Гл. 4. Чудо-юдо рыба - жизнь

Украсть жизнь

Гл. 4. ЧУДО-ЮДО РЫБА - ЖИЗНЬ

Мамка металась со мной по казённым домам: то комиссия - то  милиция. Отношение её к военкому изменилось, и этот клещ, наконец, пропал из нашей жизни. Но покоя ей всё равно не было, потому что в дверях нашего дома всё чаще стали  появляться казённые люди.

Работник детской комнаты милиции на собеседовании нас сразу подкупил: если я заработаю где-нить хорошую характеристику, он похлопочет меня в военное училище. Можно было думать – снова здорово! Но всё как-то сразу пошло по-другому.

Ещё он сказал, что первые "правильные шаги" должен сделать я сам. Ну, так что ж? Была у мамы подруга, которая бедовала с сыном. Упустила она его совсем. Пить он начал регулярно, даже физиономия у него всегда была розовая, как портвейн за рупь с копейками. Околачиваясь у гастронома, он как собака ловил взгляды мужиков с деньгами, чтобы поучаствовать копеек на двадцать за неполный стакан. Увидит мужиков, подходит:
- Скинемся копеек по сорок, я щас возьму?
- Ну, давай, - обычно отвечали мужики, как-то безрадостно, но самим давиться в очереди не хотелось и начинали доставать рубли. Тут он и говорил:
- Только у меня двадцать пять копеек.

Иногда на этом он даже зарабатывал, зажимая сдачу, иногда собирал бутылки, и когда за этим делом его засекали старые друзья, говорил сонно поёживаясь: "Грубеть пора ". Поэтому мамина подруга приняла в моей судьбе самое деятельное участие, "пока не поздно". Определили они меня к ней в завод. Да и Серёга, друган из нашего дома, тоже малолетка, хотел в завод, он считал, что неплохо бы "деньги свои иметь". Только он всё не находил времени оформиться. Идти, говорил, надо в литейный цех "он всему голова", туда мы и попросились. Так и оформили они нас - дуплетом.

Стал завод на две души больше. Казалось мне тогда, в огромном заводе человек - что муравей. Являться на работу надо в страшную нечеловеческую рань. В потёмках вышли из дома в ощущении полного одиночества. Идём спотыкаемся. Видим, а мы во дворе не одни такие. Проплывают как во сне какие-то мужики из дома – мы их и не знаем, и видеть не видывали! То тут - то там, появляются люди в чёрном, отхаркиваются, откашливаются все до одного; закуривают, разговаривают мало, идут как по рельсам не торопясь по одному, где-то уже не по одному, так сливаются в ручейки, которые от шага к шагу становятся всё шире; кто-то едет на работу в переполненном общественном транспорте, на своих драндулетах подкатывает начальство, изредка "трудовая интеллигенция" … и все эти потоки казалось должны были слиться в человеческое море, но их поглощало чудище - ненасытная заводская проходная. Кто задумывался какая это мощь, думаю, всю жизнь остаётся поражен. Да и жизнь трудовая - это не пуговички драить.

Влились в этот поток и мы. Нам не далеко. Накануне в поликлинике получили справку "пригодности к трудовым подвигам", исходили день по инстанциям. Велели явиться уже к цеху. Приходим. Сидят какие-то мужики, курят. Ждут мастера. Плавильная печь была видна через огромные ворота цеха, мечтали посмотреть, но даже не узнали, куда дрова кладут. Говорят нам:
- Чево надо?
- Ученики.
- Вот и хорошо! Пока мастер не пришёл, вот вам ведро и мухой слетайте к соседям за "совковым маслом", кончилось маслице. Он разорётся, а тут вы и нарисуетесь, как спасители и сразу на хорошем счету будете!

Взяли мы это смешное битое  со всех сторон ведро, ходим с ним за ручку по цехам, и везде чего-то нет: то масла - то кладовщика. Но всегда говорят: "Вот у соседей есть точно". Мы дураки и пошли по кругу светиться.

Потом нас поймал какой-то злой мужик. Подлетел на дороге в клубах пыли "Козел", был такой маленький автомобиль, отечественный джип. Это значило - начальник большой!
- Гуляем?
- Да нет, масло ищем.
- Какое масло.
- Совковое масло, какое ещё. Нам рабочие сказали в соседнем цеху спросить, но нас сюда послали.
- Никуда больше не посылали?

Молчим. Чувствуем лажа какая-то. Записал он себе что-то в бумажку или только вид сделал и развернул нас "взад без масла", но дал напутствие на всю жизнь:
- Работяг больше не слушайте! В заводе и так уже поняли, два новых долбо*ба ведро говна ищут. Идите в цех. В цеху найдите мастера. Слушайте только его. Всё ясно!

