Харита или ложь романтического двоемирия

Харита вошла в автобус и немедленно принялась декламировать вслух модернистские стихи. Ошарашенный водитель даже забыл потребовать с неё плату за проезд.

Харита легко спрыгнула с подножки и заскользила по чернеющей на заснеженном тротуаре гладкой полоске льда, укатанной ногами мальчишек. Гуляющие на бульваре дети разинули рты, увидев немолодую даму за таким легкомысленным занятием.

Харита жила в западной части столицы на втором этаже невзрачного старого дома, в квартире, которая была просторной и светлой, когда у хозяйки было хорошее настроение,  и тесной и негодной, - если та была сердита или тосковала. В квартире уютные коленкоровые корешки иностранных книг по-доброму глядели с высоких полок, пятнистая кошка деловито вылизывалась на куче белья, возвышавшейся на письменном столе.
Когда Харита около полудня появлялась во дворе с расписной сумкой, пухлой книгой или ещё каким-нибудь  столь же диковинным предметом в руках, соседки посылали ей из своих окон да палисадников колючие взгляды: «Ишь ты: такая молодая, живёт одна, целыми днями занимается чёрт-те чем, на работу не ходит!» Действительно, Харита уже несколько лет получала пособие по безработице. Но в юности она, говорят, целых четыре зимы преподавала в одном провинциальном вузе. Тогда в университетском мире была мода сваливать начатки самых разнообразных знаний в общий котёл с чарующим названием «культурология», - и эту самую культурологию её поставили читать первокурсникам. Она не обладала преподавательским талантом, но студенты любили её больше, чем других её коллег, потому что она единственная из всех интересовалась их маленькими, но очень животрепещущими проблемами. Когда Харита не была «в ударе», её лекции превращались просто в чаепитие с разговорами «за жизнь», - в маленьком вузе не было никаких проверок или отчётов, никто посторонний не интересовался тем, что же на самом деле происходит за дверьми аудиторий. Но Хариту всё же выгнали с этой работы – за демонстративный отказ от участия во внутрикафедральных интригах. Она легко оставила ветхий провинциальный город и вернулась в родную столицу. В том городе она обрела только дружбу бывших учеников и знания о современных молодёжных субкультурах.

Тогда я и познакомилась с Харитой… Впрочем, пардон, на самом деле её звали вовсе не «Харита», а… Да сама не помню: я видела её удостоверение личности всего один раз, мельком. Да, в общем, и неважно, что именно было написано в её удостоверении: всё равно она сама считала сведения во всяких официальных бумагах ненастоящими. «Паспортные данные: имена там, места жительства и какое там у человека социальное положение, - всё равно ничего не скажут нам о самой личности, - говорила она.  – Даже фотографии в документах не всегда похожи на живое лицо этого человека, а содержимое анкеты и подавно не отражает его сущность! Вот у древних народов всё было разумнее: у них все имена были, что называется, «воплощённые». Ты знаешь, что такое «воплощённое имя»? Это такое имя, которое имеет прямую связь с твоим характером и судьбой. Мои родители дали мне неправильное имя, никак не отражающее моей сущности. А теперь я выбрала себе имя сама. Харита – древнегреческая богиня любви и красоты, - по-моему, как раз подходит. А на ту ерунду, которая прописана у меня в документах, я больше откликаться не буду! А если кто-нибудь и придерётся, что у меня в документах одно, а в жизни другое, что я скажу? Я скажу: эти придурки из статистического бюро сами виноваты, что не дали мне зарегистрировать моё истинное имя официально. Им, видите ли, не нравится, что в списке утверждённых в нашей стране имён Хариты нет! Ну, может, у них в списке и нет, зато в природе есть! Пусть сами откроют любую книгу по античной мифологии и убедятся! А ведь я запросто могла бы потребовать от них, чтоб мне изменили имя на что-нибудь, чего в природе вообще не бывает – что я сама выдумала!»
Да, такова была Харита: ей было гораздо легче и приятнее выдумать что-нибудь самой, чем мучительно наводить справки о том, как оно бывает в «реальном» мире. Она могла бы доказать каждому, кто только согласился бы её слушать, что единственный двигатель прогресса в мире – фантазия ищущего свой путь индивидуума. Ей были тесны деревянные рамки правил, суконные требования правдоподобия.
«Что поделать, если меня вообще не устраивает эта планета, решительно всё на ней, от географии и исторических закономерностей до экономического устройства и политики?»
«Тогда приходи к нам в анархистский кружок!» – звали её перебравшиеся в столицу друзья из бывших студентов, в ответ на жалобу про экономику и политику.
«Да куда мне! - скромно отказывалась Харита. – Мне там всё будет непонятно. Я же ваших Прудонов да Штирнеров не читала!»
«Всё равно заглядывай! – звали бывшие студенты. – Читала – не читала, какая разница! Ты одним своим образом жизни уже сможешь подать для наших пример. Не каждый убеждённый анархист способен быть настолько независимым от этого несовершенного мироустройства, как ты!»
Но Харита чаще предпочитала оставаться дома, с кошкой, с книгами и со своими мыслями.

***
Я познакомилась с Харитой, в общем, случайно. Точнее, первой познакомиться со мной захотела она: сперва остановилась в переулке послушать мою игру на гитаре, потом, когда я закончила песню, захлопала в ладоши и принялась расспрашивать о музыке, а после задушевного разговора ей стало неловко подавать мне деньги, - хотя на асфальте лежала кепка с тускнеющими внутри монетами. Харита просто пригласила меня на ужин.
Мне, по правде говоря, со вчерашнего вечера не терпелось попасть в тепло гостеприимного чужого жилища. Накануне я поругалась со своим тогдашним кавалером – самопальным рок-музыкантом, для которого музыка была в первую очередь средством пропитания, а не самовыражения. Потеряв терпение от несправедливых упрёков, я выбежала из его квартиры вон, громко хлопнув дверью, а вернувшись утром, обнаружила, что истеричная мамаша, без раздумий вставшая в нашем скандале на сторону сына, уже выкинула мои вещи за порог, а некоторые побросала в камин. У меня погиб взятый в библиотеке сборник зарубежных рок-песен с нотным приложением; меховая шапка и конверт с деньгами сгинули неведомо куда. Так что в тот тусклый январский день, когда со мной познакомилась Харита, я могла назвать своим имуществом лишь расхлябанную гитару в руках да одежду на своём теле. (Самой  приметной деталью моего пострадавшего при ссоре наряда были нелепые красные штаны, почти не защищавшие от студёного ветра).

