Бабочка на ладони. Глава XXIV
Я почти не встречала людей с таким острым и тонким чувством юмора. Он говорил, говорил, и всем хотелось его слушать. Он смеялся, и смеялись все. Он полыхал энергией, и все заражались ею. Человек-костёр, возле которого приятно сидеть, на который приятно смотреть, который приятно слушать, который согревает и дарит свет. Был только один такой человек, которого я знала кроме него, и Вы наверняка поняли, о ком я говорю.
Он спел песню, посвящённую его маме, а потом... потом заговорил вдруг о семье. Я слушала его вполуха и думала о своём. Точнее о своей. Семье.
Сегодня, когда я играла в парке, мне вдруг подумалось – а что, если это я, я, а не мои родные, виновата в том, что мы стали чужими друг другу?
Я ревновала Мишку. Я злилась, что он изменился.
А разве я сумела поддержать его, когда она погибла? Да, я приехала на одиннадцатый день. Обняла, сказала «Держись!»... и всё. Страшно сказать, но в глубине души я, наверное, радовалась, что так называемая соперница, отнимавшая у меня всё внимание брата, исчезла.
Я была эгоисткой.
Я думала, что всё всегда должно быть по-моему.
Что все обязаны любить меня, а я ничего никому не должна.
Однажды я не разговаривала с родителями и братом неделю, потому что они съездили без меня на пикник. А почему без меня? Где я была? В том то и дело, что на очередном концерте.
Я променяла семью на выступления, конкурсы, славу.
И обижалась на неё за это.
Я своими руками сделала из себя приёмыша.
Обвиняла в этом всех, только не себя...
Когда я брала автограф у гитариста, он посмотрел в мои глаза живым, тёплым взглядом и написал в моём блокноте:
«Варвара, помни о самом дорогом в твоей жизни. Твори, люби и будь счастлива»
Положив блокнот в потайной карман в чехле моей гитары, я нащупала в нём кроме фотографии мамы под дождём что-то хрупкое. Я вытащила «это» и увидела бабочку... голубую... ту самую, Мишкину... и в моей памяти вдруг вспыхнуло воспоминание о том, где я видела её раньше.
У неё.
Да.
У девушки моего брата.
Когда мы гуляли, она показала мне в своём телефоне фотографию цветка.
Цветка, похожего на бабочку.
- Мне бы такой, - сказала я.
- И мне бы... – улыбнулась она. – Я посадила его в прошлом году. Он пока не расцвёл, но надеюсь, что скоро...
А пахло от брошки её духами. Теперь вспомнила. Видно, у Мишки они сохранились...
- Матвей Егорович, - сказала я, выходя из Дома Культуры. – Знаете, а я сегодня в парке играла на гитаре.
Он улыбнулся.
- Я никогда не думала, что это может быть так здорово... А ещё... – я помолчала. – Ещё я вчера и сегодня сбежала из дома.
- Значит, всё-таки что-то случилось... – вздохнул учитель.
- Случилось. У меня вернулась мама. Родная.
Мы остановились возле резного забора, отделяющего набережную от реки.
- Ты сможешь её простить? – тихо спросил Матвей Егорович.
- Не знаю... всё же... четырнадцать с половиной лет...
- Люди так устроены, что они не могут не делать ошибки.
- Я понимаю, конечно... Она хочет увезти меня в Питер.
- Насильно тебя никто не увезёт, Варь.
Я вздохнула.
- Подумай, - продолжил учитель. – Если бы она... не оставила тебя тогда... разве было бы у тебя то, что есть сейчас?
- Не было бы... – согласилась я.
- Если бы не поступок твоей мамы пятнадцатилетней давности, ты жила бы сейчас совсем другой жизнью... Захочешь ли ты расстаться с прежней – решать только тебе...
- Вчера я помогла найтись заблудившейся девочке... Её зовут Тонечка... У неё такая замечательная семья... как моя... когда-то... Я хочу всё исправить и вернуть былые времена, но боюсь, что... меня не простят...
- Твоя мама сейчас испытывает те же чувства, что и ты, - улыбнулся Матвей Егорович. – Она тоже надеется вернуть тебя и наверстать то, что упустила... Если любят – всегда прощают.
- Думаю, Вы правы... – вздохнула я. – Мне столько человек сказали вчера и сегодня о том, что семья – это самое дорогое, что у меня есть...
- Это действительно так.
- А как же Музыка?
- Семью и Музыку не сравнивают, Варь... Музыка – тоже неотъемлемая часть нашей жизни. Но её нельзя потерять, а родных... можно...
Мы жили недалеко друг от друга, поэтому поймали такси и поехали домой.
В пути предстояло быть всего минут пятнадцать, но мне казалось, что время тянется бесконечно... Мне так хотелось поскорее приехать домой, обнять всех-всех-всех, попросить прощения и сказать, как сильно я их люблю... я давно уже не говорила этих самых простых и самых важных слов...
У меня колотилось сердце.
Я почему-то только в тот момент вспомнила, что Мишке скоро восемнадцать, что он уже окончил школу и... будет поступать в институт... а в какой? А вдруг он уедет далеко-далеко?.. А вдруг...
Я держала на ладони бабочку и торопила, торопила время, словно брат может уехать уже через несколько минут... и я не успею ничего сказать...
«Быстрей!» - мысленно просила я пожилого весёлого водителя с сединой в пушистых усах.
- А ведь я тебя видел! По телевизору, - сказал он, глядя в зеркало дальнего вида и радостно улыбаясь. – Ты так играла, дочка... Мы всей семьёй смотрели и удивлялись... какая же ты молодец! Дай Бог, чтобы у тебя всё хорошо было...
- Спасибо...
Я смотрела в правое боковое окно на мелькающие кусты, дома, людей и, стараясь унять волнение, крепко прижимала к себе давно ставшую мне родной гитару.
Я даже не успела понять, что произошло. Я просто увидела свет фар и отблеск солнца в лобовом стекле. А потом – удар... боль... и темнота...
Свидетельство о публикации №213070401796