Часть 1. Новелла первая

                От автора.
   
  Всю свою жизнь я часто с улыбкой, вспоминал один случай очень похожий на анекдот. Который произошел в той  школе, где я, когда то давно  учился. Мне, почему то всегда казалось, что из того забавного происшествия, с двумя маленькими друзьями - тезками.   Могла бы получиться  небольшая  занятная  новелла, которую я однажды и попытался написать.
  Вот здесь то и стало происходить самое неожиданное. Мои герои вдруг, не зависимо от моего желания стали жить собственной жизнью. Втягивая в орбиту своих приключений новые истории, персонажи и обстоятельства. Так, одна за другой  стали рождаться новые истории, которые по замыслу должны читаться и как самостоятельные произведения.
   Из отдельных новелл и состоит все это большое повествование, прослеживая судьбу двух маленьких друзей начиная от первого школьного дня. С середины прошлого века  и до нашего времени.
   Уже гораздо позже в интернете сделав простой запрос - «прозвища и клички» я нашел множество статей, ссылок и даже диссертации. Авторы, которых пытаются определить влияние прозвищ на жизнь, психологию и формирование характера  людей и особенно маленьких детей. Но к моему удивлению и радости большинство выложенного в них материала только подтверждает основную идею моих новелл. И у читателя есть возможность самому сравнить и, со своей точки зрения,  исследовать удивительный феномен прозвищ и кличек в человеческих взаимоотношениях.
 Но на этом месте хочу честно признаться – определить точный жанр этого повествования я затрудняюсь. И надеюсь, что читатель смог бы  помочь мне в этом.
    
               

«…За что меня миряне прозвали Рудым Паньком – ей Богу не умею сказать. И волосы, кажется, у меня теперь более седые, чем рыжие. Но у нас, не извольте гневаться, такой обычай: как дадут люди кому какое прозвище, так и во веки веков останется оно».               

                «Вечера на хуторе близ Диканьки».               
                Н.В. Гоголь.               
      




«Парадигма – Пифагора – Пофигора». (Условно)

Новелла первая.

«Тезки».
 
 Было прекрасное воскресное, солнечное утро конца лета.  Но в природе почти ничего не напоминало о стоявшей уже на пороге осени.
- «Валенки, валенки не подшиты, стареньки!» - на полную громкость разносились звуки патефона.
–«Серега!!! Серега!!!  Серега!!! Выходи скорее,  в школу опоздаем!!!» – кричал маленький, аккуратно коротко подстриженный темноволосый мальчик, в новенькой школьной форме. Так громко и звонко, что голос Лидии Руслановой с пластинки временами был просто не слышен. И, поэтому большинство жильцов небольшого двухэтажного дома теперь с улыбками выглядывали из выходящих в сторону двора окон.
 В этот момент послышался грохот, от которого невольно замирало сердце. Потому что сразу же становилось понятно - кто – то, минуя по нескольку ступенек, рискуя сломать себе не только руки и ноги, но и шею стремительно спускается  по деревянному лестничному маршу со второго этажа. И уже через секунду из открытых настежь дверей подъезда выбежал еще один мальчик. Примерно того – же возраста, что и первый, тоже коротко подстриженный в такой - же  новенькой  форме первоклассника с ремнем блестящей пряжкой и новым черным дерматиновым портфелем в руках. Но в отличие от первого с бело – соломенными волосами на голове и восторженной улыбкой на лице. Но заметив, что из окон смотрят улыбающиеся соседи. Мальчик  постарался придать своему лицу серьезное выражение, замедлив шаг и подойдя к другу, он поздоровался.
– Привет Серега! - второй мальчик при виде друга тоже изо всех сил попытался  выглядеть солиднее и совсем так, как это делают взрослые, пожал руку товарища.
 –  Здорово Серега!
  Нет, конечно – же,  здесь нет ни какой ошибки, просто два маленьких мальчика с самого раннего детства были не разлучными друзьями и тезками.
–  С-с…сереги! В… первый раз в первый класс! – своим обычным нетрезвым голосом крикнул дядя Паша - седой краснолицый сосед со второго этажа.   
