверью и окном, высотой в метр. Сначала, сидя в этой будке, я играл в продавца табачного киоска, и продавал деду его же папиросы. А затем, глядя на соседей по даче, родители купили мне трех цыплят, и они все лето жили в курятнике, постепенно превращаясь в курицу и двух петушков. Когда мы уезжали с дачи, этих кур брали с собой в город, и они жили у бабушки в ванной. А в конце лета отдали их соседям на съедение, ибо девать их стало некуда, а сами мы их есть не смогли бы.
Конец августа был грустным временем. Начиналась учеба в школе. Созревал шиповник, и его колючие плоды становились последним даром отшумевшего лета. И мы прощались с дачей, чтобы, как всегда, снова встретиться с ней 1 мая.
Казалось, так будет всегда. И я даже не задумывался, как немного таких встреч нам отмерено. Детство испарялось...

2013