Уроки семьи Л. Н. Толстого

               
               
                Причина нашего счастья или нашего несчастья - в нас самих.
                (Мишель Монтень)

Мне кажется, мы могли бы учиться на чужих ошибках. Не обязательно самому проваливаться во все ямы, которые попадаются на жизненном пути. Жизнь других людей – это школа, пройдя которую, можно сделать свою жизнь лучше, счастливее.
В этом смысле такие люди, как Л.Н.Толстой, особенно интересны. Не потому, что он великий писатель. Не потому, что его имя известно каждому. Здесь речь пойдёт не о Толстом-писателе, а о Толстом-человеке, личности. А как человек, как личность он не уникален. Толстой был очень обыкновенным человеком, далеко не совершенным, допустившим в своей жизни множество ошибок, - и именно этим он интересен.
История его семейной жизни представляет особую ценность ещё потому, что она вся буквально запротоколирована, записана до мелочей. Я буду пользоваться только одним источником: воспоминаниями Татьяны Львовны Сухотиной-Толстой (О смерти моего отца и об отдалённых причинах его ухода, в кн. «Воспоминания», М., 1980). Это старшая дочь Толстого, и она очень точно и ярко излагает основные факты, связанные с его несчастными семейными обстоятельствами и трагической кончиной. Семейная жизнь Л.Н.Толстого, его отношения с женой – это, по-моему, очень поучительный урок для каждого, кто стремится сознательно, зряче строить свою семью, свои отношения с близкими.
*  *  *
В обыденном понимании у Льва Николаевича и Софьи Андреевны было всё, что нужно для счастья, даже более того. Л.Н. женился 34-летним богатым и свободным человеком, физически сильным, на редкость деятельным, талантливым, уже европейски известным писателем. Она – 18-летняя прекрасная девушка, отлично образованная, дочь придворного врача. Оба были страстно влюблены друг в друга.
И тем не менее их семейная жизнь сложилась несчастливо, даже трагически. Почему так получилось, в чём причина этого?
Что это были за люди?
Первое, что бросается в глаза в облике Л.Толстого – его исключительная активность. Толстой – артиллерийский офицер, помещик, писатель, моральный учитель и религиозный мыслитель, страстный влюблённый, искусствовед, философ, педагог, велосипедист, дворянский деятель, полиглот – вот далеко не полный перечень его занятий и увлечений. И всё он делает со страстью, в каждое дело уходит с головой.
Л.Толстой принадлежит к тому типу людей, которых принято называть «увлекающимися», он очень яркий представитель этого типа.
Однако это свойство – быть увлекающимся человеком – коренится не в духовной, а в биологической активности человека. Человек может проявлять активность осознанную, направленную на достижение определённой цели. Биологическая активность же – это активность бессознательная, активность в чистом виде. Это удовлетворение естественной потребности в активности, в расходовании накопленной энергии. Такая щенячья активность.
Разумеется, прекрасно можно быть и биологически, и духовно активным, но в норме у взрослого человека духовная активность подчиняет себе биологическую. Такой человек проявляет активность, когда это необходимо: нужно помочь кому-то, сделать что-то полезное. Если такой необходимости нет – он может оставаться пассивным, и отлично себя чувствует. Он – Хозяин своей активности, а не она его хозяйка.
Биологически же активный не в состоянии быть пассивным: у него «руки чешутся», и он активничает потому, что просто не может оставаться в состоянии покоя. При этом ему фактически всё равно, что именно делать, – лишь бы найти поле для приложения своей энергии.
Биологически активные люди (а это, например, почти все подростки: для этого возраста такая активность естественна) весьма непостоянны, часто меняют сферы деятельности. Проявляться же биологическая активность может в чём угодно, она может направлять деятельность художника, поэта, политика, философа.
И вот Л.Толстой был таким человеком. Всю жизнь. Ничуть в этом смысле не меняясь до глубокой старости.