Квартирка Хариты сперва показалась мне тесноватой и ветхой. Окна были занавешены, и казалось, что это вовсе не человеческое жилище на втором этаже, а подземная берлога или наскоро переоборудованный под жильё подвал. Кошка смерила недовольными глазами мою озябшую фигуру и бросила на хозяйку сердитый взгляд: «Кого это ты ещё привела?» Запылённая нагая лампочка на длинном шнуре покачнулась без ветра: «Тревога! Чужак в нашем мире!»
- Садись, поешь! – и Харита распахнула приветливо скрипнувшую дверцу холодильника.

- … Гора раскололась надвое, и человек вошёл в мир скрытых жителей. Девушка поднесла ему рог с пивом.  – Голос Хариты был тих и глуховат, но гром посуды, доставаемой с полки, всё равно не заглушал его.- А человек возьми и сдуй с него пену. «Мудро ты поступил, - говорит ему хульдра. – Если б ты отпил глоток, ты бы никогда не вернулся в мир людей, а остался в наших горах навсегда!»
Хозяйка раскладывала немудрёную еду по двум тарелкам, спокойный глуховатый голос не умолкал:
- Усадили скрытые жители человека с собой за пиршественный стол. И увидел он в блюде с мясом маленькое красное пятнышко, и отказался есть. «Мудро ты поступил, - вновь говорит ему хульдра. – Если бы ты отведал нашей пищи,  - остался бы ты с нами навсегда и не вернулся в мир людей!»
- Ну а я, как видишь, не хульдра, поэтому мой ужин ты можешь есть без опаски! – улыбнулась Харита и поставила передо мной мою порцию. Кошка мигом спрыгнула с полки на стол, приземлившись прямо перед моей тарелкой, и потянула нос к дымящемуся рису…
- Смотри-ка, она тебя признала! – указала Харита и пояснила. – Я живу одна, поэтому не запрещаю кошке разгуливать по обеденному столу. А при гостях она обычно сама прячется. Хотя какие у меня гости? Разве что соседка зайдёт иногда, но это вообще малоприятная особа.
Была ли тому причиной рассказанная моей новой знакомой легенда о человеке в мире таинственных скрытых жителей, или переутомление, вызванное долгим стоянием на январском ветру и тяжкими ссорами, - но с каждой отправляемой в рот ложкой кушанья пространство вокруг меня изменялось. Комната становилась выше и просторнее, и уже была не такая ветхая. На потолок я не поднимала глаз, но готова была поклясться, что к низко висящей лампочке на шнуре теперь прибавилась не одна пышная многосвечная люстра. Да и сама Харита, кажется, изменилась (или это я сперва плохо рассмотрела её?). Она сделалась как будто бы краше лицом и величественнее в своих движениях – настоящая повелительница Сокрытого мира! И стало как-то несущественно, что в руке у повелительницы не скипетр, а тряпка для посуды, а на плечах вместо мантии побитая молью кацавейка…
Дальнейшему превращению кухни в потаённый дворец помешал раскатистый хриплый звонок в дверь.
- Вот, принесло кого-то! И наверняка ведь моя соседка, будь она неладна! Небось, опять пришла ругаться! А у меня сегодня уже сил нет на такие разговоры!... Йанни, будь другом, открой дверь, и если это она, скажи, что меня нет дома.
Мне пришлось немного повозиться с замком на облупленной входной двери без глазка. Женщина, стоявшая на коврике на лестничной клетке, действительно оказалась соседкой моей новой приятельницы.
- А хозяйка-то где?
- А её нет. Вы хотите ей что-то передать?
- А ты ей кто будешь? Племянница, что ли?
- Типа, да…
- И надолго у неё?
- Как получится.
- Ой, милая, не завидую я тебе с такой родственницей. Она же как есть сумасшедшая, наверняка даже на учёте где-нибудь состоит! Нигде не работает, чёрт-те чем занимается: книжки какие-то странные читает да песенки поёт. Ты смотри с ней поосторожнее. Так-то она вроде тихая, но кто ж её знает: вдруг она тебя отравой накормит или ножом ткнёт. Как есть чокнутая, ей же потом за это не будет ничего. Ну, нет её, так я как-нибудь потом зайду… А ты подумай, что я тебе сказала, и с тёткой своей будь поосторожнее. Ты-то вон только сейчас к ней приехала, а я столько лет с ней прожила, я лучше знаю… - и соседка удалилась в свою квартиру.
Харита поблагодарила меня, когда я вернулась на кухню:
- Ты меня так выручила! Ну понимаешь, бывают такие соседи: ты, вроде бы, ничем им не мешаешь, а они считают своим долгом совать нос в твою жизнь…
- Я это даже слишком хорошо понимаю.
- Да она так не только со мной – она всем вокруг себя указывает, что и как им думать. В предпоследний раз я с ней знаешь, из-за чего ругалась? Она внучка своего потащила к врачу: он придумывал себе сказочных приятелей, когда ему не с кем было играть. Неужели она не знает, что у маленьких детей это обычнейшая вещь; ей-богу, как будто у неё самой детства никогда не было! Хотя, пожалуй, что и не было… Ой, тебе же, наверно, спешить надо: скоро перестанут ходить городские автобусы…
Для меня настал подходящий момент взять гитару, весь вечер пролежавшую в углу кухни,  и уйти: бедняцкая гордость не позволяла рассказать новой приятельнице, что спешить мне на самом деле вовсе некуда. Но мне представилась закрытая наглухо дверь квартиры теперь уже бывшего возлюбленного – колючий снег под бордовыми фонарями в переулках – продуваемый сквозняками зал ожиданий на безлюдном вокзале… И за окном вьюга…
Харита опередила меня:
- Или, может, переночуешь? Куда тебе, в самом деле, на ночь глядя в такую погоду? А я всегда рада хорошим гостям. Было время – я такие пиры закатывала… Тебе завтра рано вставать?
- А Вам-то как? Вы же, наверно, работаете?
- Ошибаешься, друг: я сейчас в свободном полёте. Так что мне рано вставать не приходится; разве что на биржу труда отметиться раз в месяц…
Оказывается, вздорная соседка не возводила напраслину на мою знакомую, когда сказала, что та «нигде не работает»! Вдруг и остальные её слова тоже окажутся правдой? Со дна разомлевшей в тепле души стал струиться предательский стальной холодок. В самом деле, как вышло, что для нестарой и нехворой на вид женщины не нашлось в столице совсем никакой работы? И отчего она живёт одна, слоняется днём по центру города, а своим гостям рассказывает за ужином странные легенды? Я уж не говорю о том, что у нас в столице не принято приглашать в гости первого встречного… Как, кстати, и принимать приглашение первого встречного. А я сваляла дурака, поддавшись на искушение горячим ужином в квартире, про владелицу которой мало что знаю. Ну, разве эта квартира – зачарованный дворец? – Убогая халупка, прямо-таки вопиющая о том, что хозяйка не желает заниматься ни ремонтом, ни даже простой уборкой, где кладовой служит лестничная площадка, а спальным местом для домашних животных – обеденный стол! Краем глаза я стала примечать, куда Харита кладёт ополоснутый в раковине кухонный нож. Я украдкой ловила взгляд хозяйки, ища в её спокойных серых глазах отблеск безумия. Я следила, чтоб приготовляемое мне на ночь ложе было не слишком далеко от двери, чтобы успеть спастись из логова помешанной…
Нет, пусть лучше здесь снова будет зачарованный дворец! Всё вздор, что наговорила непрошеная баба на пороге! Я слишком устала за эти дни, мне надо отдохнуть, - и пусть судьба позаботится в эту ночь о неприкаянной музыкантше!
Мне снилось огромное неприветливое офисное здание с жёлтыми панелями и нудная, обречённая перебранка с кем-то темнолицым в сером костюме…
В час моего пробуждения в окно светило жиденькое январское солнце. Харита курсировала между кухней и своим кабинетом с какими-то листками и чашками.
- Проснулась?  С добрым утром! Ну как, снилось что-нибудь? А я чайник поставила. Мы с тобой чаю попить успеем? В котором часу тебе выходить?
И вот – я поглощаю чай с бутербродами на кухне (которая в белом свете низкого солнца ещё больше похожа на заброшенный дворец), глажу кошку у себя на коленях и вспоминаю давешние беспощадные слова бывшего возлюбленного о том, что у меня нет гордости, что я даю купить себя за миску еды, за призрак уюта… А Харита тем временем расспрашивает меня, где я живу… И над моей эфемерной гордостью берёт верх честность…

