Емеля

Только приехала поступать в Московскую "Гнесинку" и нате вам: сорок человек на место. И все вокруг важные такие, напыщенные как индюки... В глазах рябит от ярких помад, дорогих побрякушек и колье. Все хотят быть красивыми. Стройными. А она? Скажи кому, что приехала из села Александровское, бог знает, из какой дали, оглядят с ног до головы, посмотрят на видавшее виды ситцевое платье, иронически хмыкнут и продефилируют дальше.
Что поделать, времена нынче такие, что встречают сейчас по одежке. И платье на ней бабушкино.  Ведь тоже когда то в нем поступать приезжала. И вдруг война...
А как узнала, что внучка ее в "Гнесинку" собралась, даже всплакнула.
А потом говорит, езжай, внучка, обязательно езжай.
У бабушки сильный голос, зычный, и рука крепкая. Если ударит кого, так мало не покажется.
Варвара глубоко выдохнула и поймала за руку неспешно шагавшего, опираясь на палочку седоватого учителя. Тот был худощав, очки на лбу, и руки нет. Вместо нее рукав пришитый к карману двубортного пиджака.
А она то-дура... рукав чуть с мясом не отодрала. Ну дура дурой. Ой, простите... Я вам сейчас зашью...
- Да вы что, барышня, зачем. Сам я. Привык уже. Я даже спичку одной рукой, видишь? - Достал коробок, открыл, ловко чиркнул спичкой.
- Да ну как вы одной рукой то. Вот чудной. Стойте уж, чего там. Да пиджак снимайте, а то голос пришью.
И тут же отодвинув оторопевшего старичка к окну, там же лучше видно, пояснила, что прибыла поступать, а кому тут обратиться не знает. А может вы подскажете? Учитель, поди.
Тот улыбнулся, - нет, ну откуда вы знаете, может я тоже поступать приехал. И более того - стразу и поступил. - Он хитро подмигнул.
Она подняла на него глаза, держа нитку в зубах. Оторвала, надкусила, сделала аккуратный узелок и еще один для крепкости.
- Вы? Да ну не смешите, что вы ей богу, как маленький. Приехали и прямо так сразу поступили? И что же в эту школу в вашем возрасте тоже берут?
- Берут, улыбнулся он, - берут, как не брать... А петь то хоть умеешь?
- А то как же. - И тут же низким грудным арию Ратмир. Нате вам. Это из оперы "Руслан и Людмила" А вы что, не знали? Эх вы. И как только поступили... тут, говорят сорок человек на место будет.
Он охнул. Склонил голову: ну ты даешь.
Она:  Вот, готово. Видите, как ловко пришила. А ничего, что нитки черные? У меня только черные. А у вас вон, пиджак серый.
- Правда? Серый? А я и не заметил.
- Чудной вы. Скажите лучше, как в избирательную комиссию пройти.
- Куда? - Засмеялся. - Ну что вы девушка, тут приемная комиссия над всем командует. Отборочный тур как пройдете, то считайте поступили. Ну вон, там, в конце коридора, видите, дверь с белой вывеской. Там еще молодежь стоит. Так вот там, стало быть.

