Песни для девочек

(Данные строки написаны мной сразу после ухода из жизни моего друга Соловьева Антона. Несмотря на то что написаны они мной, я поместил их в этот раздел. Для друзей, знакомых, и всех, всех, всех...)

Постараюсь вкратце (если получится) рассказать о некоторых случаях из жизни Старого и его окружения, то есть о нас, в которых я принимал непосредственное участие или которые стали легендами. Сразу прошу прощения у всех, кто тут будет упомянут, ничего предосудительного в рассказиках нет. Кстати,  у меня не очень прижилось имя «Старый», больше привычно «Антон» или «Тоха». Этими именами я и буду оперировать.

1. Обрывки из детства

C Антоном меня познакомил Вова Мельников, классе в третьем. Как это произошло, я уже не помню, однако в первый же день знакомства Антон натянул мне мою вязаную шапку на глаза, после какой-то моей реплики. Я решил, что такого товарища мне не надо...

В последующие встречи мы тоже расставались как-то не очень добро. Например, я в детстве не любил, когда меня называли - «Боба». Именно «Боба», а не «Боб». Однажды Антон, знакомя меня с какой-то девочкой из своего класса, с которой мы встретились на улице, назвал меня «Боба», на что та сразу отреагировала: «Боба? А где же твой слон?». В то время часто показывали детский фильм по телевизору: «Боба и слон». Знакомство давалось с трудом...

Очень часто, в зимние каникулы, мы играли «в войну». Нас было четверо: Антон, я, Вова Мельников и его младший брат Саша. Мы делились на пары. Я всегда проигрывал, когда находился в паре с Сашей. Но однажды Антон оказался в паре со мной. По условиям игры, Вова и Саша дислоцировались в детском городке и готовились к бою, а я и Антон начинали движение издалека, от своего дома, высматривая противника. Подходя к городку, мы увидели забавную картину – Вова сидит в санках и стегает хворостинкой Сашу, который изо всех сил пытается стронуть санки с места. Санки не двигаются. Мы, конечно же, закидали Вову и Сашу снежками. Однако Вова не желал сдаваться и на наши крики «Убит! Убит»  спокойно отвечал: «Меня нельзя убить! Я в танке!»... 

В период получения первых пиротехнических знаний Антон где-то постоянно раздобывал гильзы от малокалиберной винтовки. Находясь у него дома, мы их набивали серой от спичек, зажимали пассатижами и ставили на газовую горелку, прячась за стеклянной кухонной дверью, в коридоре. Через какие-то секунды раздавался взрыв и мы, врываясь на кухню, искали исковерканную гильзу. Потом почему-то мы их складывали в спичечный коробок...

Как-то Антон предложил покурить, но не сигареты, а обыкновенный чай. Нам казалось, что чаинки, в общем-то, похожи на табак, только цветом отличаются. Антон сделал из тетрадного листа что-то наподобие «козьей ножки», и мы пару-тройку раз затянулись. Помню, что нам не понравилось...

Антон жил на пятом этаже, а я на седьмом. Между нами, на шестом этаже, жил парень, лет 25-ти. Когда мы приходили из школы, то не могли делать уроки, так как этот парень постоянно заводил музыку на полную громкость и мы «наслаждались» Бони-М до самого вечера. Мы даже ходили к нему домой, но он нас посылал куда подальше. Тогда мы изготовили плакат из целого листа ватмана: посередине мы нарисовали череп со скрещенными костями, снизу я написал «Выключи музыку!», а сверху Антон: «Шёл бы ты работать, дурень!». Снизу к плакату мы повесили утяжелители, а сверху привязали толстую нить и в таком виде спустили плакат на уровень 6-го этажа. Плакат провисел минут пятнадцать и был срезан. Не помню, добились мы чего-нибудь этим шагом или нет...

Антоха был ревностным хранителем одной моей тайны. Я терпеть не мог есть разваренную вермишель на обед, который ждал меня дома, пока родители находились на работе. Путей избавления от обеда было три: унитаз, мусоропровод и окно. Эти пути я постоянно перемежал друг с другом. Наиболее гигиеничным и, главное, полезным для кошек и собак был третий вариант. Но вермишель, сама по себе или в составе супа, как-то умудрялась зацепляться за карнизы нижних этажей. Не знаю, как жильцы других квартир, а Антон очищал свой карниз и помалкивал, даже когда моя мама приходила к его маме жаловаться на то, как «Боря плохо ест»...

Как-то Антон принёс игру, которую он называл «В мире бизнеса». Она была нарисована от руки на квадратном листе ватмана. Кроме этого игрового поля и фишек, было много резаной бумаги, изображающей деньги. В основном мы играли в эту игру втроём: Антон, Вова и я. Правила были жульнические: можно было «грабить» друг друга или банк, когда кто-то замешкается или решит сходить в туалет. Кажется, теперь эта игра называется «Монополия»...