Словом, как вы легко можете представить, квартира Хариты стала моим приютом. У меня появились свои ключи; я помогала мыть посуду и выносить мусор; я ходила ругаться с соседкой, если Харита что-нибудь писала или читала в своей комнате или была не в духе. Когда скромное пособие по безработице у моей благодетельницы кончалось до начала следующего месяца, я без лишних разговоров брала гитару и отправлялась в многолюдный центр города…

Тут читатель, наверно, спросит меня: А где, в конце концов, этот город? В какой стране? Хотя бы часть света подскажите: ну, там, Европа, Америка… А разве вам так важно это знать? Всё равно вы сами не познакомитесь с Харитой, так что сведения о её месте жительства для вас бесполезны. К тому же, как я уже сказала, Харита по большей части не в реальности, а в каком-то собственном мире.
В принципе, наше знакомство могло бы произойти в любой стране, где платят пособие по безработице и где есть западная цивилизация. Хотя – почему только в них? Такие люди, как Харита, наверно, найдутся в абсолютно любом обществе и в любой части света.

***
В марте Харита сделалась нервной и молчаливой. Она с утра подхватывала под мышку унылую пластмассовую папку, набитую листками с печатями, и убегала, наскоро вывалив в кошкину миску сухой корм и не притронувшись к чаю и бутербродам. Приходила она около семи часов вечера – и тотчас принималась за уборку, после которой пол комнаты оказывался покрыт вынутым из углов и дальних ящиков хламом… Она больше не рассказывала легенд. Она вообще почти перестала со мной общаться, а на мои осторожные вопросы о том, что у неё произошло и не могу ли я чем-нибудь помочь, рассеянно ворчала: «На этих крючкотворов бумаги не напасёшься», «Ничего хорошего в этом учреждении нет», «Если все будут ходить на работу – кто же тогда будет заниматься самым важным?» Больше ничего добиться от неё было нельзя. Из этого я сделала вывод, что у царицы из потаённого Дворца начались проблемы на бирже труда. Денег в доме действительно стало меньше, а задолженности по квартплате, к тому же, недобро подросли.
Соседка, которая и прежде неохотно здоровалась с нами, теперь при нашем появлении во дворе демонстративно отворачивалась.

***
Однажды рано поутру я проснулась от того, что  не могла понять, есть ли в комнате кто-нибудь, или никого нет. Оказалось, Харита в этот день тоже встала гораздо раньше обычного и теперь бродила по квартире: то входила в комнату, то выбегала прочь. В руках у неё были листы бумаги: такое зрелище за последние недели стало для меня привычным. (Харите пришлось доказывать на бирже труда своё право на пособие по безработице, и она постоянно что-то заполняла и заверяла). Но сегодняшний лист бумаги она держала не с брезгливостью, а бережно, как новорожденного котёнка.
Харита заметила, что я не сплю, остановилась возле моей постели, улыбнулась:
- С добрым утром, Йанни! Смотри-ка: я ночью сочинила одну вещицу, а закончить не могу. Вот послушай:
«- Ты что сидишь и смотришь в небеса?
Ложись-ка спать! Уже глухая ночь,
а скоро над землёй затеплится рассвет,
и ты с утра проспишь свою работу!»