Многие считают его человеком исключительно духовным. На самом же деле то, что мы знаем о его разнообразной деятельности: её хаотический, ненаправленный характер, постоянная потребность находиться в кипении деятельности, страстно увлекаться чем-то, - причём, он одинаково страстно увлекается косьбой, ездой на велосипеде и педагогикой, религией, любовью к жене – заставляет сомневаться в этом. Так ведут себя подростки – а не зрелые, взрослые люди.
Известно, что всякое увлечение рано или поздно проходит. Можно предположить, что «любовь» Л.Н. к жене была только одним из его страстных увлечений. Но подлинная любовь и увлечение – разные вещи. Увлечение может перерасти в любовь, но может и не перерасти. Само же по себе оно не есть любовь.
Более того. Любовь – по природе своей альтруистична: любят для другого, чтобы хорошо было другому человеку. Увлечение, наоборот, по природе своей эгоистично: увлекаются для себя, для своего удовольствия. Так что – любовь и увлечение даже противоположны и антагонистичны друг другу.
Софья Андреевна в своих дневниках отмечала огромную потребность мужа в физической близости. Однако увлечение Л.Н. носило и эстетический характер: он эмоционально увлёкся ею в целом – не только как привлекательной женщиной, которой очень приятно обладать. Но это всё же было именно увлечение.
А ему, напомню, было далеко за 30.
А что же С.А.? Какой была она?
Из её дневника видно, что она ревнует мужа к тем женщинам, с которыми он был близок в прошлом. «Всё его прошедшее так ужасно для меня, что я, кажется, никогда не помирюсь  с ним…,»- пишет она.
Она ревнует ко всему и ко всем: «Он мне гадок со своим народом. Я чувствую, что или я, или народ с горячей любовью к нему Л. Это эгоизм. Пускай.» И в другом месте: «Читала начала его сочинений, и везде, где любовь, где женщины, мне гадко, тяжело, я бы всё, всё сожгла. И не жаль бы мне было его трудов, потому что он ревности я делаюсь страшная эгоистка».
С.А. ошибается: не эгоизм от ревности, а, наоборот, причина ревности – в эгоизме. Ревность, как известно, - чувство собственника, одно из проявлений эгоизма.
С.А. пишет: «Я живу для него» (с.363). Но женщина, действительно живущая для любимого человека, не может ненавидеть результаты его трудов. С.А. внешне живёт для мужа, но воспринимает мужа как свою собственность и ревнует к нему.
Такой эгоизм С.А. естественен: она получила аристократическое воспитание, была изнежена, была очень молода, почти девочка. Но настоящая любовь всегда пробуждает в человеке альтруиста, открывает его душу другому – и всем другим людям – и такая любовь всегда взаимна, в ней не может быть неразделённости, по самой сути своей она есть взаимность. Так что, если бы Л.Н. по-настоящему любил свою жену, она стала бы другой. Однако этого не произошло.
Судьба столкнула этих двух людей как будто специально, чтобы дать всем остальным людям наглядный урок того, что важно, что главное для человека, а что менее важно, без чего он может обойтись. Главное – любовь, духовная близость.
Когда говорят, что для счастливой семейной жизни необходимо то-то и то-то, такие-то и такие-то материальные и пр. условия – это верно, но только отчасти. Это всё необходимо как приложение к любви, но если нет любви, то всё становится бесполезным, счастья нет. Любовь всё освещает собой, её ничто не может заменить. И если её нет, то нет ничего, нет семьи – есть только её имитация, отдельные люди, в сущности, чужие друг другу, живущие рядом и часто мучающие друг друга.
Я меньше всего хочу в чём-то обвинить или осудить Л.Н. или тем более С.А. Я уважаю и его, и её, сочувствую им. Их недостатки были не виной их, а бедой, своего рода болезнью, которую они не сумели увидеть, излечить в себе – и в этом была их трагедия. Обвинить, осудить можно того, кто и не хочет быть хорошим, - чего никак нельзя сказать ни о Л.Н., ни о С.А. И он, и она всю жизнь страстно желали стать «вполне хорошими». Их раздумья, их поиски, вся их жизнь – говорят об этом. Но это им не удалось, они были несчастны в совместной жизни. Вот в этом нам важно разобраться, понять, почему так произошло.
