На свадьбе

               
                Моему отцу

               
                1               

        На стук  калитки из темной глубины двора   выскочила   с лаем собака.
Федор остановился, ожидая с интересом, что она предпримет, когда  приблизится.
        -Неужели домой не пустишь, Босой? – спросил он тихо, не выдержав. – Не признал?..               
        При звуке его голоса  собака ошеломленно вскинула морду, рванулась  было вперед,  затем припала на лапы,  заперебирав  ими на месте  и, повизгивая,  на брюхе поползала  к  Федору . Визг ее  вскоре превратился в   оглушающе- радостный лай.
        - Ах ты,  старина! – сказал Федор, лаская пса. –  Тише только! – попросил он,  увертываясь лицом от его  мокрого  холодного носа . –Переполошим всех в доме…Худющий же ты, однако!  Не кормят тебя здесь, что ли?..
       Лет десять тому  назад, еще учась в школе, Федор выпросил у охотника в соседнем селе  щенка  от лайки.  Выбрал  самого  красивого -  грудка  и лапы  у него были белыми… С тех пор   Федор    успел    отслужить в армии и уехать к сестре в город. Но приезжая домой, он каждый раз ревностно  осматривал собаку.
      -Никак это ты, сынок? - прозвучал от крыльца глуховатый  женский голос, и сердце Федора, столько   раз  за день менявшее  свой настрой, дрогнуло. Те впечатления,  которые ложились на его душу,  наполняя ее все более волнующими переживаниями по мере того, как он приближался к дому, пропали куда - то  разом, заслонившись одним этим мигом. И вся поездка – с вокзальной  суматохой  большого города, с утомительным времяпрепровождением  в  вагоне  поезда и автобусе, которая  представлялась ранее  трудной и продолжительной, теперь показалась  лишь стремительным  спуском  сюда к крыльцу, к стоявшей на нем матери, Анне  Андреевне.
      -Я слышу: собака дурит! -  заговорила она скоро и возбужденно, обнимая и целуя его. – Думаю, что ее там разбирает? А потом разом: Федька приехал! Я ждать – пождать. Никого! Аж  испугалась! Думала, обманулась… Ну что стоять тут? Пошли скорей в избу!
      Она суетилась подле, помогая ему раздеться, не зная, куда усадить, как получше приветить. И как Федор не готовил себя к этой встрече, мысленно представляя  ее,  однако сейчас, замечая увлажненные глаза матери, слушая взволнованный голос, он вдруг почувствовал: начались странные и волнующие превращения его – до сих пор  не выделяющегося из обыкновенных  людей – в какого- то особенного человека, в невесть кого важного  и счастливого…
      - Надо же, в таких мокроступах в мороз ехать! – ужаснулась она, глядя на его ботинки. – Ах, сынок, ты мой милый! Снимай их сейчас же! – Она поспешно достала с печи   валенки. – На – ка, грейся!.. Тыщу раз, небось, просила. Возьми их с собой! Ну не носи ты их там в городе, а как ехать домой – обуй!
       Она присела рядом, в ожидании, пока он переобуется, пристально и жадно его разглядывала.
         -Господи! Какой же ты, Федька, худой! – воскликнула она, покачивая горестно головой. - А под глазами аж сине…Чтой - то ты сам на себя, сыночек, не похож. Устал за дорогу…
      Она мягким материнским движением провела рукой по его волосам, что - то рассмотрела в них, наклонившись ближе, поправила.
      -А мы еще вчера тебя поджидали, - заговорила она опять торопливо, словно боялась не успеть выговориться. – Отец баню истопил. После расстроились даже. Решили, что не приедешь…А я сон давеча видела. Будто б клюкву на болоте брала.  Да крупная, да спелая! И столько  ее на мху!… Вот   так - то вот! Незря, гляди - ко, на радость вышло!
       В старенькой жакетке, в толстом шерстяном платке, насунувшимся на лоб, Анна Андреевна походила на пожилую женщину, почти   старуху. Но вот она поддернула платок тыльной стороной ладони, и как смахнула этим машинальным движением морщинки – ее лицо смотрелось счастливым, на щеках теплел румянец. И Федор с удивленной радостью отметил, что мать выглядит еще молодо, и что она  по- своему красива.
      -А где  отец? – спросил он, желая увидеть их вместе. – Не слышно что - то его!
      -Так, ведь, он на свадьбе у Щелоковых! – ответила Анна Андреевна. – Если бы чуть –чуть попозже пришел, и меня не застал бы. Во были б дела!.. Ты разве не получал нашего письма?
     -Получил. Но я почему-то думал, что свадьба завтра.
     -Нет, сегодня. Поди уж в пятом часу машины загудели…  А отец недавно пошел.
     -Вас Семен  приглашал на свадьбу?
     -Нет, сама Настя…  После Матвей еще заехал. Только шибко выпивший был. Все буровил тут – родня ему новая понравилась…  Семен из Сосновки девку взял за себя. Матюхиных Лидку. Может помнишь по школе?..  Что это я тебя сегодня одними разговорами потчую? – спохватилась она, смеясь. – Ты тут грейся пока, а я сбегаю, коровку подою…
     -Давай, я что-нибудь тебе помогу, - предложил Федор.
     -Дитенок, ты мой миленький! Ну какие там у меня дела? Я сейчас, мигом…
     После ее ухода тишина в доме затяготила Федора. Мягко ступая валенками по половикам, он прошелся по прихожей, заглянул в кухню. Большую часть ее занимала печь. Против нее у стены стояла узкая железная кровать. Тут обычно любил отдыхать Степан Прокопьевич, отец Федора. В углу за печью помещался столик, над которым висел самодельный шкаф для посуды. В кухне пахло распаренной картошкой… Федор прошел в комнату и зажег свет. И тут знакомые с детства предметы окружили его. В противоположных углах все также стояли кровати, застеленные нарядными покрывалами. Поверх их в три яруса  располагались подушки в вышитых наволочках. Над кроватями краснели коврики. У дальней кровати громоздился шифоньер -  в верхней части его дверцев в рамках под  стеклом  помещались семейные фотографии. И остальное -  комод с телевизором против двери, круглый стол в углу, большой фикус с поблескивающими зеленым глянцем листьями – все стояло  на прежних местах, отведенных для них давным-давно.
   «Как и не уезжал никуда!» – подумал Федор, оглядывая комнату с приветливой улыбкой.
     У  печи, одна из сторон которой выходила в комнату, стоял табурет. Федор сел, прижавшись спиной к горячим кирпичам. Сбоку из открытой духовки приятно веяло теплом…
     В этот раз Федор не собирался домой, даже когда получил от Щелоковых  приглашение на свадьбу. Он не дружил с Семеном, тот был из другого, младшего поколения. Весной  только вернулся из армии, и вот сразу же  решил  жениться. Любопытно было посмотреть на него.  Но добираться  сюда  только по железной дороге  более полусуток, а потом еще  на автобусе сорок километров. Однако при мысли о доме постепенно что-то нахлынуло на Федора, потянуло сюда, и так нестерпимо захотелось побыть среди близких людей. В автохозяйстве, где он работал трактористом, взял два дня отгулов. На большее не отпустили. Но вместе с выходными  на  поездку  их  вполне хватало …И он  еще  надеялся встретить тут Александру Вайчук, свою первую юношескую любовь  С Шелоковами   те были  большая родня, так что на свадьбу  она должна бы приехать. С Александрой   он  вырос  в этой деревне, учился в одном классе Их детская привязанность  друг к другу давно переросла в дружбу, и даже, как  думалось тогда Федору , в нечто большее. Шурка, как ее все звали, а она не любила, чтобы ее так называли, была самой красивой девушкой в  селе. После окончания восьми классов Федор вместе с другом Анатолием  Назаровым  поступили на курсы механизаторов, а  она заканчивала среднюю школу. После окончания курсов они работали в совхозе. С первого заработка    ( еще помогли родители ) Федор купил у знакомого шофера старый мотоцикл  «Иж – Планета». Кстати он подгадал  в то последнее лето перед армией. Сколько  незабываемых впечатлений  привнес в его жизнь. Особенно памятен один вечер… Они неслись на мотоцикле по проселочной дороге. Александра держалась за Федора, обхватив сзади  руками и ногами.  Девичьи груди жгли  спину сквозь тонкую рубашку. Поток встречного воздуха, напоенный ароматами цветущих лугов и полей, пьянил, и хотелось   мчаться на  мотоцикле сколь угодно долго. Наверное, тоже чувствует  птица, скользящая  на бреющем полете  над  полем с наливающимися колосьями и  цветущими сорняками… Они остановились полюбоваться на закат. Это было самое высокое место в округе. В селе уже будет ночь, а тут  еще виден  край солнца красного от натуги после  длинного дня.  На  поле  среди овса  Александра заметила цветущие васильки. Она  сплела из них два венка.  Для себя   вплела  еще три ромашки. И стала походить в нем на прекрасную лесную фею. Федор не удержался  и обнял девушку, с удивлением отмечая, как послушно и податливо стало ее сильное тело. А вкус ее губ остался незабываем  на всю жизнь…   Александра  уехала  потом  в областной центр поступать в пединститут. Вступительные экзамены  сдала успешно.  Осенью они встретились лишь однажды, и то мельком, ни о чем толком не успели поговорить. Она и адреса нового еще не знала, обещала написать. Ее письма  он не дождался ни тут, в селе, ни потом, в армии. Зато написал Анатолий. В армию его не забрали вроде бы из-за того, что отец его инвалид, а у них в семье был еще маленький ребенок. И Анатолий  засобирался  к родному дядьке в Забайкалье, где надеялся немного подзаработать.  Еще он писал:  что где-то на ноябрьские праздники приезжала  в деревню Шурка  с  парнем. Сам он его не видел, но говорили:  симпатичный,  образованный, и, на удивление всех, совершенно не пил самогонки…Все это Федор  воспринял  отрешенно, почти не переживая, словно заранее предполагал такое. Только в первый момент несколько удивился быстротечности нового Шуркиного знакомства…Так и не пришлось им больше встретиться: когда он приезжал в деревню, ее там не было, и наоборот. Да он и не стремился увидеть ее... Где-то с год назад  Анна Андреевна написала ему среди прочего, что встретила случайно в магазине Александру и даже не узнала сразу – так она похудела, еще вдобавок курит и вообще, страшная стала. Прошел слух, что муж  ее бросил  якобы из-за того, что  у нее не будет детей…В последнее время, не зная почему, Федор  часто  вспоминал Александру.  Манила надежда, что стоило им только встретиться, поговорить, и все разрешилось бы само собой…
     Почувствовав, что может задремать, пригревшись, Федор встал и прошелся по комнате.
