Черемуха

   Наша деревня Ворончиха затерялась среди  бескрайних лесов на границе Кировской, Архангельской и вологодской областей. Этакий «медвежий угол», как говорил дедушка.
   На болотах растет в изобилии клюква да морошка, в лесу -  черника, а в самой деревне – из «фруктовых» деревьев  лишь черемуха да рябина. Причем черемуха возле каждого дома своя. Нам, ребятишкам, по правилам деревенского этикета не разрешалось есть ягоды с «чужого» дерева.
   У нас черемуха была старая-престарая, высоченная, в несколько стволов. По слухам, ее ещё мой прадед Галактион Моисеевич садил. Ягоды с нее крупные, сладкие. А самые спелые, как водится, на вершине. Нас трое внучат в гостях у бабушки на Ворончихе. Мне лет 13. Лазила в  то время как белка, забираясь на самую верхотуру. Еще есть двоюродный брат Колька – философичный увалень, похожий на Вини-пуха. Третий был Димка – писклявый борец за вечную справедливость(правда, почему-то всегда в свою пользу!), самый младший из нас.
   В тот день мы прочно обосновались на черемухе: я стою на самом верху, Колька оседлал толстую ветку прямо подо мной, Димка где-то пониже сбоку. День веселый и солнечный, черемуха вкусная – самый смак! И вот подходит к нашему "гнездовью" согнутая пополам соседка Солдатиха с двумя своими голоштанными внучками. Девчонки  канючат: «Скинь кистку! Скинь кистку!». Я сбрасываю им в траву кисточки ягод, они и рады, бегают, ищут под ногами. Бабуля, задрав голову к небу, у меня и спрашивает:
  - А ты не упадешь?
  - Еще чего! Не упаду, конечно! - самоуверенно хмыкаю я, как сейчас помню, держась за листик. Стою уверенно, под ногами надежный толстый сук. С чего бы мне падать?! Вдруг раздается непонятный треск и я чувствую: лечу! Причем, судя по ощущениям, лечу довольно долго. Потом – бум! Обо что-то мягкое и лечу снова, теперь уже совсем немного. Бряк! – вот и земля. Что это было?! Тихонько разжмуриваю глаза и утыкаюсь взглядом в свои руки, насмерть вцепившиеся в лежащий поперек злополучный сук. Медленно разжимаю побелевшие пальцы и вижу чуть в сторонке  на земле Колькин «аэродром». Это была настоящая морская бескозырка с ленточками и золотой надписью «Тихоокеанский флот», ее еще здорово было по ветру запускать, потому и «аэродром». На Колькиной круглой голове  бескозырка сидела как влитая.
   Первая мысль:  «Все, убила парня!»  Ведь это об него я стукнулась всем телом, пролетая мимо, незнамо как ухватившись за обломившийся подо мной черемуховый сук. Со страхом поднимаю глаза кверху:  фу-у-у, Колька, как медвежонок-коала, обнимает свою прочную ветку, живой и невредимый, но немного помятый.
   Проверяю, могу ли двигаться: да, все в порядке, только немного ободралась  да крапивой обожглась.  Но это мелочи, если учесть, что свободного пространства под черемухой было всего ничего – где-то метр на метр. Тут старые пеньки торчат, тут поленница сложена, а тут колья для ограды приготовлены – вверх смотрят.
   Так что мой полет оказался на редкость удачным. Без «парашюта» могла бы и разбиться или покалечиться. Но ягод-то на черемухе еще полным-полно. А если бабушка узнает о происшествии, запретит на дерево лазать,  а снизу много ли достанешь?! И вот мы, как три муравья, взгромоздили себе на плечи виновника всех бед и утащили под слуду, чтобы замести следы.  А с бабки Солдатихи взяли слово, что нас не выдаст. На том и порешили.
   Когда через неделю носили воду в баню на краю поля и Колька свой «аэродром», нагнувшись за ведром, в колодец обронил, все та же Солдатиха нас и выручила: мастерски привязала веревку морским узлом к железной «кошке» и вручила нам. Когда бескозырка появилась на свет над краем колодца, наше дружное «ура» огласило  окрестности. И маленькое  стадо бизонов понеслось на новые подвиги.
   Бабушка тем временем уже наставила на березовой лучине самовар, накрыв нехитрый стол для чаепития. «Пора жарену воду пить!» - говаривал дед Фёдор. На столе баранки, сухое печенье, топленое в печи молоко с кружочками масла и зажаристой пенкой и в сахарнице заботливо наколотый дедушкой на дольки прессованный сахар, который полагалось пить с чаем вприкуску.
   И весь наш большой дом ощущался настоящей крепостью. Еще бы! Ведь по соседству живет старушка, которая ловко вяжет морские узлы, а у дедушки есть настоящий фронтовой котелок, немецкий шомпол, похожий на цепочку, и медаль «За оборону Ленинграда».