Зевок

   Малодумов зевнул. Зевок получился вкусный, протяжный, с подвыванием. Такие зевки очень заразительны: в груди тех, кто оказался поблизости, возникает, постепенно нарастая, томительное напряжение, губы кривятся в тщетной попытке остаться сомкнутыми, но, в конце концов, пасуют и рот раздирает неудержимая зевота. В такой момент весь дружный коллектив очевидцев напоминает хор им. Александрова, исполняющий «Дубинушку» на торжественном концерте, посвященном Дню защитников Отечества. Впрочем, Малодумов находился в собственном кабинете один и потому выступал соло. По причине безлюдности, для пущего удовольствия, хозяин кресла не удосужился конфузливо прикрыть рот ладонью и тот зиял черной дырой. На упитанном, гладко выбритом лице раззявленный рот смотрелся Пятигорским провалом, за осмотр которого Остап Бендер, как известно, продавал билеты.
 
   Это был длительный, как вой пожарной сирены, зевок, сначала на протяжном вдохе, затем на выдохе и когда Малодумов выжал из грудной клетки остатки воздуха, процесс зевания подошел к концу. И надо же случиться такой подлости: в самое последнее мгновение, когда челюсти уже готовы были удовлетворенно сомкнуться, в пока еще открытый рот влетела шальная муха. В тот же миг Малодумов со стуком захлопнул рот и сделал глотательное движение. Сработал условный, вырабатываемый годами, рефлекс чиновника: все, что попало в пределы досягаемости, следует хапнуть. То есть муху он проглотил бездумно и только потом осознал всю неприятность происшедшего. С детства Малодумову — школьное прозвище Тупой — родители, учителя и настенная наглядная агитация внушали, что муха — источник заразы. Об этом же пел в песне Петр Мамонов с группой «Звуки Му», а Петру Николаевичу Малодумов верил безоговорочно, хотя за давностью лет смысл песни запамятовал, в голове осталась лишь эта фраза. По всему выходило, мухоглотателя ожидают серьезные неприятности в виде лихорадки, расстройства стула и даже — в случае, неоказания своевременной помощи — возможного летального исхода. Жертва воздушного терроризма попыталась отхаркнуть насекомое. Тщетно, в плевке мухи не оказалось, вероятно, она провалилась в самые недра желудка. Малодумов представил, как источник заразы плещется в лужице желудочного сока, подобно Федорову Конюхову, переплывающему на яхте Атлантический океан, и ему стало нехорошо.

   Решив не пускать дело на самотек, чиновник расстелил на столе свежий выпуск городской газеты и, обреченно вздохнув, сунул два пальца в рот — испытанный метод очищения желудка. После этого вооружился шариковой ручкой и тупым концом принялся ворошить извергнутую на передовицу массу. Среди измельченных и полупереваренных кусочков завтрака, мухи не оказалось. Повторная попытка сунуть пальцы в рот, успехом также не увенчалась.
 
   Пригласив по селектору секретаршу, Малодумов сослался на внезапное недомогание, отменил все намеченные встречи и приказал отзвонить водителю, чтобы тот подал машину к входу — поедет домой. В персональном BMW, покачиваясь на мягком заднем сидении, чиновник напряженно прислушивался к внутренним ощущениям. В животе было щекотно.

   — Вот мерзавка, — гневался чиновник, — нет, чтобы сидеть тихо, коли в теплое местечко попасть сподобилась, так она променад устроила, обживается, зараза.

   Дома Малодумов переоделся в пижамную пару и, нацедив из кулера воды в стеклянный графин, выпил залпом два литра жидкости. Несколько раз подпрыгнул на месте, трижды пробежался трусцой по квартире, чтобы хорошо перемешать содержимое желудка и направился в ванную комнату. Заткнул пробкой сливное отверстие и, уже привычным движением, сунул многострадальные пальцы в рот… Мухи не было.
 
   — Наверняка переварилась, — с облегчением подумал Малодумов, — а крылышки и лапки мелкие, их без лупы и не разглядеть.