- С первым школьным днем! – поздравила мальчишек, выглянув из того – же окна его жена, очень красивая, улыбающаяся тетя Клава в которую когда – то  в ее юности был без ума влюблен один начинающий художник. Он называл ее моя «Мона Лиза!». Но тогда еще молодой,  красивый подающий большие надежды футболист Павел отбил у него красавицу Клаву и женился на ней. Но со временем не выдержав свалившейся на его голову популярности, стал уходить в частые запои, отчего его и  прозвали Паша - Чекушок. Однако тот самый влюбленный и отвергнутый художник, наверное, сам не подозревая, оставил о себе долгую память. Дело в том, что с тех пор Клаву почти никто не называл по имени, а звали просто Мона.
 Теперь уже смех поздравления, добродушные шутки и наставления остальных соседей, так и сыпались из окон дома на двух маленьких неразлучных друзей. Из дверей подъездов вышли еще несколько школьников, мальчишек и девчонок старшего возраста. С большими букетами осенних цветов в руках.
 Надо заметить, что в те времена, мало кто из детей мог похвастаться обновками, купленными к новому учебному году. Однако все без исключения были в очень опрятной, задолго до этого дня, с любовью готовившейся их матерями школьной форме.
От нескольких таких – же двухэтажных домов, расположенных выше по улице, подошли еще несколько групп нарядных детей идущих по направлению школы. И во дворе  запестрело от белых передников, алых пионерских галстуков и букетов цветов. И сразу – же  стало очень шумно и по-праздничному весело.
 – Серега! Вытри под носом, сопливых в школу не пускают! – Доедая пончик с повидлом, усмехнулась немного полноватая, красивая чернобровая девочка лет двенадцати обращаясь к черноголовому Сереге. Отчего окружавшая ее группа девчонок громко рассмеялась. И их банты заколыхались, как стая больших, белых бабочек. Однако маленького Серегу Ломова эти слова нисколько не смутили.
– А ты знаешь Булка, тебе ведь пирожки трескать совсем нельзя!
- А это еще почему? – немного насторожилась девчонка.
– А потому, что я сам слышал, как Колька говорил, что не любит толстых девчонок! – После этих слов маленького Сереги, девчонки захихикали, а лицо Наташки, которую все в школе звали Булка, покраснело так, что стало ярче ее пионерского галстука. А произошло это от того, что абсолютно все вокруг знали, что Наташка Скворцова, круглая отличница и лучшая ученица в школе, была «по уши» влюблена в старшего брата Сереги, Кольку Ломова.  В этом году после седьмого класса поступившего учиться в П.Т.У. на токаря. Первого драчуна, хулигана и двоечника, которого, однако, очень уважали все пацаны в их районе даже гораздо старше его по возрасту, что было  хорошо   понятно по его прозвищу, Колька - Наган.
 Наташка - Булка замахнулась своим портфелем на маленького Серегу Ломова, однако мальчишке не стоило большого труда увернуться. Но его лучший друг маленький белобрысый Серега Иванов, все это время стоявший рядом, успел воспользоваться моментом. И очень ловко огрел Наташку  своим новеньким портфелем, пониже спины. Девчонки возмущенно загалдели, как стая потревоженных галок на дереве. Но двое мальчишек  были уже на достаточно безопасном  расстояние и строили  рожицы.
 – Это что, у тебя и портфель Колькин? - С явно фальшивым восхищением в голосе спросила у Сереги, наполовину высунувшаяся из своего окна на первом этаже большая, толстая тетка Валентина Скворцова, которую во дворе все звали тетка Скворчиха.
 Но  на этом месте необходимо пояснить, что старший брат Сереги Ломова Колька - Наган, хотя и считался в школе первым двоечником. Однако учитель труда Николай Григорьевич Кропотов, которого в школе звали просто по начальным буквам его фамилии имени и отчества Нигрикроп.  Всегда утверждал, что у этого пацана золотые руки! И на самом деле Колька - Наган легко мог отремонтировать утюг, приемник, поломавшийся стол или шкаф. И свой портфель он сам не без вкуса, отделал латунными пластинками. Которые с любовью, тщательно натирал стирательной резинкой, отчего они блестели как золотые на зависть всем пацанам в школе. Вот этот самый портфель, который невозможно было спутать с другими, и заметила тетка Скворчиха.
