О детстве, школе и математике

   

"Русский человек не видит реальности.
Он видит только слова."
(академик Павлов, 1934г.)

1.
    Мыслящий человек, видимо, вообще так устроен - он как начинает думать, так всё глубже проваливается куда-то и не чувствует дна - вот это уж, к слову сказать, достоевщина ("..да как это - кто убил?. Вы и убили-с..") - у каждого своя в душе старуха-процентщица; и самих нас убивали столько раз, что выход один - воскреснув, простить...
    Философу хуже всего: от людей страдает, от водки болеет, в холоде чихает, в жаре - задыхается. Физический труд для него - колыма, каторга, - но именно и только труд может помочь ему не сойти с ума и быть в телесном тонусе - всё на свете и спасает, и убивает одновременно, "ад, это ты сам", одним словом...
    Я знаю людей патологически трудолюбивых. Они из того пресловутого пруда не только всех рыбок уже вытащили, но и воду в пруде поменяли и новый пруд рядом выкопали, и продолжают со своей лопатой носиться и к флоре ее пристраивать. И как же я этим сангвиникам завидую!.. Ночь у них правильная - они в ней спят. Утро у них раннее, день стремительный, дети здоровые, отпуск на усмотрение семьи. И не нужен им Достоевский с его рефлексией, и  Бродский не нужен. И пусть они никогда не напишут ни одной строчки - они проживут счастливую, наполненную жизнь, потому как иллюзий не питают и про золотую рыбку знают всё.
   Я же иллюзии питаю, в Деда Мороза верю, ночью не сплю, и поэтому Бог со мной с утра не разговаривает и ничего мне не подаёт - умереть не даёт, и то ладно. Я человек измученно-смешливый. Не выношу русской необязательности, безответственности, душевной неряшливости и словоблудия, оттого и страдаю про всё подряд и жалею всех - от трезвого президента до пьяного дворника, так как нахожусь с ними в одном звене эволюции и дышу одним воздухом. Но детей, стариков и деревья, всё-таки, жальче больше, чем, скажем, президентов...

2.
   В детстве я очень высоко подпрыгнула с лавочки - выше сугроба - и вывихнула себе мозг. То есть до определенного времени он у меня, безусловно, был обычным. Но после этого высокого прыжка он стал вывихнутым. Я поняла это, когда у меня стало свистеть в ухе, а затем шум увеличился  и я его проглотила, заев снегом, но он всё равно застрял у меня в горле. С тех пор мне стоило огромного труда понимать то, что мне говорили - у всех же мозг был на месте, а мой где-то вывихнуто блуждал внутри черепа, и я не знала, как впихнуть в него компас. Вся передаваемая мне информация воспринималась моей головой как картинка и образ, я не понимала самого элементарного и поэтому внутри всегда была ловля мозга и смешливость - к счастью, я умела молчать, и поэтому о моей "вывихнутости" догадывались только родители.
  Потом я еще не раз прыгала, чтобы мозги "встали на место", даже с крыши гаражей, даже с зонтиком - чтобы полетать и их немного проветрить - но всё было тщетно и  в конце концов я оставила это бесполезное занятие - просто смирилась с тем, что от вывихнутости  мозг часто болит.
Не имея о жизни основательных взглядов и убеждений, я переписывала мысли великих и отдавалась наблюдениям за природой, отчего полюбила мир со всеми его шероховатостями и непоследовательностью; главное, что я уяснила в детстве, это что слабым нужно помогать, а машину лучше переждать, пока проедет, а то с шофером могут быть неприятности.
Что касается смерти, то о ней у меня было еще более смутное представление, но я, однако, твёрдо была убеждена, что умереть нужно героически - ну если не с гранатой в руке под танком, то уж, как минимум, вытаскивая кого-нибудь из огня или из-под колёс самосвала ; и чтобы звучала пламенная речь над изуродованным, но прекрасным телом : "Её жизнь была недолгой, но яркой и поучительной для других пионеров..." - с непременными безутешными рыданиями директора школы и учительницы математики...

3.