   С сознанием выполненного долга страдалец улегся на диван и попытался задремать после тяжких трудов. Ему почти удалось, когда Малодумова из дремы вырвало приглушенное жужжание. Оно доносилось из недр организма. Предположительно, все еще из желудка. Кроме того, вновь появилось чувство, что внутри него бегают, цепляясь острыми коготками за слизистую оболочку пищеварительного органа.
 
   Спалось плохо — неприятные ощущения усилились и приобрели постоянный характер, да и чувство мурашек возникло по всему животу.

   — Не иначе эта крылатая паскуда оказалась беременной. Отложила во мне яйца, те, попав в тепличные условия, скороспело вызрели, из них вылупились личинки и теперь червяки ползают у меня внутри, — покрываясь холодным потом думал бедняга. — Мало того, не имея выхода, они достигнут половой зрелости и начнут спариваться. И этот процесс бесконечен. В итоге я превращусь в мушиный инкубатор. Интересно, сколько потомства приносит муха в одном помете? А сотня мух?

   Утром на Малодумова было жалко смотреть: темные круги под глазами и осунувшееся лицо, мало напоминали еще вчера цветущего госслужащего. Жена, сунувшаяся было с вопросом и одернутая грозным рыком — Малодумов почему-то устыдился факта поедания летучего насекомого, — немощной тенью безмолвно скользила по квартире. Позвонив на службу, чиновник сообщил, что уходит на больничный лист и отправился в общегородскую поликлинику: проклятая стыдливость мешала обратиться к ведомственным медикам. В поликлинике, побывав — и удивив своим визитом небожителя простых эскулапов — поочередно у терапевта, гастроэнтеролога, инфекциониста и непонятно из какой блажи у травматолога, Малодумов в итоге был направлен на консультацию к психологу. Тот внимательно выслушал, задумчиво постучал молоточкам по собственным зубам и успокаивающим тоном произнес, что печалиться уважаемому, мммм, Сергею Петровичу совершенно нет нужды. Мол, желудочный сок — среда агрессивная, содержит соляную кислоту, и муха давно и благополучно переварена и удалена естественным путем из организма. Вместе с гипотетической заразой.

   Высокопоставленный пациент согласно покивал головой на слова полудурошного — решил он про себя — доктора и подумал, что он-то сам знает, что муха никуда не делась и даже успешно плодится.

   Не добившись желаемого освобождения от работы, Малодумов вышел из поликлиники, растолкал задремавшего в ожидании шефа водителя и, угнездившись на сидении, хмуро буркнул:

   — На работу.

   В приемной, вопреки предполагаемой болезни начальника, терпеливо томились посетители. Прошествовав в кабинет, хозяин вызвал секретаршу и вызверился:

   — Ты для чего столько демоса скопила в предбаннике?

   — Сегодня у Вас приемные часы, Сергей Петрович, — виновато пожала плечами помощница, — а Вы не отзвонили, что Вас точно не будет. Вот народ и надеялся.

   — Ладно, приглашай.

   Просители, а был чиновник, помимо прочего, еще и депутатом городской Думы, говорили о своих проблемах, жаловались на произвол чиновников разного уровня, искали содействия в улучшении жилищных условий. Голоса их звучали отдаленно, смысл просьб не доходил до сознания депутата: громкое жужжание, словно в животе, как в улье, клубился рой рассерженных пчел, глушил все посторонние звуки. Малодумов с подозрением косился на посетителей, но те старательно делали вид, что ничего необычного не слышат. Успокаиваясь, Малодумов принимался почесываться: непрошенные квартиранты не только летали внутри организма, но и ползали, прогрызали ходы в кишках-печенке-селезенке.

   Следующий день был субботним. Лениво проснувшись около десяти часов утра — спалось на удивление хорошо и покойно, — мужчина спустил ноги на пол, слушая квартирную тишину. Субботними утрами жена, стараясь сохранить в прежнем формате расплывающуюся фигуру, усиленно занималась джоггингом. Сергей Петрович к причудам супруги относился снисходительно, про себя называя это: «моей кобыле и ипподром не нужен, в парке занимается трусцой бегает». Сам Малодумов считал, что отсутствие талии и внушительный живот, нависающий тыквой над брючным ремнем, не делает его менее привлекательной личностью, в чем неоднократно убеждал себя, отдыхая в загородней баньке с молодыми красивыми прелестницами.