Наблутыкались мы по дорогам и кое-как вернулись назад. Работяги суетятся по работе, рожи прячут - а нас как первый раз видят! Но скрыть своё участие им не удалось, мастер уже всё знал, звонили. Поругал нас в первый раз не сильно и поставил какую-то грязь мешать. Я то думал к печи встану, искры будут, как в кино - и я! Куда там. Цех вспомогательный, хотя печь была же.

Потом было, конечно, всякое. Первую зарплату обмывали до нуля – сказали так положено. Закон. Да и вторую не хуже. Все любят молодых и глупых. Работяги в таких случаях говорили тепло и нравоучительно, и сначала это было приятно слышать. Но когда водки не было – они скучнели. Копеечную премию как-то всем выписали, так под это дело некоторые специалисты пропили ещё и зарплату. А мне хотелось деньги иногда и домой носить. Матери показать, что я не нахлебник! Как к столу сядешь – если денег домой не принёс? Стал я это дело избегать, и попал потихонечку в "коллективную" опалу. Возможно даже в позорный список "жлобов", потому что в глаза-то никто не говорил, так … подкалывали. Они это умели. Огорчался сначала, но потом увидел, что это не только плохо, но и в чём-то хорошо: не проставился раз-другой – пить не приглашают – "Свободен!". Не надо радоваться очередным открытиям травящих себя кулибиных – "Клей БФ - милое дело!"  Не надо смеяться над вчерашними застольными шутками, таскаться после работы с собутыльниками вдоль магазинных дверей пока их не закроют. Много чего стало не надо, иначе не скажешь - свобода. То, что пьют не все, стало ясно как-то совсем не сразу. Люди дельный были в тени, почти все как бы стесняясь сознавались, что не пьют, носят деньги домой … как бы добровольно уступая права геройства дуракам.

Что же делали героические советские граждане с техническими средствами из хозяйственного магазина? Это были ещё не "синеглазки" и "незамерзайки" наших дней, это были клеи, политуры … короче развести водой было недостаточно. Перегонка не по уму сложна. Поступали примитивно: бросали в банку водного раствора клея или политуры большую щепоть поваренной соли и взбивали палочкой грязный сгусток, который удалялся, оставшееся и являлось искомым – вот и вся фильтрация. Из этой простоты так же легко вывести образ участников.

Под занавес заводской эпопеи случилось и происшествие. Разорвало однажды малую литейную форму после заливки металла. Ошпарился рабочий. Официальное заключение – форма не просохла. Мастер успел схватить выговор, но потом узнал, что в неё утром один весельчак отлил "вчерашнее пиво". Появлялся на соседнем участке в цеху такой вездесущий спец покурить чужие сигареты, да денег пострелять до второго пришествия. За это прозвали его "Лепила". Завидно смелый был. Есть такие люди, которые почти всем нравятся сначала. Пришёл, быстро со всеми перезнакомился, хотя возможно в заводе был новичок, новее меня. Он имел особое чутьё появляться к разливу. Только стаканы зазвенели – появляется Лёпа с улыбкой во всю рожу. Как такому откажешь, он человек-подарок, человек-праздник! Оказалось, что проколы и у везунчиков случаются - получил в этот раз лопатой по ребрам. Лопата была тяжёлая, совковая в присохшем растворе, мастер сухой, крепкий. У Лёпы оказалось сломано сразу несколько рёбер. Назвали это "Производственной травмой". Он отбыл на больничку, где я его навещал в палате и во дворе на прогулках. Он оказался действительно весёлым парнем, и мы почти подружились. Но в завод он не вернулся. Около дежурных гастрономов, в свою очередь, уже не появлялся я. Тогда в учениках оставался я один. Я как-то продержался и дольше Серёги, сколько надо.

Когда настало время прощаться с моей первой работой, я ушёл и не обернулся. Всем чужой и никому не нужный. Когда в цеху из молодых я остался один, все как-то забыли про меня. Тогда я выпал из поля зрения "коллектива" ... и общества. Вольно - не вольно, пришлось определяться с кем я и куда мне стремиться. Сработало что-то, как бы не нужное раньше, ждущее своей поры, прошитое внутри: вдолбившиеся ли бесконечные наставления матери, прочитанные книги, слышанное-приснившееся; досада за бессмысленно потраченное время, какие-то мои представления о личном моём предназначении. От страха, что вот тут для меня лично жизнь может и закончиться, я поверил в мечту и рванулся на "оперативный простор", в дали несусветные. Для начала уехал учиться в другой город. Думал надолго - оказалось навсегда. Мне повезло, так я открыл светлую полосу жизни.


гл. 3
http://www.proza.ru/2013/04/29/1368
гл. 5
http://www.proza.ru/2013/10/20/983