"…А вот с этого места попрошу поподробнее!.." - (и я глубокомысленно замираю, грызя карандаш, заглатывая мел у доски и нервно теребя черный ненавистный фартук...)
Математика...
Что ж мы с тобой так не дружили-то, царица наук, мой сновиденческий кошмар, моё алым по чёрному - алгебра, геометрия?.. Химия была чем-то зелёным в серую клеточку, физика - жёлтым с приставкой "ок" (жел-ток, пе-сок...), но алгебра - кровавое, багровое, неотвратимое и беспощадное, как хозяйский каблук над телом полудохлого таракана - вот чем был для меня этот предмет, ПРЕДМЕТ, который на время заслонял всю вселенную, перекрывал все картинки, передавливая всё живое внутри и весь мой героизм вместе с танками и таким уютным гробом...
- К доске пойдёт... Сейчас к доске пойдёт... - лицо Клавдьиванны начинает заметно дёргаться и покрываться пятнами...
  Ангел небесный, пронеси!.. Ну унеси ты меня куда-нибудь в африку, прости и прощай, моя бабушка. Ты "зарастёшь мусором", - ведь я так и не вынесла мусорное ведро; тебя "затопчут соседи", потому что я не вымыла лестничную клетку. Прости, моя любимая, добрая бабушка, я больше никогда не вернусь из школы, потому что я "орлёнок", мальчиш-кибальчиш, я "смерти смотрела в лицо" и теперь буду жить в африке, среди слонов и бегемотов, став пальмой, лианой, негром - да кем угодно, лишь бы...

... - пойдёт к доске... - Клавдьиванна закрывает глаза и пальцем пригвождает классный журнал к столу, чтобы не улетел... Мою фамилию она произносит на выдохе, при переставшем дышать десятым "Б" , - произносит, и тут же вытирает клетчатым платком выступившую на лбу испарину. Класс дружно выдыхает, поворачивая головы назад (я сижу одна на последней парте) и расслабляется...

   Клавдьиванна была ужасом школы, она была воинствующим математиком. Она сражалась за свой предмет, как на ринге, и, вызывая ученика не к доске, а к барьеру, всё время норовила проткнуть его шпагой-указкой или треснуть этой шпагой по его тупой деревянной голове. При виде нерадивого школьника у Клавдьиванны начинали дрожать руки и она так смотрела "дебилу" в глаза, что его немедленно охватывал страх, трепет и полное осознание своей никчёмно прожитой жизни.

  ...Если кто-нибудь может представить своим воображением пьяную змею, ползущую прямо, тот легко увидит моё сосредоточенное продвижение от последней парты к доске с приблизительной скоростью сто миллиметров в час. Несомненно Клавдьиванна обладала гипнотическими способностями - она была удавом КА , а я - толпой мартышек, заворожено глядящих ему в пасть.

- Ну... - Клавдьиванна нервно застучала указкой пока еще не по моей голове, - Решай задачу, будущая прядильщица!..
Клавдьиванна почему-то была уверена, что все, не знающие математики, пойдут в ГПТУ овладевать тайнами ткацкого производства. Фабрикой и станками нас пугали с детства - страну заваливали тканью селянки, подавшиеся в город за квартирами и маленькие  загорелые вьетнамки; и, к слову сказать, вливаться в бодрую массу рабочего класса нам, коренным жителям города красных ткачей и первого совета, совсем не хотелось... 
По большому счету многие из нас смутно представляли своё будущее - ну там институт, ну распределение куда-нибудь, куда зашлёт государство. Страна-то ведь  родная  широка...

... -Ну?.. - глухо повторила Клавдьиванна и гневно поправила "невидимку" на рано поредевших волосах. - Рыдают по тебе станки, слышу, как стучат и рыдают!..
Класс коротко гыкнул - в чём-чём, а в отсутствии чувства юмора, пусть и весьма своеобразного, борца за математику упрекнуть было невозможно.

- Да вы ж гробы, гробы ходячие!.. - не раз в сердцах кричала Клавдьиванна затаившемуся классу, фехтуя указкой в воздухе... А услышав шорох и гыканье за своей спиной, она разворачивалась и искренне всплёскивала руками:
- Батюшки! Гробы зашевелились!.. - чем вызывала вторичную реакцию сдавленного смеха у вжатых в парты внуков Ильича.

…Циферки на доске вместе со скобочками и точками корчили мне рожи, подмигивали и превращались в зайчиков, червячков и инопланетян. Ах, если бы не мой вывихнутый мозг, я бы несомненно была Эйнштейном, - впрочем, его ведь за неуспехи поперли из гимназии, - значит, была бы Софьей Ковалевской... Величественный образ гениального математика сошёл с портрета и внезапно встал передо мной, как лист перед травой... или конь перед избой... или гром перед грозой?.. – этого я уже не помнила, - и совместился с фигурой Клавдьиванны, надев коричневый пиджачок и приняв пятнистый цвет лица. Клавдьиванна  смотрела на меня не мигая и зачем-то хотела мне помочь.