Я и Антон учились в разных школах, оттого не были связаны учебным процессом. Однако иные увлечения находили отклик у обоих. Например, занятия нумизматикой. К 9-му классу мы, в своём увлечении монетами, дошли до коммерческой основы и решили заняться подделками. Технология изготовления фальшивых николаевских полтинников и четвертаков была разработана Майклом (Михаилом Астафьевым) и успешно опробована на нумизматах тогдашней толкучки, в садике Свердлова. Лавры Майкла не давали Антону покоя. Как-то раз Антон пригласил меня домой. Я зашёл к нему после школы и увидел следующее. С помощью молотка и отвертки Антон сделал клише для изготовления копейки Рязанского князя, времён Золотой Орды (не помню точно). Копейка была проста по внешнему виду, имела элементарный рисунок и неправильную овальную форму. За считанные дни Антон изготовил пару десятков таких копеек, или «чешуек», как их называли нумизматы, состарил их с помощью травильной кислоты и отнёс на толкучку. «Копейки» разлетелись быстро, правда, так же быстро нумизматы поняли свою ошибку. Однако Антон был хитёр и с тех пор на толкучке не появлялся, а «копейки Рязанского князя» ещё долго ходили по рукам...

В канун нового 1986 года по телевизору активно рекламировали два шипучих напитка: «Крюшон» и «Коктейль вечерний». Всё это было весело, с брызгами и пеной. Мы сидели у Антона и праздновали Новый Год. Народу собралось много. Антон пригласил своих давних друзей – Лёху (Алексей Абакумов) и Олега. Олег уже в 23.00 лёг спать, так как начал праздновать рано, но лежал рядом с нами, на диване. В минуту, когда надо было открыть шампанское, Антон сделал это тихо и интеллигентно. Все закричали: «Давай, как по телевизору показывают! Чтоб с пеной!». Антон заткнул пробку, взболтал содержимое бутылки и направил горлышко вверх. Пробка выстрелила в потолок, а вместе с ней и полбутылки шампанского, образовав на побелке тёмное пятно. Часть напитка пролилась на пол. Когда все смотрели на потолок и думали, как загладить ситуацию, я смотрел на пол и думал о будущих танцах. Поэтому сказал: «Надо бы протереть, а то ноги прилипать будут...». Кое-кто (просто нутром чую, как сейчас улыбнутся Майкл и Владимир) обратил моё предложение в шутку, и с тех пор в народ пошла гулять байка о том, что я якобы сказал иную фразу, примерно такого содержания: «Надо бы протереть, а то мухи прилипать будут...». Возможно, это произошло из-за того, что Лёха из моей фразы «выцепил» только первую часть. Он как-то оперативно вышел из-за стола и вскоре вернулся из ванной с тряпкой, которой вытер (!) потолок, до бетонной плиты. В общем, праздник удался, а пятно на потолке исчезло лет через пять, после очередной побелки...

Прямо перед самой армией к нам стал часто ходить участковый. Такой заботы мы ни до, ни после армии за ним не наблюдали. Он интересовался нашим настроением, где бы мы хотели служить и так далее. Антон всегда хотел служить на границе. У меня не было чёткого представления, поэтому я тоже, за компанию, сказал, что готов идти туда же. Итог: Антона записали в пограничники, и он пошёл служить на границу. Меня – записали в пограничники, приписали в танкисты, а попал я в стройбат. Вот так ходить за компанию...

За два дня до ухода в армию у нас случился последний экзамен по химии. Мы, к тому времени, уже проучились год на физтехе. Учить химию не хотелось, так как повестка не давала нам покоя. Поэтому к экзамену мы не готовились. Антон и я  пришли на экзамен к Шаниной в костюмах и с цветами. Антон сразу сказал: «Мы ничего не знаем, ставьте три!». (После этого, по плану, должны были быть вручены цветы.) Однако Шанина предложила нам вытянуть билеты и сдавать экзамен, как и все остальные. Мы кое-как решили уравнения, и пошли вновь «сдаваться». Шанина после двух-трёх наводящих вопросов поняла, что знаний у нас нет, и предложила пересдать экзамен через неделю. Тут мы сказали, что «послезавтра у нас армия». Она сразу оттаяла, приняла цветы, поставила нужные нам тройки и напутствовала нас добрыми словами...

2. Пару слов об армии

Письма от Антона ко мне в армию, изобиловали философскими размышлениями, навеянными однообразными буднями постовой службы. Особенно когда Антон сидел на вышке среди снегов и курил папиросы «Прибой» 66-го года выпуска (а армию мы проходили в 87-89 годах). Большинство писем были написаны на листах из «журнала наблюдений», которые разлинованы на графы «что наблюдаю», «время наблюдения», «действия» и тому подобное...

Мои письма Антону зачитывались им практически перед строем, как он сам говорил. Я писал в основном об увольнительных и приключениях, с ними связанных. А поскольку, на границе ходить в увольнительную некуда мои письма воспринимались, как «письма с воли». Сослуживцы Антона всегда ему говорили: «Передай привет своему другу-шурупу. Его бы сюда, в снега!».

Антон не очень любил смотреть фильм «Игла», несмотря на хорошее отношение к Цою. Выяснилось, что в армии этот фильм показывали всей его заставе 33 раза, причём без звука и с цветом, «заваленным» в красноту...

3. Лето после армии

Антон ненадолго, но всё-таки «засветился» в спорте. Борода (Гоша Ирин) затащил в спортивный зал меня, а я, в свою очередь, Тоху. Его хватило на три-четыре занятия, но факт остаётся фактом и даже фото есть.

