Находка

НАХОДКА

В конце марта зима начала отступать. Недавние затяжные морозы сменились короткими ночными заморозками. Солнце уже светит по-весеннему ярко, а с крыши капает вода. Сугробы уменьшаются с каждым днем, кое-где начинают появляться первые проплешины земли, покрытые потемневшей прошлогодней травой. Еще неделя-другая и по улицам побегут грязные ручьи, стекаясь в обширные лужи. А потом - жди ледохода! Здесь, на юге Рязанщины, весна наступает раньше, чем в Москве, не говоря уже о более северных местах.
 
В избе тепло. Мама с утра протопила русскую печь и, заперев дом на замок, ушла в школу - она учительница старших классов и занята на работе до 16 часов. Весь день шестилетняя Нина и пятилетний Миша находятся одни  в запертом доме. Зимой в доме жили в закутке за печкой петух и пяток кур. Но две недели назад они переведены в летний сарай.
Дети проснулись около девяти часов и сразу побежали к печке. Отодвинули заслонку и вытащили чугунок с пшенной кашей. Это был и завтрак и обед. Хлеба - черного - мама оставила каждому по большому куску. Кашу черпали ложками прямо из чугунка, сразу съели весь хлеб. Наевшись, чугунок с остатками каши - менее половины - Нина завернула в старую телогрейку и, взобравшись на стул, поставила на верх печки.
Потом дети подошли к окну посмотреть, что происходит на улице. Погода пасмурная, небо затянуто тонкой пеленой легких облаков. Вот рядом с домом с пустым ведром появилась соседка, тетя Саня. Увидела Нину, махнула рукой и, не останавливаясь, пошла дальше по направлению к уличному колодцу.
До прихода мамы еще масса времени. Но дети не огорчались. Ничего,
 что на завтрак и обед пшенная каша. Ничего, что ждать мать приходится целый день. Главное, что теперь не бомбят!
Нина до сих пор помнила ту ужасную осень 1941 года (ей было четыре года), когда немцы рвались к Москве. Тогда ежедневно летели стаи немецких бомбардировщиков на Москву, на Рязань. Бомбили и соседний город Касимов. Однажды немецкие самолеты прилетели бомбить и их маленький рабочий поселок, а точнее - местный литейный завод. Но бомбы упали с краю завода, и уничтожили только несколько сараев. Бомбоубежища в поселке не было. Когда в небе летели немецкие самолеты, мама ложилась в обнимку с Ниной и Мишей на пол, и все молча ждали - упадет бомба или не упадет? Но все обошлось. Немцев отбили от Москвы, и самолеты с паучьей свастикой стали появляться реже.
А теперь 1943 год. Бомбежки закончились. Жить стало поспокойнее, только голодно. Всю зиму семья существовала на скудной однообразной пище,  значительную часть которой составляли продукты собственного огорода. Сейчас все с нетерпением ждали, когда пойдет первая трава, можно будет нарвать свежего щавеля. А потом в огороде появится клубника и малина, да и в лесу грибы, ягоды и орехи вырастут. Надо только подождать каких-то пару месяцев…
Нина отошла от окна и посмотрела на часы-ходики - времени 10 часов. До прихода мамы еще очень долго! И как скучно и тесно в этих четырех стенах, в маленьком домике, разделенном дощатыми перегородками на большую комнату, спальню и кухню.
Вообще-то сам дом был просторный - шесть на двенадцать метров, с двумя перерубами посредине. Но жилое отапливаемое помещение составляло только половину дома. Потом шли холодные сени и вторая половина дома, превращенная в чулан, где хранились разные травы и часть дров… Когда-то давно, еще до войны отец хотел сделать жилым и эту половину дома, но не успел - в июне 1941 года началась война и его взяли на фронт. А два месяца назад пришла похоронка - погиб в Курской области.
Дети стали носиться по дому, играя в догонялки, выскакивали в сени, вновь забегали в дом. Наконец, вдоволь набегавшись, уселись в зале на небольшой диванчик.
- Эх, сейчас бы пирога с вареньем! - мечтательно сказала Нина.
- Или сахала кусочек, - добавил Миша.
Но ни пирогов, ни сахара в доме не было.
Решили сыграть в прятки. Один считал, стоя у входной двери, а другой прятался за печку, за диван или в спальне под большой железной кроватью или за деревянным сундуком, в котором мама хранила письма, документы и праздничную одежду. Играли долго, а потом им это надоело, и дети опять подошли к окну.  На улице вовсю светило солнце, и на ярко голубом небе изредка проплывали маленькие полупрозрачные облака.
- Погулять бы! - вздохнул Миша.
- Дверь на замке. Дождемся мамы - тогда и погуляем, - ответила Нина.