- Прочная вещь… – сузив маленькие глазки, ехидно процедила тетка сквозь зубы. Но маленький Серега Ломов, в виду своего, пока не богатого, жизненного опыта не смог уловить подвоха в словах тетки - Скворчихи. И поэтому похвала легко дошла до его маленького сердца, и он с нежностью погладил перешедшую ему от старшего брата раритетную вещь.
- Все равно не выдержит и порвется! – вдруг изменив тон, громко и категорично заявила тетка – Скворчиха.
- А это еще почему? – очень искренне простодушно удивился маленький Серега Ломов.
– А ты знаешь, сколько твой брат Колька в этом портфеле перетаскал из школы домой единиц да двоек? - Глядя с высоты своего окна на маленького мальчика, продолжала тетка.
– И если ты Серега, как твой старший брат будешь получать двойки. То никакой портфель, будь он даже из чистого железа, этого не выдержит! – Очень категоричным тоном закончила Скворчиха. Все это время, внимательно прислушивающиеся к разговорам тетки и маленьких мальчишек, девчонки снова захихикали, а Наташка - Булка опять покраснела.
 Тетка Скворчиха была её родной бабушкой и как раз, наоборот, в отличие от своей внучки не любила Кольку - Нагана. За то, что тот неуловимо каждый год опережал её, обрывая спелую черешню под  окном.
   А вот на этом месте читателя  просто необходимо познакомить еще с одним очень заметным персонажем повествования, присутствовавшим при этом разговоре. Это был необычайно большой, полосатый кот тетки – Скворчихи,  как обычно днем, сидевший рядом с ней на подоконнике. С видом только, что спустившегося с неба ангела. Которого тетка, с необычайной любовью и нежностью, звала Василием. А большинство сердобольных женщин соседок, до некоторого времени за порочную страсть кота разорять птичьи гнезда и по ночам таскать с крыши голубей - «извергом», «фашистом» и даже как вождя третьего рейха - Гитлером!
 Но доставалось от теткиного Васьки не только птицам, и всему остальному кошачьему племени на пару километров в округе. А также собакам не зависимо от их размеров, на которых тот, обычно нападал без предупреждения. Бесстрашно, с лютой злобой и ненавистью кидаясь сверху с забора или дерева. Конечно – же, доставалось и коту, но это случалось очень редко. Чаще всего ничего не подозревающая, гуляющая по своим делам собака. Даже не понимала, откуда вдруг у неё на спине оказалось это рвущее её зубами и когтями, рычащее и визжащее от лютой злобы чудовище. При этом собака стремилась только к одному. - Быстрее избавиться от свалившегося неизвестно откуда на ее голову кошмара и убежать, куда глядят глаза. Издавая при этом громкие, пронзительные и жалобные вопли, которые, наверное, на собачьем языке должны были означать только одно: Караул! За что?! Помогите!  Спасите!
  Однако ко всем этим злодеяниям, теткиному коту, людская молва приписывала еще одно очень циничное преступление. А именно, что тот, по совершенно ровной и голой стене залез на второй этаж к дяде Паше - Чекушку и сожрал за раз полтора килограмма чайной колбасы.
  На этом месте читателю придется пояснить; эта загадочная история произошла в те времена, когда холодильники были еще большой редкостью. А продукты в прохладное время года хранились в сетках за окном.
    Так что на гвоздике, прибитом к форточке со стороны двора, остались только ручки от  авоськи. 
  И надо признать, что основания для подозрения в этом преступление теткиного кота были вполне обоснованы. Дело в том что, громадный полосатый котяра, иногда от скуки развлекался, как говорят в наше время экстримом. На глазах изумленных зрителей он за несколько секунд залазил на самый высокий тополь. И обозрев с сухой, голой вершины окрестности, задом начинал спуск, который больше напоминал свободное падение. Так что у всех видевших это, невольно замирало сердце. Однако кот, всегда успевал зацепиться когтями за ствол, так что кора и листья так и летели во все стороны. И таким образом, за несколько приемов, он достигал земли. После чего у Васьки непременно просыпался страшный аппетит, и он стрелой мчался во двор дома. С разбегу в два прыжка запрыгивал в форточку  квартиры и начинал противными громкими и  хриплыми воплями требовать, чтобы  его немедленно накормили.