   Внезапно взгляд, до этого фиксирующий привычную обстановку, замер на теле хозяина. Кожу на животе, руках и ногах усеивали черные точки, отчего Малодумов стал походить на ожиревшего далматина. Точно такие угревые черные точки были на лице молодого Малодумова в пубертатном возрасте. Долгие часы Сережа провел перед зеркалом, выдавливая эти сальные пробки из пор. Память тела сработала, и руки сами потянулись к животу. Ногтями больших пальцев мужчина сдавил черную точку. Раздался едва слышный хруст, и наружу выступила капелька светло-желтой жидкости. Таким же манером он расправился со второй, третьей, четвертой точками. И тут, с одновременно возникшим распирающим чувством — Малодумов вскрикнул от боли, — точки дружно принялись увеличиваться в размерах, одновременно выдаваясь над поверхностью кожи. Будто после теплого летнего дождя проснулась грибница. Сергей Петрович уцепил ногтями одну из черных шляпок и потянул. Та легко оторвалась, оказавшись при ближайшем рассмотрении мушиной головкой с перламутрово мерцающими выпуклыми глазами.

   Последующие несколько минут мужчина старательно отрывал торчащие из кожи головки. Вскоре пол у его ног оказался усыпан кареглазыми «черепами» — подумал Сергей Петрович — молодых мух. Остановился Малодумов, только когда заболели пальцы.
 
   Тем временем точки продолжали увеличиваться в размерах. Вот показалась верхняя часть туловища с передней парой лапок. Помогая выбраться из плена малодумовского тела, мухи упирались лапками в поверхность кожи — Малодумову показалось, что он слышит, как насекомые пыхтят от усилий. Освободилось одновременно с десяток насекомых. Они сидели, охорашиваясь, потирали лапками, чистили глаза, расправляли прозрачные крылышки. Сергей Петрович с силой хлопнул ладонью по бедру, однако не попал: мухи с жужжанием взлетели и закружились над головой «инкубатора». Процесс «вылупления» приобрел конвейерный характер, как на заводе японского автопрома «Тойота». Малодумов проковылял на кухню, отыскал мухобойку и принялся с остервенением шлепать себя по телу. Мухи с видимым удовольствием приняли эту забавную игру и то садились на Сергея Петровича, то взлетали дружным роем.

   Когда хозяйка квартиры вернулась после утренней пробежки, она застала мужа сидящего в одних трусах на кровати и яростно хлещущего себя мухобойкой. Тело суженого покрывали красные пятна от ударов.

   — Сережа, что случилось? — всполошилась благоверная. — Зачем ты себя истязаешь?

   — Не видишь, перед баней тренируюсь, как правильно париться? — с хмурым сарказмом отозвался Сергей Петрович.

   Следующий день принес новые неприятности. Мало того, что рождение насекомых продолжилось с первыми лучами солнца, но вдобавок тельца раздавленных в коже Малодумова мух на жаре начали быстро разлагаться, и тело мужчины покрылось язвами, истекающими желто-зеленым гноем. Несчастный пожиратель источника заразы понял, что внутрь его организма проникла не обычная комнатная муха, по-латыни Musca domestica, а неизвестный науке вид. Вероятно, это была самка и, обосновавшись в желудке человека насекомое-паразит, наподобие муравьиной или пчелиной матки, основало комбинат по производству потомства. Помочь могли только радикальные меры: надо было добраться до матки и умертвить ее.

   Жена, заглянувшая из кухни в комнату, чтобы позвать Малодумова завтракать, увидела, как Сергей Петрович, сидя на супружеском ложе, яростно кромсает свой живот маникюрными ножницами.

   Вызванная женщиной «Скорая помощь» доставила страдальца в Приемный покой городской больницы, откуда, не мешкая, его на каталке препроводили на операционный стол. К счастью, порезы оказались неглубокими: полный решимости Малодумов не успел добраться до внутренних органов.

   На третий день после операции Сергея Петровича перевели в психоневрологический диспансер. В одноместную палату. Где бывший депутат городской Думы продолжает безуспешно бороться с мухами, регулярно вылетающими из его тела.

   Возможно, это простое совпадение, но в то лето родной город Малодумова подвергся нашествию полчищ мух.