     «А где моя гармошка? – подумал  он, взглянув на стол, где она обычно стояла, покрытая узорной салфеткой. – Надо  хоть в руках  ее подержать».
     Но гармони на столе не было. Он посмотрел на шифоньер, затем заглянул под одну кровать, под другую…
     - Ты чего там ищешь? – спросила Анна Андреевна, входя в дом  и  увидев, как он заглядывал под кровать.   
 - Да гармошку свою! – ответил он, все еще оглядывая комнату. – Ты не знаешь, где она?
 - Знаю, как не знать: на свадьбу унесли! –  сказала Анна Андреевна и, увидев, что он нахмурился , спросила: -А ты, что, поиграть захотел?  Сейчас наиграешься  – покажись только там!.. Иди, молоко парное попей!
Она процедила молоко в трехлитровую банку и пододвинула ее Федору. Уйдя на кухню, она вскоре принесла полную до краев тарелку борща.
-Вот тебе еще – сказала она, ставя перед ним тарелку. – Сейчас хлеба нарежу, сметаны принесу!.. Соскучился, поди, по моим  борщам? Там в своих столовках да ресторанах таких не попробуешь… Ничего! За недельку ты у меня посвежеешь!
-Ну, мам, какая там неделя! – сказал Федор, отставляя молоко. – Дня три от силы! Дорога вон какая!
-Никто  и не говорит, что ближний свет! – заметила Анна Андреевна, возвращаясь к столу. – Вот и побудь, раз уж тут! А то совсем поотбились от дома.  Верка тоже глаз не кажет. Как  хоть они там, живы-здоровы?
-Да нормально все!  - ответил Федор. – Вчера с Максимкой меня провожала…Ох, разнюнился  он! Так ему сюда  хотелось!
- А чего ж не взял?
- Заморозить?.. А потом назад  тащи. Не оставишь же  тут…  За лето еще надоест!
- Жалко!.. А у тебя с отпуском как нынче?
- К сенокосу, думаю, подгадать…Постой, чуть не забыл!  Сестра  подарки прислала.
Несмотря на уговоры матери вначале поесть, Федор подтащил к столу свою сумку и начал  доставать из нее свертки. Тут были мешочки с яблоками и конфетами, две палки копченной колбасы, три килограммовых пачки сырых дрожжей, комплект постельного белья, запчасти для бензопилы.
- А это я тебе ко дню рождения купил, - сказал Федор, доставая большой полиэтиленовый пакет с ярко-красной шерстяной кофтой с подкладными плечами. – Долго выбирал… Примерь! А то боюсь, не подойдет. Пятьдесят второй размер…
        Анна Андреевна некоторое время растерянно рассматривала кофту через пленку, ощупывая  ее прямо в пакете  и, только когда  Федор снова попросил примерить, одела.
- Так она ж для молодых! – произнесла она неуверенно, оглядывая себя в настенном круглом зеркале. – Яркая чересчур! ..Дорогая, поди? Так я тебе деньги верну.
- Ну ты, мам, даешь! – обиделся Федор. – Я же  сказал : подарок!
- Ладно, сыночек, спасибочки!.. По мне, гляди- ка ты! А я, ведь, завсегда пятидесятый брала.
        Она  сняла кофту, все еще осматривая и ощупывая ее, затем бережно уложила обратно в пакет, прикидывая, куда бы спрятать.
- А если я в ней на свадьбу пойду? – произнесла  она тут же. – А  что, в обновке покажусь, похвастаюсь – сын подарил. Бабы сразу заметят…Ты еще чего-нибудь перехвати, и пойдем. Али как? Может за отцом сбегать?..
- Ну зачем его дергать? – сказал Федор. –  Пойдем…Он  все на пилораме  в лесхозе работает? 
- Ну, а где еще? Настраивает  ее, пилы точит. Поломалось у них там что-то. Какие-то анхерные  болты  сорвало…Ворчит!..
- Анкерные! – поправил Федор. - Есть больше не буду!.. –Видя, что мать начала убирать со стола,  попросил: - Оставь хлеб, я Босому вынесу. Какой-то он худой !
- Ну прямо, истощала твоя собака! – усмехнулась Анна Андреевна. –Я ей сегодня чуть ли не полбулки выкинула. Молока еще налила... Голодный- так пусть вон картошку вместе с поросенком ест!
- Я завтра, нет, скорее всего послезавтра на охоту хочу сходить, - сказал Федор, переобуваясь из валенок в ботинки. –Как тут нынче с зайцами?
- Спросил тоже кого! – ответила Анна Андреевна, гремя посудой на кухне. – Кто их знает? Слышала разговор, что дед Рябок, вроде, ловит их петлями… Этот дед   отчебучил номер . И смех, и грех прямо!.. Подженился он  на молодой! Хотя, правда, какая она там молодая! В годах уже женщина. Но годков так на семнадцать, поди , помоложе его была…
- Погоди, мам! – перебил ее Федор. – Он же, вроде, бабку из Медведки привозил.
- Ну,  это когда было! – протянула Анна Андреевна. –  Он тут много бабок перевозил. Мы их тут всех Рябчихами звали, как и его покойницу  Арину…Только привезет, и вскорости обратно увезет. Чем они ему не подходили? Прямо ума не приложу! Бабки как бабки! Ну жужжат себе помаленьку, и ладно!…А это уже вот, под  осень. Смотрим, дед гоголем по деревне заходил. Нашел,  значить, жену себе. Мужикам  в конторе взял и хвастанул: «Она меня ручкой за шею обнимает и целует крепко-крепко.»  К чему такие слова старому человеку говорить? Тьфу ты!.. Вот  как  молодые женихаются, навроде, так и надо. А как старики – глаза б на них не глядели…  И вот совсем недавно, к чему я речь-то  веду, поехал этот Рябок к брату. Ну и загостился там. А эта, его любезная, возьми  и    продай теленка, машину стиральную. Вещички, что были получше, прибрала  - да и будь такова! Вот так-то вот!.. И остался этот старик ни причем!
- Ну, а вы-то что смотрели? – заметил недовольно Федор. - Поди, свои, деревенские, и покупали?.. Надо ж было как-то вмешаться!
- Прямо скажешь тоже! – рассердилась даже Анна Андреевна. – Тут его племянники  пооткоснулись от  него. Ишь каков! Оно хоть и жалко старика, но поделом… На елку лезть, и брюха не  ободрать. Такого не бывало!.. Нашла тоже новость какую тебе сказать!.. Ну так идем, что ли?
- Идем! Вот только приведу себя немного  в порядок.