Летом, после армии, я пошёл на самую мирную работу – почтальоном, а Антоха устроился на две работы – в детский сад и грузчиком в винный магазин. С детским садом у Антона случился не совсем длинный роман, так как он за короткое время сумел соблазнить весь молодой женский коллектив, и с треском был выдворен за пределы детского учреждения по пустяковому поводу (читай об этом в отдельном рассказе «Журнал»). Параллельно с этими событиями, на других наших работах, дело обстояло значительно «романтичнее». Началось с того, что меня, можно сказать, прямо на рабочем месте, ударили топором по голове. Я остался жив, но попал в больницу. Когда Антону сообщила о случившемся его мама, он находился в душе. Однако тут же отложил все свои дела и примчался ко мне в больницу, несмотря на поздний час. Не знаю, как ему удалось пробиться ко мне в палату, но около 21.00 он появился в дверях. По его мнению, каждый «зарубленный» топором должен находиться как минимум не на одной кровати. В моём случае кроватей должно было быть две – одна для головы, другая – для всего остального. Мой целостный вид, поедающий с большим удовольствием сметану, его смутил и удивил. Удостоверившись, что со мной всё в порядке, он поехал домой, обещая приехать на следующий день. Наутро меня уже выписывали, и я ожидал какого-то врача, сидя в скверике. Появился Антон с большущим арбузом и направился ко мне. На мою реплику, что, мол, ты опоздал, он спокойно заявил, что пока арбуз не будет съеден, никто никуда выписываться не будет. Минут пятнадцать мы кормили медсестёр, активно снующих по дорожкам скверика. После этого я благополучно выписался. Прошла неделя. На этот раз я был в ванной, и моя мама до меня донесла весть о том, что «Антона зарезали». Я так же поехал к нему в больницу и долго допытывался, где мой друг. Никто из дежурных врачей не мог сказать ничего вразумительного. Но тут до меня донесся неповторимый антоновский набор нецензурных выражений, и я пошёл на этот призывный крик. Антона вывезли на носилках из перевязочной и покатили в палату. Пока его везли, он сумел уточнить у медсестры какого цвета у неё глаза, а также попытался назначить ей свидание... О чём это я? Ах да! О взаимной помощи!

4. Институт

На втором курсе института, после армии, мы оказались в чисто мужских армейских группах, по 25 человек в каждой. В Антоне засвербела коммерческая жилка, и первым нашим шагом случилась акция «Антиспид». На ту пору, в 1989-90 гг., очень плохо в стране было с презервативами. Как-то вечером мне позвонил Тоха и сказал, что «в нашу аптеку завезли китайские презервативы по 1 рублю». Он предложил взять всю наличность и отправиться с ним на закупку. Мы пришли в аптеку перед самым закрытием и закупили всю партию товара. Наутро, оказавшись в институте на одной из общих пар, Антон открыл свой кейс и начал активно выкрикивать короткие ёмкие фразы: «Дешёвые презервативы! Антиспид!». Презервативы разлетелись мгновенно, причём по 3 рубля. Воодушевлённый успехом, Антон вновь закупил партию изделий, и работница аптеки пообещала больше их не продавать в таком количестве в одни руки. Во второй день продажи несколько упали, но всё равно продукция была реализована полностью. На третий день город был завален китайскими презервативами. Акция «Антиспид» на этом закончилась.

После покушения на мою жизнь в должности почтальона я устроился на работу в детский сад сторожем. Антон к тому времени, как я уже говорил, был из своего д/к уволен. Поэтому все маломальские события и праздники стали проходить под крышей моей работы. «Пробами пера» в этом деле стали вот такие случаи. Как-то раз Антон попросил меня не закрывать на ночь одно из окон в коридоре, чтобы он мог беспрепятственно его открыть и пообщаться с девушкой (имя умолчу) наедине. Чтобы я не беспокоился по поводу чужого проникновения, он предложил мне поставить раскладушку рядом с окном. «Можешь не беспокоиться, - сказал он, - мы войдём очень-очень тихо». Где-то в середине ночи я услышал грохот, а после шум от двух спрыгивающих с подоконника людей. Краем глаза я увидел, что это Антон и его знакомая, но не стал подавать виду, что проснулся. Антон посмотрел в мою сторону, приложил палец к губам и сказал своей спутнице: «Тихо! Боря спит!». Тут уж я не выдержал и расхохотался.

Однажды у меня в гостях в детском саду оказались две прелестные воспитательницы (ну, хорошо, симпатичные). Я позвонил Антону, чтобы он, как бы невзначай, пришёл меня проведать. Антон, естественно, согласился и минут через десять был у меня. Мы все пошли в одну из групп и, мирно беседуя, пили чай и вино. С какого-то момента Антон повёл атаку на одну из девушек, с целью разделить пару. Однако девушки это чувствовали и переводили разговор на какие-то неинтересные темы, типа, как мы относимся к женитьбе и детям. Неожиданно Антон поднялся, довольно живо подхватил одну их девушек на руки и перекинул её через плечо. Девушка завизжала, стала бить его кулаками по спине, но дала себя унести из группы. Но... воспитательницы оказались «динамо». Антон долго возмущался по этому поводу: «Они выпили всё наше вино, выкурили все наши сигареты...». Этих девиц мы более не приглашали, несмотря на то, что они напрашивались к нам ещё не раз.

