На окраинах Алтая

На окраинах Алтая глубокая ночь. Только звёзды освещают всё вокруг. Дремлет укутанная снегом долина. В лесах и на полянах стоит гробовая тишина, будто вымерло всё живое. Посреди глухой поляны стоит избушка, заваленная метровым слоем снега, над которой возвышается небольшой кусочек печной трубы, в два кирпича, из которой идёт дымок. Но это дым не от того, что печку топят дровами, а от того, что  в избе кто-то курит. И, поскольку никакой зверь и птица, не подходит, и не подлетает к избушке ближе, чем на сто метров - можно предположить, что курят там не простой табак, а самосад из местных трав, который дурманит мозги покруче марихуаны. В избе бабка и дед. Дед курит самосад, бабка дожигает последнюю лучину. - Может быть хватит смолить, старый? - говорит бабка. Скоро утро, а ты всё куришь и куришь. ВЫшел бы на улицу, снежок пораскидал бы, так нет - сидишь и молчишь. ВСя изба твоим самосадом пропахла, дышать уж нечем. - Цыц, старая! - говорит дед. Сейчас, только докурю то, что в мешочке осталось, и разгребу, не боись.   - Ты уже  третий день так говоришь, а снегу всё больше и больше навалило. Так мы до весны будем в избе сидеть, пока снег сам не растает. И дров из сарая не принести, и пробки перегоревшие не заменить. Так и будем без свети и тепла сидеть. Вставай уж, хватит! - Ох, уж эти бабки-тряпки! Посидеть покурить спокойно старому человеку не дадут. То им то давай, то это, - говорит дед, затягиваясь очередной самокруткой. - Ну-ну. Сиди-сиди, хрыч старый. Придётся мне снегом заниматься, хрен тебя когда дождёшься. Ой, замёрзла, встать не могу. Во всём твоя травка виновата. Третий день только ей одной и занят, и про меня совсем забыл.  - Как третий день? Второй только. Любите вы, бабы, приврать чуток. - Да ты, старый, совсем со своей травой с катушек съехал, счёт времени потерял. До Нового года два дня осталось. А завтра к нам внучка приедет из города. ТОчнее уже сегодня. А завтра мы Новый год отмечать все вместе собрались. А ты всё сидишь и куришь, как будто до него ещё неделя. - Как два дня осталось? - удивился дед. Я то думал, что больше. - А ты календарь то переверни, да посмотри, какое сегодня на самом деле число, - с усмешкой произносит бабка. - Делать мне больше нечего, лишний раз со стула ещё подниматься надо. - Нет, дед, достал ты меня! Сейчас как возьму ухват, и врежу тебе по ушам! И никакое айкидо тебе не поможет! Хватит расслабляться! Хлебни лучше самогоночки. Ты как хряпнешь пару стаканов, так у тебя деловая активнось поднимается. А с этой заразы только лень-матушка. - Ох, бабка! Ты мне все уши прожужжала! Третий день одно и то же слышу! - Вот! Третий день! Сам признался! А всё чайником прикидывался. Вставай же, етит твоё мать! Скоро внучка приедет, а у нас здесь чёрт знает что: снег да снег кругом, и хату пора проветрить, не продохнуть от твоего самосада. - Ну всё! Встаю, - говорит дед, отрываясь от стула. Дед подходит к входной двери дома и тщетно пытается её от крыть. Не получается. - Ну, что?! Докурился, крокодил?! Даже дверь открыть не можешь!  - Ты бы лучше не ворчала, а помогла. Налила бы самогоночки чуток.  - Самогонка в сарае, а до него ещё надо добраться, разгрести метровый слой снега. - А ну, давай, вспоминай свой аутотренинг! Внушай себе:-"Я молодой и здоровыймужик! У меня силы не меренное количество! Я одним движением плеча могу разорвать любую цепь, открыть любую дверь, заваленную метровым слоем снега! Я подхожу к двери и открываю её!"