Л.Н.Толстой известен как человек, отличительной чертой которого было почти маниакальное стремление к самосовершенствованию. Эта устремлённость возникла у него ещё в юности. Всю жизнь он работал над собой. И, однако, в итоге за долгие годы совершенно не изменился, остался в главном – как человек, как личность – точно таким, как был. Как это могло случиться?
На мой взгляд, причина в том, что Л.Н. не понимал, что такое подлинное самосовершенствование, что означает это слово. Он считал самосовершенствованием то, что им не является, и даже ему противоположно.
Вот что он пишет в своём дневнике (от 07.04.1847, ему 19 лет): «Через неделю я еду в деревню. Какая будет цель моей жизни в деревне в продолжение 2 лет? 1) Изучить весь курс юридических наук, 2) Изучить практическую медицину и часть теоретической, 3) Изучить языки: французский, русский, немецкий, английский, итальянский и латинский, 4) Изучить сельское хозяйство как теоретическое, так и практическое, 5) Изучить историю, географию и статистику, 6) Изучить математику…, 7) Написать диссертацию, 8) Достигнуть средней степени совершенства в музыке и живописи», - и т.д., и т.п.
Вроде бы разнообразная программа, но она живо напоминает рассказ В.Драгунского «Что любит Мишка» - про маленького мальчика, который в ответ на вопрос, что он любит, стал перечислять разную еду – и так перечислял очень вкусные вещи очень долго.
На самом деле ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЕ совершенствование – не синоним самосовершенствования, и даже часто мешает ему.
САМОсовершенствование – это совершенствование себя, своей личности – а не отдельных своих способностей. Можно развить свой интеллект – но оставаться инфантильным. Это не значит усовершенствоваться – наоборот.
Очевидно, что его «стремление к самосовершенствованию» направляется его биологической активностью. А она бесцельна и иррациональна. Т.е. это не только не способствовало совершенствованию, но прямо мешало ему.
Интеллект – не главное. Это управляемая, служебная функция, это только средство, не цель. Интеллектом всегда что-то (кто-то) руководит: или духовное, или биологическое «я».
Толстой хотел стать духовным человеком, но не понимал, что это означает, какой путь ведёт к этой цели – и двигался по ложному пути.
Он и сам понимал, что движется ощупью, вслепую. Он записывает в своём дневнике: «… единственная истинная вера моя в то время была вера в совершенствование. Но в чём было совершенствование и какая была цель его, я бы не мог сказать…» (с.361)
В зрелые годы он понимал совершенствование как поиск Истины и опрощение – но и это был ложный путь. Носить ли смокинг или крестьянскую рубаху – не так важно. Истинного же пути создания себя он так и не нашёл.
Вот почему мы находим 80-летнего Толстого всё таким же, каким он был за 60 лет до того, с теми же недостатками.
*  *  *
Долгое время после женитьбы жизнь Л.Н. и С.А. была внешне благополучной и, как кажется, счастливой.
Т.Толстая пишет: «Разлад, едва заметно обнаружившийся с первых же дней супружеской жизни моих родителей, благодаря связывавшей их большой любви остаётся скрытым около 20 лет, до того момента, который называют обращением или религиозным кризисом Толстого…» (с.363). Эти слова не следует переоценивать, как и недооценивать. Супруги молоды, богаты, деятельны. И он, и она искренне уверены, что любят друг друга, и всё как будто идёт хорошо. Но то, что случилось потом, доказывает, что Т.Толстая права, говоря о разладе, существовавшем с первых дней их супружеской жизни. Он только до поры до времени был скрыт от всех, и от них самих.
