кишинёв. exe

(отрывок из автобиографической повести)

  Моё детство прошло в центре города. Тогдашнем центре. Он был, в основном, застроен одно-, двух-, максимум трёхэтажными домами и утопал в зелени. Этому в значительной степени потворствовали два парка - Соборный и Пушкинский - расположенные друг напротив друга, хотя и несколько по диагонали. В Соборном парке, естественно, стоял собор. Вернее, целый комплекс: Кафедральный собор - колокольня - арка Победы. Причём арка была построена ещё до революции в ознаменование победы, кажется, над турками, а после Отечественной войны её как бы автоматически объявили символом победы над фашистской Германией.
  В 60-е годы какому-то местному заправиле колокольня вдруг сделалась неугодна. Был отдан приказ, заложена взрывчатка и... Каждый день по дороге в школу я проходил мимо Соборного парка. Каково же было моё удивление, смешанное с досадой, когда однажды утром я обнаружил на месте колокольни груду щебня, над которой клубилась не успевшая осесть за ночь пыль. А я пацаном так мечтал забраться на самую её верхушку и взглянуть с высоты птичьего, как мне тогда казалось, полёта на родную Магалу!.. Кому и чем помешало это культовое, но и не лишённое архитектурных достоинств сооружение, мне до сих пор непонятно. Можно было бы, конечно, докопаться, но какой смысл? Тем более, что после развала империи в Кишинёве срочно принялись строить новые и восстанавливать старые храмы, так что к весне 96-го колокольня уже благополучно красовалась на своём законном месте.
  Ну, а Парк Пушкина примечателен, разумеется, тем, что в нём стоит небольшой, но очень строго и со вкусом выполненный памятник поэту. Хотя Александр Сергеевич и обозвал в сердцах город Кишинёв "проклятым", я готов поклясться, что уголок этот на задворках великой империи пришёлся ему по сердцу. Между прочим, мы с Александром Сергеевичем были, можно сказать, соседями. Дом, где он жил в Кишинёве, находился всего в полутора кварталах от дома, где я жил с родителями (лет, правда, на 130 позже) и где прошло практически всё моё детство...

Главная - осевая - улица Кишинёва, бывшая Алексндровская, а затем Проспект Ленина, давно уже переименована в Бульвар Штефан Чел Маре, но это для ребят моего поколения как бы даже и не считается.
  - Остановите на Ленина-Армянской, - по-прежнему обращаются пассажиры к водителю маршрутки, и тот послушно тормозит - когда до светофора, когда и после. На отрезке главной городской магистрали между улицами Котовского и Армянской расположены всевозможные магазины, киоски, ларьки и прочие торговые точки. Напротив голубовато сереет Министерство Внутренних Дел, стыдливо прикрываясь от прихотливых взглядов тополями и клёнами. К слову сказать, мой дед - мамин отчим - Якубсон Зиновий Моисеевич сразу после войны исполнял несколько месяцев обязанности заместителя министра ВД республики. А когда я учился в 9-м классе, в нашу школу перешла дочка тогдашнего министра, Лариска Брадулова. Была она, между прочим, очень клёвая, да к тому же ещё и симпатичная девчонка. Мы дружили, даже, вроде бы, целовались пару раз на школьных вечеринках. Класс наш вообще выделялся как таковой.
37-я средняя общеобразовательная считалась по тем временам в городе "элитной". Наш же "В" - и того элитнее: английский с самого начала, причём ежедневно. Из-за английского родители и перевели меня в эту школу из нашей районной в двух шагах от дома. Когда мне исполнилось 8 лет, отец попросил своего родственника Рувима заняться со мной языком. Рувим - точнее, дядя Рувим, окончивший в конце сороковых университет в Бухаресте, - охотно согласился. Он служил в какой-то конторе, семья была большая. Если не репетиторство - как ещё концы с концами свести? Я оказался способным, хоть и с ленцой. За пару лет дядя Рувим подогнал меня к уровню единственного в городе английского класса, после чего мама вышла на авансцену и где слезами, где посулами добилась, чтоб меня приняли в пресловутый "элитный".
  Нас было сравнительно мало. Голов 29-30, при том, что в нормальных школах в одном классе могло тесниться и по 45 душ детей. Школа располагалась в самом центре города, между Домом Правительства, Парком Пушкина и так называемым "Дворянским Гнездом" - резиденцией номенклатуры средней руки. Большинство моих одноклассников также обитало в центре. Все, за небольшим исключением, - детки "серьёзных" родителей. У кого папа - главный архитектор города, у кого мама - министр лёгкой промышленности. Или там партийные функционеры. Или флагманы республиканской науки. Или, на худой конец, именитые врачи - как, например, отец Борьки Балтера или моя мама.
  Не знаю уж, задумано ли так было с самого начала или сложилось в соответствии с имперской политикой и местечковой демографией, но класс наш являл собой эталон "пролетарского интернационализма", не без некоторого, правда, преобладания еврейского количества над русско-молдавско-украинско-болгарским качеством. Плюс мы, полукровки - вечные странники...
  Впрочем, несмотря на принадлежность к одной из самых продажных прослоек советского общества - социалистической, пардон, интеллигенции, - подавляющее большинство моих однокашников было замечательными, одарёнными и глубоко порядочными людьми. А ведь пора на дворе тогда стояла, скажу я вам, не самая простая. Ранние заморозки конца 60-х. Год назад приморили, гады, "пражскую весну". Запад скушал? Поехали дальше! Не в тихую, а почти во всеуслышание - да по статьям УК. Для начала парочку евреев, угонщиков, так их растак, авиационной техники. Заодно - горстку отщепенцев. Ишь, чего выдумали: протесты там всякие на Красной Площади, журнальчики подпольные, рукописи за бугор. Доминдальничались!.. Ладно, разберёмся. Жаль вот, КПД глушилок не слишком высок. Сеют, сеют эти приспешники империализма зёрна идеологических сорняков. А сопляки да соплячки инфантильно-романтичные зёрнышки эти подхватывают да на груди пригревают. Вроде уж всё учтено: и сомнительных авторов - вон из школьной программы. И военно-патриотическим воспитанием - по мягкотелому либерализму. Идеологию прививать, как оспу! Потеснитесь, Чичиков и Ростова. Грядут новые темы для сочинений. "Наш современник". "Есть у революции начало, нет у революции конца". "В жизни всегда есть место подвигу"... И пишем мы эти сочинения. На выпускных пишем и на вступительных. Хрестоматийной прозой и - вот сюрприз! - лихорадочными стихами. Но пишем правильно. Коммунизм - светлое будущее. Борьба - не на жизнь, а на смерть... Вот где суки нас проглядели. Им бы транквилизаторами нас с пелёнок пичкать, баюшки-баю на пении, а не "Вихри враждебные" с нами разучивать. Да нет, вообще-то пытались и для особо прытких что-то придумать. Не "Зарницу", так "Комсомольский патруль". Не Целину, так БАМ. Но поэт спел, как припечатал, мол, "в подвалах и полуподвалах ребятишкам хотелось под танки". И не только в полуподвалах. Скорее, не в них, а в уютных, светлых, со всеми удобствами, с книжными шкафами и полками во всю стену, с подпиской на "Юность", "Новый Мир" и "Иностранную Литературу", с коротковолновыми "Балтиками" и "Спидолами". И уж до чего осторожны родители - ан нет, поддадут на седьмое ноября, забудутся да проболтаются: кто о массовых чистках, кто о заградительных отрядах, кто о раскулаченных близких, кто о лучшей поре в антифашистском подполье. Уроки ненависти и любви...

2011, Кишинёв