Он расправил смятые валенками штанины, затем почистил щеткой  пиджак, куртку – и делал все это так тщательно и неторопливо, что мать, уже одетая, стала помогать ему, смачивая  ладонь под рукомойником в углу прихожей.
- Смотри, утащат тебя сороки такого чистого, - заметила она, смеясь, -И на свадьбе не погуляешь.
- Не утащат! – ответил Федор и подмигнул ей. – Не дадимся!..
Он достал из сумки картонную коробку и, заметив вопросительный взгляд матери, пояснил: -  Семену электронные часы в подарок купил!
- Не надо! – заявила решительно она. - Я им отрез штапеля на платье отнесла. Голубцов еще целую кастрюлю  наготовила…Хватит!
- Ну это вы!.. А я так не могу на свадьбу прийти!
 Прежде, чем выйти из дома, он собрал  для собаки весь нарезанный хлеб и  кости из борща с остатками мяса.               
                11
               
               

               

     Семен в  черном костюме и Лида в белоснежной фате сидели за центральным столом лицом к двери.  Пяти-рожковая люстра сияла  почти над  их головой. Высветленные  на фоне известковой стены  они смотрелись  очень  нарядными…
       Рядом с женихом сидел Геннадий, его двоюродный брат, приехавший с отцом из районного центра, а около Лиды – ее подружка  Светлана из техникума, где они учились вместе. Когда  Геннадию, высокому черноволосому парню, и Светлане, изящной русоволосой девушке, в  темно- зеленом  элегантном платье, приходилось вставать из-за стола, чтобы произнести полагающие к данному событию речи -  гости с восхищением  любовались  этой очаровательной парой, будто сошедшей сюда на  деревенскую свадьбу с экрана телевизора. Но потом  переводили взгляд на жениха и невесту. Те смотрелись несколько поприземистее  и кряжистее, особенно Семен -  широкоплечий, с крупными кистями рук. Он пошел в материнскую породу, где все мужчины  -  сильные и работящие. Впрочем, как и женщины…
        В селе не гуляли свадеб  года два, не меньше. Молодежь уезжала  в  город, и   там  устраивала  личную жизнь…  Семен после армии никуда не поехал - отцовский дом  не  казался  тесен. Стал  работать шофером у  предпринимателя в лесхозе.   Дела   шли не плохо.  За лето  отремонтировал старый  дом. Подвел под него  бетонный фундамент, прогрунтовал  его битумной шпатлевкой.  Стены обшил вагонкой, проолифил. Почерневший шифер заменил  темно-синим металлическим.  Затейливо расцветил наличники. Перестроил веранду.   Затем перепланировал ограду.  Со двора убрал лишние  постройки…  И засмотрелся дом, который и раньше не казался  убогим. «Стал похож не как сын на отца, - сказал кто-то из сельчан, - а скорее,  как  внук на деда!» Никогда  в селе еще не было такого красивого дома. Портила   впечатление  свалка  техники  у ограды.  Тут стояли плуг с бороной, распашник, картофелекопалка, сенокосилки, грабли. А также трактор «Беларусь» с большой тележкой. Проявив  хозяйскую хватку, Семен  часть  выкупил за бесценок  в совхозе, а кое – что  нашел из  выброшенных на пустыре  у старых  мастерских…  Для трактора Семен собирался построить  гараж, а для остальной техники -   навес. Но пока не дошли до этого руки… С Лидой он  когда-то учился  в одном  классе. Наверное, они уже тогда симпатизировали друг другу, потому что, встретившись после  его армии,  сразу задружили. И  вскоре   решили пожениться…Родители  советовали: «Погуляй  немного! Осмотрись! Молодой еще!..»  Не послушался!.. Лида  заканчивала экономический  техникум. И ее будущая профессия прекрасно  вписывалась в планы Семена. Он хотел  многого. Если выращивать картофель, то  гектара полтора – два. Если разводить пасеку, то семей  на двести – триста. Держать коров, так целое стадо…При этом он рассчитывал прежде всего на себя, а  теперь еще вот на молодую жену -  своего бухгалтера, экономиста или  хотя бы продавца… И огромное было  спасибо Семену от сельчан, что дал им  возможность окунуться в атмосферу свадебного гуляния, почувствовать, что они не чужие в этом роевом кипении.  И что еще не совсем  забыты традиции села, когда  каждый - званый и незваный- мог прийти на свадьбу, чтобы своими  глазами посмотреть на молодую пару… В этот вечер Щелоковы были в центре внимания. Если  другие  дома казались притихшими, полутемными, то  у  них  ярко светились все окна. В некоторой близости от  дома слышались   внутри топот, рыкание гармошки,  отдельные неразборчивые  возгласы…      
      
         Вместе со Степаном Прокопьевичем   сидели  Василий  Назаров, а с другой стороны стола - Николай Глотов, Яков Воробьев. Федор знал их с детства - односельчане… Назаров когда-то был знатным механизатором.  Придумал   улучшить какой-то узел в  комбайне.  Получил  даже небольшую премию.  А комбайны  стали выпускаться с учетом его изобретения… Глотов вернулся из армии старшим сержантом  в  зеленой  фуражке.  Как-то в  конце лета пронесся слух, что Николай, услышав выстрелы на пруду,  отобрал  ружье у парней.   Слово браконьер  знали  все. Но впервые для сельчан оно  наполнилось тогда неприятным смыслом. Это из-за Николая  Федор выбрал в военкомате  пограничные войска. Зеленая  фуражка и  по сей день  хранится  у него дома… Яков работал в совхозе кузнецом. Лицо и руки у него были смуглыми -  прокоптился у горна. Когда-то  в клубе установили бильярд. Яков  редко заходил туда, разве только в какой-нибудь праздник. Сейчас не помнится, по какому случаю он  там оказался. Зато не забылось, как ловко  он тогда обыграл в бильярд всех завсегдатаев. Удары по шарам на удивление были сильными и точными. И не верилось, что он в первый раз  взял в руки кий. Наверное, в прошлой жизни был классным игроком, поэтому мастерство быстро и вспомнилось. Но,  скорее всего,  сказались  выверенный глаз и сильная  рука кузнеца…Увидев сына, Степан Прокопьевич обрадовался чрезвычайно и, усадив его рядом, долго тормошил за плечи. Вокруг б было шумно. Большая часть гостей уже повылезала из-за столов. На свободном пятачке против  входной двери, раздвинув  вдобавок   столы, женщины плясали под гармонь…. Как же без нее, голубушки, на деревенской свадьбе! Баян – слишком академичный, оркестровый.  А она – своя, простая, народная. Редко, правда, играет. Застаивается воздух в ее мехах. И оттого она порой шепелявит, даже фальшивит. Но ничего, продышится  и  начинает звуками  чистых тонов хватать за душу… На круге выделялись приезжие женщины, родня невесты. Плясали весело, раскованно, выкаблучиваясь друг перед другом.  Показывая всем своим видом, что невеста  у них не какой-нибудь там залежалый товар, который и сбагрить-то можно было с трудом, а такая раскрасавица, что,  вполне вероятно, и жених ей не чета. Обычная  история!.. Ничего  такого  в миловидной, пухленькой невесте Федор не нашел. Разве только, что  среди малознакомых людей она держалась свободно и непринужденно. Смеялась задорно шуткам, показывая плотные ряды красивых зубов, и смех ее был живым и приятным… Среди пляшущих  выделялась женщина в ярко- желтом платье с красными вычурными цветами по всему его полю.  Иногда  она применяла прием, который буквально шокировал окружающих  – начинала трясти всем  телом. Особенно заманчиво колыхались ее большие  груди,  и это зрелищное самовыражение приводило в восторг мужчин.
      -Что вытворяет девка? – сказал с восхищением Василий. На его длинном лошадином лице, заросшем седой щетиной, удивительно чистыми  смотрелись голубые глаза. Сейчас они  сверкали. Он был весь на круге, вместе с пляшущими… Когда-то  он неловко спрыгнул с комбайна, и у него что-то хрустнуло в колене. Раньше хромота  была малозаметна. Теперь он без тросточки не мог обойтись…И вот этой тросточкой  он время от времени в азарте   тарабанил в пол. – Это сестра невесты! –  пояснил он  Федору. – Работала дояркой в совхозе, а  сейчас  открыла магазин в  деревне… Когда я был пацаном, у нас на вечерках  так плясала тетка Артюшиха. Также все тело  ходуном  ходило!.. Ну что, молодежь, так сидите? - спросил он громко, покрывая шум, у жениха и невесты, которые сидели  неподалеку со своей свитой, наблюдая с интересом за происходящим. – Давайте выпьем за то,  чтобы у вас, ребятки, все было по-путнему! Как  у людей!..