Чем интересна жизнь С.А. и Л.Н. в то время? Прежде всего, тем, что они оба заняты так, что некогда голову поднять. Но при этом – ничего не делают ВМЕСТЕ. Внешне они помогают друг другу: Л.Н. ухаживает за больными детьми, С.А. переписывает его рукописи. Но душой они не вместе: у каждого – своя сфера деятельности, свои интересы. Они рядом, но не вместе:  смотрят в разных направлениях или друг на друга – но не в одном  направлении. Сент-Экзюпери сказал: «Любить – это не значит смотреть друг на друга, это значит смотреть вместе в одном направлении». Любовь – это совместная устремлённость к одной цели, внутреннее единение. И вот этого у С.А. и Л.Н. нет.
Они думают, что любят друг друга, что у них всё хорошо, но их внутренние устремления остаются разными, они не вместе, не понимают друг друга – у каждого своя жизнь.
Скажем, книги Л.Н. для С.А. – совсем не то, что для него. Она гордится своим гениальным, знаменитым мужем, хочет ему помогать, участвовать в его работе – но не понимает ни его, ни его произведений. Он любуется ею с детьми, по-прежнему увлечён своей любовью к ней – но не понимает её интересов, её внутреннего мира.
В дневнике С.А. это взаимонепонимание супругов уже тех, относительно счастливых, лет отражено очень ярко. Духовной связи, единения нет: они думают, что счастливы, близки, - а остаются чужды, далеки друг от друга. Л.Н. живёт своими интеллектуальными поисками, увлечениями, делами, книгами; она – семьёй, детьми.
Интересно, что Т.Толстая именно это считает камнем преткновения всей супружеской жизни своих родителей. По её мнению, дело в том, что они были очень разные, имели разные взгляды, пристрастия, стремления. Дочь пишет: «Она (мать) до сумасшествия, до боли любила своих детей, он же больше всего любил Истину».
Я ещё вернусь к этой парадоксальной и очень характерной фразе.
Сейчас стоит отметить ещё то, что этот разлад видится Т. Толстой как нечто изначально данное, что не может быть иначе. Они были вот такие, - считает она, - и в этом всё дело.
Надо сказать, это очень типичное заблуждение. Считается, что если у мужа с женой что-то не так, то, значит, они не подходят друг другу (наподобие болта и гайки), они слишком разные. На самом же деле люди ссорятся очень часто не тогда, когда они разные, а тогда, когда одинаковые: одинаково неспособные понять друг друга, одинаково эгоистичные. И таковы мы все изначально. Умение же понять другого воспитывается.
Если бы конфликты объяснялись разными взглядами и интересами, то счастливой могла бы быть только такая супружеская пара, в которой муж с женой обо всём думают абсолютно одинаково, на всё смотрят одними глазами. Но это вряд ли возможно.
Несмотря ни на какую разность взглядов и устремлений, люди могу понять друг друга, если хотят и умеют это делать. Чтобы избежать ссор, совсем не нужно всех стричь под одну гребёнку.
Т. Толстой не пришло в голову самое простое объяснение: она не увидела, что её отец и мать просто были эгоисты и не умели понимать и любить друг друга. Не увидела потому, что для неё родители были существами высшего порядка. Поэтому она не стремится их понять, а стремится – как своего рода адвокат – оправдать, обелить. Поэтому причину всех несчастий она видит в том, что родители были очень разными людьми.
Между тем, С.А. в личностном, человеческом плане была во многом похожа на своего мужа. «Она всегда отличалась импульсивностью» (с.392), была страстной, эмоциональной натурой. Что само по себе совсем не плохо, вот только она совсем не умела владеть своими эмоциями: они захватывали её и подчиняли себе. Она такая же деятельная, активная натура, как и её муж, её деятельность носит столь же напряжённый, даже какой-то лихорадочный характер. Она будто от чего-то спасается.
Интересно отношение С.А. к детям. Т. Толстая говорит, что она «до сумасшествия, до боли» их любила. Между тем, если мать любит детей «до сумасшествия, до боли», - т.е. слишком истерично и экзальтированно – это не подлинная любовь, а эгоистическое самоутверждение в роли Самой Лучшей Мамы – за счёт своих детей. Так ведут себя многие женщины, у которых нет любви, которые не получают главного от близкого мужчины.