Антон «познакомился» с творчеством И.Губермана и всякий раз, когда мы с ним совершали вечерние прогулки вокруг дома или, во время моего дежурства, вокруг детского садика, с выражением вслух читал «гарики». В детском саду его слушателями, кроме меня, были неизменные галки, которые тучами сидели на ветках. А вот жители 20-го дома обычно вылезали в окно, чтобы хотя бы краем глаза увидеть живого декламатора. Но ни от галок, ни от жителей аплодисментов не случалось. Только однажды один житель пообещал вызвать милицию...

Летом 90-го года мы вдруг узнали, что наша любимая группа «Машина Времени» вновь воссоединилась в старом составе и приезжает к нам в город, да ещё в летний театр Сормовского парка (который потом сгорел). Рекламы почти не было, но мы увидели какие-то плакаты на остановке и не поленились купить билеты. В назначенный час я и Антон оказались в летнем театре. Всё-таки иногда на рекламу не нужно скупиться. Вместо 600-800 человек, которые могли бы уместиться на этой открытой площадке, на концерт пришло 150 человек. Макаревич сотоварищи вышел на сцену, оглядел скептическим взглядом присутствующих и сказал: «Чего вы сидите-то? Идите сюда». Все дружно встали, подошли к сцене и почти на два часа «выключились» из действительности. Возникло ощущение полного погружения в музыку и всеобщее братство. Все песни были известны наизусть, поэтому вся толпа пела/орала вместе с музыкантами. Простого ора Антону показалось мало, поэтому он подозвал девочку, что одиноко стояла слева от нас, положил руку ей на плечо, назвал её «сестрой» и стал раскачиваться с ней в такт. Надо сказать, что девочка не воспротивилась такому поступку, а напротив, нашла ещё одного человека левее себя, и цепочка разрослась. Вскоре все 150 человек раскачивались волнами перед «Машиной». Так Антон внес свой вклад в крепление дружбы между людьми.

В том же 90-м году Борода пристрастил нас к просмотру видео. Тогда ещё видеомагнитофонов не было в продаже или они были чрезвычайно дороги. Гораздо выгоднее было взять видак в прокат на ночь. К нему в придачу давали три-четыре видеокассеты с разножанровыми фильмами. Просмотры проходили в квартирах, но однажды мы организовали просмотр у меня в детском саду. Это было выгодно со всех сторон: и с точки зрения пространства, и с точки зрения большего количества приглашенного народа. Несмотря на конспирацию, по институту всё же ползали слухи, что где-то на 13-м квартале есть подпольный кинозал, где «крутят порнуху». Народу набиралось до 20 человек. Женщины были исключены. Однако Антон не смог удержаться и, пожалуй, единственный начал приходить со своей дамой Светой (воспитательница из детского сада, в котором работал Антон сразу после армии, в Сормове). Нам было по 20 лет, и просмотр порнографических фильмов, хотя и без перевода и в плохом качестве, делал своё дело... Но мы сдерживались! Как-то раз Антон мне поведал о том, что Света взахлёб рассказывала своим подругам о том, что «я была всю ночь одна, с двадцатью возбуждёнными мужиками, и меня никто не трахнул!». Непонятно было, говорила она это с гордостью или с сожалением. С тех пор Антон, на всякий случай, уводил её в какой-то момент просмотра в одну из уютных детских групп, для профилактики...

Году эдак к 1993 Антон сформировался как «лавочник», то есть владелец двух-трёх торговых точек (пусть В.М. меня поправит с годом). В это же время, я, Кит, Борода и Кирюха организовали рок-группу. Как-то так сложилось, что у нас начался период концертов, проходивших в детском саду. О самой группе можно почитать историю – это отдельная тема. А вот что касается Антона... Ну, во-первых, Антон, как я уже где-то ранее писал, музыкальным слухом не отличался, но любил рок-н-ролл во всех его проявлениях, о чём постоянно говорил словами Романова, мол, «Делай рок-н-ролл на каждом углу!». И он его делал. Например, предоставлял нам свой транспорт – ГАЗ-66 для перевозки аппаратуры с репетиционной базы до места концерта (короче – от одного детского сада до другого).  Во-вторых, на концерты, на пару с Владимиром Мельниковым, привозил пепси-колу и водку (пиво) для настроения. В-третьих, часто бывал источником вдохновения на репетициях группы и даже на стадии замыслов. На ночные концерты Антон приходил вооружённый газовыми пистолетами, взрывпакетами и тому подобными опасными вещами. Его приходилось (наряду с Кириллом Волковым) разоружать. Был случай, когда Антон, выйдя из дома в сторону моего детского комбината, отмечал свой пусть взрывпакетами, что привело к тому, что была вызвана милиция. Однако Антон ловко от неё «ушёл», вовремя прекратив своё шоу.

Во время своего веселого «лавочниковского» периода квартира Антона превратилась в место паломничества огромного количества людей. Это были друзья и знакомые, близкие и дальние, отпетые мошенники и негодяи, проститутки и им сочувствующие. В связи с такими делами Антон мне вверил ключ от своей квартиры, чтобы я за ней приглядывал и во время его отсутствия подкармливал Дика – любимого кота Антона. Когда бы я не приходил к Антону, по телевизору всегда шёл неизменный Индиана Джонс и какой-нибудь чел сидел в кресле. Кстати, этот факт может подтвердить Влад.