      Его охотно поддержали другие гости, отыскивая на столе свои стаканы и наполняя их отменным самогоном.
      -А тебе, Семен, не надо больше пить! – сказала вдруг Лида, накрывая его рюмку ладонью. – Вполне хватит  на сегодня!
      -Сильна девка! – закрутил  головой от изумления Василий. -  Замуж не успела выйти, а  уже командует!.. Вот так завсегда норовят нашего брата поприжать…Не поддавайся,  Семен! Гни свою линию, и отступного не давай!
      -Я вот столько выпью! – сказал Семен, отмечая пальцем на рюмке, и выпил, сколько показал.
     -Сам-то не надумал жениться? – спросил Василий у Федора спустя какое-то время. – Может, какая уже приголубила, городская? И размяк, как на  припеке!.. Эх, жениться  не проблема! Сегодня они свадьбу гуляют, а завтра  сидят, курят: где жить?
      -Нет  еще! Если что, я тебя обязательно приглашу на свадьбу! -  ответил Федор, смеясь. – Только зачем мне городские, дядя Вася? Если свои, деревенские, есть!..
      Он показал глазами на невестиных подружек.
      -Правильно, невесту надо брать из знакомых! – сказал Василий, и по его невозмутимому виду трудно было понять: шутит он или говорит серьезно. -  А то  попадешь на такую, что только и умеет делать из маленьких глаз большие черным карандашом…Так, какую выбираем? Поди,  вот эту, глазастенькую?
     Когда  Федор пришел  на свадьбу, Настя, хозяйка дома, крупная дородная женщина, ласково сказала: - Спасибо, что послушался и приехал!.. Пойдем, я тебя  усажу рядом с такой куколкой! Анюточкой зовут, как  и твою маму!..
     Анюта, девушка лет семнадцати, ярко раскрашенная блондинка, разрумянившаяся от бокала шампанского  или чего-нибудь покрепче,  на самом деле походила на  красивую куклу. Она премило улыбнулась, услышав слова Насти, и оценивающе взглянула  на Федора, всем своим видом показывая, что, может быть, он и не пентюх  вовсе, но все равно ей не пара. Федор с усмешкой про себя  решил, что будет называть ее Нюрой… Именно эту Нюру и выбрал для него Василий.
      -Ишь вы какие! -  засмеялась Лида, которая  заинтересовано прислушивалась к их разговору, обладая, видимо, тонким слухом.
-Для Анюты и помоложе найдется!.. А он для нее уже старый!
- Какой же он старый? – изумились Василий и вместе с ним Степан Прокопьвич. - Погодите, девчата! Давайте разбираться!
      Смеясь и никого не слушая, девушки следом за невестой начали выбираться  из-за стола…Степан Прокопьевич кричал им вслед, пытаясь остановить. А Василий улыбался довольный, что удалось  их взбудоражить…
      Помолчав немного после их ухода, Федор хотел   расспросить Василия о своем друге Анатолии, его старшем сыне, о котором давно ничего не слышал.  И тут Федора сильно толкнули в спину так, что он едва не ударился грудью о край стола. Резко обернувшись, он увидел Надежду Родикову,  маленькую бойкую женщину. Когда-то весьма прехорошенькую. Намеки приезжих женщин насчет жениха  не остались незамеченными. Надо было принимать ответные меры.  Чувствовалось  по ней, что у гостеприимства тоже есть пределы…  Федор знал  - стоило ее чуть задеть, и  забушует пламя! И не надо  очень стараться!   Она еще поднимет   гвалт. Устроит  маскарад с переодеванием, подговорит других женщин.  А то начнет продавать вещи гостей им же, сдавая выручку в кассу новобрачных…Похоже,  она уже поймала  кураж! Теперь  никому не удастся  ни перекричать ее, ни переплясать!
      -Федечка, миленький! – звонко закричала она над самым его ухом, оглушая и все время толкая  в спину. – Давеча, как увидела тебя, обрадовалась! Думаю, хоть напляшемся вволю!..  Что ты прямо, как  замороженный!.. Сыграй   нам свою «Подгорную»!..
      -Тетя Надя, играет же человек. И вполне прилично!.. Вот  закончит…  О чем речь!..
      - Ага, дождешься его! – воскликнула Надежда,   притоптывая на месте от нетерпения. – Этот Сосновский частит больно. Позабил  прямо всех… Ладно,  сейчас  я его спроважу!..
      Гармонист был солидный,  крупного телосложения  мужчина.   Он сидел на  табурете, как-то скособочась.  И этот табурет под ним  казался низеньким,  и  в его  руках  гармонь выглядела игрушечной. Но звучала громко. Он  растягивал ребристый мех на всю  длину и сжимал назад с такой силой, что  тот изгибался дугой. Вот так обычно и рвали гармони. К счастью для Федора, это была не его тульская гармонь, с приятным, как у серебристых колокольчиков, звучанием. А чья-то чужая. Но свою он пока  не видел… Мужчина отвернул лицо в сторону от пляшущих, уставился  куда-то в пространство невидящим взором. Словно ему было безразлично происходящее на круге. Но это такая манера у него. На самом деле он весь превратился  в слух, чутко следил за темпом плясовой, подлаживал его под перестук каблуков, под припевки. И при этом испытывал огромное удовольствие, сопереживая с пляшущими… И уносился  порой на волнах этой простой музыки,  обладающей все равно волшебными свойствами, в молодые годы.  Где он был могучим парнем, кровь бурлила в жилах, и девки табуном вились вокруг лучшего на всю округу гармониста, и многие прочили  себя ему в невесты… Тогда он работал киномехаником. Вначале на передвижной установке, а потом на стационаре в главном клубе совхоза. И был нужен людям, его уважали. И он гордился этим! Это были лучшие годы в его жизни… А сейчас?.. Впрочем, у него все хорошо, все нормально! Удачно устроился на работу сторожем, дворником, а иногда и грузчиком в магазин  к этой вот плясунье в желтом…Надежда подскочила к нему и резко сдвинула меха. Гармонь жалобно пискнула. У мужчины мотнулась голова. Ничего не понимая, он ошалело посмотрел на женщину, выплюнул потухшую папиросу и нахмурился, сдвинув брови. Отчего лицо приняло злое выражение.
      -А, чтоб тебя!.. – чертыхнулся он сквозь зубы, несколько озадаченный. –  Ну, чего надо?..
      -Хватит,  отдохни малость! – сказала Надежда, ничуть не смущаясь, дерзко и бесстрашно глядя на него. – Пусть наш поиграет!..
      И все!  Разом закатилась его  звезда! Но, как оказалось потом, еще не насовсем…
      Гармонь Федора нашлась быстро. Она стояла в соседней комнате. Накинув ремень на плечо, Федор оглядел людей и вдруг испытал робость – получится ли, давно не брал инструмента в руки. Попробовав тихо звучание гармони, он почувствовал, как свободно легли пальцы на клавиши, как ловко она устроилась на коленях. Так и подмывало сразу заиграть в быстром темпе. Но  нельзя было этого делать.  Конечно, откликнулись бы люди и  вышли бы на круг. И посбили бы, суетясь, дыхание. В духоте дома не надолго хватит танцора. Федор начал степенно и размеренно. Первые аккорды брал медленно и ровно. Чтобы  услышали все и, прочувствовав,  смогли настроиться – кто по торжественному, а кто  с нарочитой церемонностью. Все происходило на глазах друг у друга, в тесном  пространстве дома. Люди слышали знакомый мотив, умели плясать – вот и все, что и требовалось пока.
                -Ко мне Федор приходил,
                Пять овчинок приносил.
                А я, дура, не дала!..
                Кака бы шубочка была!  -
подхватил мотив  плясовой высокий Надеждин голос, помогая настроить его и укрепить. Тут же без перерыва  другая женщина вставила свою припевку, потом прозвучали еще, еще. И понемногу началось!  Завертелись на месте люди – с вскрикиванием, с задорным уханьем, под разудалые частушки. И загудели доски пола, отзываясь на стук каблуков… А гармонь уже не деликатничала, исходила ладными переборами, подзадоривая пляшущих и привлекая других до сих пор внимавших безучастно. Она выговаривала мотив то низким голосом, то вдруг пронзительно и дурашливо вскрикивала. Порой в топоте ног и голосах припевок она заглохала,  как безымянный ручеек,  бормочущий наивную простую мелодию, затихал, впитываясь благодатной землей, но потом опять становилась слышной, объединяя  пляшущих…
      За одним из столов сидел Емельян Митрофанович, дед  Семена, маленький сухонький старичок. Белая его борода была коротко подстрижена. По случаю свадьбы внука он  надел  старый костюм со всеми  своими орденами и медалями. Емельян Митрофанович хмуро смотрел под ноги пляшущих. Каждый стук в пол болью отзывался в его сердце. В подполе зимовали ульи с пчелами. Громкий шум мог их побеспокоить. Так и случилось! Две непоседливые пчелы, топот ног которым показался весенним громом, а пробивающийся кое-где в щели пола яркий свет  - солнечными лучами, уже вылетели оттуда. И теперь кружили вокруг люстры. За ними обязательно прилетят еще. Старому пасечнику было горько сознавать, что эти труженицы теперь погибнут зазря. Назад в улей они дороги  не найдут.
