Глава Четвертая Разбитые надежды

«Свет надежды,
живущей в твоем сердце–
не должен омрачаться
горечью разлуки.
Помни о Свете и ты
 всегда найдешь дорогу
даже во мраке
беззвездной ночи»

Философия Ан’Нак’Ша,
 религия Древних.



           Ахмед неодобрительно качал головой и в то же время сам корил себя за неосмотрительность. Он должен был предполагать любые вероятности, включая и покушение на жизнь сида. Эта женщина была опасна, его внутренний голос буквально кричал об этом. Но настоять на своем и испытать некогда безграничное терпение господина он не сумел. Отступил перед его железной волей. И позже, проклинал себя за это всю обратную дорогу до дома.
           Он не успел, не смог защитить господина. Не выполнил своего долга. Старый воин с горечью думал о том, что его грудь должна была встретить опасное оружие. И тогда с господином ничего бы не случилось….
           Снова и снова, Ахмед Алиран-ади, вийдир службы безопасности дома аль-Дженави, как в страшном сне вспоминал то, что было всего несколько дней назад. Он хотел бы повернуть время вспять, чтобы предотвратить случившееся, но то было только во власти Всевышнего.
           Вийдир чувствовал свою вину. Она отравляла его сердце и сжигала душу, оставляя после себя лишь пустоту. Он готов был ответить за свой промах, искупить свой просчет жизнью, только бы господин жил. И может быть тогда он сможет простить себя. Может быть. А пока…. Он жил верой и надеждой на то, что все еще поправимо, что Всевышний не оставит дом аль-Дженави своей милостью и укажет ему путь из беспросветной тьмы.
           В первую очередь он послал слугу в Храм, но его ждала неудача: сур-ахиб Амирхан, верховный джейдарх Храма, и духовный наставник князя, находился в летней резиденции падишаха, за много лиг от столицы. Каждый год, как только наступал сезон шер-атан, великий Мардук аль-Тамери адан им-Садженди, падишах Хадийяра, покидал город и проводил три месяца сезона в доме своего рода, отдыхая от тревог и забот.
           Храмовые же целители, к которым по возвращении в город обратился вийдир, только развели руками — им не знакомы были подобные раны. И способы исцеления тоже. Все они в один голос предрекали князю скорую смерть. Получив от ворот поворот, Ахмед не опустил рук.  Он продолжил поиски, лишь изменив их направление. Не обращаясь напрямую к гильдии целителей, через своих соглядатаев он искал того, кто сможет вернуть господина к жизни и исцелит его раны.
           День и ночь его лучшие люди следили за местными врачевателями, собирали о них информацию, приводили в дом князя. Но, осмотрев больного, ни один так и не взялся за лечение. И дав слово о том, что сохранит тайну и получив щедрую плату за посещение, очередной целитель поспешно покидал дом, тайком осеняя себя знаком руллах — чтобы отогнать от себя Темного Господина. Видя эти тайные знаки, Ахмед лишь горько усмехался и продолжал свои поиски и одновременно казнил себя.
           Он прокручивал в памяти все последние события прошедших недель, с того момента, как пропала алидани Амина с дочерью князя, пытаясь понять, где он допустил ошибку, где просчитался и тем самым подверг сида опасности.
           И самым ярким, самым страшным воспоминанием были события тех последних двух дней: он видел, словно присутствовал там, как кинжал, занесенный рукой женщины, этой змеей в человеческом обличье, рассекает мягкую плоть… как темные глаза князя расширяются от невыносимой боли, и из прикушенной губы, смывая зародившийся крик, течет густая, алая кровь. Как теряющий сознание сид, падает ему на руки, и краски жизни мгновенно растворяются в смертельной бледности.
           Она пыталась сбежать, и видит Всевышний, он с удовольствием раздавил бы ее. Но месть — это право повелителя. Пока же.... Она томится в подвале одного из домов князя, под усиленной охраной, отобранной вийдиром лично. Хлеб и вода — единственное, что ей позволено. А чтобы она не смогла сбежать — об этом Ахмед позаботился очень тщательно — охрана при ней находится круглосуточно.
           Его взгляд упал на целителя, неподвижно сидевшего на крае постели сида. Мужчина пристально смотрел на рану, и на его лице не было написано страха и отвращения, неописуемого ужаса, каковой испытывали многие из тех, кто побывал в этих покоях за последние несколько дней. Только искреннее недоумение, непонимание сути дела.