Она попрощалась и твердо зашагала в ту сторону. Быстро разобралась что к чему, из-за двери выглянула худая строгая тетка в роговых очках и темном платье. Сказала: после пусть не занимают, все равно не успеют всех принять. Она за всех сказала ладно и потом басом порыкивала на тех, кто еще подходил; Не занимать, кому сказано! Завтра завтра приходите, на сегодня билетов нет.
Какие-то худощавые девицы и парни топтались, переминались с ноги на ногу, кто-то волнуясь, пел фальцетом. Это было смешно, вроде парень, а блеет как...
- Ты на какой курс? - спросила ярко накрашенная девица. Я вот собралась на академическое пение. А ты? Сейчас все на академку поступают... Потому и конкурс большой. Я вот про себя решила, если не поступлю, все равно в какой ни будь ресторан певицей пойду. Надоел мне мой Илычевск. Ой, я не представилась даже. Болтаю болтаю. Меня звать Леночка. А тебя как?
- Варвара.
- А ты деревенская, да? Видно сразу, конечно же. Тут, я слышала, без протеже делать нечего. - Она доверительно понизила голос, - надо или деньгами подкупать или талант иметь ну просто оогромный. Но таких ведь мало, правда? В основном все по протекции поступают. Где-то кому-то чего то...
А тот парень, видишь? Так он тоже из деревни, как и ты. И зовут Емелей. Смешно, правда? Емеля-дурачок. И выглядит соответственно. Не знаю, то ли прозвище, то ли фамилия. Емельянов надо думать. Я слышала. Да, ты знаешь, тут надо выглядеть на все сто! Это же Москва. Тут люди по-настоящему живут. Не то что у нас. У нас в районе воды второй месяц нет. Я уезжала, так прямо перед отправлением пришлось к подруге в другой район ехать, голову мыть. Еле потом на поезд кое-как успела... Вот, говорят, что голову в дорогу мыть нельзя, а если в купе вместе со мной кто симпатичный едет? А я вся такая не накрашенная, неприбранная.
Я даже успела себе прическу у нее сделать. Правда, наполовину. На полбашки сделала, а на пол нет, представляешь? Правда, смешно? А еще макияж пришлось прямо в тамбуре. А где еще? В модный салон здесь пойти, так денег на обратно не хватит. Я если макияж смою так ты меня не узнаешь. Скажешь кто это? А я вся такая обычно девочка - скромняжка. Няшечка такая. Девочка-пай. А такую кто замуж возьмет, а?
Варвара кивнула, - никто. Ты это, ладно, погодь тут. Я в туалет сбегаю. Где он тут вообще находится? Школа десятиэтажная. Так на каждом этаже, стало быть, что ли?
- Да и не по одному... и унитазы здесь золотом все отделанные.
- Прямо сразу золотом? - Улыбнулась. - А ну, схожу, проверю.
- Да нет же, ну какое золото, - застрекотала Леночка, - под золото естественно... Но зато красиво как. И воздух там розами пахнет, а не...