      «Матвея надо позвать! – подумал он, отыскивая его взглядом среди гостей. – Пусть  тише топают!.. Или хотя бы   половики  под ноги  постелят.»
      Матвей сидел  у противоположной стены на лавке.  Почти полдня он провел  со сватами, всячески обихаживая их. Потом кто-то из  родни отвез  тех домой. Сватье нездоровилось… И сейчас он  фактически  в первый раз   внимательно разглядывал  сына и невестку – таких красивых и нарядных.
      -Ребятки вы мои драгоценные! – умиленно шептал он, и в его глазах стояли слезы. – Голубочка два моих! Уже копошатся друг подле друга!…
      Если бы он был восковой фигурой,  то  уже таял  бы от  нежности к ним… Встретившись случайно  взглядом с отцом, Семен поморщился, как от  только что съеденного лимона, и поспешно отвел глаза в сторону…Раньше Матвей работал ветеринаром в совхозе, в котором было несколько отделений, где разводился крупнорогатый скот. Теперь осталось только частное подворье. Матвей хорошо знал свое дело, любил его, и рука у него была «легкая». Он не отходил от больного животного, пока не начинали наблюдаться  улучшения или … Ну, чтобы  мясо не пропало! Его мнение было решающим. Люди знали Матвея, ценили,  а за услуги рассчитывались в основном спиртным. Часто он возвращался домой, по словам Насти,  « чуть тепленький»… Матвей прикинул:  с кем бы поделиться впечатлениями.  Из хорошо знакомых неподалеку сидел Василий. Тот был весь в пляске. Глаза сверкали, подбородок подался вперед – невтерпеж было сидеть на месте.
      -Давай! Давай! – кричал он кому-то, притоптывая ногами и стуча тросточкой в пол. – А то я сейчас выйду!..
      Матвей пододвинулся к нему и толкнул несколько раз в бок.
      -Ты только полюбуйся на них, Вася! – сказал он дрогнувшим голосом. – Сидят как на портрете!.. Да посмотри же!.. Какая замечательная пара! Подстать один другому!..
      -Где сидят? – спросил Василий, оборачиваясь. – А!.. Это можно без преувеличения сказать: - Редкая пара!..
      -Верно: редкая! – вскричал Матвей, перебивая его. – Это ты  как топор в сук влепил!... Но все-таки, погляжу я на Семена – рановато он женится! Погулял бы годик-другой после  армии. Как думаешь?
      -Не помешало бы! – согласился Василий. – Но и беды шибко большой  не вижу… Парень хваткий, работящий! И она тоже из многодетной семьи. К труду приучена! Должны хорошо зажить…
      Если  от  восковой фигуры Матвея  остался бы еще хоть какой-нибудь огарочек, от слов Василия  все расплавилось бы окончательно.   В бестелесной оболочке бурлила бы  только  любовь к сыну и винные пары - смесь чрезвычайно взрывоопасная.
      -Дед, вон, смотри, что-то машет тебе! – сказал Василий, выдергивая  Матвея из эйфории, в которую тот впал.
      Матвей с видимой неохотой направился к Емельяну Митрофановичу. Вскоре он вернулся недовольный.
      - Какие тут половики? –  сказал он, сердясь на бестолковость деда. – Все равно, ведь, ссуют… Пчелы у нас в подполе.  В другом углу дома… Дед трясется  над каждой… А, все не вылетят! – махнул он рукой. -  Знаешь, дружище! Есть бутылка коньяка. Немного начатая!.. Сейчас  принесу!..
      Обходя людей, он направился в кухню и только собрался туда войти, как его заметили пляшущие женщины. Они схватили его за фалды пиджака и, смеясь, вытащили на круг.
      -Ах ты, старый пенек! – закричали они. – Ну-ка попляши с нами! А то, может, и ноги у тебя не так как надо приделаны… Ничего, мы сейчас из тебя песочка натрясем! Чтоб не так скользко было!
      -Это мы еще поглядим! – захорохорился Матвей. – Чтоб меня, заслуженного ветеринара, переплясать? Нет, шалите!..
      Он даже не успел топнуть, а не только выкинуть какое-нибудь коленце, как неожиданно заиграла еще одна гармошка.  Экс-гармонист не утерпел, решил составить дуэт Федору. И так это неудачно вышло. Какофония звуков – ни такта, ни лада.
      - Не в той тональности! – смущенно оправдывался незадачливый музыкант. – И ритмы немного не совпадают… Надо репетировать!
      - Все только испортил! – накинулись на него женщины. – Федька, зачинай по-новому! Какую-нибудь там «Польку-бабочку»!
      -Однако, какие неугомонные! – рассмеялся Федор, тряся в воздухе кистью руки. – У  меня пальцы уже не слушаются с непривычки. А вам хоть бы что…Пусть сменит меня!
      Федор поставил гармонь на лавку за Василием, подальше, чтобы кто-нибудь нечаянно не столкнул.
      -А здорово играешь! - произнес восхищенно тот, придерживая его за руку. – Даже самому захотелось научиться играть… Стоит мне выпить, сразу к гармошке тянет. А протрезвею назавтра – все забывается. Существенно играешь, ничего  не скажешь!.. Верно я говорю, Прокопыч? – спросил он у подошедшего к ним Степана Прокопьевича.
      -Верно! – согласился тот. – Разве ты скажешь что не так!.. Эх, ботало ты  этакое! Тебя только послушать.  Привирать  ты -  мастак!..
      -Я что! – ответил польщенный Василий. – У меня сейчас  зубов  мало,  а сколько  еще слов в минуту могу сказать. А когда все зубы были,  сто слов в минуту говорил. Как пулемет!  Мог запросто корреспондентом быть… Звали, да я, дурак, не пошел!..
     Федор курил на веранде – просторной и удобной.  В разговоры  других курильщиков  не вникал, думал о своем…  Придя  к Щелоковым, он с волнением и в то же время с любопытством  отыскивал взглядом среди гостей   Александру. Но так и не увидел. Даже подумал, что  вышла куда-то и вскоре появится…Какая она стала? Сильно ли отличается от той прежней девушки  – бойкой, смуглой красавицы, капризной, избалованной вниманием парней.  Может, полиняла   красота  после всех испытаний, выпавших на  ее долю, и остались  лишь одни амбиции ... И вполне возможно, что  все придумал  он, насочинял, и это важно только для него одного?  А для нее  он ничего не значит?.. И сидит она у него  давнишней занозой в сердце, и что-то с этим надо  делать… Но Александра так и не появилась. Федор извелся  в ожидании, сидя как на иголках. Потом кто-то из гостей, словно специально для него, спросил у  Семена об Александре. Оказывается, она не приехала.  У нее  занятия  в школе во вторую смену. Будет завтра. Приедет на утреннем автобусе…  Федор приоткрыл дверь на крыльцо  и  сразу посвежело на веранде. Сквозь морозную дымку едва  проступали крупные звезды и молодой месяц.  Во дворе стояла иномарка.  Наносило сладковатый запах бензина. За воротами  виднелись еще легковушки  гостей. Однако не они привлекли внимание Федора. Чуть в стороне от полосы света из окна, в которой подмигивал  искорками  снег, темнел силуэт трактора « Беларусь».  Федор спрыгнул с крыльца и подошел ближе, сколько это было возможно по очищенному от снега двору. Так и есть! Это был  трактор, на котором  Федор когда-то работал  в совхозе…  И сразу вспомнился разговор отца с соседями по столу, когда Федор только подсел к ним…
      - Два-три  таких паренька,  как Семен, и наше село загремит на весь район! – говорил Степан Прокопьевич, наклоняя заговорщицки голову к собеседникам. -  Дорогу, глядишь,  поправят! Может даже, и водопроводные колонки  восстановят.
      - Да, конечно! – согласился  Николай Глотов, и поцарапал  ногтями плешь на затылке.
