Как у Донцовой
В тот же вечер, уложив спать дочку, я читала Донцову, чтобы понять, что же так возмутило папу в семействе Даши Васильевой. И тут зазвонил телефон. Я удивилась – стрелка часов перевалила за одиннадцать, обычно нам так поздно никто не звонит. Снимаю трубку:
- Алло, это София Андреевна?
- Да, я слушаю.
- Вас беспокоит Земфира Михайловна. (Земфира Михайловна – руководительница студии цыганского танца в доме творчества, моя дочка там занималась второй год). София Андреевна, завтра мы едем сниматься в кино. Жду вас с Сашей и с костюмом в девять утра…
Пока Земфира Михайловна рассказывает мне о месте встречи, я мысленно вою: одиннадцать вечера, звонить куда-либо уже неудобно, значит, с работы придется отпрашиваться «постфактум». Чтобы к девяти добраться до места встречи, нужно разбудить Сашку в половине седьмого. Костюм! Боже, костюм! Вы себе представляете, что значит – погладить цыганскую юбку в два солнца шириной? Может, отказаться от всей этой затеи?
- А какой танец они будут танцевать?
- Ой, это неважно, не волнуйтесь, все на месте решим. Только уж не подведите меня, приезжайте, участие в съемках – такой шанс, такой шанс.
Природное чувство ответственности борется во мне со смутным ощущением странности происходящего. Неужели наш самодельный а-ля цыганский костюм подойдет для съемок? Да и танцевальный уровень дочки и её соучениц вызывает у меня большое сомнение… Но все же я соглашаюсь на участие Саши в съемках, потом до полночи наглаживаю костюм, утром ни свет ни заря бужу дочку…
На месте встречи нас ждет Земфира Михайловна. Одна-одинешенька. Я интересуюсь: «А где все остальные?» «Сейчас подтянуться, сейчас подтянуться!» - огромные глазищи Земфиры как-то подозрительно бегают. Минут через пятнадцать «подтягиваются» еще одна мама с дочкой – белокурой голубоглазой Леночкой. Ждем еще полчаса – никого. Земфира Михайловна командует – едем!
Приезжаем на студию. Нас встречает помощник режиссера. Хмуро оглядывает девочек и вопрошает: «Это – всё?» Земфира хватает его за руку, тянет в сторону, что-то торопливо втолковывает. Дядька недовольно машет рукой – идите за мной. Мы проходим через проходную, Земфира оттаскивает в сторону теперь уже нас с матерью Лены и шепчет, стараясь, чтобы её слова не долетали до ушей помощника режиссера: «Пожалуйста, если вас спросят, девочки – цыганки!» «Цыганки???» - одновременно восклицаем мы. Ну, если мою кареглазую шатенку Сашу еще можно с натяжкой выдать за представительницу кочевого племени, то из Лены цыганка, как из Земфиры – белокурая арийская бестия. «Наполовину – цыганки, скажете, что у них папы – цыгане!» - выпаливает Земфира и отскакивает от нас, не дожидаясь возражений.
Впрочем, возражать уже нет времени. Нас встречает режиссер. Он ошалело разглядывает на нашу малочисленную компанию, а потом восклицает:
- Это – всё? Мне нужны были десять мальчиков и пять девочек разного возраста, от трех до пятнадцати лет, где они?
- Как где? – бойко возражает Земфира, - в школе, где же еще?
- В какой школе? Я за что вам деньги заплатил?
- В какой школе? В обычной школе! Вы что, хотите, чтобы цыганские дети остались без образования?
То ли режиссер боится оставить юных цыган без образования, то ли понимает бесполезность перепалки с Земфирой, но он больше не возмущается количественным и половозрастным составом нашей актерской группы. Он переходит к другому вопросу:
- А они хорошо говорят по-цыгански?
Говорят? По-цыгански? Мы же сюда танцевать приехали! На всякий случай: ни Саша, ни Лена не знают, понятное дело, ни слова на языке ромал. Однако у Земфиры, судя по всему, по этому поводу совсем другое мнение:
- Конечно, знают! У них же папы цыгане! Девочки очень талантливые! Они все за пятнадцать человек сделают!
- Так мы можем немедленно приступать к озвучке???