Любовь мужа должна открыть сердце женщины миру и людям, если же её нет – оно остаётся закрытым. Тогда женщина стремится как-то одурманить, обмануть себя, чем-то заполнить пустоту в своей душе. У С.А. мы видим не любовь к детям, а, скорее, своего рода бегство в заботу о детях: чтобы не чувствовать внутренней пустоты, боли, оглушить себя бурной деятельностью, отвлечь от главного. Такая женщина, как С.А. (крайне импульсивная, эмоциональная) вообще не может любить детей, рождённых от нелюбимого мужчины. Только через их любовь могла в ней родиться любовь к детям. Но то, что мы знаем об их отношениях, говорит об отсутствии подлинной любви.
А как Л.Н. относился к детям? Его уж никак не назовёшь плохим отцом. Однако и в браке, как и до него, он занят своими делами, весь погружён в себя, в свои увлечения. Детьми он, в сущности, не занимается.
Интересно, что многие дети Толстого выросли духовно чуждыми ему людьми: он не воспитывал их и мало думал о них.
Так супруги Толстые прожили бок о бок, но не понимая друг друга по-настоящему, долгих 2 десятилетия. И вот наступил кризис: скрытая болезнь выступила наружу.
Л.Н. всё более и более чувствует какую-то глубокую неудовлетворённость, отсутствие чего-то самого главного, самого важного в своей жизни. Свои переживания этого времени он с потрясающей силой описал в «Исповеди»: «… со мной стало случаться что-то очень странное: на меня стали находить минуты сначала недоумения, остановки жизни, как будто я не знал, как мне жить, что мне делать… Эти остановки жизни выражались всегда одинаковыми вопросами: зачем? ну а потом?» (с.369) Толстой чувствует, что чего-то самого главного он всё ещё не нашёл, но что это – он не знает.
И он решил, что надо найти Истину и подчинить свою жизнь этой Истине. Истина – по Толстому – это итог интеллектуальных усилий, некая формула, заключающая в себе абсолютно верное понимание жизни. Жить по Истине – значит найти эту формулу и всю свою жизнь подогнать под неё.
Но он ошибался. Истина – это не какая-то формула, а образ жизни. Ещё точнее – это сам человек, то, какой он – как человек. Забавно, что один из героев Толстого, масон Баздеев, понимает это: он говорит Пьеру, что истина не постигается умом, а постигается жизнью. При этом путь каждого человека уникален, а для Толстого Истина была в его жене: в том, чтобы научиться её любить по-настоящему. Но он не догадался об этом. И пошёл по своему старому пути интеллектуальных поисков.
Ему казалось, что он меняет свою жизнь и себя, на самом же деле он остался на прежней дороге.
Эгоизм очень гибок, способен менять свои внешние проявления, применяясь к новым обстоятельствам. Он облекается в новую форму – и обманывает нас: нам кажется, что мы изменились. Однако это старая суть – в новой одежде.
Толстой не понял, что его недовольство связано с его личностным несовершенством, что ему нужно сосредоточить свои усилия на своей личности. Он решил, что проблема – чисто интеллектуальная. Его догмы неправильные, надо их заменить правильными догмами. Что навязывание живой жизни каких бы то ни было догм – совершенно неправильно, ему не пришло в голову.
И вот так назревает страшный конфликт, разрушивший его семейную жизнь, превративший её в пытку, в ад и для него, и для неё.
Он обличает церковь: это С.А. пугает, потому что она воспитана в уважении к церкви и не может понять причины его озлобления и нападок на неё. Он хочет жить простой жизнью, она же привыкла к богатству. Он не пытается понять её, встать на её точку зрения или помочь ей понять его. Он просто требует, чтобы она подчинялась ему. Но она не может этого сделать, не понимает, для чего это.
Вспомним эту странную фразу Т. Толстой: он любил Истину, а она – детей. Что тут странного? Получается, любовь к Истине и к детям – антагонисты. Можно или Истину любить, или детей. Кто любит Истину – ненавидит детей. А кто любит детей – тот враг Истины. Выходит, Истина – нечто античеловечное, антигуманное.