      -Ага, догонят и еще дадут! – желчно  заметил Яков Воробьев, и смуглое его лицо, казалось, еще больше потемнело. – Семен будет  от зари до зари работать, и из  батраков  все жилы повытянет.  Если найдет еще  таких дураков… А как только начнет  переступать через них,  тут ему и… -  он вставил краткое  непечатное слово, означающее в настоящем быстрое окончание какого-либо  действия.
       -Зерновыми и льном  заниматься точно не будет! –  выразил свое мнение и Василий, выбирая из блюда на столе  кусок жареной  курицы. – Слишком затратное это дело!..   
      -Да, конечно! – опять кратко констатировал Николай.
      -Что ты заладил «конечно, да конечно»! -  накинулся на него Василий, взмахивая зажатым в руке бедром курицы, как маленькой дубинкой. – Скажи сразу: ты за наших или за ваших?
     Ответа он  не дождался. Николай был  вообще неразговорчивым мужиком.  Пограничник, одним словом, хоть и ветеран. Ему   важно, чтобы рубежи  родины надежно охранялись, а внутри сами разбирайтесь…
       Федору тоже было все равно - в их разговор  не вступал. Но  сейчас,  увидев свой трактор в чужих, хоть и умелых руках, он вдруг испытал досаду, как человек, которого обошли другие, более дальновидные и предприимчивые…  Однако,  возможность начать свое дело у Федора была. На их семью приходилось совхозной земли  около десяти га. И технику достать  не проблема. Дело в другом. Не одну ночь придется ворочаться с боку на бок, обдумывая:  что выращивать, а главное – как выгодно реализовать  свою продукцию. Федора вполне устраивала его нынешняя  жизнь: спокойная работа, нормальная  зарплата.
- Какая отличная мишень! – услышал он над собой молодой бодрый  голос…
          На крыльце стоял  Геннадий  и, сложив пальцы, целился  в кого-то на улице. Федор обернулся. В полосе света на дороге сидел Босой. Он явно прислушивался к шуму в доме. «За нами пришел!» - подумал Федор и хотел было заметить Геннадию, что не следует целиться в чужую собаку.  Словно почувствовав неладное, пес сдвинулся в тень и исчез.
      -Знаешь, органически не переношу запахов кошек, псин и еще парного молока!  - доверительно сказал Геннадий. -  Хорошо, что хоть аллергии на них нет…
      В детстве он часто гостил у тетки летом. У Щелоковых всегда были кошки и собаки. И парное молоко он пил тут за милую душу. « Надо же, как переменился! – усмехнулся про себя Федор. – Маялся,выходит, терпел!»
         Геннадий работал менеджером на  пивзаводе  в райцентре. В подарок он привез кегу хорошего живого пива. Пока ее поставили в  подпол. Решили кран устанавливать завтра. На сегодня и так всего было предостаточно… Он не собирался на эту деревенскую свадьбу. Лида заинтриговала, сказав, что с ней приедет подружка,  в которую невозможно не влюбиться. Увидев  Светлану, он не то чтобы разочаровался – девушка несомненно была хороша.  Только по первому впечатлению  она казалась несколько простоватой.  Что  как бы не соответствовало ее внешности. Но чем-то она располагала к себе, привлекала внимание, притягивала взгляд. Гости, особенно мужчины, старались сказать что-нибудь веселое и приятное невесте и  ее прелестной подружке, надеясь увидеть их белозубые улыбки. А если шутка оказывалась остроумной, то и услышать  искренний приятный смех девушек…Когда после очередного громкоголосого: «Горько!» немного поутихли страсти,  кому-то из гостей пришла  мысль, которую тут же с удовольствием поддержало  большинство присутствующих за столами, а не воспользоваться ли им своим  правом и попросить свидетелей жениха и невесты поцеловаться. Уж  очень было любопытно увидеть целующимися эту красивую пару. Геннадий охотно согласился, подошел к Светлане, но та наотрез отказалась это делать. Он тогда совсем не обиделся - он уже был очарован этой девушкой… Стоя на крыльце, Геннадий  раздумывал, что лучше бы всего сейчас уехать  со Светланой. Не место ей тут  в обществе  этих деревенщин. Во дворе стояла его  «Хонда». Мчаться бы сейчас по трассе  посреди зимнего безмолвия, освещая светом фар заснеженные поля, склоны холмов впереди, березовые околки. Из  теплого салона и  под тихо звучащую музыку рядом с такой девушкой  невыразимо приятно было бы любоваться причудливой игрой  света на гранях бриллиантов,  щедро рассыпанных родительницей любви вдоль всей дороги…Хозяев двух легковушек за воротами он нашел бы, и они  выгнали бы их на дорогу. Но выезд перегораживала  « Нива».  Ее водитель поторопился, свернул  небрежно  к Щелоковым, левое переднее колесо, потеряв твердую дорогу, «обрезалось» с нее, и машину затянуло в сугроб. Там ее и оставили.
             «Может оно и к лучшему! – подумал Геннадий. – Вряд ли Светлана согласилась бы уехать. Да и выпил изрядно… Но завтра до обеда  отсюда свалим!»
              Собеседники у Степана Прокопьевича были все те же, когда Федор вернулся к столу.
             -Этого Петруху вы хорошо знаете, -  рассказывал что-то  Василий. В руке он держал надкусанное бедро жареной курицы – то ли еще прежнее, то ли   выбрал новое. -   Все лето на пруду с  удочкой  сидит… А у меня   хозяйство,  два огорода – большой и маленький, покос, дрова.  Кручусь!.. Как-то  мылся  в бане  у Сашки Кривого  вместе с Петрухой. Посмотрел, а он телом нисколько  не хуже. И подумалось: «Зачем мне вся эта маята?»…  Я тоже с удочкой хочу посидеть или по грибы сходить!.. Тебя женщины  искали! – сказал он Федору, заметив его. – Видишь,   Сосновский   скисает!..
             На первый взгляд гармонист, этот  могучий мужчина,  не создавал такого впечатления.  Прерывая  игру, он вставлял веселые реплики в разговор соседей. Выпил с ними  еще полстакана водки, не закусывая. И снова принимался играть. Тонкая усмешка  не сходила с  его лица, словно он собирался поразить окружающих своей игрой.  Он  в который раз начинал заход к «Цыганочке». Но как-то очень сложно, теряя  иногда мелодию. Ему явно не хватало клавиш  для полного выражения музыкального настроения. Одним словом, пьяная  была гармошка… Лица женщин, внимавших ему,  становились все озадаченнее, а у некоторых  даже сердитыми…
             -Да, похоже на то! – согласился  Федор. – Но бог с ним!.. Ты лучше расскажи, как там Анатолий поживает? Давненько  не слышал о нем!..
             - Что тебе  хорошего рассказать? – промолвил грустно и как-то очень серьезно Василий. – Пишет редко. Живет в небольшом городке под Читой у моего брательника. Взял за себя женщину с дитем. С него, баламута, станет растить чужого ребенка! Но своего пока не нажил, может еще разведутся… Зовет к себе жить! Да я мертвым в городе лежать не хочу, а не то чтобы там жить!.. Знаешь, приходи ко мне завтра. Нет, лучше послезавтра! У меня коньяков нет, но выпить чего найдется… Покажешь Вовке что-нибудь на гармошке. Он у меня  уже такой парняга вымахал! Школу  заканчивает. Рубашки Толиковы и кожан мой   вовсю носит. Посмотришь – мужик, но иногда вдруг таким пацаном покажется…
            -Эти все наговориться не могут! – услышали они над собой голос Надежды. – Федька! Ну ты, вроде, как и не здешний! Смотрю, нашего в тебе ничего не осталося. Ну сколько тебя упрашивать, а? Поиграй же нам от души! Раз уж тут!..
           -Хорошо, тетя Надя! – ответил Федор, тронутый ее словами. – Извини! Больше этого не повторится. Теперь гармошку не выпущу из рук, пока сами не попросите!..