           Темные глаза сузились, как будто человек пытался припомнить что-то. Он плавно провел левой ладонью над раной и прикрыл глаза, словно вслушиваясь в тишину. Склонившись над князем, он еще раз внимательно осмотрел рану, ее рваные неровные края, на которых свисали лоскутки кожи. Его ноздри уловили сладковатый запах гнили и крови. Амари слегка нахмурился — он видел, что рану обрабатывали, но гной смешанный с кровью, все равно сочился так, как будто она была нанесена только что...
           Странно. Мысль пришла и сразу растворилась в небытие. Целитель продолжал осмотр и недоумевал - на первый взгляд вроде бы все, как обычно — рана, нанесенная режущим оружием, лезвием. Неумелая рука, что вела короткий клинок, не смогла причинить серьезного ущерба, и тем не менее, высокий князь почему-то пребывал в стране грез. Рана не может быть свежей, ей несколько дней, как минимум. Он пожал плечами — необычно, и все же.... Это было ему знакомо. Неясные, смутные признаки, но отчего-то такие .... Словно он уже видел все это....
          Откинув покрывало, он очень аккуратно приподнял повязку и также внимательно осмотрел вторую рану. От первой она отличалась только размером и глубиной. Все остальное — сгустки гноя и крови, сочащиеся из зашитой раны, тлетворный запах — симптомы те же....
Однако, жизненно важные органы не были задеты и уже одно только это было чудом. И все же что мешает заживлению, ведь высокородный князь находится в расцвете своих сил и его тело было тренировано и закалено с детства?
           Целитель невольно заерзал на своем месте, словно пытаясь уловить ответы, которые, витая в воздухе, совсем рядом почему — то убегали от него, не поддавались на приманку любознательности. Это движение вывело вийдира из состояния глубокой задумчивости. Он словно очнулся ото сна.
           Из выцветших зеленых глаз пропала скорбь и зажегся интерес. Весь облик вийдира изменился, исчезло ощущение вины, сменившись тревожным ожиданием. Он пристально смотрел на целителя, словно пытаясь проникнуть в его мысли. Оценивающий взгляд пробежал по облику мужчины, память услужливо открыла один из своих уголков.
          Среднего роста, хорошо сложен, крепкий. Одежда потертая, кое-где видны заплаты, но чистая. Некогда она была сияющего изумрудного цвета - цвета целителей гильдии, но со временем потеряла свои краски под палящим солнцем Марракеша. Иссиня-черные волосы на затылке аккуратно собраны в хвост, и заплетены в длинную косу, перевитую серебристой шелковой лентой, с нанесенными на ней охранными символами. Коротко подстриженная бородка с усами, придавала его лицу благородство и некую изящность. Темные глаза, как и у всех обитателей благословенного Хадийяра, смотрели сейчас в одну точку, на князя, и было в них что-то, что вийдир никак не мог уловить.
          На левом виске светилась черная с серебром татуировка: молния, перевитая спиралью -  а’ссакеш, древний символ, подчеркивала его принадлежность к гильдии. Старый воин криво усмехнулся: здесь тоже была своя политика. Давнее соперничество Храма и Гильдии уже кануло в лету, но эхо ее до сих пор бродит среди потомков.
         Очень давно, несколько сотен лет назад, обе стороны процветали и не мешали друг другу, дружно живя бок о бок, тщательно оберегая свои секреты. Шадрии Храма исцеляли молитвами и песнопениями, вознося хвалу Всевышнему. И сила духа целителей была настолько велика, что позволяла изгонять любую хворь силой молитвы.   Лекари гильдии использовали свои знания о свойствах трав и деревьев, составляли снадобья и мази, притирки и бальзамы.
С какого момента все это перемешалось и началась затяжная война Храма и Гильдии, никто точно не помнил. Знали лишь, что тогдашний джейдарх Храма, имя которого предано забвению, решил прибрать к рукам все, что было связано с лечением. Ни более, ни менее. Он переманил всех одаренных целителей гильдии под свое крыло. В ответ гильдия выставила претензию и потребовала суда падишаха.