 Да! Тетка - Скворчиха действительно очень любила своего Василия. К тому – же она была  грамотным человеком. Поскольку всю свою жизнь проработала на заводе главным бухгалтером. И однажды узнав, что совсем недалеко  в частном секторе живет преподаватель ветеринарного института, обратилась к нему. И тот, выслушав Скворчиху, авторитетно заявил, что он как доцент вышеупомянутого института со всей ответственностью, должен заявить:
Домашний кот не способен за один раз сожрать полтора килограмма колбасы, да еще и вместе с авоськой. Таким образом, основываясь на авторитете науки, тетке Скворчихе удалось на время отвести подозрения и реабилитировать доброе имя своего кота Василия.
  Но только до тех пор, пока тот самый доцент, распивая однажды водку с дядей Пашей - Чекушком и еще тремя мужиками, во дворе дома. Своими глазами не увидел теткиного кота. По-хозяйски патрулирующего окрестности и зорко выглядывающего себе очередную жертву, в виде зазевавшейся собаки или переступившего границу его территории чужого кота. Да…  Доцент  был крайне удивлен,  конечно – же,  размерами и толщиной кота. Но еще больше был поражен затейливой бахромой драных ушей Васьки. И множеством шрамов и свежих царапин, полученных в боях местного значения и украшавших, как боевые ордена его нахальную морду.  Провожая кота восхищенным взглядом профессионала. Доцент ветеринарного института, даже не заметил, как выпил стакан налитой ему водки. После чего, при свидетелях заявил: Что впервые в жизни видит такого уникального представителя семейства кошачьих. И поэтому теперь уже сомневается в сказанных ранее тетке Скворчихе словах. И немного подумав, доцент с восхищением добавил,  что сейчас - то он точно знает, как должен был выглядеть древнеримский гладиатор, случайно доживший до пенсии.
  Вот именно с того самого дня, как подвыпившим доцентом впервые вслух было произнесено слово гладиатор, оно как – то  само собой стало неотделимо от теткиного кота. Это самое слово открыло глаза жившим вокруг людям! Показав, что на самом деле, у кота, бесстрашное сердце настоящего бойца и быть другим он просто не может, потому, что - Гладиатор. Но больше того, став с котом одним целым - это слово прославило его. Впоследствии о полосатом коте тетки – Скворчихи Ваське – Гладиаторе узнал почти весь заводской пригородный район. И на него иногда приходили просто поглазеть, как на местную достопримечательность.
 Вот здесь – то в голову впервые невольно и приходит мысль о том,  что будь ты хоть король Англии. Но если ты был мелочен, низок и труслив, то о тебе забудут уже через несколько дней после твоей смерти. Но если тебя при жизни за твою храбрость и великодушие звали «король  - Львиное сердце!» То будь уверен, о тебе с уважением и восхищением будут вспоминать потомки и через тысячу лет.
 Однако, по-видимому, автор  немного увлекся и теперь не медленно должен вернуться к двум маленьким друзьям, стоявшим перед окном тетки - Скворчихи. Если честно признаться, то роль кота в этой главе совсем не значительна. И сводилась она только к тому, что белобрысый Серега Иванов просто не мог не заступиться за своего друга Серегу Ломова. Тут – же выложив тетке - Скворчихе примерно следующее, что та хорошо видит соломинку в чужом глазу, и соверешенно не замечает того что твориться в собственном. А потом прямо заявил ей, что они вместе с его другом Серегой Ломовым считают, что  колбасу у дяди Паши - Чекушка мог сожрать только Васька - Гладиатор. При этих словах Серега Иванов обличительно показал на сидящего, на подоконнике кота пальцем.
 Да сейчас этот маленький белобрысый мальчишка умышленно и целенаправленно как раз и попал в самое больное место Скворчихи. И это стало очень хорошо заметно по тому, как грозно боевым татарским луком изогнулись теткины брови. Большое толстое тело всколыхнулось, и на скулах появился легкий румянец. Все это время дремавший на подоконнике рядом Васька - Гладиатор сразу – же, каким – то  непостижимым образом почувствовал, что  настроение тетки вдруг изменилось и явно в плохую сторону. А это не предвещало ничего хорошего даже для него ее любимца. И поэтому, кот на всякий случай отошел в угол подоконника. И теперь настороженно смотрел на Скворчиху своими громадными зелеными глазищами.