Когда Варвара вернулась, толпа поредела. Леночка рыдала, размазывая по лицу тушь.
- Ты чего тут плачешь. Не прошла что ли?
- Неет. Так, просто...
- Чего просто, говори толком. А то рыдает... Щас как дам, враз успокоишься.
Леночка замолчала, непонимающе уставилась на Варвару. Окинула взглядом крепкую коренастую фигуру. Взяла из ее руки протянутый платочек.
- А тебе платочка не жаль? Я же испачкаю ведь. Ты смотри, красивый такой.
- Ничего. Постираю, вытрись. Распустила нюни... Ты вот что, столовка тут есть, где поблизости? Они тут что, без обеда принимают?
- Да ты что, сегодня вообще без обеда. Прослушивание только один день. А свободных мест всего пять. Я уже все узнала. Мне по секрету... Ну, а остальных не знаю сколько. Ну вот пять точно. А желающих сто тридцать пять на самом деле. Вот тебе и конкурс. Вот так вот. Перед нами еще пятеро. А потом мы с тобой. Вначале ты, а потом я.
- Последние, значит?
- Ага, последние. И комиссия совсем ни петь, ни лаять. Представляешь, сто с лишним певцов, один альтом поет, другой сопрано, а третий вообще фальцетом. Ужас. Я бы, наверное, сдохла.
И еще на каждую прослушку по три минуты. Не уложился, все, свободен.
- Круто. Слушай, я тут старика одного видела, чудной старик, ей богу. Говорит, что приехал поступать и так сразу поступил. Я ему еще рукав пришила.
- Как? - Задохнулась Леночка, - руу-кав? - Она засмеялась. Ну ты даешь. Да ты хоть знаешь кто...
Мигнула и загорелась надпись.
- Все, - сказала Варвара, - теперь я.
- К черту, - сказала Леночка, - главное не робей.
- А то.
В кабинете было просторно. Открытое настежь окно, на подоконнике сидела синенькая пичуга.
- Приступайте, - сказал женский голос, мы вас слушаем.
Оказалось, что она стояла спиной к комиссии. И думала, где тут кто. А они слева, оказывается. Впереди окно. Справа стена. И гулкое помещение. Как в концертном зале.
Две тетки в возрасте и трое дядечек тоже в годах.
Варваре вдруг вспомнилось, как школьная учительница по математике ставила ей двойки за то, что она говорила басом.
Отчего то не нравилось учительнице ее голос. А предмет она всегда знала на пять. Обидно было. Ну что она со своим голосом поделать может? Уж такой уродилась. У бабки вот тоже голосище и что. Всех мужиков перепевала если застолье какое. И перепить могла каждого. Это сейчас, правда хворает, а голос все тот же.
-Девушка, - напомнила преподавательница, - мы ждем, ну же. Не стесняйтесь... У вас ведь осталось в запасе меньше двух минут. И кстати, в какой тональности диапазоне вы предпочитаете петь?
- Чего? - Удивилась она, - а, да она не знает. Правда. А песня вот, пусть будет эта...
И запела из оперы "Руслана и Людмилы" Птица встрепенулась, вспорхнула. Она должно быть испугалась.
Минута кончилась быстро.
- Все, -сказал низким басом второй мужик за столом. - Э, да не грохочите так, стекла вывалятся.
Она увидела. Он улыбался.
Та женщина склонилась к другой.
- Бронислава. Златогорова, да?
- Вторая ей кивнула. Взглянула на Варвару, - все, девушка, результаты вывесим через неделю. А ваш голос, запомните, контр-альт меццо... впрочем, пользоваться вы им почти не умеете. А может и сопрано получится. И шепотом второй, ну совершенно дикий, необъезженный талант. - И снова Варваре, - Так что если пройдете конкурсный отбор я за вас возьмусь как следует и всерьез. Слышите?!
Варвара кивнула. И вылетела вон не попрощавшись.
А потом, не отвечая на расспросы убежала, забралась в туалет и долго там рыдала в тесной кабинке.
Здесь ее и нашла Леночка. Робко поскреблась в белоснежную дверку. Варя, ты здесь?
- Угу.
- Ты это, не плачь. Все образуется. Я вот когда проревелась, так легче стало. Стою перед ними как дура. Ни петь, ни лаять.
Они говорят: пойте. У вас время и так в обрез. А у меня комок в горле. И тушь размазалась. Такое чучело страшное стою. Сама на себя непохожа. А еще тушь называется. Руки бы оборвать за такую тушь. Бешеных денег стоит, а размазывается, как не знаю кто. И глаза после этого щиплет.
Короче, спела. Из оперы Верди. Травиата. Слава богу, хоть это помню. Вначале хотела из попсы что ни будь. А они говорят, нет, только классику... Не помню уже как спела, как в тумане. Может, напутала... а они: достаточно. Все. Идите. Я пошла такая вся, потом думаю, где ты? Стала искать, потом поняла где...

Варвара распахнула дверь, умылась из-под крана ледяной водой. Словно все рукой сняло. Ну и пусть, - думала она, пусть. Не пройду, так не пройду. Устроюсь где ни будь прачкой. Или еще кем. Работа в Москве есть. Это не Александровка. Там хоть волком вой, зерном если дадут или комбикормом. А вкалывай с самого ранья и до позднего вечера. Ни рук после этого не чувствуешь ни ног. Ни петь, ни лаять, как говорит Леночка.
- Ну вот, сказала Леночка, - ни петь, ни лаять. Пойдем в кафешку теперь. Я как волнуюсь так после начинаю объедаться пирожными вкусностями. Ой, да ты не накрашенная. А вот так то лучше будет. Я могу тебе даже макияж сделать... ой, нет. Нет. Это же такая дрянная тушь! Нужно пойти купить что ни будь поприличней. Пойдем. На тушь всяко разно хватит. А там посмотрим.