         Падишах, чьим близким другом и советником был джейдарх, разумеется не стал вмешиваться в спор, объявив все внутренним делами Храма. Явная несправедливость, но законы священной страны подразумевали непоколебимую власть адана. Назревающий бунт был подавлен в зародыше, цех лекарей надолго был предан забвению. Прошло много лет, прежде, чем в Марракеше снова появились эмблемы гильдии.
         Однако, ущерб был настолько огромным, что гильдия так и не оправилась от подлого удара, нанесенного много лет назад. Несмотря на видимые изменения в политике цеха, лекари так и не смогли вернуть прежнее влияние. Многое было утеряно, многое забыто. Новое не приходило и искусные мастера не становились странствующими лекарями. Лекарями теперь уже становились не по призванию, а по нужде. Выбора не осталось.
         Принадлежность Храму давала защиту, дом, стабильность и достаток. Шадрии имели возможность заниматься хозяйством – Храмы сами обеспечивали себя, обходясь своими собственными силами, что давало им определенную степень независимости.
         В храме существовала строгая иерархическая система, и ранг целителя напрямую зависел от его мастерства. Отбор был очень жесткий, но и результаты – очень впечатляющими. Не многие могли достичь высокого мастерства, проходя все ступени с самого начала. И, тем не менее, тот, кто проходил храмовые испытания, получал хорошие возможности для самосовершенствования и обучения. Только знатные и очень влиятельные хадийярцы могли позволить себе пользоваться услугами храмовых целителей.
        Принадлежность к гильдии означала обучение в гильдии, при условии наличия самых слабых зачатков исцеления, свободный поиск и полунищенское существование, если у тебя нет богатой и влиятельной семьи. Нередко целители, принадлежащие гильдии, занимались обычной поденной работой, чтобы хоть как-то обеспечить себе сносное существование. Хотя и здесь существовали определенные запреты на некоторые виды работ. Немногие оставались верными своему призванию и берегли руки, чтобы не потерять чувствительности, гибкости пальцев, что так немаловажно в даре целителя.
Амари неторопливо поглаживал небольшую, аккуратно подстриженную бородку. Его мозг лихорадочно работал. Перед ним было что-то особенное, что-то очень важное. И очень страшное одновременно. На базаре ходило множество разных слухов, и выявить правду, в этом океане вымысла и полета буйной фантазии было очень непросто. И тем не менее, все сводилось к одному — страху. Те, кто посетил больного князя до него, покидали дом в большой спешке. Что испугало их? Какая тайна скрыта в этих ранах? Кто и чем нанес их?
Очень похоже на кинжал. Отравленное лезвие? Но в чем смысл яда? Яд предназначен убивать, чем быстрее, тем лучше. Исключается. Но, определенно, это кинжал. Спросить вийдира? Целитель едва заметно покачал головой. Нет, опасно. Знание может стоить жизни.
Движение было едва заметным, и тем не менее Ахмед заметил его, но задавать вопросы, тем самым прерывая размышления целителя, он не стал, прекрасно понимая, что Амари не тянет время, а действительно ищет ответы на вопросы. Невольное уважение, пусть даже ранг этого человека был низок даже по меркам его гильдии, заставляло Ахмеда хранить молчание, тягостно повисшее в покоях его сида — он был единственным, кто задержался здесь более пяти минут.
Наконец, целитель медленно поднялся с края ложа, где он осматривал князя, расправил полы своего одеяния и подошел к Ахмеду. По его позе, вийдир понял, что ответы были найдены, и они очень сильно пугают человека.
        -  Он... будет жить. Его раны…. – Целитель несколько помялся и умолк. Он не мог смотреть в глаза воину и не мог солгать. Страх сжимал его сердце, подступая комом к внезапно пересохшему горлу. Только сейчас, находясь в покоях раненого, запретным, князя, Амари Сейнадир-ади понял, почему ни один из искуснейших Целителей южного халифата не брался лечить столь высокородного пациента. Ни за какие деньги.
        -  Говори, уважаемый. Только правду…. – Голос воина звучал глухо. Целитель вздрогнул – невыносимая тоска и усталость, смешанная с болью, звучали осколками эха, цепляли за душу.   – Я обещал тебе неприкосновенность в случае любого исхода.
        - Раны, полученные от зачарованной стали, нельзя исцелить, - тяжело вздохнув, сказал Амари. Он посмотрел Ахмеду в глаза. – Они постоянно кровоточат, плоть поддается гниению и разложению. Любая пылинка может стать причиной нежеланного исхода и мы ничего не сможем с этим сделать….