Тетка совсем уже собралась отчитать двух этих маленьких наглых пацанят. И ей, возможно, даже удалось бы испортить двум тезкам Серегам  первый в их жизни школьный день. Но в этот самый момент, к звукам патефона, заглушая их, прибавилась мелодия баяна.
 – «Мы друзья перелетные птицы небо наш, небо наш родимый дом!» – совсем рядом запел чуть хрипловатый, низкий мужской голос. Морщинки на лице тетки  - Скворчихи сразу - же  разгладились, и на нем  появилась улыбка. А мальчишки, переглянувшись и тут – же забыв про все остальное, бегом бросились на эти звуки. 
  Это пел инвалид  Петр Петрович. Когда-то  он был летчиком - старшим лейтенантом. В мае 1945 года в самом конце войны в его штурмовик попал снаряд, и самолет упал, почти в центре уже захваченного нашими войсками Берлина. И Петр Петрович чудом остался жив, лишившись обеих ног, которые у него ампутировали  до коле.
 Но, однако, как пример для многих, это был самый жизнерадостный человек в их районе.  После выписки из госпиталя он женился на той самой молоденькой санитарке Александре Павловой, которая ухаживала за ним в больничной палате. И скоро у них родились две дочки близняшки, которые в то время уже  поступили в один и тот же медицинский институт. Жили они все четверо очень дружно, в двух комнатной квартирке на первом этаже. Под окном, которой всегда стояла машина Петра Петровича - двух местная «инвалидка», которую ему выделило государство. Но пользовался он ей очень редко, а разъезжал на деревянной самодельной тележке, приспособив вместо колес подшипники. Пристегнув себя к тележке ремнями, он передвигался, отталкиваясь от земли специально приспособленными под руки деревяшками. На семи ступеньках, которые выходили на улицу из его квартиры Петрович сам из досок смастерил спуск. И иногда лихо съезжал по нему вниз, громким мальчишеским свистом предупреждая об этом. На этой самой тележке его можно было встретить буквально везде. На соседних улицах, в магазине, в бане, кинотеатре и на базаре. И за это Петровича и прозвали  - Скороход.
   Но надо заметить, что люди, хорошо знавшие Петровича, вкладывали в это слово не скрытую иронию или насмешку, а удивление и восхищение его стойкости и силе духа.
 Однажды, когда пьяный дядя Паша-Чекушок спросил:
- Почему он безногий инвалид всегда весел и доволен жизнью? - Петрович с удивлением ответил, протягивая снизу вверх свои мозолистые ладони:
– Но ведь руки, руки – то господь мне сохранил! - И действительно после госпиталя  Петрович стал очень хорошим сапожником. Так что почти вся обувь, на несколько кварталов вокруг, в конце концов, попадала в его руки. А еще эти руки умели играть на трофейном немецком баяне, да так, что лица всех людей вокруг светились улыбками.
В то уже далекое от нас время, почти на каждой улице был свой гармонист. Но никто и никогда не стал – бы  даже спорить с тем, что Петрович - Скороход поет и играет на баяне лучше всех. Конечно – же, в те годы, когда уже не были в новизну телевизоры с крохотным экраном, патефон не считался редкостью. Однако что такое звук шипящей заезженной пластинки, по сравнению с удивительным живым голосом Петровича - Скорохода. Когда он пел, широко раздвигая меха баяна.
 – «Вьется в тесной печурке огонь. На поленьях смола как слеза…» - Многие женщины плакали, ведь каждая в той войне кого-нибудь потеряла - сына, мужа, отца или брата. Поэтому Петровича - Скорохода звали на все свадьбы, праздники, дни рождения и юбилеи.
Обычно двое  мужиков брали его под мышки, а он своими крепкими руками обхватывал их шеи, его заносили в дом или квартиру и усаживали на самое почетное место. Он очень мало пил и поэтому на своем баяне мог играть до самого утра.
 Но больше всего Петровича любили дети - с мальчишками он здоровался по - взрослому за руку, а всех девочек знал по именам.
