Невыносимая легкость бытия

  Сумка была тяжелой. Голова тоже была тяжелой. Да и жизнь, что там говорить – не особо отличалась легкостью. Перед тем, как сунуть ключ в скважину, Таня подышала спокойно и ровно, нацепила заученную до судорог маску – уголки рта приподняты, глаза лучатся уверенностью – и только тогда шагнула за порог.
  - Мама, я дома!!! Ты как тут, не заскучала еще? Тебе вчерашнюю курицу разогреть или что-то новенькое приготовить? Может, давай по картошечке ударим? Сто лет не ела жареной…
  Не дождавшись ответа, Таня скинула сапоги, пошатываясь от усталости. Подхватила сумку с покупками и, по дороге на кухню – заглянула в спальню к матери. Весь последний год здесь было темно и тихо – у мамы от шума и яркого света начинала еще сильнее болеть голова.
   Когда сквозь тяжелые шторы пробивалось солнце - все вокруг окрашивалось синеватым, неестественным цветом. Таня наклонилась над кроватью – почему же не слышно дыхания? Она схватила руку матери, запястье было таким худеньким, синяя венка безмолвствовала….
  - Мама, мамочка!!!!! – собственное сердце оглушительно билось в ушах, мешая услышать материнское.
 - Ну что ты кричишь, чудушко? Уснула я крепко… Выпила те таблетки, что на прошлой неделе прописали – и уснула. Все хорошо, Танюша… ну, не надо плакать, моя девочка, все хорошо.
   А потом они ели жареную картошку. Мама сидела, откинувшись на подушки, вяло ковыряя вилкой еду, и смеялась над Таниными шутками и ее распухшим от слез носом. Таня примостилась с тарелкой на полу около кровати, стараясь то головой, то рукой прикоснуться к маме, заглядывала ей в глаза, улыбалась жадно и заискивающе, как будто старалась навсегда запомнить эти мгновения близости. За окном уже давно стемнело, из угла мягким, желтым полукружьем подмигивал торшер, картошка была необыкновенно вкусной, а мама – почти такой же, как раньше, в другой жизни…
   Зазвенел будильник. Как же ломит все тело! Когда она отдохнет, наконец. По-настоящему, так, чтобы спать до полудня, а после – нежиться на песчаном пляже, вдыхая соленый запах моря… Таня нашарила на полу телефон и, не открывая глаз, нажала на отбой. Но оглушительная трель будильника не умолкла, а зазвенела еще громче. Таня потянулась – снова она уснула на полу у кровати, снова не выспалась, снова чувствует себя разбитой и уставшей… Хорошо, что сегодня воскресенье, можно никуда не спешить, не бежать галопом до остановки, не трястись остаток пути в душном вагоне метро.
   Накинув халат, Таня вышла в прихожую и сняла трубку:
  - Алло, - выдавила из себя, сдерживая зевоту.
  - Это Анастасия Васильевна вас беспокоит. Соблаговолите немедленно передать телефон Марье Ильиничне!
  - Теть Насть, вечно вы с вашими шуточками… Мама спит еще, не хочу ее будить, мы засиделись вчера допоздна, а таблетки только через час принимать, зачем ее тревожить раньше времени, она и так плохо спит в последнее время.
  - Танечка, твоя маман обещалась мне вчера позвонить, я прождала до полуночи, а потом выяснилось, что телефон отключен! Я сама не своя от беспокойства! Я настаиваю! - трубный глас маминой подружки - женщины необыкновенно массивной во всех смыслах – это не совсем то, что бы я хотела сейчас слышать, подумала Таня и поплелась в комнату, передать маме трубку. На полпути ее остановил звонок в дверь.
  Черт! Да что же это такое… Утро, называется!
  Зажав трубку между ухом и плечом, Таня крутанула ручку - дверь в ответ громко лязгнула щеколдой замка и явила Олега во всем его небритом утреннем великолепии.
  - Мама спит, тише ты! – шикнула Таня на брата, который умел в жизни делать качественно всего два дела – пить и одалживать в долг до получки.
  Олег улыбнулся смиренно и жалобно, и принялся разуваться.
  Ясно, значит, снова за деньгами. Таня не была близка с братом, не испытывала к нему неприязни, но и жалеть не торопилась – как-то не получалось у нее жалеть вечно пьяного неудачника, который даже не старался делать вид, что его трогает мамина болезнь.
  В телефоне громыхала Анастасия, грозно и нетерпеливо. Таня отняла трубку от уха и понесла ее в комнату. Следом увязался Олег.
 - Какая она худенькая, совсем отощала… ты что, не кормишь ее, Танюша? Ты ведь так хорошо зарабатываешь… Корми ее, пожалуйста, как можно лучше. И…эти… как их – лекарства тоже покупай нужные. Я бы помог, ты же знаешь, но… Кстати, ты не могла бы мне одолжить некую сумму? Мне совсем немного надо. Для поправки здоровья исключительно….
   Но Таня уже не слушала его… она тихонько села на пол, взяла мамину руку в свои и долго сидела так, под гул раскатов в телефонной трубке и неумолкаемый монолог брата над ухом.
   Почему-то не было слез. Совсем. Были только какие-то странные, неуместные мысли…
   Что земля нынче мерзлая, тяжело копать будет. И мамочке – будет неуютно и холодно. Там.
   И как хорошо, все-таки, что картошка вчера удалась…