        Ахмед отметил это «мы», сказанное целителем и осознал, что тот уже взял на себя ответственность за здоровье сида. Он просто еще не понял этого сам.         
       - Если только….  – Целитель задумчиво потер висок, на котором был нанесен магическим плетением а’ссакеш’. Он молчал несколько минут, словно решаясь на что-то, что требовало от него больших усилий и мужества. Алиран-ади не прерывал его размышлений – последние слова Амари вселили в него надежду. Как и незаметное, но такое веское слово «мы».
       - Поймите меня правильно, вийдир Ахмед, - нерешительно произнес Амари. Его низкий голос сорвался до полушепота. – Дело не в деньгах. Плата, предложенная вами очень высока и щедра. Но – моего искусства здесь недостаточно. То, что я вам сейчас скажу…Запретно. Я могу за это попасть на плаху. Но как я уже говорил – мой долг, как и долг каждого, уважающего себя целителя – помочь.
        Ахмед прищурился и посмотрел целителю в глаза. Еще молодой, по меркам своей гильдии – не более тридцати. Ровесник сида. Почти. Знаком с запретными средствами. Очень интересно.
        От такого пристального взгляда Амари смутился. Его лоб покрывала испарина и он уже сотый раз проклинал себя за то, что не сумел держать свой язык за зубами. Это всегда было его главной и основной проблемой. Он делал все, что возможно и всегда пытался совершить невозможное, чтобы помочь тем, кто доверял ему свою жизнь.
И сейчас, дав волю своему языку, он доверял свою жизнь тому, кого никогда до этого дня не видел и даже предполагать не мог что-либо подобное. Ибо то, что он собирался сказать, было запрещено Законом и могло стоить ему жизни. Его род будет опозорен и изгнан из Хадийяра.
        Старый воин молчал, заняв ожидающую позицию. Он ничем не выказал своего неодобрения. Глаза выражали вежливый вопрос и интерес — более ничего целитель не смог увидеть в них. Ни одного слова, ни одного жеста. Ничего. И Амари не осталось ничего, как только продолжить начатое.
        - Много сотен лет назад, здесь, на этих землях жили Древние. - Он скрестил руки на груди и принялся расхаживать взад-вперед, чтобы немного успокоиться. Так было легче. - История и легенды, оставшиеся после них, мало о чем говорят. Всем известно, что они занимались медициной, философией....
       - К чему вы клоните, уважаемый? - не выдержал вийдир. Целитель вздрогнул.
- Прошу вас, вийдир Ахмед, выслушайте меня.... До конца. - Он обхватил себя руками так, словно ему стало холодно и неуютно. Седовласый воин кивнул, позволяя продолжать.
       - Их знания медицины... позволяли исцелять любые, даже почти смертельные раны. Да, понимаю, - он снова прикоснулся к серебристой татуировке на виске. - Вы вправе спросить меня, откуда я знаю это. И почему … заговорил на эту тему с вами.... Я не сумасшедший, уважаемый вийдир. Но все то, что я понимаю, если я понимаю правильно, говорит мне о том, что здесь не обошлось без древнего оружия.
Ахмед медленно кивнул, словно подтверждая его правоту.
        - Раны, нанесенные древним оружием, может исцелить только древнее знание. - Вот и все. Он произнес запретные слова. Сейчас вийдир вызовет охрану и его с позором проведут по улицам старого города, через рыночную площадь, на радость зевакам, торговцам и сплетникам, и бросят в тюрьму. Он прикрыл глаза и стиснул зубы, чтобы успокоить внутреннюю дрожь и страх перед неизбежным. Но прошла минута, другая.... Никто не врывался в покои и не связывал его. Шумно выдохнув воздух (все это время он слушал тишину затаив дыхание), целитель открыл глаза и осторожно огляделся по сторонам, словно не понимая, что происходит. Но он все еще оставался на своем месте, а старый воин — на своем. И в лице его читался все тот же вопрос и ожидание. Целитель прочистил горло. Его мучила жажда, в лице не осталось ни кровинки — так силен был его страх, но он продолжил:
       - Мой дед передал мне свои знания, когда почувствовал, что близится его время уйти в пески. Эти знания — запретного древнего искусства исцеления, передавались через поколение. Когда я осматривал раны сида Саида, они на мгновение показались мне знакомыми. Но я не мог их видеть раньше. Я вспомнил их описание. Скажу прямо, вийдир... То, что я открою вам, не полное исцеление. И то, что сид все еще жив — это чудо. Древнее оружие было создано исключительно с целью убивать. Не оставлять жизни. Раны не позволяли выжить. Но я вижу первого и единственного воина и он все еще жив.