               Он играл плясовые, старинные вальсы, популярные когда-то песни. Нового давно ничего не разучивал. Хорошо, что хоть старое не позабылось… Играя, он заметил, что  пальцы как никогда  чутки и подвижны, словно  их  постоянно  тренировали. А слух как будто стал утонченнее – замечались такие нюансы в музыке, на которые раньше просто не обращалось внимание. Наверное, мастерство зрело в нем незаметно, подспудно где-то, чтобы проявиться вот сейчас в  нужную минуту. И еще какую нужную! Свадьба была в самом  разгаре. А что это за свадьба, если  на ней не повеселиться,  как следует. За столами осталось мало  гостей. И то одни мужчины, в основном пожилые, которые посбились  в небольшие группки  и  беседовали, соскучившись по общению. А женщины, как будто скинув  десятки лет, поражали задором и неутомимостью. От всей атмосферы праздника, от звуков гармони в  их крови словно  зажегся огонь, и   сердца наполнились  беспричинной  девической  веселостью…
        В одну из пауз Димка Щелоков, двоюродный брат Семена, старшеклассник, вынес в зал мощную магнитолу. И включил громко ритмичную музыку. Неприятно забухали низкие частоты. На Димку зашикали женщины, попросили  убавить громкость. И заплясали тут же под эту музыку… Федор пригласил на танец  Светлану.  Он несколько раз ловил на себе ее внимательный взгляд.  Девушка не заглядывалась  на него, только  приглядывалась… Она училась  в техникуме вместе  с Лидой. Когда та пригласила на свадьбу, охотно согласилась - ни разу еще не видела  деревенской свадьбы. Сюда приехала, как в театр. Даже туфельки взяла, в то  время как невеста сидела в сапогах, правда,  дорогих и красивых. Светлане очень нравились деревенские люди. Такие доброжелательные, простодушные, открытые.   Просто дети природы!  Невеста, тоже дитя этой природы,  приглядывала за  подругой, не выпуская  из виду, оставаясь надежным ее телохранителем…
          Потом снова  зазвучала гармонь.  В этот раз и молодежь не осталась в стороне.  Началось со Светланы. Одна из женщин, явно из противности, желая оконфузить красивую горожанку, бесцеремонно вытолкнула ее на круг. Но та не засмущалась общего внимания. Если  разобраться, то она  и не умела толком плясать, тем более под гармонь, которую в живую  увидела и услышала    впервые на свадьбе. Но грациозные и изящные движения девушки, в которых многое   заимствовалось из  современных танцев, всем понравились.  И когда  Светлана закрутилась на месте, постукивая каблучками туфелек в пол и взметывая стройными ножками подол платья, окружающие   зрители расступились  и  освободили  ей побольше места…  Для жениха и невесты это по сути  был  свадебный танец.  Лида несла себя величаво, плавно разводя руками, как бы с неохотой.  А Семен пустился  вокруг нее в присядку,  да так, что запотрескивали швы на его брюках.  Поощрительные крики гостей  воодушевляли, и он  поплясал бы еще. Но невеста потянула его за собой из круга… Наступила очередь Геннадия. На него смотрели выжидающе с улыбками.  Ироничными – парень ухоженный, модно одетый, тонко пахнущий дорогим одеколоном,  покажи-ка  нам удаль молодецкую. Доброжелательными –  знали  с детства,  поддержим, если что.  Геннадий мельком взглянул на людей,  и сразу все  это понял. Он покачал головой, усмехнулся. Вот не думал – не гадал, что придется еще на этой свадьбе  плясать. Сложилось все как-то разом – вызов, который нельзя  не принять; хмель, ударивший в голову;  и,  конечно же, то, что  неподалеку стояла Светлана.  Лицо его посерьезнело, слегка побледнело – он принял решение. И  вышел  на  свободное пространство меж людей.  Федор заиграл медленное вступление. Все происходило как обычно: по мимике и жестам  становилось ясно, как глубоко  захватывает Геннадия мотив плясовой,  и  выказывалось  им сожаление, что неловкими движениями вряд ли   удастся  в полной мере выразить все  чувства. Он не топал, не бил  ладонями по груди и коленям, хотя все время ритмично двигался, взметывая руки и наклоняясь. Потом вдруг быстро зашагал на месте, в то время каким-то  непонятным образом заскользил назад. Один оборот, другой.  Пиджак  оказался расстегнутым и словно самостоятельно сполз со  сведенных за спину рук.  Геннадий повесил  его как бы на крючок в воздухе около Светланы. Та едва успела подхватить  пиджак у самого пола.   Тем временем Геннадий развязал галстук,  расстегнул рубашку, и также ловко выскользнул  из нее…Интерес к нему  возрос. Пиджак  снят из-за духоты в доме – это понятно. Но рубашку-то зачем?  Странно что-то!.. Если шутливо следовать его логике, то следующее он снимет майку, а затем  брюки.  И точно!  Скомканная майка полетела  над головами зрителей. Ее поймали, аккуратно сложили… С самого начала всем было ясно, что традиционной пляски они не увидят. Сейчас этому редко где учатся. Разве только в  каких-нибудь ансамблях песни и пляски,  и то  больше с элементами балета. Но  любопытно,  как   далеко продвинется этот молодой человек в проявлении своего самовыражения.  Похоже – не  близко!.. Его разглядывали с изумлением. Какой он загорелый! Какой мускулистый! Как хорошо сложен!.. На шее  висел золотой  крестик на золотой  цепочке, матово поблескивающей на свету.  Левое предплечье  украшала татуировка цветка, похожего на гвоздику. Но взгляды   все больше  цеплялись за полоску незагорелой кожи над низко спущенными на талии брюками… Играя бедрами, напрягая мышцы рук и груди, Геннадий расстегнул  брючный ремень. Потом  застегнул, словно  в  нерешительности.  Вскоре он это повторил . Ироническая ухмылка не сходила с его губ… Все зачарованно следили за ним,  отмечая каждое движение. Напряжение   нарастало… Внимание не только удвоилось, даже утроилось.  Это так необычно – стриптиз красивого молодого человека под виртуозное исполнение на гармошке « Подгорной».
       «Неужели он  снимет брюки?» -   думал  Федор, следя с  тревогой за  Геннадием. Почему-то было неловко на него смотреть. Хотелось куда-нибудь уйти. А тут  еще  оказался   невольным соучастником… Он посмотрел   на людей. У женщин блестели глаза. Порой они стыдливо  их закрывали. Но потом снова  заинтересованно  смотрели, боясь что-либо пропустить. Никому из них не приходило в голову выскочить на круг и поддержать Геннадия. Лучше посмотреть. Такого чуда  здесь еще  не видели. Наступал кульминационный момент… У мужчин лица тоже выглядели  удивленными, но глаза смотрели сурово. Наверное, если бы вместо Геннадия все это проделывала какая-нибудь симпатичная девушка – реакция была бы прямо противоположной…  Федор увидел смеющуюся от души Светлану  и понял – Геннадий  старается из-за нее. И перестал играть. Сделав машинально несколько телодвижений, Геннадий остановился и развел руки.
           -Что же ты не играешь? – недоуменно спросил он. – Играй, раз  взялся!  Не надо огорчать меня! Могу, ведь, рассердиться!..
           -Вот это да! – воскликнул изумленно Федор. – Смотри, как бы я не рассердился!.. Все! Раздевайся под магнитолу! Без меня!..
           Быстро выбрав кассету, Димка Щелоков включил музыку. Однако, настроение Геннадия скомкалось. Собрав одежду, он  удалился в маленькую  комнату.
             -Надо же, какой указчик выискался! – громко завозмущалась женщина в желтом платье,  бывшая совхозная доярка, а теперь хозяйка магазина. Федор ей сразу не понравился, как только сменил  их гармониста. После чего партия жениха стала брать верх, а рейтинг партии невесты заметно  понизился. – Ну веселился мальчишечка! И не тебе, ведь,  чета!..
            - Горожанку не поделили! – проницательно заметила ее подруга, тоже бывшая доярка, а теперь продавщица и поручительница  хозяйки магазина в банке, где та взяла кредит на развитие своего бизнеса. Не то чтобы она верила в ее безукоризненную честность, а куда денешься. – Плохо, что не досмотрели до конца! Дальше, наверное, было бы самое интересное!..
             -Ну какой  строгий! – не унималась женщина в желтом, не привыкшая  уступать. – Жаль, что свадьба не в нашей деревне. Там бы тебе гонору поубавили!..
              На  веранде только и говорили о Геннадии. Как ловко у того  получалось! Ведь, где-то перенял!.. А брюки он не снял бы. Просто заводил народ. Сначала надо было еще разуться. А под брюками,  наверное, трико.  Не   эстетично все смотрелось бы! Хотя опять-таки, кто его знает?..
               По ярко-красной  кофте Анну Андреевну было легко заметить среди гостей.  Она и плясала, и несколько раз подходила к Степану Прокопьевичу и Федору. Сейчас, обнявшись со своей давнишней подругой Елизаветой Кривых, жизнерадостной толстушкой, они пели:
               -Так зачем же, зачем в эту лунную ночь
                Позволяла себя целовать?
              Мужские голоса им вторили… К Федору подошел  Димка Щелоков, такой весь аккуратненький, чистенький, при галстуке.