Несколько выше я писал о том, что когда-то нам с Антоном не давал покоя сосед с шестого этажа, давя нас звуком. И что же? Антон обзавелся не только телевизором и видаком. Он купил музыкальный центр и «учил» соседей: БГ, Машиной Времени, Цоем и многими прочими музыкальными коллективами отечества и зарубежья. Как-то раз ночью я проснулся от отчетливой напевной фразы Вертинского: «Флобе-е-е-е-р!». Если мне было хорошо слышно, представляю, каково было на 6-м этаже! На часах 2 ночи, и Антону, видите ли, взгрустнулось послушать душевную песню. Кстати, соседи оказались терпеливы, видимо,  тоже прониклись задушевностью голоса Вертинского.

Мы все (каждый в своё время) испытали на себе буйство перестройки и как-то приспособились к благам, упавшим к ногам. Под благами я, в первую очередь, имею ввиду «бытовое расслабление», благодаря кухонным комбайнам, электрическим чайникам и подобным вещам. Антон также включился в эту утопическую игру, и вскоре его квартира стала напоминать сюр. Например, на фоне крашенного зеленой краской туалета заалело красивое современное ведро для мусора, а на кухне, в рамках советского кухонного гарнитура, жемчужиной выделялся кухонный комбайн... И вот Антон наконец-то созрел до ремонта. Однако сразу решил себя ограничить и сделать ремонт одной кухни. В то время ремонт делали своими руками, не то, что теперь. Прихожу я к Антону в гости и вижу картину. Антон сидит посередине кухни за столом. Перед ним стоит бутылка водки, стопка. Антон вглядывается в стену, на которой наклеена одна (!) полоска обоев. Остальные стены ободраны, и вид у кухни, в общем-то, плачевный. Я спрашиваю у него: «Чего смотреть? Давай быстренько всё сделаем и уж потом отметим». На что Антон сказал: «Надо осмыслить сделанное...». Поскольку после каждой приклеенной полоски Антон выпивал стопку водки, в вечер нас хватало на 4-5 полос. Таким образом, кухню мы оклеили не за один день, как могли бы, а за неделю.

История про осмысление № 2. Под очередной Новый год Антон пригласил меня наряжать ёлку. У нас были одинаковые искусственные ёлки, поэтому я с радостью согласился, тем более что это моё любимое занятие. Однако когда я пришёл к Антону, то увидел, что наряжать её нечем – Антон наотрез отказался вешать игрушки и достал только гирлянду, стилизованную под елочные шишечки. Как я понял, сборка самой елки у Антона прошла также под водку, потому что он уже был хорош собой. Я посетовал на то, что мне работы не осталось, на что Антон возразил, что «мы сейчас будем вместе вешать гирлянду, так как это занятие ответственное и требует большой концентрации». Мы поставили ёлочку посередине комнаты и начали её обходить с гирляндой в руках. Антон запел «в лесу родилась ёлочка» и просил меня подпевать. Было невыразимо странно... Тут позвонили в дверь, и Антон пошёл открывать. Пришёл Тарасик (Дима Тарасов). Антон объяснил Диме, что тут происходит. Кажется, Дима был в шоке и довольно быстро ретировался.

У Антона была знакомая – Алла. Она жила неподалеку – на Бурнаковке. Однажды Антон взял у неё магнитофон Романтик-311, чтобы починить, да так что-то и не приступил к починке. Стоял май, отличная тёплая погода. Антон уже отходил от дел, а у Мельникова Владимира дела с киосками шли неплохо. Как раз началось время ночных киосков, когда продукты питания можно было покупать круглосуточно, особенно спиртное, конечно. Антон позвонил поздно вечером, когда я уже почти лег спать, и предложил поужинать. Я очнулся, спустился к нему, и мы приступили к приготовлению стола. Была зажарена курица в духовке, фирменное антохино блюдо – пельмени в горшочках. Но Антон решил блеснуть кулинарными способностями и сделать под горячее винный соус. Но, у него, никогда не было вина. Водка была, а вина не водилось. Он предложил сходить к метро (ст. Бурнаковская), где тогда находился киоск В.М. Киоск казался нежилым, но это только с внешней стороны. Антон это знал, поэтому по-хозяйски постучал по железным ставням. Недовольный женский голос поинтересовался, чего нам надо. Антон объяснил, что он товарищ Владимира, и что если она нам отпустит в долг «Рислинга», то ей ничего не будет, а только благодарность от хозяина. По всем правилам нас должны были послать куда подальше, но не послали, и мы возвратились домой с двумя бутылками белого столового вина. Часам к трём ночи стол был готов. Описывать его смысла нет, так как слов не найти... Окончили мы трапезничать часам к 4.30 под неизменный фильм про Индиану Джонса. Антон предложил прогуляться до Аллы и отдать ей магнитофон. Несмотря на раннее утро, мы вышли на улицу и пошли в сторону Бурнаковки. Что на нас нашло, не помню, но мы почему-то запели хором «Она идёт по жизни, смеясь...» Макаревича. На неработающем магнитофоне Антон подкручивал ручку громкости, отчего мы пели тише или громче. В какой-то момент с нами поравнялось такси, чтобы высадить пассажира, и уже открылась, было, дверь... Однако пассажир проворно закрыл дверцу, и такси отъехало от нас метров на пятьдесят, и только там пассажир вышел. Дошли мы до Аллы или нет, я не помню, зато точно помню, что мы дошли до Волги и встретили рассвет там. Антон поздоровался с рыбаками, гаркнув им что-то полуприличное в туман. Рыбаки ответили тем же.

