дом, который построил нас 5

Глава четвёртая. Житье-бытье.

***
Учиться нам было легко и весело, к нам приходил весёлый сантехник дядя Рудик и всякий раз предлагал написать сочинение на тему, как он провел лето.
Мы ему диктовали, и он записывал, потом вдумчиво перечитывал, и в конце урока всегда было одно и то же. Нас так радовало это постоянство, и мы так ждали этого конца:
- Всё в мире тлен, - плакал Рудик, - а что не тлен, то от лукаваго. А где лукавый – там и тлен. И нет никакого Впереди, потому что Впереди вас ждет безысходность и тлен, а что не тлен, то от лукаваго. Впереди вас ждет безысходность и тлен…
Мы садились в сумерках вокруг зациклившегося Рудика и начинали жить своей сложной биографией – мы с Димой держались за руки, медитировали и покачивались, Павлик смотрел на свой палец и видел весь мир насквозь, Костик раскручивал  собственную вселенную и проверял на Леночке силы кориолиса.
Порою Рудик затихал и всхлипывал, тогда Муха пинал Рудика слегка, и тот, хрюкнув, как старый патефон, снова набирал силу и мощь и вещал про впереди, про безысходность, про тлен,  и Муха задумчиво ковыряя в носу, говорил в паузах: дык, мультфильм. Шутка…

***
Когда нашу группу в первый раз сводили в анатомический театр, мы малыши восторженно попискивали и норовили все потрогать и попробовать на зуб, а Муха, ковыляя позади, одобрительно покрякивал:
- Шутка, дык. Мультфильм…
Замерев, как зачарованные, смотрели мы на буйство костей и плоти: красное, белое и желтое, трубочки и косточки, мягкое и каменное – все смешалось в один затейливый коллаж, совершенный и законченный, как ничто другое в этом мире…
Много всякой расчленёнки было потом в нашей жизни, но вот этого, первого момента познания мира, мы не забудем никогда.
Правда Костик всё-таки не выдержал избытка чувств, упал в обморок и уронил очки в ванночку с формалином, а Леночку восторженно вырвало на Павлика, но мы – я и Дима, держась за руки, уже тогда твёрдо решили – Дима станет хирургом, а я визажистом в морге. Он будет совершать хирургические ошибки, а я их буду исправлять. Ну, в принципе, так оно всё и вышло…
(как всё вышло – см. в рассказике «Визажист» на моей страничке)

***
Кушать нам, обычно, привозят из кафе «Хорошее местечко». Вечером на вывеске высвечиваются ещё две буквы, и кафе превращается в ресторан «Не хорошее местечко». Мы каждый вечер смотрим в окошко, как трое небритых амбалов убирают из огромной витрины вазоны с цветами и окурками и на их место загоняют, как лошадок, больших тетенек всех мастей и размеров – от маленькой белой пони  с челочкой до матёрой кобылы, серой в яблоках. Тётеньки топчутся и гарцуют, машут платочками, курят и улыбаются, и наши мальчики, стоя на подоконнике в рубашечках до пят, машут им в ответ длинными рукавами.
- подумаешь, - отворачивается Леночка, -  кто так курит, фи, да и только!
- а? – тут же спрыгивает с подоконника Толька, - Леночка, я же только посмотреть.
- на что тут, смотреть, да они понятия не имеют как надо стоять и курить, правда, Злата?
Леночке хорошо рассуждать, у неё папа Бельмондо, Леночка может взять ржавую машинку, выйти в ночной коридор – и расцветут мигающими огоньками витрины вдоль rue de Rivoli, и весёлый полупьяный папа Бельмондо поёт что-то Леночке на своём картавом языке, и Леночка смеётся и курит длинную сигарету.

А я? Что я могу понимать в сигаретах, я, Злата, курящая Беломорканал? До смеху ли мне? Я ухожу в самый дальний и самый холодный коридор, залезаю на подоконник и утыкаю нос в стекло. Я вспоминаю, что будет со мной…

Дальше?
http://www.proza.ru/2013/07/05/239