«-Я безработный!»

«- Всё равно ложись!
Обязаны все люди ночью спать,
и это так устроено от века».

«- Есть в мире вещи поважнее сна».

«- Господь с тобой! Да разве это важно:
смотреть в седое небо за окном,
в заплёванном и зябком закутке
ногами упираясь в подоконник?
Тебе ведь неудобно здесь сидеть!»

«- А я не здесь».

«- А где ты?»
«- В мире грёз.
Там, где иные странные созвездья,
живые и свободные миры.
Иные существа: без имени, без долга
и даже без судьбы…
                Я к ним хочу!
Я с ними вечно по ночам общаюсь.
Мне тесны рамки глиняного мира!
Я ухожу!»


Стихотворение было ночным, серьёзным, ямбические строки слегка тяжеловесны. Но пока Харита читала, комната вокруг неё становилась всё светлее и просторнее и с каждой новой фразой (так мне казалось) возносилась на всё более высокий этаж.
- Вот,  - закончила чтение Харита. – «Я ухожу!» - а дальше ни с места. Там должна быть ещё пара строф, концовка какая-нибудь, - а у меня не получается. Что и говорить, не везёт мне сегодня!
«Её могут вот-вот лишить пособия по безработице, - а её больше всего беспокоит, что у  неё плохо выходят романтические стихи!» - удивилась про себя я. Но вскоре мне стало ясно: то, что Харита вновь начала сочинять,как раз и означает, что она нашла выход из своей житейской проблемы. Если к человеку вернулись творческие силы,  - он будет способен преодолеть трудную ситуацию; а может быть, трудности сами собой исчезнут от голоса вдохновенного сочинителя…


***
Сошёл снег, раскрылись почки, по вечерам сумерки были уже не удушающе-глухими, а просторными.
Харите наконец удалось утрясти свои взаимоотношения с биржей труда; её квартира вновь превратилась в дворец, а сама она вновь стала рассказывать мне про жилища таинственных существ в холмах и под валунами  - и даже петь. Я пыталась аккомпанировать ей на гитаре, - но она знала в основном какие-то песни, которые были не известны никому, хотя некоторые из них явно были очень старыми. По-видимому, Харита сочиняла их сама. Их тексты не были похожи на давешнее стихотворение о сидящем у окна человеке, - и всё-таки что-то общее с ним у них было. Порой беседы и песни продолжались с полуночи до утра, - а потом Харита кормила кошку, и с первыми лучами солнца мы расходились по постелям.
Однажды утром во время такой нашей посиделки песню прервал звонок в дверь. Звонки в дверь рано поутру никого не радуют.
Харита, как обычно, попросила меня открыть.
На пороге стояла стриженая девушка. Я уже знала, кто она: она жила в соседнем подъезде, часто хлопотала вокруг деревцев во дворе и развешивала объявления о всевозможных собраниях.
Когда Харита показалась из кухни, вошедшая начала перебирать разграфлённые листы в прозрачной папке.
- Что стряслось? – У Хариты после недавних походов на биржу труда успел выработаться негативный рефлекс на любые разграфлённые бумаги.
- Мы подписи собираем… Речь идёт о нашем доме…
- Ох, не знаю… В прошлом году тоже кто-то так же ходил с бумагами: что-то насчёт гаражей или насчёт новой сигнализации, я уж не помню…
- При чём тут сигнализация! Вы разве не слушаете, что люди говорят!
- И что же они говорят?
- Ну, Вы, соседка, прямо как с луны свалились, ей-богу! Об этом уже весь район знает! Анна из вашего подъезда была у префекта… Вы разве не знаете, что наш дом хотят сносить? А на этом месте городские власти хотят построить торговый центр.
- Ничего не понимаю; у нас, вроде, нормальный дом, не мешает никому…
- Поэтому мы и собираем подписи. Конечно, дом у нас старый, - но можно оставить его на том основании, что это памятник архитектуры определённого периода. В городе таких почти не осталось ведь, всё уже посрывали. Они там, - девушка указала пальцем куда-то наверх, - говорят, будто дом в аварийном состоянии, но совсем несложно доказать, что это не так. Так что мы будем бороться.
- Пожалуй, я оставлю свою подпись.
Харита походкой сомнамбулы прошла в комнату за своим удостоверением, переписала на листок в графу данные, которые не считала нужным держать в памяти. Девушка поблагодарила и ушла.
- В древнем Египте вестников, приносивших дурные известия, казнили на месте,  - ворчала под нос Харита, запирая дверь.
Обычно Харита относилась к любым исходящим из внешнего мира напастям как просвещённый астронавт – к мрачноватым ритуалам инопланетных варваров. Коммунальные платежи, рутинные бюрократические процедуры, реформы, предписания, теленовости, - всё это было не из её галактики. Иные из этих вещей она худо-бедно терпела как необходимое зло,  - но понимать их смысл и назначение считала ниже своего достоинства. В её потаённом дворце не было места серому змею реальности...  Но сейчас этого змея нельзя было игнорировать, ведь он угрожал самому существованию потаённого дворца!