Действительно, Л.Н. стал так смотреть на свою жену: она – враг Истины.
Какой трагический парадокс! Именно того человека, единственного в мире, в котором и заключалась для него действительная Истина, действительное счастье, - он считал главным противником Истины, той, которая мешает ему придти к Истине. Своего главного друга он принимал за своего главного врага.
И это с людьми бывает очень часто.
Л.Н. хотел склонить жену на свою сторону, но ему это не удалось. Он начинает тяготиться своей семейной жизнью, семьёй, домом. Она, чувствуя его состояние, видя, что он всё более отчуждается от неё, испытывает всё большее беспокойство и, как человек импульсивный, всё меньше способна владеть собой.
Прав или неправ был Толстой, считая богатство безнравственным, - не в том дело. Он хотел навязать свою точку зрения другому человеку – в этом и была его ошибка.
Любить людей вообще – гораздо легче, чем любить конкретного человека. Больше того, т.н. любовь к человечеству часто прикрывает всё тот же эгоизм, неумение любить и понимать конкретных людей. Навязывание своих взглядов другому может оправдываться любовью к Истине и к человечеству, но проистекает из эгоизма. Осчастливить другого, навязав ему нечто, невозможно. К счастью каждый идёт сам и своим путём.
Истина – не в правильных формулах, а в отношениях людей. Истина – это любовь: умение понять и полюбить конкретного живого человека. Истина – это единение, а не разъединение, дружба, а не вражда. Этого Толстой не понимал.
Пыталась ли С.А. понять своего мужа? Поначалу да. Но потом она убедилась, что это невозможно для неё.
Т. Толстая считает, что причина – в их разном интеллектуальном уровне, разном уровне образования. Но странно было бы требовать от С.А., чтобы она интеллектуально поняла то, что говорил и писал её муж. Она бы должна была понять его сердцем, но это не удавалось, потому что не было душевной связи, соединяющей их. Его терзания, его новые взгляды кажутся ей чем-то вроде болезни, и она хочет только, чтобы он поскорее выздоровел. Его же оскорбляет такое отношение жены.
Оба чувствуют себя страшно одинокими, никому не нужными – хотя почти всё время вместе и окружены множеством людей.
Толстой пишет М.А.Энгельгардту: « … вы не можете представить себе, до какой степени я одинок, до какой степени то, что есть настоящий «я», презираемо всеми, окружающими меня».
Оба они жалеют каждый сам себя и не понимают состояния другого.
Толстой пытается убедить жену, доказать ей свою правоту – это ему не удаётся. «Бесконечные разговоры и длительные споры, возникавшие между ними, не приводили ни к каким результатам, кроме обоюдных ран. Летом 1884 года между родителями произошло несколько тяжёлых сцен,» - пишет Т. Толстая. Каждый из них в споре стремился только объяснить другому свою правоту, но не понять другого. Их эгоизм стоял между ними стеной.
В 1895 г. у Толстых умер сын, Ванечка, умер неожиданно, в 3 дня, от скарлатины. Когда его хоронили, Л.Н., плача, говорил жене: «А я-то мечтал, что Ванечка будет продолжать после меня дело Божье!» Жизнь ребёнка, собственного сына, представляла для него ценность не сама по себе, а лишь в той степени, в какой она могла бы послужить ЕГО делу. Он пожалел не Ванечку, а СЕБЯ: за то, что лишился возможного помощника и последователя.
С.А. всё ещё не осознаёт всей глубины их разрыва. Ей ещё кажется, что что-то можно уладить, поправить, что всё образуется. Но вскоре эта иллюзия развеялась.
Т. Толстая рассказывает: «С перекошенным от боли лицом он пришёл к жене и без всяких предисловий объявил, что уходит из дому. Вот отрывок из письма моей матери, в котором описывается случившееся: «Лёвочка пришёл в крайне нервное, мрачное настроение. Сижу я раз, пишу, входит, я смотрю – лицо страшное. До тех пор жили прекрасно, ни одного слова неприятного не было сказано, ровно, ровно ничего.