А когда стали выходить из фойе, к ним низенький такой пристал, как колобок. Аккурат вровень с Варварой. Погодите девушки.
Варвара смерила его взглядом.
Одет прилично. Дорогой костюм, золотые часы. И ботики как солнце. Это не кирзачи только что из навоза. Лак прямо сверкает. Зеркало.
- Чего тебе?
- Я не займу у вас слишком много времени. Значит, меня зовут Евгений Ойлянд. Я продюсер и со продюсер нескольких больших проектов на центральном канале. А так же на нескольких радио... Но не это главное. Я слышал сейчас, как вы поете. У меня здесь связи, понимаете. Я слышу, что хочу услышать. И ваши голоса мне понравились. Я могу сделать так, чтобы вы выступали на большой сцене.
- Прямо так сразу на большой сцене и центральном канале? - С сарказмом спросила Леночка. Она за свою жизнь встречалась с самыми разными людьми. И не особо теперь велась на дорогие шмотки и автомобили. Надо же вначале поглядеть, как говорила мама, что за человек, каков он, надежный ли тип. А уж потом в постель с ним ложись. А если не такой так то ну его. Таких пруд пруди. Так что размениваться на разных болтунов вообще не стоит.
Короче, с ходу в постель не прыгать. Лучше чуть погодя.
- Не сразу, - серьезно сказал Евгений. - Но если получится, то обязательно будете. И жильем обеспечу. А жилье, сами понимаете, сейчас так просто не снимешь. Если только на самой глухой окраине. Да и то требуют чуть ли не за год вперед. Это Москва, понимаете? А у меня как раз две московские квартиры пустуют. Станете на меня работать, даже за квартплату не возьму, идет?
- Не идет, - заартачившись, сказала Варвара. - Мы так не привыкли, что бы ни с того ни с сего с первым встречным ехать. Может вы злодей и преступник.
- А, понимаю, сказал Ойлянд, - но вот, вот вам моя визитка. На улице стоит моя машина. А еще есть офис в центре Москвы и собственная студия звукозаписи. Если вы не против, я ведь вам работу предлагаю просто так, не требуя ничего взамен. Только ваш талант. И больше ничего.
- Надо соглашаться, шепнула Леночка, - съездим, нам ничего не стоит. Заодно Москву покажет.
- Ладно, - сказала Варвара, но если обманете, то рука у меня тяжелая. Мало не покажется.
Она еще не согласилась, просто, если предлагают работу просто так, за здорово живешь, так отчего ж не поехать? Петь ведь надо, а не полы драить. Так что вроде бы... ну и мужичок вроде на вид ничего. Маленький только. На скотника похож, Степана Аркадьевича. Здорово похож. Так бы ни за что не поверила. Мало ли аферистов нынче.


В его офисе кабинете было прохладно. Просторно и светло как в "Гнесинке" Ойлянд сидел за большим лакированным столом, она сидела напротив. Уже обговорили, обсудили, как и где она будет выступать. И еще где будет жить. Оказалось, что почти что в самом центре. Недалеко от Красной площади и Москвы-реки.
- И речка под окном, - быстро и вкрадчиво говорил Ойлянд. - Там даже некоторые купаются... Хотя я бы не стал.... Сейчас жарко, понимаете? Им запрещают, а они лезут. ПО воде катера ходят, мазута и бензин плывет, но все равно купаются. А ключи от квартиры пусть она не теряет и никому не дает. А то мало что. И сумочку тоже покрепче пусть держит. Мошенников нынче. В конце концов, это Москва. Люди здесь богатые и очень богатые. Других почти нет. По крайней мере, все сейчас в достатке. Но нищие все равно есть. Но это показуха. Они так деньги зарабатывают, понимаете? Гоняют их, гоняют, а они все равно на прежнее место становятся. Хлебное место. Потому как подают порой столько, что на машину как минимум через месяц. А она будет пока что записываться в их студии. Петь на сцене пока не надо. Но сами понимаете. Там нужен типаж, рост. Но зато голос у вас так просто золото. За такой голос ей и платят. И вы ведь понимаете, что на сцене сейчас попса голимая. Голосов толком ни у кого нет, а есть сплошная фанера. Студийная запись. Да и ведь всяко же бывает. Голос, к примеру, сел. Простудился. Сорвал. Прокурил. А выступать как? Вот и поют порой под фанеру, но зато так, что бы никто не догадался. Иначе потребуют деньги. Народ нынче избалованный. Им живьем артиста видеть хочется. И чем эпатажнее певец, тем больше платят за его концерты. Такова жизнь. Но! Вы займете во всем этом важную нишу. Вы будете петь, скажем, за эээ... Галочка, а кто у нас сейчас в такой тональности... Елка? Нет, погодите, Елка и сама пока петь может. Но мы вам подберем кого ни будь из знаменитостей, прямо под ваш замечательный, сказочный голос. Хорошо? А если народу понравится, так и вас на сцену отправим. Чем черт не шутит. Монсерат Кабалье вот пела. И вы будете. В опере хотите выступать? Устроим. Все будет.