Старый дом встрепенулся, жильцы оставили взаимные дрязги и стали сообща составлять петиции, кричать на собраниях, ходить в префектуру… По мере того, как всё новые и новые воззвания к городским властям оставались без ответа – таяло количество жильцов, готовых бороться до конца. Их собрания совпадали по времени с моими репетициями (к маю меня взяли-таки играть в одну фолк-группу); у меня не всегда получалось попадать на них, - но когда я в очередной раз заглянула на собрание после долгого перерыва, многие жильцы обсуждали с наибольшим жаром уже не то, как спасти свой дом, а то, как исхлопотать взамен снесённого жилища квартиру попросторнее…
К концу месяца в рядах тех, кто противился сносу дома, осталось всего несколько человек, и самым активным была – Харита! Для всех жильцов стало неожиданностью, что их «свалившаяся с луны» соседка с головой погрузилась в бурную деятельность, пишет красноречивые обращения к префекту и организовывает пикеты. Но мне это не казалось удивительным: повелительница заколдованного дворца всегда будет до последнего защищать свою вотчину, чтоб она не сгинула среди дремучей неколдовской реальности. Снесут старый дом – исчезнет и Харитин волшебный мир, а воссоздать его на каком-нибудь новом месте будет невозможно.
- Хульдры живут в скалах и камнях, - объясняла Харита. – То есть, это только нам кажется, будто это камни, а на самом деле это их дома и дворцы. Порой такие камни оказываются в пределах крестьянского подворья. Занимает человек землю – и не знает, что на самом деле там живут хульдры. Ну и примется сворачивать с поля какой-нибудь валун, который ему мешает пахать или там прокладывать канаву. Хульдры жестоко карают всякого, ктo тронет их жилище. Ведь если сдвинуть такой камень хоть на вершок, - в нём уже нельзя будет жить… Хульдры переезжают только по собственной воле, - и то лишь в определённые дни под зимний Солнцеворот…
Теперь Харите было не до легенд. Она поднималась рано и бралась за тетрадь и ручку, - но сочиняла не звёздные стихи, а прошения.
Наступило лето; для большинства жителей города это было время безотчётной свободы, а для нас – время хлопот и тревог. О Харите вспомнили её знакомые: лёгкие, беззаботные, предвкушающие отпуск.
- Приходите к нам в театр, - говорила Харите стройная дама со змеиными серьгами. – У нас скоро закрытие сезона; будет музыкальная программа «Под крышей дома моего».
Но Харита тотчас вспоминала, что под крышей её дома сейчас происходят одни неприятности, - и вежливо отказывалась.
- Айда к нам! – звали её участники анархистского кружка. – У нас завтра последняя встреча в  этом году. Будем обсуждать книгу Макса Штирнера «Единственный и его собственность».
- Эх, ребята! – вздыхала Харита. – Мне бы сейчас хоть как-то разобраться с МОЕЙ единственной собственностью, а потом я к вам приду на какое угодно обсуждение.
У Хариты было много знакомых, но она была одинока перед серым змеем. После целого дня беганья по инстанциям и стояния в очередях она укладывалась спать со словами: «Этого не должно быть. Когда я проснусь, этого не будет».
Я уже говорила, что Харита, – как и подобает королеве потаённого замка, – была скрытна. Даже мне, – жившей в её квартире, евшей её обеды и покупавшей корм для её кошки, - она рассказывала далеко не всё об успехах и неуспехах своей борьбы. Её нельзя было расспрашивать; можно было только дождаться, пока она сама расскажет.
Поэтому о том, как безработной сказочнице удалось отстоять у властей своё жилище, я могу рассказать далеко не всё.
Пока Харита ходила по инстанциям, она оставляла незатейливое  хозяйство на меня. Мне редко удавалось сопровождать её в учреждения.
Но по вечерам, когда она сидела на кухне, обложившись сводами законов и памятками, от меня не ускользало, что её глаза вспыхивали всякий раз, когда встречали в текстах фамилию заместителя префекта. Тогда она бормотала: «Он? Не он?»
Один раз Харита взяла меня с собой… Прошу прощения, я не помню точного названия учреждения, куда обращалась моя царица.  (В те годы у меня никогда не было собственного жилья, и я плохо знала названия учреждений, занимающихся жилищными проблемами). Помню, как мы вошли из душного затоптанного коридора в кабинет с жёлтыми панелями. Там нас поджидал плотный бритый человек средних лет. Я услышала, как Харита очень тихо прошептала самой себе: «Да, это он». Глаза человека за столом при виде Хариты недобро сверкнули.

Я не поняла их разговора. И вовсе не потому, что по молодости лет не была искушена в тонкостях квартирного вопроса. Разговор вёлся вообще не о Харитином теперешнем жилище. Назывались никогда не слышанные мною имена. Вспоминались какие-то далёкие события; какая-то давняя ссора, в которой несправедливо наказали того, на чьей стороне была правда… Я слушала, как слушают речь на полупонятном иностранном языке. У меня сложилось впечатление, что бритый человек родом из того же мира, что и Харита: не из мира серого змея реальности, а из потаённого королевства. Только он, - насколько я могла понять, - был в этом королевстве не королём, а злодеем…
Долго летали по кабинету тяжкие, как снаряды, слова. Харита была внешне спокойна, а бритый человек за столом с трудом сдерживал гнев. В кабинете воздух становился всё более душным с каждой минутой… Харитин собеседник скомкал в ярости лежащий перед ним документ, швырнул в корзину… Я опасалась, что вслед за этим он разорвёт в мелкие клочки саму Хариту, но он всего лишь вынул из ящика новый бланк, размашисто написал на нём несколько строк, протянул собеседнице:
- Имейте в виду: Вы взяли меня измором. Я хорошо знаю Вас и осознаю, что Вы не отстанете от меня до тех пор, пока не выклянчите того, что хотите – но не заслуживаете. Я пойду вам навстречу в вашей проблеме, - но только для того, чтоб избавить себя от вашего дальнейшего присутствия. Мне пришлось переломить себя…