Антон часто бывал у меня по вечерам в детском саду, когда я дежурил. Мы пили чай и подолгу бродили вокруг здания, собеседуя. Иногда он приходил в то время, когда ещё не все воспитательницы ушли домой, а я уже занял свой пост. К нему присмотрелась наша завхоз. А Антон, надо отдать должное, всегда выглядел на все 100: кожаное пальто, шляпа, белое кашне, перчатки, как Дик Трейси – осенний вариант. Вот завхоз мне и говорит как-то: «Вижу, друг у тебя хороший, интеллигентный, вежливый... Может, он не против поработать сторожем?». Надо сказать, что к моменту разговора у нас увольнялся один из сторожей, и освобождалось место. Я понял, что хорошего ждать не приходится от такого предложения, но с другой стороны, как было бы хорошо на две третьих ночей «захватить» такую большую «хату», как детский комбинат! И вот уже Антон – сторож. И вот уже праздники увеличились вдвое. Правда, и «залёты» тоже увеличились... Завхоз от наших «залётов» не очень страдала, а вот директор (почему-то?) относилась к ним неблагоприятно. Но уволить нас у неё никак не получалось, так как по КЗОТу, в котором Антон был подкован хорошо, не было причин для увольнения. Апогеем нашей деятельности стал «привод» в сторожевую братию нашего общего товарища – Андрея Микшеса. Когда директор выспрашивала у него в своём кабинете, знает ли он фамилии Сутырин и Соловьёв, Андрей клялся, что таких фамилий он не знает, и хотя он учится тоже на физтехе, как и вышеуказанные товарищи, их там никогда не встречал... Андрея приняли, и первым нашим совместным праздником случился Новый Год. Во-первых, он длился неделю (Влад не даст соврать), во-вторых, мужской костяк компании практически не менялся, менялась только женская составляющая. Увы, наш тройственный союз длился недолго, не более 4-х месяцев. И первым ушедшим оказался Антон, уже не помню, по какой причине, но явно не мирным путём...

Антон всегда очень положительно относился к творчеству БГ. Особенно его вдохновляли песни «Поколение дворников и сторожей», «Сторож Сергеев» и «Иванов»  (именно в середине 90-х список его имён пополнился Ивановым и Сергеем). Параллельно с детским комбинатом, мы сторожили ещё один объект – здание СМУ, расположенный неподалёку. Его сторожили: я, Антон и Кирилл Волков. Мне и Антону было очень удобно сторожить два объекта одновременно, в одну ночь, поэтому мы свои графики правильно под это дело подстроили. Технология охраны была следующей: в 17.00 мы принимали на охрану СМУ и сразу же шли через дорогу в д/к принимать дежурство там. Ночь можно было спать где угодно, но выгоднее было ночевать в д/к, так как в 5.00 приходила повариха, и мы могли позавтракать чаем и булкой с маслом (что для студента, скажу я вам – святое дело), а в 6.00 приходили первые воспитательницы, что говорило о том, что дежурство закончилось. Мы переходили обратно в СМУ и сдавали дежурство в 7.00 первому пришедшему работнику. После этого можно было смело идти домой или в институт. В СМУ у нас была оборудована своя комнатка для сторожей с кроватью и тумбочкой. Иногда там устраивались праздники, хотя, конечно, с праздниками в детском саду они не могут сравниться.      

Однажды, засидевшись у Антона дома, я наблюдал следующую картину. Кроме меня, в гостях у Антона находился Эрик – его друг и брат, хотя это неточные сведения. Эрик возжелал любви, и они с Антоном позвонили по одному из объявлений в газете «Рекламный вестник». В ту пору конторы по поставке проституток скрывались за вполне приличными фразами, например: «Работа на дому», «Секретарь-референт поработает с бумагами» и т.п. Однако не все подобные предложения использовались в качестве прикрытия. Антон этого не знал и первым же звонком угодил на приличного секретаря-референта, которая действительно готова была выехать для работы с деловыми бумагами по указанному адресу, но не в ночное время. А когда она узнала в намёках Антона, что от неё требуется, её негодованию не было предела, и она бросила трубку. Тут до Антона дошло, что «не все секретари-референты одинаковы». С третьего звонка контакт всё-таки произошёл, и вот мы уже сидим в ожидании «принцессы». Через полчаса в дверь позвонили. Антон вышел встречать гостей. Девушка приехала не одна. С ней был сопровождающий – качок-телохранитель. Он поднялся этажом выше, потом этажом ниже, и только после этого вошёл в прихожую. На вопрос «сколько вас» Антон честно сказал, что четверо. Качок не понял, так как видел только нас троих. Тут вышел со всей кошачьей грациозностью кот Антона – Дик. Антон сказал, что во всех мужских начинаниях кот принимает живейшее участие. Качок не отреагировал на тонкий юмор, назвал цену и предупредил, что приедет через час. Настала очередь выйти на сцену девушке. Мы сидели в светлой гостиной за столом, когда она выступила из тёмной прихожей, прищурившись от света. Вид у неё был жалкий. Она была щупленькой и невысокой. На ногах нелепо выглядели полуспущенные вязаные носки. У нас с Антоном эта девушка не вызвала никаких плотоядных чувств, только жалость. Эрик, было, попытался воспользоваться ситуацией, но Антон его осадил. Тоха предложил девушке поесть пельменей, на что та, после недолгой заминки, с радостью согласилась. Мы разговорились. Узнали, что она приехала учиться из области, что зовут её Надя и что мы первые ребята, кто обошёлся с ней «не как обычно». Так час и прошёл, в тихой богословской беседе. Надя ушла, напоследок оставив Антону свои контакты, и впоследствии не раз «благодарила» его за человечность безвозмездно.