       - На все воля Всевышнего, - тихо произнес старый воин. Целитель коснулся ладонью сердца и повторил слова молитвы.
       - Я могу приостановить действие магии на плоть. Не дать ей распространиться по всему телу.  Это не полное исцеление, но большее не в моих силах. Мы можем попробовать. Вы… Я… - Амари окончательно сбился, и наступила неловкая пауза. Целитель больше не мог смотреть на вийдира. Потому что страх овладел им окончательно и бесповоротно, сердце стучало так, что ему казалось, что он оглохнет.
       Концентрация. Волшебное, почти магическое слово. Концентрация, которой должен владеть каждый целитель. Где же она? И почему, почему мне внезапно стало так холодно и неуютно? Неужели?
       Мысли неслись стремительно, как грациозные фалиссийские скакуны, равных которым нет во всем халифате. Амари до крови прикусил губу и украдкой посмотрел на вийдира. Встретив пристальный, изучающий взгляд, снова смутился и опустил голову.
Почему он так долго думает? Неужели он просто отдаст меня палачам?.. Нет. … Ведь есть вероятность… Слабая, но надежда…
       Пот градом стекал со лба и висков Целителя. Он все еще стоял прямо, но Ахмеду казалось, что еще немного, еще чуть-чуть, и мужчина рухнет на пол. Вийдир презирал трусов. Но здесь, в этой комнате, перед ним был отнюдь не трус и не слабак. Человек, которого он видел перед собой, испытывал страх, даже панический ужас. Но, по мнению вийдира, трусость и страх – две абсолютно разные вещи. Ахмед мысленно улыбнулся. Посмотрим, чего ты стоишь, уважаемый.
       Пауза затягивалась. Амари уже потерял счет времени, ему казалось, что прошла уже целая вечность. И решение уже должно быть. Либо – попытка исцеления. Либо плаха за использование запретных знаний. Вряд ли он уйдет отсюда живым. Что ж.… Значит, так будет угодно Всевышнему. Все, что мог и должен был – я сделал. И совесть моя чиста
       - Ты не взял с меня клятвы, уважаемый Амари, - тихо заметил воин. – Ты доверяешь мне?
       Целитель вздрогнул. Его лоб покрылся испариной. Темные глаза выражали недоумение.
       - Ты доверил мне жизнь своего господина, вийдир Ахмед, - медленно, тщательно подбирая слова, ответил целитель. Он нашел в себе силы посмотреть старому воину в глаза. – Большего доверия представить и невозможно. Я знаю, что обо мне говорят, - горькая усмешка появилась в складках губ, отразилась болью в глазах. – Я недоучка, нищий, опозорил себя тем, что меня изгнали из Храма. Но я, действительно, хочу помочь. И если я не попытаюсь, не испробую все возможное и даже невозможное – дирхем мне цена. И мое слово, моя честь – не стоят ничего.
        Легкая улыбка появилась на лице вийдира. Этот человек, безусловно, достоин уважения. Он нравился воину все больше. Никто не рождается сильным и смелым – эти качества приобретаются и развиваются в течение всей жизни. Целителю страшно, это понятно и видно по его мельчайшим жестам, по складкам одежды, выражению глаз. Но он борется со своим страхом, потому что у него есть долг. Есть цель, к которой он стремится. Он хочет быть и будет лучшим со временем. И он намного мудрее и лучше, чем думает о себе сам.
По информации, собранной его агентами, Амари Сейнадир-ади, некогда обучался в Храме. За что был оттуда изгнан, достоверно неизвестно, но, по всей вероятности, именно за тягу к запретным знаниям. Жены или наложницы у него не было, а стало быть никто о нем беспокоиться не будет. Живет один. Пациентов мало, перебивается кое-как, занимаясь сбором дров. Слухи о нем ходят разные, но все источники информации говорят о его честности. А это – далеко немаловажный аргумент.