Настроился - вперёд! Дед, прилагая неимоверные усилия, сантиметр за сантиметром, ругаясь при этом как шоферюга на автобазе, всёже открывает входную дверь, и оказывается по пояс в снегу. - Мать твою перемать! Эдак сколько навалило то! Тут и за неделю не управиться, - задумчиво произносит дед. Бабка протягивает своему деду заначку самогона, спрятанного за печкой. - На, хлебни чуток. - Да тут мало, всего пол-стакана. - А тебе что, бутыль трёхлитровую надо? Потерпи, до Нового года немного осталось. Дед, слегка морщась, осушил всё одним махом. Ещё минута, и в руках старца засверкала снегоуборочная лопата. Метр за метром дед очищал двор и подворье от навалившего снега, пока бабка убирала в избе то, что осталось от дедова самосада. - Вот леший, мешок выкурил! - ворчала бабка. - Не мешок, а мешочек, - кричит ей со двора дед. Мне мешок табаку за год не осилить! - Да уж, такими темпами тебе и на месяц не хватит! - Вот зараза! Как снег мести - так мне! А как табачком немного оттянуться - так хрен! НЕ даёт старику мне покоя! Снег мети, блин! Сварливая бабка! - восклицает дед. Так, метр за метром, сотка за соткой, добрался дед до сарая, где хранились не только запасы еды, но и многочисленные бутыли самогона. - Наконец то! - воскликнул дед, и отхлебнул чуток из одной бутыли. И тут же закусил копчёной олениной. - Хорошо! - воскликнул дед, и продолжил разгребать снег подобно трактору. Вспомнились молодые годы, трезвый и здоровый образ жизни, спортивная биография, затем молодая и красивая девушка, которая с годами превратится в бабку, и будет ворчать на него по всякому поводу. Скорее бы внучка приезжала! Она молодая, симпатичная и живая, спортом занимается, в институте учится на филолога. Есть в ней немало моего! Я ей тут мяска накоптил, капусточки засолил! Самогоночки нагнал!Ой, это ей пока ещё рановато! Пускай сначала выучится, и на работу устроится! А там - пускай замуж выходит, и найдёт себе красивого, работящего, и непьющего - как я, в молодые годы! Смотается из этого, пропахшего бензином и прочими выхлопами город, поселится где-нибудь на природе, домишко отстрояти будут жить как мы с бабкой! Свой дом, своё хозяйство! Коровок заведут, молоко парное пить будут! Чем хуже городской жизни?! Слышал я, что она что она с каким-то мужиком из столицы переписывается. Будто ему сорок лет, а он выглядит на все тридцать. Стихи и рассказы любит сочинять. И музыку он, как и моя внучка, такую зверскую слушает - металлом её называет. Мне внучка как-то раз ставила слушать, а я так и не понял, от чего люди так от неё балдеют, и от чего их так колбасит на концертах, будто они перебрали самогонки, и не закусили. Ну,  что ж? Каждому своё! Меня от самогонки и бабки колбасит, хохлов от сала, металлистов от тяжёлого металла, бабку от меня. Пусть приглашает его в наши края, отдохнуть от жизни столичной, где полно одних соблазнов да развратов. Мы тут с ним о жизни покалякаем, самогоночки попьём. Увидит он наши края во всей красе! риехал бы сейчас - снежок малость поразгребать помог. А то я тут один, и бабка мне в таких делах не помощник. Баньку бы растопили, попарились бы в своё удовольствие! Глядишь - он бы и о наших краях стихи написал, или рассказы какие. Про меня, про внучку мою, про бабку, про избу, про самосад... А то он всё о москвичах и металлистахпишет! Пора бы и нам несколько страниц печатных уделить. Я почти весь снег догрёб, а внучка всё не едет и не едет. А от станции не одна верста пёхом. Представляю, как она, бедная, по пояс в снегу, с подарками наперевес, дорогу к нашему дому пробивает! И ведь дойдёт, родимая! Куда ж она денется, эта красная (от мороза) девица?! До калитки дойдёт - а тут ни одной снежинки! Вот, обрадуется! А как я обрадуюсь! Эх, хлебну ка я ещё самогоночки на радостях то! Но чуток! Чтобы в бутыли хоть сколько ни будь, да и осталось. Чтоб ноги держали, и душа горела! А бабка на меня как ворчала, так и будет ворчать денно и нощно! А иначе, что же ей тут остаётся делать?! Со мной, в четырёх стенах, где вокруг более ни души, кроме меня поругаться то не с кем. Остаётся только дождаться, когда внучка приедет, пусть с бабкой болтают хоть все дни напролёт. Ей и не до этого будет.


Рецензии