5. Свободное плавание

После инцидента с дракой в институте, после которого Антона отчислили, пару лет Антон жил мыслью «убить Димерчяна» (возможно, фамилия пишется не так). Это словосочетание стало нарицательным, и в любое удобное и неудобное время Антон был готов сам (и подбивал на это других) довести дело до конца. Как-то раз, не помню, по какому случаю, мы дружной компанией оказались на даче у Майкла (Михаила Астафьева). Там уже находился Лёлик (Алексей Астафьев) с подругами. Пока суд да дело, пока Антон резал салат и всё готовилось к столу, одна из девчонок обмолвилась о том, что, мол, «неподалёку расположена дача Димерчяна...», а сама она – сестра подруги антоновского обидчика. Зарытый было топор войны был с лёгкостью вырыт вновь, и наш вечер превратился в ожидание долгожданной расплаты... Откуда-то появились ножи и пистолет. Девочка убежала от нас в слезах, так как попала под острое словцо Антона по поводу «всего Димерчяновского семейства, которому скоро конец». Параллельно с антоновским пожеланием разобраться с Димерчяном, у Майкла родилось встречное предложение – отомстить соседнему садоводству за то, что «они дачи построили не там», «мешают выйти на пляж», «засоряют лес» и прочее... В общем, получилось так, что проблема Димерчяна как-то отошла на второй план. Все уже были в изрядном подпитии, и «враги» нас окружали с разных сторон. Мы двинулись на прогулку в сторону соседнего враждебного садоводства, довольно громко напевая Цоя – «Здравствуйте, девочки, здравствуйте, мальчики!». Пару раз, на припевах, Майкл проваливался в вырытые садоводами траншеи, отчего его решительность устроить разгром садоводства только укреплялась. Подойдя к цели, мы долго пытались проникнуть внутрь территории товарищества, ломая забор, пока Владимир не удосужился сделать пару шагов в сторону, чтобы убедиться, что там есть открытая калитка. Когда мы оказались среди дачных домиков, наш пыл как-то охладился, так как непонятно было, на кого направить свой праведный гнев, и почему, например, участок слева хуже, чем участок справа или сзади. Пока мы были озабочены подобными вопросами, Майкл и Антон встали под единственный в садоводстве зажженный фонарь и, вырывая друг у друга пистолет, пытались стрелять в него. Но пистолет постоянно давал осечки, так что фонарь выжил. Ещё немного побыв «во вражеском стане», мы тронулись в обратный путь и, чтобы доказать, что пришли мы сюда всё-таки не зря, запустили пару-тройку взрывпакетов в парники. Но даже после такого шумового эффекта к нам так никто и не вышел. На этом мы посчитали миссию выполненной, хотя Антон долго ещё сетовал на то, что Димерчян остался жив и мы, как всегда, сделали всё не так...

С какого-то момента у Антона дома поселилась девушка Оля. Бешеный ритм антоновской квартиры поутих, и жизнь стала более размеренной. Каких-то особых случаев из жизни пары Антон-Ольга я не припоминаю. Только однажды Антон мне сказал такую фразу про свою спутницу: «Когда я с ней познакомился, она мне говорила, что любит рок-н-ролл. А сейчас я прихожу домой и слышу из динамиков Дюран-Дюран!».  Какие коварные всё-таки женщины!

Майкл, в один из своих приездов в отпуск из Воркуты, наловил со своим братом довольно много раков. Вечером того же дня наша честная компания уже сидела за круглым столом у него дома и ждала ракового угощения. Опаздывал только Антон. Но его ждать, конечно, не стали, и начали уминать раков за обе щёки. Сначала ели «нагло» - то есть только мясо брюшка. Второй фазой стало поедание клешней и слаборазвитых рачьих лапок. Когда пошли по третьему кругу, то оскоблили и облизали все рачьи панцири. И вот тут пришёл весёлый Антон. Ему, естественно, объявили, что «ловить» уже нечего и осталось только выбросить мусор. На что Антон удивленно возразил: «Неужели вы это всё хотите выбросить?! Из этого же можно сварить прекрасный рыбный суп!». 

Одним из любимейших мест пребывания Антона являлось Джаз-кафе в ДК УВД. Место действительно было демократичным и популярным. Запомнился вид Антона и Саши Мельникова (брата В.М.) однажды вечером: оба в белых рубашках, в портупеях, в кобурах пистолеты, на поясе газовые баллончики, под мышкой ещё какие-то боевые вещички, ну вылитые американские полицейские из видеофильмов. Естественно, другие посетители заведения очень благоговейно и почтительно относились к двум храбрецам, и даже спрашивали разрешения на какие-то действия, типа «можно поставить другую музыку?» (это когда на фортепиано не играл живой музыкант). Вообще, в те лихие годы много было киношного во всём. Как и в кино, заказ бармену делался щелчком пальцев и фразами: «повторить», «запиши на мой счёт», «это – за счёт заведения», «мне, как обычно» и так далее.