- Я пришёл тебе сказать, что хочу с тобой разводиться, жить так не могу, уеду в Париж или Америку.
Понимаешь, Таня (сестра С.А.), если бы мне на голову весь дом обрушился, я бы так не удивилась. Я спрашиваю удивлённо:
- Что случилось?
- Ничего, но если на воз накладывать всё больше и больше, лошадь станет и больше не везёт.
Что накладывалось – неизвестно. Но начался крик, упрёки, грубые слова, всё хуже, хуже, и, наконец, я терпела, терпела, не отвечала почти ничего, вижу – человек сумасшедший, и когда он сказал: «Где ты, там воздух заражён,» - я велела принести сундук и стала укладываться. Хотела ехать к вам хоть на несколько дней. Прибежали дети, рёв… Стал умолять «останься». Я осталась, но вдруг начались истерические рыдания, ужас просто.
Так и кончилось. Но тоска, горе, разрыв, болезненное состояние отчуждённости – всё это во мне осталось. Понимаешь, я часто до безумия спрашиваю себя: ну теперь за что же? Я из дома ни шагу не делаю, работаю с изданием до 3-х часов ночи, тиха, всех так любила и помнила всё это время, как никогда, и за что?» (с.380)
Тут поразительно ярко видна закрытость С.А., её абсолютная слепота, непонимание того, что происходит в душе самого близкого человека. Всё случившееся для неё совершенно неожиданно. Поступок Толстого говорит о его внутренней, душевной боли, но она не видит этого, спрашивая: за что? Но такие поступки никогда не бывают «за что», а бывают только «почему», но об этом она себя не спрашивает. И как по-детски она оправдывается: я слушалась, хорошо себя вела – за что же мне это?
После этой сцены между С.А. и Л.Н. произошло решительное объяснение. Т. Толстая пишет, что они – старшие дети – сидели в передней и слышали, как разговаривали родители. Их голоса, «не смолкая, раздавались очень громко и выражали страшное волнение. Было очевидно, что между родителями происходил крайне важный и решительный спор. Ни тот, ни другая ни в чём не уступали». (с.381)
Толстой говорил: «Каждый шаг, который я делаю, для меня невыносимая пытка. Или я уйду, или нам надо изменить жизнь: раздать наше имущество и жить трудом наших рук, как живут крестьяне». Жена отвечала ему: «Если ты уйдёшь, я убью себя, так как не могу жить без тебя. Что же касается перемены образа жизни, то я на это не способна и на это не соглашусь, и я не понимаю, зачем надо разрушать во имя каких-то химер жизнь, во всех отношениях счастливую».
Каждый говорит только о себе, о своём – и не стремится понять другого.
С этого времени у Толстого формируется всё более определённое намерение уйти из дому, оставить семью. Но очень долго он не решался сделать это.
Т. Толстая опять-таки пытается понять, кто прав: мать или отец. Ей не приходит в голову, что оба неправы, что правота заключается не в словах, а в отношении к другому человеку. Прав тот, кто уступит первый, - но как раз на это ни он, ни она не были способны.
Нет смысла описывать подробно всё дальнейшее: это достаточно хорошо известно. В это время рядом с  С.А. и Л.Н. не нашлось ни одного человека, который сумел бы помочь им, открыть глаза на происходящее, объяснить каждому его ошибки. Больше того, сын Толстого – Лев – пытался  вмешиваться в дела родителей, взяв на себя роль судьи отца и защитника матери. В то же время некоторые из близких Толстому людей, в частности, д-р Маковицкий, В.Г.Чертков, прямо обвиняли С.А. в том, что все её страдания, истерики и т.п. – это игра, что это лишь способ добиваться своего.
Между тем, такое поведение их близких только усугубляло конфликт. Когда два человека ссорятся, всегда оба неправы, поэтому нельзя брать сторону ни того, ни другого. Действительная помощь состоит в том, чтобы по возможности повернуть каждого лицом к другому – но этого никто не пытался сделать.
