Отрывок из книги Мнемоника - М

“Помоги найти то, что душу успокоит…”

Не удалить всех писем и фотографий, которые хранятся на полках памяти, в сундуках с одеждой, в старых запыленных альбомах, под ребрами, изнутри души. Я просила Бога отобрать у меня спокойную, обыденную жизнь, а теперь по утрам я прошу оставить меня наедине с болью - она не дает спать, и руки немеют, но я знаю, что должна перечувствовать ее, обойти по оси движения, слиться с нею в одно целое. Бежать подло - подло бежать от сердечной боли, которая связала с людьми, которые оставили миллионы отпечатков на коже. Я никогда не смогу расстаться с ощущением пустоты вне тебя, вне твоих глаз и дрожащего тела, но я обязательно переживу эти содрогания и тугие сжатия в области сердца, это того стоит.
По комнате разбросаны оставленные тобою на время вещи, музыкальная аппаратура, одежда и исписанные листы. Я держусь каждой отдельной мыслью на каждый отдельный предмет, пока оно - это чувство причастности, еще со мной: наши стихи, наша музыка, запах твоего тела, запах твоей души. Я должна быть сильнее монстра внутри себя, который разрушил наш милый дом, сильнее твоих острых слов, сильнее принципов, которые, как отточенные ножи, я разложила на пути к нашему счастью. Мне нужно купить себе еще одну пачку толстых сигарет, и я медленно теряю килограммы, каждый раз пересчитывая вещи в шкафу, которые становятся на несколько размеров больше. Сигареты взращивают тонкую пленку на легких, и легче становится дышать - у меня есть другой, любящий человек, и я отдаюсь ему всецело. Еще одна глава моей жизни исчезает, вонзается в небо и растворяется. Уходили все, и ты ушел: громко и эпично, как об этом пишут в книгах.
Но фоне морозного воздуха над Темзой ты выглядишь старше, чем когда-либо, на твоем лице улыбка, но глаза молчат. Ты знаешь, ты знаешь, что для нас остались считанные дни и часы, но ты молчишь. А я убиваю внутри отчаяние. “Останься со мной, останься, держи меня за руку, держи…” Но ты так же отпускаешь меня в темную пропасть, откуда меня не достанут родные и близкие - твоя хватка слабеет, и я больше не чувствую тяжести твоих рук. Уверенность в том, что был сделан правильный выбор - ведь я уходила сама - не меркнет ни на сотый оттенок, но внутри большой ком, и связки нервов - воспаленных и зараженных чем-то приторным. Я чувствую привкус табака на небе, стараюсь не шевелить пальцами ног, чтобы застыть в состоянии бездействия - чтобы боль медленно растеклась по телу и ушла в небытие. Так будет лучше, лучше для всех. Я очень скоро забуду местоимение “ты”, но образ и глаза, смотрящие в душу останутся как шрам в памяти. Я люблю тебя.

Я, наверное, разобьюсь в дребезги, прежде чем заставлю себя любить. Вожмусь тесной стеной в запыленные шторы, сомкну веки и постараюсь услышать тишину на фоне старых истертых шаблонов, что хранятся на твоем чердаке. Мне скоро не понадобиться обещание твоего возвращения, я буду слушать громкие шаги по коридору и молчать, стараясь мысленно развернуть тебя спиной к моей комнате.
Помню огромный сад в старой Риге, где я прислонялась лопатками к твоей голове, смотря вдаль, на немногочисленные высотки отелей и улицы, полные людей, кричащих и настороженных в глазах. Отсутствие чувства было сильнее тяжести слов, но я все равно промолчала. Оставила это в себе, для себя, чтобы не ранить сильнее, чтобы не искать длинных предложений для того, чтобы объяснить - что я делаю? И самое главное - зачем?
Подбираясь пальцами к твоему подбородку, я ощущаю жжение. Мне неприятно целовать тебя, но противен мне не ты. Мне неприятна тонкая линия света между нашими губами, которая превращается в тусклую щелочку разочарований, между которыми только мое молчание и наш общий обман. Я вскользь прошу отпустить меня, но ты не понимаешь всей сути, ты смеешься, и думаешь, что это мой очередной эмоциональный срыв - шутка! Я хочу больно ударить тебя по лицу, но получаются лишь легкие, как ветер, пощечины. Это невыносимо.

