Вечные сны под городской вишней

                Вечные сны под городской вишней



    Новая книга Михаила Красикова "Божья вишня" пестрит колерами, словно сама крона июньского шелковичного дерева ("божьей вишней", давшей название сборнику, нередко называют то пунцовую, то ярко-фиолетовую ягоду шелковицы или тутовника. Страницы книги, подобно листве на ветру, перекликаются и перемигиваются друг с другом несхожестью своих тем, интонаций, настроений. Как говорит сам автор, стихи "наполнены самыми разнообразными звуками и красками". Но присутствует, пожалуй, и некий общий вектор, некий авторский угол зрения, который объединяет стилистические, образные, ритмические поиски этого сборника:

Счёты свожу, в бухгалтерии совести роюсь,
Не доверяя пройдохе-уму...

это строчки стихотворения, завершающего книгу. Но эти же слова вполне могли бы звучать в заглавном стихотворении. Ибо ощущение уже найденного, твёрдо поставленного автором и в название, и в конрапункт тезиса, - это присутствие совестливости, со-вести, со-беседования с высью, присутствие этической доминанты в каждой из рифмованых или нерифмованых миниатюр.
    Важно и то, что в любом из лаконичных стихотворений этой книги, в "мысли изречённой" или проблеснувшей, в достоинствах или "недолётах" текста отчётливо проявлен человеческий характер автора "Божьей вишни". Характер штучный, особенный, многоплановый. Счастливо сохранивший детские черты. То резковато-задиристый, то рефлексирующий, то безудержно-мечтательный:

Дети живут по соседству,
Всегда по соседству...

    Или о том же, первозданном и навсегда важном, но ближе к своему сегоднешнему поэтическому ремеслу:

Как будто ребёнок
Проснулся и вскрикнул -
Рождается стих...

    Или ещё - о незабываемо первичном, сохранившем почти молитвенный статус:

Я утешусь стихом и забуду невзгоды мирские.
Только так - на небесный язык перейдя -
Вспомню я, что ещё есть просторы морские
И такие ж пространства души у меня.
Я утешусь стихом, как дитя -немудрёной игрушкой,
Погремушкой какой-нибудь, куклой, машинкой, сачком...

    Продление детства, на мой взгляд, вообще одно из важнейших качеств поэтического характера. В детстве - непосредственность восприятия мира, свежесть зрачка, ноздри, то есть дар размашистой эстетической амплитуды. В детстве - инстинкт неподкупного различения добра и зла. Мне дороги и памятны эти первородные  качества "человека играющего", не испорченного взрослостью, в лучших образцах русской поэзии. Может быть, не столько в стихах Бориса Пастернака, "награждённого каким-то вечным детством" в ахматовском посвящении. У него этот священный детский лепет становится, пожалуй, в большей мере неким методом включения и форсирования его почти стихийного музыкального дара. Наверное, ближе мне эти качества упорного и вольнолюбивого "невзросления" душевной сердцевины - у Ивана Бунина, Владимира Набокова, Арсения Тарковского, в чьих стихах верность незамутнённому истоку обретает статус именно морального императива.
    Интересны мне эти перелёты внутреннего поэтического взора, от настоящего времени ко млечному детству-отрочеству и обратно, и в строках автора "Божьей вишни":

Её бесстыдство так на стыд похоже,
В нём столько скрипок детского наива,
Что начинаешь верить потихоньку
Что так и надо, так и надо жить...

    Да, конечно, работа "бухгалтерии совести" задаёт тон многим стихотворениям Михаила Красикова, но и работа ума, не ума-пройдохи, а разума исследователя и дознавателя, сознания пытливого и эрудированного, отчётливо заметна в его текстах. Множество филологических аллюзий, речений книгочея и звуколюба присутствует на страницах "Вишни":

В моём рюкзаке -
пять томов
собрания сочинений
Шевченко.
Взваливаю на плечи
его судьбу.

    Кстати, путевой рюкзак в этой цитате, соседствующий с именем Тараса, настойчиво напоминает о ещё одной житейской и творческой ипостаси Михаила Красикова - он неутомимый, увлечённый и много успевший сделать учёный-этнограф. Создатель этнографического музея Харьковского Политеха - Национального технического университета, организатор многих поисковых экспедиций. В 2007 году именно за достижения в благородном деле этнографических и фольклорных изысканий М. Красиков был удостоен Муниципальной творческой премии.
    "Один закон поэту - тишина" - афористически утверждает автор "Божьей вишни" и определяет этой фразой существенную часть истины. Одно из важнейших состояний поэта - действительно, тишина, сосредоточенность, отстранённость от суеты сует ради сближения - лицом к лицу и глаза в глаза - с ключевыми образами и просодиями мира. Но тишина эта не может быть достигнута и узаконена иначе, как только через неизбежную погружённость в теорию и практику выживания, в житейскую круговерть, в неодолимое вращение то беличьих, то автомобильных колёс, тех самых, чьими "шинами голубь раздавлен..." Homo sum, humani nihil... Ничто человеческое не должно оставаться чуждым художнику - творцу любой пластики, с любым рабочим инструментом в руке.
    "Ты горожанин и друг горожан..." - вспоминается мандельштамовское, обращённое к Батюшкову. И думается, что на почвах современного горожанина, на грунтах вздыбленного мегаполиса вишня вырастает и вызревает далеко не только небесная, Господня, но по преимуществу именно городская и диковато-демократическая. Налёт уличной пыли неизбежно оседает и на кроне тутовника, и на сочном фиолете его зернистых ягод. Да, и дел-то всего! Пройдёт летний ливень, и снова засияет листва промытой молодильной зеленью, "правом первородства". Именно веществом обыденным, почвенным, по-человечески растущим из сора способно поддерживать искусство свой кровообмен. Способно естественно преображать духовным силовым полем хаос разнородных элементов в свои живые кровяные тельца. "Вечные сны, как образчики крови, переливай из стакана в стакан..." (О.Мандельштам)
    Посему хочу пожелать Михаилу Красикову долгого творческого дыхания на пеших и иных земных кругах. И обретения, вослед трудным дорогам, той подлинной тишины, звучной и красноречивой, которая не столько "лепит золотые нелепицы" (по его выражению), сколько сколько резонирует и находит созвучие со "слогом рокочущих небес".



2008