        - Я должен посоветоваться. – Старый воин поклонился целителю. – Не знаю, сколько это займет времени. Сиктар проводит тебя на кухню — вечер уже прошел, а ты, я думаю, еще даже и не обедал, уважаемый. - Ни тени насмешки — только сухая констатация факта. Потрясенный Амари несколько секунд смотрел на вийдира. Стена недоверия начала понемногу разрушаться. Он скрестил руки на груди и молча поклонился старому воину. Они вместе покинули покои сида, и вийдир дал указания сиктару хорошо покормить целителя.
Следуя за слугой, Амари спрашивал себя, не лучше ли было промолчать и просто уйти, получив положенную плату за визит. Он мог бы хорошо питаться несколько недель, ибо гонорар был более, чем щедрым. Да, он мог бы, но все его существо протестовало. Он -целитель. Его призвание — исцелять, а не бежать от тех, кто нуждается. И, вспоминая высокого князя, неподвижно лежащего в своей роскошной постели, осознавая, что к нему пришли люди вийдира и обратились с просьбой; учитывая его знания запретного…. 
Целитель собирал мозаику тщательно и кропотливо. И учтя все известные ему факты, пришел к выводу, что пути Всевышнего неисповедимы…. И кому из них двоих – ему, лекарю или неподвижно лежащему князю, пребывающему в стране грез, Всевышний дает шанс – это еще неизвестно…

        Ахмед стрелой понесся в женскую половину дворца. Являясь главой службы безопасности дома аль-Дженави, он мог входить в любую часть покоев – женскую или мужскую, не только здесь, но и в любом доме, принадлежащем сиду, кроме хозяйских спален, не испрашивая разрешения. Алиран-ади никогда не злоупотреблял этим, всегда тщательно соблюдая внутренний этикет дома Дженави. Однако в этот раз, у него не было времени на пустые формальности.
        В голове билась одна мысль – только бы она согласилась. Возможно, это и не панацея, но им сейчас нужно все, что только возможно. И если это всего лишь отсрочка - они будут искать лекарство, и со временем смогут его найти, и господин полностью поправится.
       Остановившись перед дверями, ведущими в покои молодой госпожи, алидани Рании, он перевел дыхание, и только потом осторожно постучал в дверь. Было уже довольно поздно, но Ахмед знал, что девушка еще не спит. Она потеряла покой и сон в тот день, когда он привез своего сида домой.
       Служанка отворила дверь и с поклоном пропустила его в уютную гостиную. Он прошел на середину и замер в нерешительности. В комнате царил мягкий полумрак. Несколько больших, локоть в длину и ладонь в ширину, свечей были расставлены на небольших эбеновых столиках, в разных концах комнаты, создавая причудливую иллюзию света и тени. Посередине служанки поставили домашний алтарь и зажгли благовония. Большие окна были занавешены тяжелыми портьерами, ниспадающими до самого пола, словно ими хозяйка пыталась отгородиться от остального мира.
       Шаридрийский ковры, в которых утопали ноги, покрывали пол. Их мягкость заглушала любые шаги, и порой вийдир ловил себя на мысли, что ему жаль топтать ногами такую красоту и совершенство ткацкого искусства. На стенах висели гобелены ручной работы, шелковые ткани и гирлянды. Сама комната была обставлена со вкусом покойной алидани Ясмины, матери сида и алидани Рании.
       Саму Ранию Ахмед увидел в самом дальнем углу комнаты. Она сидела в кресле, машинально перебирая четки. Темные глаза, так напоминающие цветом и разрезом миндалевидные глаза сида, покрылись мутной пеленой печали, веки припухли от слез, которых было немало пролито за последние дни. Волосы, темные, как вороново крыло, длинные и шелковистые, сейчас казались тусклыми и безжизненными. Во всей ее тонкой фигурке, виднелись боль и отчаяние. Ахмед знаком удалил служанку, и остановившись в двух шагах от молодой госпожи, опустился на колени.
      - Алидани, - низко склонился воин. Рания вздрогнула и со страхом посмотрела на вийдира. Она боялась звука голоса, потому что звуки - слова, могли принести черную весть.  Седой воин ободряюще улыбнулся девушке, но отчего-то улыбка вышла кривой. Он старался говорить тихо, полушепотом, чтобы только она одна могла его слышать.