 К тому – же лучше дяди Пети - Скорохода никто не смог – бы смастерить воздушного змея. И к нему за советом со всего большого пригородного рабочего района приходили мальчишки. И он всем помогал, ставя только одно непременное условие - подержать бечевку. Обычно в таких случаях, когда змей был готов, а мальчишки и девчонки бежали запускать его на большой пустырь возле школы. Петрович, часто отталкиваясь от земли деревяшками, мчался на своей коляске, громко гремя подшипниками. Иногда даже обгоняя некоторых детей, оправдывая свое прозвище Скорохода.  И когда под его непосредственным руководством, после нескольких попыток, змей, наконец, ловил ветер и зависал, почти перпендикулярно земле, высоко, высоко в небе. Толстую суровую нитку давали Петровичу. И он очень исскустно управлял им, то опуская, то натягивая бечевку, не позволяя змею свалиться в сторону. И тогда выражение его лица, как и всех детей, вокруг становилось удивленным и восторженным. А по щекам текли слезы, которых он совсем не замечал.
 О чем Петрович - Скороход думал в такие минуты – о себе, о небе, о своем самолете, разбившемся в Берлине?! Никто не знал!
             …
 В тот далекий солнечный, последний день лета Петровича - Скорохода пригласили в школу играть на баяне, на первой в том году школьной линейке. И поэтому случаю на нем был одет новый офицерский китель с погонами. И занимавшими всю грудь орденскими планками. А  два маленьких, неразлучных друга стояли рядом, и не замечая больше ничего вокруг, восхищенно слушали, как поет Петрович - Скороход.
 - «Первым делом, первым делом самолеты! Ну а девушки? А девушки, потом!»
 Петрович закончил играть, свернув меха баяна. И четким командирским голосом, отделяя каждое слово,  обратился  к двум маленьким друзьям.
– Товарищи молодые бойцы! Поздравляю Вас с первым в вашей жизни школьным днем! – конечно – же, это была своеобразная шутливая игра. Но два маленьких Сереги в этот момент были по - настоящему счастливы. И не сговариваясь, закричали:
 – «Ура… а!!!» – такими громкими и звонкими голосами, что даже у Васьки - Гладиатора в этот момент не выдержали нервы. И он,  махнул с подоконника теткиного окна вниз и скрылся в кустах. После чего оба Сереги по очереди пожали руку  Петровичу - Скороходу, который сидя на своей коляске, был с ними почти одного роста. А вокруг, у смотревших на эту сцену сверху вниз взрослых и школьников были только улыбающиеся и праздничные лица.
– А можно я понесу Ваш баян? – попросил у Петровича маленький белобрысый Серега Иванов. А стоявший рядом Серега  Ломов подумал, как такая простая и гениальная мысль не пришла ему самому  в голову? И тут – же с досадой возразил:
-  А почему тебе?
 – А потому, что я первый сказал! – тут – же парировал белобрысый.
– А зато я сильнее тебя! – грозно пододвинулся черноголовый Серега.
–  Нет, это я тебе вчера   поборол! – толкнул его в ответ белобрысый Серега.
– Это было не честно, ты подставил мне ножку! – в свою очередь, толкнув белобрысого Серегу двумя руками, громко воскликнул черноголовый Серега. Мальчишки взъерошились как два воробья  и теперь грозно смотрели друг на друга. И, наверное, все бы опять кончилось обычной в таких случаях потасовкой, однако в этот момент  снова раздалась громкая и четкая военная команда.
– Отставить разговоры в строю! – и хотя в голосе Петровича - Скорохода были заметны те – же, шутливые нотки. Но, однако, на несколько метров вокруг действительно затихли все разговоры, и наступила полная тишина.
– Слушай мою команду! Первым несет трофейный немецкий баян боец  Серега Иванов, боец Серега Ломов его портфель! Возле второй колонки диспозиция меняется, баян несет Серега Ломов боец Серега Иванов его портфель! Команда ясна?
 – Так точно!!! – громко закричали мальчишки. И белобрысый Серега, без малейшего сожаления тут – же  отдал свой новенький  портфель другу. И на лицах двух друзей снова были только восторг и радость.