- Ну вот смотри!.. - Она ударила указкой одну из цифр на доске. - Начни с простого.
- С кого?.. - непонимающе глядя на что-то "простое" переспросила я.
Клавдьиванна набрала воздуха в лёгкие и вместе с Софьей Ковалевской сдвинулась в сторону, развернувшись лицом к классу.
- Специально для особо одарённых разложим пример на простейшие части ( "Какая же я круглая дура, что надела эти босоножки!" - злилась на себя я, пытаясь незаметно вызволить каблук, застрявший в решетке, лежащей у доски.)   ...Ну вот единица! -  показала  Клавдьиванна. - Для начала вычти из единицы одну вторую!.   ("В ластах, в ластах ходи, передовица - станочница, будущий  герой  труда и пруда , блин!..")
- От единицы!.. Одну вторую!.. - не унималась Клавдьиванна, пытаясь сломать моё мужественное тупое молчание. ("Когда она увидит  мой каблук, ее вообще  Паркинсон накроет..."- сочувственно подумала я, пытаясь сосредоточиться на  "простейших частях"...

- ... От одного яблока!... отнять пол-яблока!... Сколько будет?! - гремел и срывался голос Клавдьиванны где-то прямо рядом со мной.
- Два яблока! - ответила я совершенно уверенно и абсолютно искренне.
Клавдьиванна всколыхнулась, как прострелянное знамя на тонком древке и бросилась к окну:
- Душно мне, душно!! - распахивая окно верхней частью тела, закричала она школьным тополям и липам, напоминая то ли гоголевского персонажа, то ли волка из "Ну, погоди!", влетевшего в забор.

Мой класс в одно мгновенье превратился в музей восковых фигур мадам Тюссо.
- Я одна!..  Я  в лесу!..  Лю-ю-юди-и-и!... - надрывно звали на помощь Клавдьиванна и Софья Ковалевская одним срывающимся сиплым голосом, но никто не мог их услышать - ведь они были одни, в лесу, среди гробов и школьных растений...
  От неожиданности я метнулась в сторону, забыв про застрявший каблук, и весело загремела в пролёт между партами вместе с прилипшей к моему каблуку решеткой...

4.
По прошествии стольких лет сейчас я понимаю, что, по большому счету, Клавдьиванна была права, и что учителю, любящему свой предмет, работать в школе почти невозможно. Нет, возможно, - если ты любишь что-нибудь больше, чем свою науку - ну родину там, партию, гагарина, или, на худой конец, семью. Но если ты больше всего на свете любишь   
и м е н н о   е ё , свою науку, то в итоге, безусловно, будешь нервно искалечен невежами и лентяями, или просто недоумками, как я - поневоле начнёшь свирепеть от бессилия и звать хоть кого-нибудь на помощь...

5.
Вообще что такое была школа, чего в ней было больше - страшного или смешного?..
Не - стандартному человеку вписаться в заданные рамки мира всегда тяжелее, чем остальным, но и легче - ведь он эти рамки раздвигает, придумывает из них конфигурации, плетет из решеток косички, клеточки превращает в кружочки... Ведь заработала же я авторитет на 4 балла по химии тем, что выпустила стенную газету со стихами про молекулы и периодическую таблицу!!..  Не знаю, икал ли на том свете Менделеев, но наша "химоза " была в восторге и практически весь год не вызывала меня к доске.

На литературе было обидней всего, но с этим приходилось смиряться - я никак не могла заставить себя переписывать в сочинение чужую критику и писала исключительно то, что выдумывала сама и поэтому никогда не имела пятерок. Как-то я взялась защищать Луку из "На дне" - ну не нравился мне Сатин, а Лука нравился - миру нужно давать надежду и утешение, - была уверена я. Бедная наша училка по литературе чуть не упала в обморок и заподозрила, что я есть засланный диверсант, имеющий задачу разложить наше комсомольское ядро на те самые молекулы. А ведь я помогала старушкам, собирала металлолом, пела "День Победы" и тоже с недоверием относилась к Рейгану!..

6.

(...я плохо училась, я строила будки, лечила собак, уходила на сутки в походы, в болота, в полёты без сна, в любую погоду, где я не одна. Всё, что раньше знала - потом позабыла, я много прощала и многих любила, смеялась, прощалась - пройдёт всё само, - младенцев качала, рождённых зимой; мне всё было мало - полёты, пороги, мне Фёдор Михалыч шептал диалоги, мне Лев Николаич устраивал бал и где-то там, сверху, на люстре качал... Я плохо училась!..  я много не знала (...кого я просила начать всё сначала?..) Мне ставили двойки за всё и подряд, а я по помойкам искала котят)...

7.
" Многие думают, что мозг находится в голове. На самом деле его приносит ветер с Каспийского моря ". (Н.В.Гоголь "Записки сумасшедшего").