      - Прошу вас, алидани, успокойтесь. Сид все еще жив. Я пришел просить вашей помощи и совета.
      Рания кивнула и Ахмед принял это, как знак продолжать.
      - Лекарь предложил помощь, он готов попытаться...
      - По-пы-та-ться? - Девушка медленно произнесла слово по слогам. - То есть, как — попытаться?! - Воскликнула она, поднимаясь из кресла.
      - Шшшш.... - Успокаивающе прошептал Ахмед. Он мягко усадил госпожу обратно. - Не все так просто, алидани.... Целители Храма бессильны. Они ничего не могу сделать. Я нашел лекаря гильдии. Он долго осматривал господина. Он знает, каким оружием были нанесены раны. Храмовники не догадались — а он понял. Одно только это дает мне надежду, что возможность излечения есть. Пусть даже самая мизерная.
       - Он поправится? - безумная надежда загорелась в глазах Рании. Да, конечно! Ее брат поправится, по-другому не может быть! И все будет так, как прежде.
       - Госпожа моя.... Лекарь не может дать никаких гарантий. Он согласен попытаться и применить свои знания, все свое искусство.
       - Так чего же мы ждем?! Ахмед, почему он не делает ничего?
       - Алидани.... - Голос воина звучал глухо и устало. - Выслушайте меня, пожалуйста. Исцеление не будет полным. Я не знаю, как лекарь будет лечить господина. Я пришел к вам, потому что сейчас Вы — глава дома аль-Дженави. И решение может быть принято только вами. Тот метод, который упомянул лекарь, запрещен нашим законом.
       - Ты говоришь… - недоверчиво протянула Рания.
       - О запретных знаниях. -  Он перевел дыхание и посмотрел в глаза своей госпожи. Она вздрогнула, но скорее от неожиданности, чем от страха. Оцепенение и апатия, державшие ее в свои когтях последние несколько дней, словно растворились в тумане запретных слов. Девушка подняла голову, упрямо сжала губы и кивком приказала продолжать. Если вийдир и удивился такой внезапной перемене, то придержал эмоции при себе.
       - Он сказал, что раны, нанесенные зачарованной сталью, древним плетением магии, полностью исцелить невозможно.... Если это и в самом деле касается запретного.... То нужно будет предпринять все усилия, чтобы сохранить тайну. Никто не должен будет узнать об этом — никто, даже сур-ахиб Амирхан. Иначе...
      - Ахмед. - Рания встала из кресла и выпрямилась. До прихода вийдира она была в таком отчаянии, что уже потеряла всякую надежду. Ни один целитель в городе не брался вылечить ее брата. И если теперь есть хоть малейший шанс вывести его из этого состояния, она его использует, даже если придется заложить душу Темному Господину.
Я всего лишь женщина, но я знаю, что означает прикоснуться к запретному и какова кара. Мой брат должен жить. И если нашелся тот, кто готов рискнуть жизнью, ради его спасения, то я сделаю все, чтобы за спасенную жизнь, спаситель не лишился своей.
        Несколько минут прошло в неловком молчании, сопровождаемом лишь перестукиванием бусин четок в руках девушки. Она не молилась, лишь размышляла о том, какое решение она должна принять.
        - Я хочу видеть его, - резко, почти отрывисто бросила Рания и поднялась.
        - Алидани?
        - Я хочу услышать все это от самого лекаря, Ахмед, - уже мягче пояснила девушка. Она поправила складки дорогого шелкового платья, цвета спелого граната, откинула прядь волос со лба. Вийдир с удивлением смотрел на молодую алидани. Улыбка осветила его лицо — он не ожидал так много мужества и твердости в этой хрупкой и нежной оболочке. И все же — она происходила из славного рода воинов, а значит она была истинной аль-Дженави. Он склонил голову и на душе у него стало так легко и светло, что захотелось по-мальчишески рассмеяться. Надежда придала ему сил, смыв отчаяние и ужас.
        - Фатима! - Рания хлопнула в ладоши. На зов явилась молоденькая служанка и поклонилась госпоже, ожидая приказаний.
        - Мой платок.
        Через минуту служанка принесла красиво расписанный золотом, шелковый платок госпожи, в тон платью. Рания накинула его на голову, скрыв волосы. Девушка закрепила его заколками и с легким поклоном отступила назад. Кивнув ей, благодаря за работу, алидани посмотрела на вийдира, словно говоря ему — пора.