Мы вышли из тусклого кабинета на свежий воздух.
Потом Харита скупо рассказала соседкам, что «ходила, куда следует», и что там «вышел казус», но, вроде бы, «обещали пересмотреть».
Через пару дней я вспомнила один из давних рассказов Хариты о своём прошлом, отчасти проливающем свет на разговор в жёлтом кабинете.
Когда Харита была ещё не царицей потаённого царства в одном из столичных домов, а тихим опрятным преподавателем культурологи в провинциальном вузе, - в том же самом вузе был один, кажется, администратор… если не ошибаюсь, в профкоме… а может, в  деканате… короче, дверь его кабинета находилась в аккурат напротив двери Харитиной кафедры. Если верить описанию, он был плотного телосложения, с колючими глазками на пухлом лице, всегда выбрит… Я не помню, из-за чего они с ним поссорились: то ли Харита слишком дерзко указала толстому чиновнику на какую-то его ошибку, то ли этот чиновник влюбился в Хариту, а она его отвергла, - словом, после этого он стал прилагать все усилия, чтобы сделать жизнь неуступчивой преподавательницы мучением. А теперь судьба свела их в столице, и толстый чиновник настолько испугался призрака из прошлого, что согласился на его требования…
… Или не испугался, а возмутился… Как бы то ни было, через некоторое время после этой встречи решение властей о строительстве торгового центра на месте бесперспективных жилых зданий было пересмотрено. Старый дом оставили в покое. Победа осталась за Харитой.
Да, царица защитила свой дворец. Но это вышла какая-то грустная победа. С трудом отвоёванная квартира из цветущего замка превратилась в душный каземат. Даже кошка – и та приуныла, глядя на свою хозяйку. Беспечные знакомые, зовущие на свои весёлые встречи, разом куда-то подевались, Харита осталась одна.
Сперва я объясняла её состояние тем, что никто из соседей даже не поблагодарил её за то, что она в одиночку довела до конца дело, изначально бывшее совместным. Кто-то из них узнал, что заместитель префекта оказался её бывшим коллегой – наверняка они подумали, что ей ничего не стоило воспользоваться этим знакомством…
Но не людская неблагодарность расстраивала Хариту. Её огорчал сам судьбоносный разговор в жёлтом кабинете. Бывший недоброжелатель за годы не перестал относиться к  ней враждебно, и его помощь была больше похожа на подачку: «Вы взяли меня измором!» - но всё-таки он помог ей, когда именно от него зависело всё. Произошедшее противоречило законам того мира, в котором жила Харита: она привыкла, что помогать должны друзья и приятели, а враги должны строить козни. Но если враг спас её от катастрофы – как быть? Перевести его в разряд друзей? Ладно бы это ещё был обычный госслужащий, - но здесь речь шла о человеке, прекрасно знавшем, что имеет дело с царицей из потаённого дворца.
Харите начало казаться, что она допустила где-то ошибку, - или ошибка кроется в самом устройстве мира. Странными были её речи о судьбе:

- Два человека отправились к знаменитому в своей стране прорицателю. Тот сказал им: «Мне не дано знать ни вашу посмертную участь, ни участь ваших потомков. О радостях, которые ждут вас на жизненном пути, я тоже ничего не могу сказать. Но я сообщу вам, каким будет самое ужасное событие в вашей жизни. У тебя (он указал на первого, опрятного и беспечного) самым ужасным событием в жизни будет то, что салфетки в твоём пиршественном зале не подойдут к скатерти. А у тебя (тут он обратился к другому, бледному и удручённому) самым ужасным станет то, что ты за короткое время потеряешь дом, семью и родину, будешь предан теми, кого ты почитал, и погибнешь в неравном бою страшной смертью… Я всё сказал».
Те двое вышли от прорицателя. Первый был радостен, второй – подавлен.
Вскоре первый подался в политику, сделал блестящую карьеру и через некоторое время был избран властителем этой страны. На банкете в честь официального визита короля соседнего государства он недоглядел, что салфетки на банкетном столе оказались не того же цвета, что скатерть. На беду, приехавший король был неисправимым эстетом и чистоплюем. Заметив непорядок, он мигом рассудил, что его соседи – неотёсанные варвары, не знающие элементарных правил этикета, а значит, о дипломатических связях с ними на сколько-нибудь серьёзном уровне нечего и думать. Пока он правил своей страной, его отношения с тем государством с каждым годом ухудшались и в конечном итоге переросли в открытую неприязнь. Король-эстет нашёл благовидный предлог и двинулся на своих соседей войной…
Второй же человек, ходивший к прорицателю, долго мыкался в нищете и, в конце концов, решил пойти добровольцем в армию. Когда началась война, его отправили в числе первых на фронт. Враги заняли его родной город и перебили всю его семью. Его полк попал в окружение, а командование, зная о бедственном положении своих бойцов, предпочло бросить их на произвол судьбы. Нашему герою удалось обеспечить товарищам путь к спасению, но сам он погиб.
Впоследствии имя первого из этих людей стало употребляться в языке той страны для обозначения растяпы, который своими мелкими оплошностями втягивает окружающих в серьёзные беды. А имя второго стало синонимом беззаветного героизма, и ещё не одно поколение детей в той  стране хотело быть похожим на великого героя, когда подрастёт…

Я не могла взять в толк, что к чему. Такие легенды меня пугали.

- Хотя нет, - спохватилась однажды Харита. – На самом деле всё было не так. Когда два человека пришли к прорицателю, им было предложено самим выбрать вариант будущей судьбы из двух заранее данных возможностей. Более малодушный выбрал тот вариант, где самым большим бедствием было несоответствие салфеток скатерти. Так что второму – более сильному духом – пришлось довольствоваться выбором злой судьбы. Но посмертная слава о них была именно такая, как сказано.

- «Почему такой безрадостный выбор: либо гибель, либо нелепость – и в результате всё равно гибель?» - хотелось спросить мне; но я догадалась, что Харита в своей депрессии будет считать нелепостью или погибелью абсолютно любой ход событий. Теперь она просила меня петь только печальные песни…
Но однажды в начале августа Харита, сверх ожидания, вернулась домой из города радостная:
- Я встретила своих бывших студентов! Они теперь мастерят ролевые игры – молодцы ребята! Приглашали меня поехать к ним на полигон через неделю. Ну, и тебе тоже можно. Ты когда-нибудь бывала на игре по фэнтези на триста человек?
- Не доводилось…
- Вот, и я не бывала. Давай съездим, развеемся, наберёмся новых впечатлений!
Этот разговор обрадовал меня: Харита сама нашла выход из своей затяжной депрессии! Обветшавшая квартира снова превратилась в дворец, всё стало так, как должно было быть.
Через неделю Харитина кошка была отправлена к знакомым (кажется, к той актрисе со змеиными серьгами). Мы упаковали рюкзаки, заперли квартиру и выдвинулись за город.

