Первые запуски ракеты Протон

Сейчас в СМИ активно обсуждаются неудачные запуски ракеты носителя "Протон".
Вот на этот счет несколько моих слов, слов непосредственного участника первых его запусков.
Описанные события происходили в июне 1968 года на космодроме "Байконур."

(Отрывок  из романа  «Не от мира сего»)


                Но здесь еще добавилась эта кошмарная  авария на пусковой площадке наземной космической ракеты большой мощности, так назыываемого "Лунника".  Не Королевской ракеты, нет.  А ракеты  его извечного конкурента, руководителя еще одного КБ по ракетостроению, Челомея Владимира Николаевича.  Очень талантливого и перспективного инженера, но не такого удачливого и везучего,  как Королев.  Челомей  сконструировал в своем КБ самую мощную в стране многоступенчатую космическую ракету «Протон», способную выводить на орбиту сотни тонн полезного груза. Ракета имела продольно осевое расположение ступеней и могла, в принципе, иметь их сколько угодно. Поэтому ее и собирались использовать для полета человека на луну. Но испытания ракеты шли очень туго, с многочисленными сбоями и авариями, что, в конце концов. и решило в дальнейшем ее судьбу, в месте с ней и судьбу наших полетов на луну с космонавтами на борту.
***


                Андрей тогда работал на пусковой площадке «Протона». Площадка была наземная и трехступенчатая ракета высилась над бетонным основанием площадки метров на 50-60, не меньше. Вокруг нее кипела работа. Работа шла чуть ли не круглые сутки. Все спешили до невероятности. Народу понаехало из Москвы видимо-невидимо. Все суетились, бегали, кричали, командовали, но толку было мало. То там что-нибудь случится, то там, то еще где.  И все, как назло, шло через пень-колоду, кое-как, наспех, не так, как надо, не так, как планировалось, как задумывалось. Про технологию, про технику безопасности,  про правила охраны труда,  все давно уже позабыли. Только бы дело сделать, только бы запустить ракету, только бы отчитаться и свалить с плеч эту непосильно тяжкую ношу.

                И вот  очередной запуск. Бог знает какая попытка. И опять неудача! Что-то где-то в системе управления не сработало. Объявлен отбой. Народ вышел из укрытий и начал подходить к площадке. Сначала по одному, по двое, маленькими группками, а потом уже и все «задейственные» на площадке. И нужные, и ненужные. И военные, и гражданские, и рядовые, и офицерский состав. Несколько десятков человек. Они стояли по периметру площадки и просто-напросто глазели на работу заправщиков, слесарей, монтажников и солдат подсобников, суетившихся  около ракеты 

                Дали команду на слив  компонентов топлива из баков ракеты в подземные хранилища площадки. Каждый из компонентов топлива, будь то  «гептил», жидкое ракетное топливо, или   концентрированная азотная кислота, окислитель, были  опаснее опасного для всего живого на земле. Андрей, к тому времени бригадир монтажников, одетый в защитный костюм химзащиты с противогазом, находился на нижнем уровне площадки у аппаратов управления насосами подачи и откачки компонентов топлива ракеты. Все шло нормально и у Андрея начала даже появляться крамольная мыслишка о снятии надоевшего противогаза, как вдруг со штуцера ракеты сорвало гибкий  «металлорукав» слива «азотки».
 
                Вниз, прямо на площадку с людьми хлынула мощная струя азотной кислоты и сразу же все основание ракеты и саму площадку начал заволакивать ярко оранжевый туман быстро испаряющейся на воздухе азотной кислоты. Раздались жуткие крики попавших под кислоту людей. Андрей на мгновение оцепенел, глядя на происходящее. Он сразу же понял, что помочь здесь никому уже невозможно, и, если он замешкается, то жидкая кислота хлынет сверху прямо и на него. И никакие в мире костюмы химзащиты ему не помогут. Здесь уже ни о ком думать нельзя!  Здесь теперь каждый спасает только самого себя.

                Затем он  кинулся к лестнице, мгновенно, как на крыльях, взлетел на нулевой уровень площадки прямо к расширяющемуся фронту азотного облака, перемахнул через метровое бетонное обрамление площадки и, сломя голову, кинулся в степь. Через несколько секунд бега он оглянулся, чтобы посмотреть, куда распространяется облако «азотки» и определиться с направление бега. Он понял, что бежит  правильно и, сдернув с себя противогаз, рванул в глубь степи
.
                Он бежал долго, пока не задохнулся, пока не закололо в боку и не загудело от напряжения в голове, а сам он весь не взмок от пота. Он остановился и, тяжело, запалено дыша, оглянулся назад. Ракета была где-то далеко-далеко сзади, вся окутанная оранжевой дымкой. По голой степи, быстрыми муравьиными точками двигались в разные стороны контуры разбегающихся от ракеты людей. Андрей попытался было глотнуть широко открытым ртом воздух, но в левом боку, в нижней его части остро кольнуло, и он, без сил рухнул на твердую, потрескавшуюся от солнца Казахскую землю. Все! Пронесло! Его не зацепило! Жив!

                Да, Андрей спасся. Его спасло железное здоровье, не испорченное куревом и алкоголем, и защитный костюм, принявший на себя первый удар «азотки».  Но 22 человека остались навсегда на площадке и около площадки. Большинство из них были изуродованы  азоткой до неузнаваемости. И еще было около тридцати человек, в той или иной степени пострадавших от паров азотки. Она разъедает живые ткани до страшных рубцов и язв, не поддающихся никакому восстановлению. А  несколько человек ослепли.
 
                И вообще,  аварии в Байконуре были часты. Гнали работу, не считаясь ни с чем и ни с кем. Люди здесь были для властей лишь побочным и почти дармовым материалом. Жалеть людей, будь они военными или гражданскими, принято не было. Главное – дело! Главное – работа! Все остальное – не существенно и маловажно!
***

               
                Так что, Андрей, по существу не пострадал. Отделался легко. Но удар по его нервной системе  оказался  мощнейший. Хотя внешне он оправился и отошел быстро. И он уже всерьез подумывал, что все для него кончилось без последствий. Оказалось – нет. Удар по его психике оказался очень серьезный, хотя и глубинный. Он впервые в жизни оказался в роли загнанного и загоняемого живого существа,  в спину которого жарко дышала сама смерть. А подобные вещи бесследно не проходят. Последствия не могли не сказаться. И они сказались.

                Потому что  где-то  через месяц он в первый раз увидел этот свой сон, в котором он, военнопленный, бежит из концлагеря, а затем убегает от погони, от настигающих его гестаповцев. И впервые в жизни проснулся от собственного крика, мокрый от пота, с бешено колотящимся, готовым выпрыгнуть из груди  сердцем.
               
                Дверь Пандоры открылась. Теперь этот сон он стал видеть постоянно. То через день, то через два, то через неделю,  а то и через месяц. Но снился он теперь постоянно. И всегда этот сон нес с собой тревогу, беспокойство, озабоченность и чувство собственной,  мужской растерянности перед непонятностями и сложностями  жизни.