***

Пока нас здесь нет.
Ты должен был захлопнуть за собой дверь в светлую комнату и рассказать мне о своих сомнениях. Иногда каждому из нас необходимо, чтобы нас постарались отговорить, удержать, задержать.
- Возьми меня за руку.
Почему мы бежим?
- Возьми меня за руку.
Я прошу тебя - останься.
Искренне улыбаясь, я становлюсь на дорогу без возврата, но в моих глазах слезы. Если бы Господь одобрял мой шаг, ты бы тоже заплакал. Но в твоих глазах были только тени.
- Возьми меня за руку.
Останься со мной, прошу тебя.

***

Никогда я не любил тебя так, как снились тебе сны по ночам - обрывистые, ветвистые, выцветающие. Любил, как умел, иногда жестко - чересчур по-мужски, стараясь стать ближе к каким-то странным мыслям у тебя на сердце, обойти вокруг твои сомнения и остаться, навсегда остаться. В тишине.
Если бы хотя бы один единственный раз ты постаралась объяснить мне, что висит тяжелыми мокрыми клочьями у тебя между ребер, я бы задумался. Я бы перестал тревожить твой сон по ночам, перестал бы преследовать тебя годами в тех городах, в которым нам двоим не хватало места. Стараясь разделить твои разочарования и собственные неуверенности на две равные стопки старого мусора, мне было сложнее, чем тебе.
Ты страдала внутри.
Меня разъедало снаружи.
- Ты существуешь?
Ты существуешь?
Скажи, мне что ты есть в этом мире, и я уступлю его. Отдам в твои нежные мягкие руки, в которых я оставил свой кислород, свои головные боли, свои многочисленные порочные души, и себя я в них оставил.
Забери меня. Забери меня. Забери меня.
- Ты существуешь?
Междустрочье.
- Подожди меня.
- Ты существуешь?
Она открывает свои тяжелые заледеневшие руки, и из ее ладоней вылетает крохотная бабочка с голубыми крыльями.
Я вытираю лицо руками.
- Подожди меня.
Забери меня. Забери.
Свет наполняет желтые поля вокруг нас, в небо поднимается пепельный туман и растворяется в воздухе. Мысленно я представляю иконы с ликами святых, стараюсь молиться, но мне не вспомнить ни одной молитвы.
Междустрочье.
- Ты существуешь?
Войди в мою душу. Забери меня.
Сожми мои глаза, до крови. Выкури в меня пачку толстых сигарет, чтобы я медленно задохнулся в запахе твоей шеи. Заставь меня рассыпаться прахом на эти страшно-желтые, но любимые из детства рапсовые поля, в которых мы хоронили искренность, простоту и ненавязчивость, взращивали безысходность. Уничтожь во мне фотографии, на которых твоя мама держит тебя за плечи и беззвучно смеется, стараясь поверить в лучшие вечера на морском берегу: заставь меня поверить в то, что и они так же верили - как мы - стараясь сделать нас счастливыми после смерти собственных душ, которые разлагались под темным небом их зрелости, где росли мы, и где мы превращались в собственных родителей.
Забери меня.
- Ты меня слышишь?
Полупустые чашки на твоем маленьком треугольном столике в кухне с кривыми обоями недалеко от Дворцовой. Где хранились гитары моего отца, и куда я складывал все изношенные в душе картины.
- На губах. Кто-то. Кто-то на моих губах. На губах.
- Ты существуешь?
- Ты на моих губах.
В сердце.
- Ты существуешь?
- Помоги мне.
- Ты существуешь?
- Забери меня. Забери.
Запрись в тугие стены и никогда меня не отпускай. Я - твоя самая сладкая ложь. Помоги мне.
- Ты существуешь?