***
Уютный сосновый лес за городом пестрел палатками. Нас с Харитой встретили румяные востроглазые существа в расшитых рубахах (как потом выяснилось, это и были бывшие студенты Хариты) с какими-то диковинными именами: одного звали Сну, а другую – не то Солнце Правды, не то Совесть Мира.
Хариту, обычно замкнутую, веселило многолюдье и суета в лагере. Она знакомилась с ролевиками, с детским восторгом рассматривала их костюмы, оружие и дощатые крепости; один раз даже помогла кому-то расписать стену.
Дышащих безнадёгой легенд о выборе злой судьбы она, насколько можно было судить, не рассказывала никому. Я успокоилась.

Пролетели три дня. За эти дни на поляне в сосновом лесу вставали и падали крепости, умирали и воскресали герои. Тролль с дубиной ночью прокрался в жилище алхимика. Юная дама бежала из высокой башни. Заколдованный принц вернул себе человеческий облик. Доблестный рыцарь уложил в поединке чернокнижника. Двое крепконогих юношей дважды сбегали в ближайший посёлок за вином. Фотограф запечатлел своим аппаратом битву. Было спето немало песен…
В последний вечер, уже после окончания игры, все собрались в лагере мастеров.
Харита молча сидела у входа в палатку. Люди вокруг костров ужинали, пили и беседовали, кто-то дёргал струны гитары. Народ наперебой хвалил игру.
- А вот мне не понравилось, - вдруг послышался от палатки хорошо знакомый мне глуховатый голос.
Все разом примолкли. Чей-то робкий тенор возразил:
- Почему-у? Хорошая ведь игра получилась!
Харита выдержала паузу. Она готовилась говорить о чём-то наболевшем.
- Вот именно, молодые люди: ИГРА! Вы называете игрой то, что – насколько я убедилась за эти дни, - составляет ваш истинный, единственно желанный, способ существования. Вам ведь было хорошо в эти три дня, правда? А почему? Да потому, что вы имели возможность наконец-то, - просто так, без всяких затруднений, - побыть самими собой. И вы каждый раз с нетерпением ждёте нового выезда на полигон – чтобы там вновь проявить свою истинную сущность. Но вы, - уж не знаю, по какой причине, - робеете отдаться ей целиком. И вы сами обрекаете себя на неудобное существование между двумя мирами. Уедете вы со своего полигона, - и куда вы пойдёте? Вот, например, этот рыцарь в жестяных латах, который сегодня утром так доблестно победил чёрного колдуна, - куда он завтра пойдёт? На работу он пойдёт! В какой-нибудь скучнейший офис, в рабство к властелинам Безрадостного Труда и Раннего Вставания. И ему нельзя будет даже ненароком обмолвиться, что на самом деле он – рыцарь! Или вот эта дама в зелёном платье с кельтскими узорами. Она в университет побежит и будет как сумасшедшая готовиться в зачёту по какой-нибудь политологии… А если кто-нибудь и узнает их на фотографиях с этой игры, в костюмах, да примется расспрашивать, - они наверняка застесняются, съёжатся внутренне и пролепечут: «Ах, это мы просто играли!» Вы сами загоняете свою истинную сущность, свои необходимейшие жизненные потребности, в дальний уголок сознания с вывеской «Игра». Чтобы люди не осудили, не приняли, не дай бог, за сумасшедших! А людям, может, наоборот, самим интересно узнать об этой вашей необычной жизни, которую вы сами себе позволяете обнаружить только раз в году в лесу! Вы не людей боитесь, а самих себя, сами от себя прячете свою сущность! Потому что в вашем мозгу есть маленький страж, которого поставило туда общество или ваше воспитание, и он не велит вам покидать так называемого «реального» мира, - ради единственного подходящего для вас мира ваших фантазий!
Я с замиранием сердца слушала эту горячечную проповедь. Мои глаза не могли оторваться от длинного ряда пустых бутылок, выросшего за вечер у входа  в лагерь. Но в стакане у моей подруги плескался лишь тусклый апельсиновый сок; слушатели были явно пьянее её, некоторые уже дошли до такого состояния, что готовы были кивнуть головой в ответ на самые фантастические утверждения. Пожалуй, мне не стоило сейчас краснеть за Хариту, - но всё равно было неловко…
Харита продолжала:
- То, что обыватели так безапелляционно называют «миром грёз», на самом деле – точно такая же реальность! Человек имеет право выбирать себе реальность по своему вкусу – и кто велит нам бОльшую часть жизни отдавать долг той реальности, которая нам неинтересна?!
- Дак ить, - подал голос один из захмелевших ролевиков, - работать-то иногда надо… Типа,  денег на игру там собрать…
- Опять «игра»! Не робейте признаться, что для вас это – самая истинная реальность, единственный возможный для существования мир! Деньги, говоришь? Да у вас в вашей реальности совершенно другая экономика, иные цены, и если бы вы не наведывались в вашу собственную реальность только урывками, а жили в ней постоянно, то проблем со сбором денег для вас бы просто не существовало. Игра, говорите? Вы доиграетесь! Когда-нибудь более неприятный вам мир поглотит вас с концами, ведь он и так отнимает у вас много душевных сил, требуя приспособления к себе! В народных сказаниях человек, попавший в мир Скрытых Жителей, остаётся в нём навсегда, а Скрытый Житель, вышедший из своей горы в мир людей, уже никогда не сможет попасть обратно. И в этом есть своя мудрость: постоянно курсировать между разными реальностями, в конце концов, вредно для здоровья! Время романтического двоемирия, если угодно, - уже прошло! Вы, современные люди, имеете полное моральное право на самостоятельный выбор своей реальности!
Взгляд Хариты был суровым, слова – гневными, но запачканная шестиместная палатка во время её речи начала стремительно расширяться, - как, бывало, расширялась до размеров дворца кухня, когда Харита в приподнятом расположении духа рассказывала легенды.
Народ вокруг молчал. То ли сказанное оказалось для них слишком сложным, то ли им нечего было к этому прибавить.
Харита поднялась и быстро пошла к своей палатке.
Ни один разговор после этой дикой страстной проповеди не клеился. Народ в почти полном молчании стал расходиться на ночлег. Я почему-то осталась у костра.