Не дожидаясь ответа Земфиры, мы с мамой Лены хватаем дочек за руки, поворачиваемся и уходим. Вот так и кончилась, не начавшись, Сашкина карьера на ниве цыганского танца (я предпочитаю не иметь дел с аферистами любой масти)…
Усталая и злая я притащилась домой. Покормила не менее усталую Сашу. Рассказала о наших приключениях маме. А мой неутомимый и вечно деятельный папа в этот момент был занят важной и неотложной проблемой. Где-то в «закромах родины», если точнее – в большом серванте, что стоял в их с мамой комнате, папа нашел бутылку ликера «Айриш крим». Но вот беда – ликер стоял слишком долго и сильно загустел. Настолько сильно, что не выливался из бутылки. Папа испробовал все способы заставить ликер обрести текучесть, но все напрасно! Пока я кормила Сашу и разговаривала с мамой, папа носился вокруг с бутылкой как курица с только что снесенным яйцом. Наконец Саша поела и отправилась делать уроки, мама прилегла отдохнуть в своей комнате, а я, помыв посуду, позвонила на работу. Папа из поля зрения куда-то исчез.
И вот мой разговор с коллегой прерывает истошный, нечеловеческий крик мамы. Я бросаю трубку, влетаю в комнату родителей и вижу… В общем, выглядело это примерно так: мама лежит на диване, над ней стоит папа, а лица у мамы нет… На нем – что-то непонятное, жёлтое… Крови не видно… Господи, что же это? И тут мамин крик сменяется чем-то похожим на истерический булькающий смех…
Оказывается, папа в конце концов сделал вывод, что достать ликер из бутылки не представляется возможным. Значит, бутылку нужно выбросить. Но такой ответственный шаг, по мнению папы, требовал маминой санкции. Поэтому он подошел к отдыхающей жене и, со словами «Вот видишь, ничего не льется!» перевернул бутылку над её головой. И – надо же было такому случиться – именно в этот момент ликер-то и вылился! Прямо на лицо мамы! Весь ликер, а было его не меньше половины бутылки!
Следующие полчаса я помогала маме отмыться от липкого сладкого Айриш Крима. Мы в два голоса ругали папу и хохотали. А потом я пошла проверять Сашины уроки.
Через некоторое время мне (уж извините за интимные подробности) понадобилось посетить туалет. И вот открываю я дверь, делаю шаг и… попадаю в огромную лужу! Что случилось? Унитаз потёк? Но мы же его только месяц назад купили!
Эскпресс-расследование дало следующие результаты. В унитазе «ниже ватерлинии» зияла весьма заметная дыра. Откуда? Да все оттуда же! Рачительный папа решил, что бутылка от ликера еще может пригодиться в нашем хозяйстве. И он решил её помыть. Набрал воды, пополоскал и пошел выливать воду в унитаз. А бутылка возьми, да и вывались из рук. Папа не заметил, что бутылка не только разбилась сама (вот тут и пришлось её выбросить), но и нарушила целостность нового унитаза.
Мы с мамой накинулись на провинившегося папу с новой силой, Саша защищала любимого дедушку. Впрочем, дедушка и сам за себя был способен постоять: он заявил, что запросто починит унитаз. Починка состояла в том, что папа заткнул дыру чем-то, что очень напоминало то ли медузу, то ли пучок водорослей. Это нечто колыхалось и жило в унитазе своей жизнью, но недолго, потому что мы с мамой взбунтовались и купили новый унитаз, категорически отказавшись пользоваться конструкцией со столь авангардным дизайном.
Наступил вечер. Я готовила Сашу к мытью головы (с волосами до колен это – целое дело). Вынимаю из дочкиных ушей серёжки-гвоздики и… роняю одну серёжку на пол. Ищем мы серёжку на ковре, ищем, а найти не можем. Мои силы на исходе, Сашка хнычет – серёжку жалко, я командую прекратить поиски – завтра будем пылесосить и найдем, делаю шаг и… Мою ногу пронзает боль - проклятая серёжка нашлась, проткнув мне ступню. Вот на этой кровавой ноте и закончился наш сумасшедший день…
Утром мне на глаза попалась книга Донцовой. Я подошла к папе и спросила: «Так, говоришь, Донцова бред пишет? Не бывает таких сумасшедших семеек? А что бы сказали люди, если бы прочитали о нашем вчерашнем деньке?» Папа усмехнулся, но ничего не ответил. Он был очень занят – заделывал каким-то волосатым материалом ликёрную дырку в унитазе…
Свидетельство о публикации №213070400607