              -Тебя зовут на чай! – сказал он, разглядывая что-то на столе. При разговоре он обычно смотрел мимо собеседника или даже сквозь него. Из-за чрезмерного высокомерия, надо полагать. – Потом к нам собираемся! Есть шампанское, хорошая водка!.. Тебя  лично свидетельница приглашает.  Похоже, она глаз на тебя положила…
               И он неприятно осклабился. Захотелось  дать ему по шее за такую фамильярность. Но Федор  сдержался и потом  удивился своей сдержанности…Светлана разрезала торт и рассказывала что-то девушкам. Они внимательно ее слушали, особенно Анюта, которая  уперлась в щеку кулачком, отчего та  потом была  румянее другой…Словно почувствовав, что о ней говорят, Светлана  подняла голову и посмотрела на Федора так откровенно,  как на очень близкого  и дорогого ей человека. Федор даже смутился… Готовясь к встрече с Александрой, он обдумывал различные варианты разговора,   беседуя мысленно с ней.  И все равно не знал, что сказать. Многое зависело от самой девушки.  Но если бы она посмотрела на него как Светлана, он подошел бы и сказал: « Какое счастье, что мы наконец-то встретились вопреки всему!  Теперь никогда не расстанемся!..»  И сразу распахнулась бы  дверь перед ним  в новую жизнь, наполненную любовью и  простыми человеческими радостями. Только так!  Не иначе!..
              «Не пойду  я никуда! – подумал Федор. – А то потом наплетут Александре, чего и не было!»
             Он посмотрел на Светлану, словно намеревался  извиниться за свое решение, и вдруг как наткнулся на колючий взгляд Семена. Тот сидел набычившись. Геннадий что-то говорил ему и  тоже недружелюбно поглядывал на Федора.
               «Похоже, оба рассердились! – усмехнулся он. – Ну,  ребята!.. Вот и пойди с ними… Драки  только не хватало!.. И что я тут собственно делаю?»
                Он почувствовал себя неприкаянным на этом  чужом празднике… В маленькой комнате в груде верхней одежды гостей он нашел свою куртку. Держа ее в руках, он вышел в сени и там оделся.
               


                111
 

               
              В очередной раз Федор едва не сошел с  дороги, выскочив на  бордюр из снега. Ничего не было видно. Единственный фонарь горел позади   в центре села  между клубом и старой конторой. А в домах редко где светились окна…В стороне от дороги Федор   услышал  шуршание снега.  Донеслось  бормотание человека. Кто-то барахтался  в сугробе  около забора
            -Ну и что ты там делаешь? – спросил Федор, чиркнув над головой  зажигалкой.
            -А…Кто?  – вскричал жалобным голосом человек. - Помогите!..   Блукаю!
.             И он пополз по направлению к крохотному язычку пламени. Не выдержав, Федор   спрыгнул в снег, вытащил бедолагу на дорогу и отряхнул. Он сразу  узнал его по голосу. Это был дед Рябок, который  возвращался домой  со свадьбы. Шапку, шарф, перчатки он где-то  потерял в снегу. Завтра их кто-нибудь  найдет и принесет. А пока Федор надел на  него свою шапку, а   себе  на голову натянул капюшон куртки. Он угостил деда сигаретой, поднес  зажигалку. Тот   какое-то время тыкал сигаретой мимо пламени, скосив глаза и пытаясь разглядеть Федора. Сигарета намокла в его пальцах, и он бросил ее на дорогу.
- Ты чей это будешь? – спросил он и, не дожидаясь
ответа,  тут же сказал: - Доведи меня до дома, мил человек!     Тут не   далеко!..
        Шагая под руку с Федором,  он  несколько пришел в себя, повеселел и даже попытался спеть хриплым голосом что-то похожее на:
   -Эх, сгубили меня твои карие очи!
    Погубила меня твоя красота!
         При подходе к  дому он  вырвался из рук Федора и, не поблагодарив и не попрощавшись, припустился бегом к калитке. Федор едва успел сдернуть с его головы свою шапку… Вскоре  в доме зажегся свет. Через не завешенное окно было видно, как дед Рябок, не раздеваясь, подошел к печи и протянул над плитой  руки…В этом краю села Федор часто бывал. Через два дома от деда  жили родители Александры. У них светилось одно окно, дальнее от улицы, кухонное. В комнате же мерцали всполохи телеэкрана. Словно  там развели костерок, голубое пламя которого не сулило тепла…На фоне освещенного окна  появилась и  затем исчезла тень человека.
           «Может это Александра?» - мелькнула мысль у Федора, и  его сердце встрепенулось. И как будто  ярче засиял молодой месяц. В мягком его свете  отчетливо увиделось высокое крыльцо, на котором Федор когда-то  стоял с Александрой.  Старая черемуха в их палисаднике простирала  за ограду заснеженные ветки. Там под сугробом  была скамейка. От них открывался живописный вид на просторный деревенский пруд. По его пойме кустился  лозняк, пряча гибкие нижние ветки в зарослях камыша. А дальше тянулись поля с березовыми околками. Тогда в своих мечтаниях Федор не устремлялся за горизонт. Ему было хорошо в селе… Но когда это было? Наверное, теперь и следов Александры  здесь не найти,  только остались эти памятные места, как некие  вешки  над  его юношескими неисполненными желаниями и надеждами. Но в его сердце еще полно сил, и  оно так жаждет любви…
            Босой встретил  его далеко от дома.
           -Что же ты меня там одного оставил? – спросил Федор, теребя  его загривок… Почувствовав  укоризну в голосе, пес, понурясь, прижался к ногам хозяина и несколько раз сглотнул слюну.
           Федор включил свет во всем доме, начиная с веранды и в сенях. Не раздеваясь, прошел на кухню. Отломил примерно треть от сдобного батона. Подумав, достал из холодильника палку колбасы и отрезал небольшой кусочек. В одном из пакетов на кухонном столе нашел около десятка засохших пряников. И  с удовольствием потом слушал, как хрустели эти пряники  на зубах у собаки…
               Свет из окон бил на все четыре стороны, выказывая раскопанную в снегу поленницу  дров, нижние ветки тополя в палисаднике, чистое пространство огорода. И как отдало что-то в душе у Федора. Он был дома. Не нужно никуда спешить, не перед кем суетиться. И  почувствовал, как   он сильно  устал за день. В обратном порядке он выключил всюду свет, оставил его только в прихожей. Не разбирая постели в кухне,  лег поверх одеяла и укрылся старым отцовским полушубком.
           «А все-таки очень симпатичная эта Светлана! –подумалось вдруг Федору,  и он усмехнулся  своим мыслям. – Пора ей, однако, замуж выходить! Позовут, видимо, скоро!»
             Мех  одарил его благодатным теплом. И Федор  начал проваливаться в сон.  Ему увиделся березовый листок, оторвавшийся от ветки, который, колыхаясь, медленно опускался на землю, где и  успокоился потом на груде таких же как он меж корявых и скрученных корней березы. И с трудом  верилось, что он когда-то радовал чьи-то глаза  яркой зеленью, трепетал в дуновениях летнего ветерка… В следующее мгновение Федор уже скакал верхом на лошади, удаляясь от села. В то время как другой Федор с хитроватой усмешкой махал ему вслед рукой,  пока тот не скрылся за лесом. И этот Федор повернулся к селу.  Шиферные крыши домов рдели  в лучах вечернего солнца. Запрудив всю ширину улицы, блея и мыча, возвращалось с пастбища деревенское стадо. Почти у каждой калитки его  встречали люди, в основном пожилые и дети. А у их калитки  стояла   почему-то не Александра, а Светлана, в джинсовом костюмчике, в маленьких глянцевых калошиках,  повязанная белым ситцевым платочком так, что ее лицо казалось детским и очень милым. За руку она держала белобрысого курносого мальчика лет трех, который все порывался бежать навстречу стаду. Оттуда к ним сворачивала крупная черно-белая корова. Она шла тяжело, как-то на раскоряку  неся огромное тугое вымя, и трубно мычала, словно жаловалась: « День выдался жарким! Донимал гнус! Но я тем не менее принесла домой полное вымя молока, так что вполне могу рассчитывать на вашу признательность и заботу!»
           Федор не слышал, когда вернулись домой отец с матерью. Увидев сына, Степан Прокопьевич  вспомнил о его приезде и кинулся было  будить. Кое-как Анна Андреевна  уговорила  не трогать сына и оставить все до утра. Переполненный впечатлениями от свадьбы, Степан Прокопьевич долго не мог успокоиться. Разрушив  великолепие убранства второй кровати, Анна Андреевна достала оттуда пуховое одеяло и укрыла им Федора. Она присела  на краешек кровати подле него в задумчивости,  сощепя руки. Но в комнате  бурно и неразборчиво  опять загомонил Степан Прокопьевич, и она заторопилась к нему. Погладила его по голове и по груди. Он  вскоре  успокоился и затих подле нее.