        При ее появлении целитель встал, учтиво поклонился. Ахмед кивнул, и целитель медленно произнес:
       - Алидани, я – Амари. Принадлежу Гильдии Авитаньи.
Рания внимательно посмотрела на а’ссакеш и сердце забилось быстрее. Дыхание участилось. Не бродяга. Не колдун или факир, каких много на рыночной площади. Настоящий лекарь. Пусть не храмовый, но настоящий.
      - Вийдир Ахмед сказал, что вы предлагаете помощь. Расскажите мне об этом. – Девушка села в кресло и жестом предложила целителю занять место напротив. Он снова поклонился девушке, присел на край кресла. По тому, как он теребил концы своего пояса, девушка поняла, что он волнуется. Она ободряюще улыбнулась, но в сочетании с заплаканными глазами и болью, стоявшей в них, улыбка вышла беспомощной. Амари неторопливо начал свой рассказ:
      - Я начну мои объяснения с самого начала, алидани, чтобы вы представляли себе полностью всю картину в целом. Не подумайте, что я считаю вас невежественной – Всевышний свидетель, что таких мыслей у меня не было. Но женщины мало сведущи в мужских делах.
Рания кивнула. Это было правдой – в Марракеше женщины никогда не вмешивались в дела мужчин. Поэтому, слова целителя не задели ее.
      - Раны, нанесенные зачарованной сталью, не поддаются исцелению. – Продолжил Амари. - Это знает каждый целитель. Но во времена Древних были способы, облегчающие боль. От моих предков мне в наследство досталась книга. В ней все мои предки, которые были целителями, записывали рецепты различных мазей, притираний, от болезней и ран. Эти раны невозможно исцелить обычным путем. То есть…. – Целитель окончательно смутился. – Я не могу поручиться за полное выздоровление. Я могу лишь попытаться…. Облегчить боль и вернуть его в сознание. Возможно, получится. И сид сможет вернуться к жизни. Но…. Раны останутся. Их нельзя будет исправить магией и вернуть его лицу и телу былую красоту….
        - Я согласна. – Быстро сказала девушка. – Ахмед позаботится обо всем, что вам необходимо, Амари. Пробуйте. В любом случае, я подтверждаю и даю слово аль-Дженави, что в случае худшего исхода вам гарантирована неприкосновенность. Дом аль-Дженави не причинит вам вреда.
        - Алидани, я не могу гарантировать успех. Я не боюсь ответственности, и отвечаю за жизнь сида головой. Только…. В случае удачи, мазь только облегчит его боль, но не более.
        - Я понимаю, уважаемый, - склонила голову девушка. – Но если есть хоть малейший шанс вернуть его в этот мир, я хочу, чтобы он был использован.  Ресурсы дома аль-Дженави в вашем распоряжении. Вийдир Ахмед позаботится обо всех ваших нуждах.
        - Благодарю, алидани. Я сделаю все, что в моих силах. – Амари встал и поклонился девушке. Она едва склонила голову в ответ, и Ахмед с целителем вышли из спальни брата.
Рания бросила еще один взгляд на неподвижно лежащего брата. Слезы комом подступили к горлу. Она не могла ничем ему помочь, и это бессилие, вкупе со страхом его потерять, лишало ее покоя. Он должен, должен бороться за жизнь. Он всегда был сильным. Она не может потерять еще и его.
        Всевышний милостив и справедлив. Он не оставит Саида. Судорожно перебирая бусины четок, которые она не выпускала из рук уже много дней, девушка беззвучно молилась, прося одной-единственной милости у Всевышнего — жизнь своего брата.
        Он — единственное, что у нее осталось в этой жизни. Ее опора и поддержка. Саид всегда заботился о своей любимой сестренке. Он заменил ей родителей, когда они оба осиротели. Он взял на себя не только высокий титул, но и величайшую ответственность. И вот теперь....
        Да пребудет милость Всевышнего с ним.... Да осветит Всевышний его путь, и дарует ему облегчение.... Да укажет ему Путь к свету и не оставит его в боли и немощи.... Всевышний справедлив и всегда дарует благо и помощь тем, кто нуждается в нем.... Защити Саида.... Не оставь его.... Не оставь....