Вообщем она вышла оттуда с задатком. Договор, правда, пока подписывать отказалась. Надо почитать как следует сперва. А вдруг обманут. Ойлянд в этом месте понимающе улыбнулся. Дескать, береженого бог бережет.

Потом она мчалась вниз на страшно скоростном лифте, проваливалась куда-то вниз, вокруг были люди, большой был лифт, с зеркальными стенками и никто вокруг не боялся летать на нем вниз вверх.
На улице было жарко. Душно.
Она решила прогуляться по городу, но заблудилась. Вспомнила, что совсем забыла про Леночку. Но решила, что встретятся на новой квартире. Ведь квартира то у нее теперь двухкомнатная. А еще нужно было найти переговорный пункт и позвонить матери и бабушке. Ой, нет, нужно просто взять, да и купить телефон. Деньги ведь Ойлянд дал. В сумочке лежала увесистая пачка в полста тысяч. И это задаток. Видно, заинтересовался всерьез. Вспомнила, улыбнулась, как сказал, что пусть будут как бы подъемные. Пусть приоденется, купит себе чего... ну он не знает... В парикмахерскую, в конце концов, сходит. К визажисту. И куда еще, Галочка, куда сейчас женщины ходят, что бы красиво выглядеть?... На шопинг, эээ да вы шутите. А впрочем, пусть дует туда. Он ведь понимает, что женщинам нужно. Вот только с временной пропиской надо разобраться. Иначе остановят рано или поздно. И будут проблемы. А он сейчас позвонит, кому надо и все уладит.

На квартире была идеальная чистота. Комната загляденье. Кухня сверкает. Много всяких штучек-дрючек. И плита гладкая, ровная. Сказка, а не плита. И шкафчики, шкафчики, баночки разные, все по цвету, любые, какие хочешь. Много много всего. Холодильник ломится от всякой еды. А она дура, купила рыбу свежезамороженную, минтая, да немытой картошки. Была ведь и мытая только дорогая. А она привыкла грязную, да и что ей, руки, что ли обломятся помыть? А тут все готовое, в ярких обертках только разогревай в микроволновке и ешь. И кто, скажите все это есть будет? Они вдвоем с Леночкой что ли? Испортится же. Ну а рыба пусть будет. Пригодится.
Еще пришлось потрать час, что бы исследовать всю кухню. Расставить все как ей надо, что было понятно, что и где лежит. Разобраться, как включается плита, а как микроволновка. И еще была сверкающая автоматическая посудомойка. И совсем уж чудо - барабанная сушилка для белья.
Раньше она о ней только читала в каком-то журнале.
И тут на тебе, пожалуйста, без какого тебе звонка в дверь вваливается какой-то парень. На Степку чем-то похож... Да видно что деревенский. Клетчатая рубашка, руки по локоть закатанные, узлом на пузе завязанная. Шляпа соломенная. И в руках ведро. И удочка.
- Ты кто?
- А ты кто?
- Я первая спросила. Это моя квартира. И где ты взял ключи? У Ленки украл?
- У какой еще Ленки... - Спросил с нарочитой ленцой. По-хозяйски закрыл дверь, протиснулся мимо нее в коридор. Отнес ведро на кухню.
- Я, понимаешь, рыбу привык есть. А магазинная не нравится, - пояснил он. Вот купил сегодня удочку и словил. Сам не поверил, рыба загляденье. И это в центре Москвы, представляешь?
- Варвара закрыла дверь. Нечего соседям слушать перепалку. И потом, внизу ведь охранник. А он кого попало не пустит. Вообще непонятно.
Парень по-хозяйски потрошил рыбу.
- Дай я, - отобрала нож, он, конечно же, ловко орудует ножом, но все-таки кухня женская вотчина. А ее мать так учила и бабушка. Если мужчина голоден, вначале накорми, а потом с расспросами приставай.
Да он и не сопротивлялся. Покорно отдал нож, ушел в комнату. Оттуда прокричал: Моя дальняя комната будет, а твоя поменьше.
Варвара хмыкнула. Ничего не сказала. Вот придет Леночка, тогда разберемся. Рыбу сготовила, сама же есть не рискнула. Отнекалась, что худеет, мол.  Москва все таки, там, в реке мазута, как говорил Ойлянд. Лучше уж разогреть что ни будь из этих супер навороченных в яркой обертке... Су-ши. Рол-лы. Доставала из холодильника и дивилась разным экзотическим блюдам.