На следующее утро снимались с лагеря. Хариты нигде не было.
Может, она после своего выступления у костра сочла за лучшее уехать на первом поезде, опасаясь возможной запоздалой критики? Но не в обычаях Хариты было бежать от дискуссий. К тому же, её палатка по-прежнему стояла на поляне, и все вещи в ней лежали так, словно хозяйка выскочила на пару минут и скоро вернётся…
Вместе со мной на опустевшем полигоне остались Сну, Солнце Мира и ещё пара человек, знавших Хариту.

День клонился к вечеру, но она не возвращалась и не откликалась на зов. Все окрестности нашего полигона были за день исхожены вдоль и поперёк, мы лазили в овраг и исследовали дно ручья… А когда я сунула нос в осиротевшую палатку, я обнаружила там то, чего никто не заметил раньше: лист бумаги с крупными пляшущими строками. Очевидно, их писали ночью вслепую. Когда прихотливые изгибы почерка удалось разобрать, оказалось, что это стихи. Моя подруга в ту ночь всё же закончила то стихотворение, которое когда-то читала мне вслух в своей кухне и жаловалась, что никак не может завершить.

От мертвых сов, от вкрадчивых дождей,
от черных долгих похоронных кликов,
от слов - я удалюсь, закрою створы,
прочь из дверей да из остывших гнёзд.
Кафтан зеленых сумерек поправлю,
подамся к хульдрам в параллельный мир,
в изгои, в волки, в утилегуменны,
поставлю под сомненье все хлысты
и стану в мире вечным посторонним:
поэтом, аутсайдером, бродягой,
у магистрали севшим отдохнуть,
и стану неизвестным, непокорным
и неподвластным никаким бичам -
далёким огоньком в петле дороги:
нежданным, рвущимся из ямы вон.
Ограды захлебнутся острым светом.
И хрустнет мост. И треснет скорлупа.
Пой на ветру, внезапный огонёк!
Живи, моя подпольная свобода!
                Exit.

И ещё сбоку была приписка:

ВЫХОД
Сдёрнуть шапку с гвоздя.
Скрипнуть ручкой двери.
И сгорит деревянное солнце за красным порогом.


Мы повезли в город новость об исчезновении человека.
Домой Харита не возвращалась; квартира стояла запертой, соседи никого не видели; кошка всё ещё жила у актрисы, и никто за ней не приходил.
- Надо объявить её в розыск! – всплеснула руками встревоженная Совесть Мира.


Дежурный за жёлтым столом задал нам много таких вопросов, которые саму Хариту привели бы в возмущение:
- Значит, как, вы говорите, звали эту вашу знакомую, которая пропала?
- Харита.
- Она иностранка?
- Нет, родилась в нашем городе.
- А почему «Харита»?
- Ну, это, типа, древнегреческая богиня любви и красоты.
- Хорошо, а настоящее-то имя у неё как?
- Эй, Сну, ты помнишь, какое у Хариты в реале имя и фамилия?
- Не-а, забыл уже. Да и какой прок от её паспортного имени, если она сама на него не откликается?
- Ну ладно…  Лет ей сколько?
- Э-э… Мы точных дат не помним, мы ей в паспорт не заглядывали…
- Ну, хотя бы на вид?
- Да там, знаете, странно как-то: иной раз посмотришь – старуха старухой, а порой  - как будто ей и восемнадцати нет. У неё внешний вид меняется в зависимости от настроения.
- Цвет волос?
- Да русые вроде…
- Ничего подобного, она рыжая была!
- Нет, тёмная, скорее…
- Чудные вы, ребята! Но хоть фотография её у вас есть?
- Слушай, мы  на игре Хариту фотографировали?
- Да… То есть, нет… Не знаю… Её там поймать было почти невозможно.
- Странные вы какие! У вас человек пропал, а вы не можете про него толком сказать ничего, никаких сведений!
- Народ! А Харита вообще на игру регистрировалась?
- Вроде, нет.
- Да она почти и не играла. Её Сну привёл.
- Йанни, ты про неё должна знать. Ты же у неё вписывалась.
- Я не знаю её паспортных данных, а внешность и характер описать могу.

Хариту ждали, искали и снова ждали. Её знакомые, бывшие ученики и коллеги, с которыми она общалась до нашего знакомства, помогали искать. Кто-то не поленился навести справки в других городах. Харита не нашлась. Хочется верить, что в ночь после окончания игры она наконец решилась – и оставила здешнюю реальность во имя более желанного ей мира Скрытых Жителей и теперь рассказывает там легенды и сочиняет песни.
Трёхцветная кошка так и осталась у актрисы.
Бетонный дом на западе столицы, на защиту которого было положено столько сил, в конце концов снесли.

***
Почему я через столько лет заговорила об этом знакомстве, больше похожем на грёзу или фантазию? Наверно, вот почему. В нашем мире господствует культ принципиальности и целеустремлённости, но при этом мало кто доводит свои принципы до логического конца. (А уж творческие люди, с  которыми я по преимуществу общаюсь, и подавно). А Харита всё доводила до логического конца. Даже самым непроработанным вопросам (веками непроработанным, вроде того же взаимоотношения реальности и фантазии) она стремилась найти окончательное решение. Я убеждена, что если б таких людей, как она, было больше, то мир менялся бы быстрее и, очевидно, в лучшую сторону.


Да, если читателю интересно знать, я всё-таки вышла замуж. За парня, который играл доблестного рыцаря, убившего чернокнижника. Теперь мы живём на севере столицы, я продолжаю заниматься музыкой. Нашу дочь зовут Харита Хульда. В год её рождения в нашей стране наконец приняли закон, позволяющий давать детям любые странные имена, не сверяясь ни с какими вымученными списками.

2010-2013