Ты знаешь к чему это...

Ты знаешь к чему это... точно... знаешь....
Она расположилась у меня на бедрах, и раскладывала на полу инструменты, избегая встречи взглядов.
Ее кожа все так же восхетительно пахла долгой репетицией, слегка солоноватая и горячая. Ее острая грудь, освобожденная от бюстгальтера, покоившимся сейчас на дне сумки, невольно касаясь меня сквозь толстовку кружила голову, и  мои ладони, покоившиеся до этого чуть ниже ее прелестной талии, нырнув под мягкую ткань кофты уверенно прижали ее ко мне.
Она раскинула руки, чтоб у меня даже не сложилась намека на мысль, что происходящее по душе ей, и, держа в одной руке иголки, а в другой вероятно нить, уже отмеренную и отрезанную, она предусмотрительно отвернулась, подставив мне ее шею. Напряженную. Родную. С еще слегка, совсем едва, но все же заметным следом наших бурных ночей, оставленный в зимний вечер, за пару часов до ее учебы, и моим прогулом работы.
- Прекрати, - выдавила она сквозь зубы. - ты прекрасно знаешь что нельзя!
Я, увлеченный ею уже не обращал внимания на слова.
- Прекрати! - вытянувшись как струна продолжала она, - иначе я уйду.
Ладони остановилиь на ее спине, чуть ниже пояса, и, на гладивший ее аккуратную грудь, аккуратно дожившуюся под мою ладонь.
Она медленно повернулась ко мне лицом, и удостоверившись что все прекратилось, и руки, захваьтившие ее в объятие остановились. Не оставили в покое, а именно остановились.
- Мы продолжим? - спросила она
Я кивнул.
- Убери руки - продолжала она, - мне же не удобно
Но я лишь отрицательно помотал головой, и, подкинув ее бедрами, лишь сильней прижал к себе, усадив на ставшие тестными джинсыю
Она оттолкнула меня, полууложив на кровать, и, попросив отвернуться склонилось.
Я почувствовал коробок спичек, приставленный позади уха, и, уверрым жвижением она вогнала иглу. По голове раздался неприятный хруст пробиваемого хрящика, и ощущение что через твое ухо насквозь проходит иголка, с ннтью, оставляя нелепый стежок - узелок, пристраивалась к следующей точке.
Она остановилась. Я чувствовал как она напряжена. Ее толстовка не скрывала того что ее грудь приняла острые очертания, а спина, выгнувшись чтоб удобней прижаться ко мне лишь сильней натягивала джинсы на ее соблазнительном заде и вольнительных бедрах, позволяя мне уже быть уверенным в том, что я ощущаю под ними линию ее белья, и, совсем конечно невероятно, но ее сердцебиение, отдававшиеся в ее бедрах.\
- Больно? - просила она, завязывая узелок, прикидывая где пробить следующую дырку.
Я лишь отрицательно мохнул головой. Все эьл копошение и хруст от игры был безумно неприятным. Но сейчас я бы позволил ей разрезать мою грудную клетку, и , обуиваимую детским интересом доставать от туда мое сердце,Ю бешенно колотившиесе от происходящегою В этот момент я был готов отдать ей все, лишь бы только она не уходила...
Мы растались с ей за пару недель до этого. Расстались тихо. Без скандалов и эмоций. И сейчас, она пробивала мне в уше три дырки, позволяя мне обнимать ее и наслаждаться этим моментом. Это была моя последняя возможность побыть с  ней так близко.
И казалось что она чувствовала то же самое. Ее, ловкие до этого момента пальцы, тянули время. Ненужное объятие не прекращалост, и казалось что наобборот затягивается, стараясь слиться со мной.
я чувствовал как игла повисла на моем ухе. Очевидно что жто была третья, доделанная дырка.
- Потерпи я сейчас, прошептала она на ухо, и, ловко прокусив нитку застыла в нерешитпельности. Ее руки нерешительно обняли меня, и, обернувшись к ней я встретил лишь поцелуй. Аккуратный. Нерешительный. Прощальный. Ее губы как никогда сладки и горьки от сигарет.  Я чувствовал как она хотела закончить этот краткий поцелуй, но ее губы никак не могли поставить точку, и, слегка отдаляясь они опять сливались в поцелуею
Она подняла руки и я снял ее толстовку, отбросив ее назад, погрузившись в ласки самой желанной груди. она же прижимала меня к себе, в первый раз шепча несвязанные слова, мешанину из сдержанного восторга-пожнлания и признаний в чувтвах. Ее ладони беспорядочно шарили по груди и спине, прижимали мою голову к целуемым местам, пытаясь добраться до собержимого моих тестных джинс, на которых юлозила.
Наконец она встала, и решительно, резко стянула с себя джинсы вместе с бельем, и, склонившись надо мной, пальцами скользнула в уже расстегнутую ширинку.
Чуть привстав, я помог ей лишь  слегка стянуть их, и она медленно опустилась, прижавшись ко мне. Секунду она прислушивалась к себе. И потом. Медленно. Аккуратно. Настойчиво. Она, прижавшись ко мне  приподнималась, чтоб потом, пронзая пальцами мою спину так же медленно опуститься. Казалась что она никуда не торопилась, но ее губы все настойчивей целовали, и ее объятия, в первый раз такие крепкие и жаркие. Ее слова. Казалось что она вспомнила все что любила во мне, а я в ней. Она просила не отпускать ее никогда.
Но с каждой секундой она становилась все жарче. Все быстрей. Пока не прижавшись ко мне, обхватив бедрами не замерла...
Она молчала. Мы лежали, боясь перейти на кровать или кресло. Она прятала от меня свои глаза, но капли с ее глаз выдавали ее.
Мы оба понимали что мы ничего не вернем. Я отошел к окну, в ответ на ее просьбу отвернуться, и беззвучно одевшись обняла меня.
Все что я хотел сказать ей днем. Все что готовил. Все это казалось наивным и не нудным. Я прекрасно понимал что она любит меня. Но все у нас пошло не так, рас уж я стал для нее всего