Леночка так и не пришла. Парень зевал. Сидел напротив. Был он загадочен, непонятен и потому интересен.
Ойлянд сказал, что пока пусть поживут вместе. Комнаты все же отдельные, на ключ закрываются если что. Просто накладочка вышла. А Леночка сейчас пока в другом месте. Так что пусть не волнуется, Емельянов парень смирный, и он за него ручается.
Емеля, - вспомнила Варвара, - значит, ты по фамилии Емельянов, а имя то хоть есть?
- Емеля, - улыбнулся он. - Емеля и есть. От фамилии Емельянов, сечешь?
- Фу, глупое имя, - сказала она. Я тебя по фамилии буду называть.
- Почему глупое? - обиделся парень, - очень даже неплохое. Сказочное, понимаешь? - Он подмигнул ей совсем так же как тот, без руки в "Гнесинке"
- Все равно с тобой жить не буду, - фыркнула Варвара, - ешь вот свою уху и проваливай в свою комнату. А ко мне не лезь.

Через несколько дней все шло по-прежнему. Ойлянд был слишком занят, позвонил только один раз, сказал, что к концу недели обязательно ей займется. А сейчас по горло занят.
Зато Емеля дважды ездил на студию звукозаписи. Потом с ленцой приходя вечером, говорил, что пишет альбом для какого-то певца.
А в свободное время он ходил на реку и ловил там рыбу.
В конце концов, такое увлечение стало надоедать Варваре. Она ругалась, пыталась выкинуть рыбу в мусорку, но Емеля был непреклонен. Он любил ловить рыбу.
И еще было хорошее известие: в списках поступивших в "Гнесинку" она все-таки значилась. Занятия начнутся через неделю. Тот дед одной с одной рукой был не просто дед, а самый настоящий профессор. Они встретились в вестибюле, и он щелкну Варвару по носу. - Будешь знать, как отрывать рукава честным людям, - за это будешь штудировать вокал без устали. - Говорил строго, а его глаза улыбались. Он шел сильно прихрамывая. Сказывалась ранение полученное еще в великую отечественную.

Однажды Емельянов принес ведро, в котором что то плескалось. Он водрузил его на стул и гордо сказал: вот ведь. Не знал, что смогу поймать.
Теперь смогу загадать целых три желания.
Хочешь стать стройной и привлекательной? Пожалуйста. Могу устроить. Раз плюнуть. Или...
Он не договорил. Потому что в дверь позвонили.
Ни Варвара, ни Емеля не знали, что за дверью стоял самый обыкновенный поклонник одной певицы. Он следовал за нею всюду как тень. И сейчас был твердо уверен в том, что за дверью она. Он не мог ошибаться.
И тут, наверное хорошей сказке конец, потому что он взвел курок и хлопок выстрела был почти не слышен. И потому что первой дверь открыла Варвара, но ее вовремя успел оттолкнуть Емельянов.
И ничего не произошло. Только поклонник стремглав бросился бежать. А щука там, на кухне высовывалась из ведра. Ей не хватало воздуха.