У Антона случился очередной роман с Ксенией или Ксюхой, как он её обычно называл. Роман был бурным во всех отношениях, вплоть до битья друг друга предметами кухонной утвари. После чего следовал разрыв и снова воссоединения на новом уровне... Антон, как истинный мужчина, хранил свои отношения в тайне и только чуть-чуть, иногда, в сердцах, мог высказаться нелестно о каком-нибудь предмете своей страсти.   

Где-то в 1995 году я ушёл из своего детского сада, в котором работал сторожем, по причине закрытия объекта. Но детский сад сохранился у Кита. Это была наша репетиционная база, которая просуществовала вплоть до 2002 года. Всё это время я и Кит встречались там и записывали песни. Параллельно с Китом одно время д/к сторожил Борода. Поэтому, отчасти, наши совместные празднества перенеслись в этот детский сад. Однажды было устроено «мероприятие» в бассейне. По краям бассейна расставили свечи и зажгли их. Столы были накрыты прямо на кафельном полу. Часть гостей резвилась в воде, часть восседала за столом. Мы пили импортное баночное пиво «Маккаби», «Бавария», «Пилснер» и т.д., которыми были завалены в то время магазины и киоски. Кто-то из плавающих в бассейне просил ещё пивка,  и ему оно доставлялось на надувном матрасе. Не помню точно, кто в то время был с Антоном, но именно тогда пошла байка о том, что в бассейне можно подцепить «бытовой сифилис». Девушка после бассейна рассталась с Антоном, чего он, видимо, и желал. И этой байкой Антон впредь пользовался, когда хотел развязать отношения с какой-нибудь дамой...

Бассейн в д/к Кита недолго баловал нас своим гостеприимством. Вскоре его закрыли на ремонт. Но Антон продолжал приходить к нам на репетиции, предлагая «просто марцызнуть». Как правило, в этих случаях мы с Китом заканчивали репетицию, так как она превращалась в фарс, и шли смотреть телевизор. Однажды Антон завалился к нам в веселом состоянии вместе с Лёликом. Они «догнались» при нас, и репетиции грозил срыв. Однако вскоре появился Майкл и успокоил нас. Он обратился к вконец расслабившимся Антону и Лёлику: «Знаете, кто я?». «Нет», - ответили те.  «Я – эвакуатор!» - сказал Майкл и выволок их из детского сада. Репетиция было спасена.

Во время записи альбома «Сумерки» (годы записи 2000-2002), Антон посещал нас регулярно. В одну из таких встреч он вновь пришёл с Лёликом. Они выпили, после чего Антон начал один из своих монологов. Кит не растерялся и нажал на кнопку «запись». Полностью монолог не сохранился, но его лучшие фрагменты попали в бонусную песню «Кураж» с альбома «Сумерки». Это, вероятно, единственный фрагмент живого голоса Антона.   

Как-то раз, году в 2004-м, я, Кит и Антон пошли на «Аквариум» в Оперный театр. Антон как-то сразу приземлился в буфете, встретил какого-то знакомого, и больше мы его с Китом не видели. Через несколько дней Антон пришёл к нам на работу и сказал, что концерт ему не очень понравился, что БГ уже не тот, что раньше, и что водка в буфете Оперного театра палёная...

Где-то пару лет назад Антон очередной раз зашёл ко мне на работу. Был праздник – День Пограничника. Антон был навеселе, но, несмотря на это, посетовал: «Принял сто грамм, но по всему чувствую, что нужно было принять сто пятьдесят...».

После 1995 года Антон стал жить в Сормове, на улице Хальзовская, в доме своего деда и бабушки. Перед домом им собственноручно были высажены несколько ёлочек и усов земляники. Это местечко было названо Антоном - «Поляна имени Джона Леннона» и сохранилось до сих пор.

В последние годы мы возобновили с Антоном нашу детскую традицию – собирать липовый цвет. Попробуйте-ка представить Антона, собирающего липовый цвет в кастрюльку, которая на веревочке висит у него на шее. Тонкий и ранимый образ... Что-то похожее происходило летом, во время сбора ягод на его участке. Поедание малины, вишни, а впоследствии смородины у нас называлось «витаминизированием».
 
Я замечаю, что между нами гуляют какие-то общие слова, словосочетания, обороты, термины, которыми очень часто оперировал Антон. Жизнь этих слов в наших устах поддерживает нашу память о нём. О «поляне Джона Леннона» я уже сказал. А ещё есть: жизнеутверждающее «Аск!», «Хэлл!», «Марцызнуть», «Принять на грудь», «Не такие крепостюшки брали...» (это наше давнишнее выражение из детства), «Кисонька», «Каждую кисоньку нужно погладить», «Моя скотинка» (о своих питомцах), «Кисуля» (по отношению к девушкам), «Поимелец обыкновенный» (по отношению к мужчинам), «Дрын» (трамвай), «Шара» (картошка), «Кнебля» (различная фурнитура) и др.

И уж никак не пройду мимо антоновского любимого отрывка из стихотворения БГ:

Захорошело тучное жнивьё
Хрипит в овине боров кровожадный
И роет землю кованым копытом...
Пейзанки с визгом мочатся в кустах
Счастливая осенняя пора...

Июнь-июль, 2008г., Нижний Новгород
Сутырин Борис