Толстой хотел передать все свои произведения в общее пользование, однако сначала не решился сделать это, оставив в распоряжении жены то, что было написано до 1880 г. Но потом он меняет своё решение и пишет завещание, в котором, в обход С.А., оговаривает отдачу в общее пользование абсолютно всех своих сочинений. Она каким-то образом узнала об этом документе. С тех пор она начала следить за ним, даже рыться в его вещах и бумагах, читать его дневники, желая найти завещание. Толстой начинает прятаться, скрываться от жены, заводит особый дневник «для одного себя», который постоянно носит с собой в сапоге. Это вызывает ещё большие подозрения С.А., её болезненное состояние всё углубляется. Т. Толстая пишет о матери: «Это глубоко несчастное, больное и душевно совершенно одинокое существо внушало мне острую жалость». (с.399)
Толстой всё больше укреплялся в своём намерении оставить семью, но жалость к жене останавливала его. «Мать, не переставая, жаловалась на всех и на вся», - пишет Т. Толстая.
3 октября 1910 г. у Л.Н. сделался сердечный припадок. С.А. думает, что это конец. Она падает в изножье его кровати и, обнимая его ноги, которые сводит конвульсия, лихорадочно молится: «Господи! Прости меня! Да, это я виновата!» - и т.п. Дочь, конечно, комментирует это как проявление раскаяния: «у неё вдруг открылись глаза», - говорит она. Но нет, глаза не открылись, это всё тот же эгоизм: она молит Бога не о муже – о себе. Прости МЕНЯ – вот её молитва. Даже в этот момент она думает только о себе, и вместо того, чтобы помочь мужу, вымаливает себе прощение.
В ночь с 27 на 28 октября 1910 г. Лев Толстой навсегда покинул Ясную Поляну, оставив жене письмо с объяснением причин своего ухода. Когда ей передали письмо, она убежала из дома и бросилась в пруд. Её вытащили. После этого она сделала ещё несколько попыток самоубийства, затем объявила, что уморит себя голодом. Вскоре пришла телеграмма о болезни Толстого, о том, что он находится на станции Астапово. С.А. с детьми поехала туда.
Но Л.Н. не пустил к себе жену. С.А., понимая, что положение мужа безнадёжно, и что, во многом, она причина его смерти, жаловалась, что не она за ним ухаживает: «Сказать только, я прожила с ним 48 лет, и не я ухаживаю за ним, когда он умирает».
Незадолго до смерти Л.Н. попросил дать ему одну из своих любимых книг – «Опыты» Мишеля Монтеня. Но жену так и не позвал к себе: до последних минут жизни отвлечённая мысль, книга была для него дороже живого человека.
Последние его слова, сказанные находившемуся рядом сыну, были такие: «Серёжа, я люблю Истину… Очень… люблю Истину».
*  *  *
Какие уроки мы можем извлечь из трагической истории семейной жизни Л.Н.Толстого? Наверное, их несколько.
1) Причина одиночества – часто не внешняя, а внутренняя. Эгоист всегда одинок.
2) Живой человек, близкий человек – это главное, важнее всего на свете для каждого из нас.
3) Самосовершенствование, стремление к Истине достигаются не враждой с людьми, а, наоборот, пониманием и дружбой.
4) Любовь и влюблённость – не одно и то же. Влюбиться может каждый, по-настоящему любить – нет.
5) Для счастья в семейной жизни не нужны одинаковые убеждения, но нужно внутреннее единство, готовность понять друг друга и жить вместе, а не порознь, каждый сам по себе.
6) Полноценно воспитать детей могут только любящие друг друга родители.
7) Разобраться в себе бывает очень трудно, людям нужно в этом помогать, потому что это очень важно для нас.

Лев Толстой был великим писателем, но не был счастливым человеком. Так что ещё один урок: счастье, гармония в отношениях с близкими для абсолютно каждого человека важнее развития собственных талантов и успеха в какой-либо деятельности, пусть и самой что ни на есть творческой.
Главное творчество, к которому мы все призваны, - это творчество в человеческих отношениях, прежде всего, с близкими – и создание себя.

10.08.1991


Рецензии