Мимо дома проходила дальняя родственница тетя Маня, увидев детей, подошла к палисаду, выстроенного перед окнами.
- Как дела? - крикнула она.
- Сидим, маму ждем, - ответила Нина.
- Ждите. К вечеру придет, - сказала тетя. - Ладно, бывайте здоровы. Мне на работу надо - полы мыть. (Тетя Маня работала на местной пекарне уборщицей и обычно отправлялась в пекарню после обеда, чтобы все прибрать в конце смены.)
Нина подсела на стул у круглого стола, стоявшего на середине зала, раскрыла азбуку и стала, поглядывая на картинки, вслух читать буквы и отдельные слоги. Ей этой осенью в школу - надо готовиться. Миша стоял рядом и рассматривал картинки.
Осилив несколько страниц, Нина остановилась.
- Что-то есть захотелось! - она взглянула на ходики - почти час дня. - Давай, Мишаня, кашу доставать.
Каша была еще теплая, ели ее опять прямо из чугунка. Но без хлеба она была недостаточно вкусна. Кашу съели всю, чугунок полностью оскребли ложками, а потом залили водой - мама вечером домоет. Чай не пили, потому что его надо было кипятить, а керосинку зажигать Нина не умела. Выпили по кружке кипяченой воды.
- Ну, вот, почти два часа, - объявила Нина. - Скоро и мама придет. Сейчас бы конфетку съесть… или печенье.
- А я печенье плохо помню, какое оно, - ответил Миша.
- Это кусочки теста - круглые или квадратные, выпеченные в печке, - стала объяснять Нина. - Очень вкусные. Мама до войны их часто покупала.
- Не помню, - вздохнул Миша.
- Ничего. Война закончится - опять печенье появится.
Нина взяла старую газету, положила ее на стол и, присев на стул, начала маленьким огрызком карандаша писать на полях буквы.
Миша опять стоял рядом и смотрел. Ему было интересно, но читать и писать он еще не умел. Он мог только немножечко рисовать. Но карандаш был только один, и надо было дождаться, когда Нина закончит писать, а она, похоже, это не собиралась делать.  Вот Нина на минутку прекратила свои занятия, положила карандаш на стол рядом с собой на газету… и Миша тут же его схватил.
- Отдай, я еще буду писать!  - крикнула Нина, но Миша, зажав карандаш в кулаке, отрицательно помотал головой.
Нина вскочила со стула, побежала к брату, но он пустился наутек вокруг стола, а потом выскочил в сени, захлопнул за собой дверь.
Нина подскочила к двери, попыталась открыть, но не тут-то было - Миша держал ее с другой стороны.
Нина заколотила ладошками по двери, не надеясь, впрочем, что Миша ей откроет.  Но, вопреки ее ожиданиям, через пару минут дверь отворилась, и на пороге появился Миша - очень смущенный на вид.
- Где карандаш? Давай сюда! - потребовала Нина.
- У меня его нет… пропал, - ответил Миша. - В дырку упал.
- В какую дырку? - удивилась Нина и вышла в коридор.
- Вот в эту дырку, - Миша ткнул рукой в противоположную сторону дверей.
В сенях было темно - окна здесь не было, а электрическая лампочка не горела, потому что электричество включали в домах поселка только вечером на два часа и отключали после 23.00. Свет в сени поступал из кухни через открытую дверь, и с противоположной стороны двери было очень темно. Но постепенно глаза Нины стали привыкать к темноте, и она начала различать отдельные детали.
С обеих сторон дверь была обита клеенкой, причем со стороны кухни под клеенкой был также прибит слой войлока. Клеенчатая обивка была старой, еще довоенной, слегка потрескалась, кое-где попадались небольшие прорехи. Вот именно на одну из таких прорех и указывал пальцем Миша.
- Туда он упал, - сказал Миша. - Я дверь руками держал, а карандаш из руки выпал и в дырку провалился.
- Все ясно, - вздохнула Нина. - Придется доставать.
"Карандаш, наверное, провалился глубоко, - подумала Нина. - И хорошо, что дырка находится невысоко - рука до самого низа двери дотянется".
По размерам дырка была небольшой - Нина с трудом смогла засунуть в нее свою ладошку, а потом аккуратно, чтобы не повредить старенькую клеенку, стала медленно опускать ладошку под клеенку. Постепенно рука протиснулась до самого низа. Вот и карандаш! А под ним еще что-то плоское и твердое. Нина ухитрилась подцепить пальцами оба предмета и также осторожно начала поднимать руку вверх. Наконец ладонь полностью вылезла наружу, и Нина обнаружила в ней карандаш и… печенье - плоское квадратное - такое, которое мама часто покупала до войны. Неизвестно, как оно попало за обивку двери. Скорее всего, сама Нина могла его туда положить, а потом забыла. Восторг и удивление - вот вкратце можно описать чувства, охватившие в этот момент Нину. В длинной череде полуголодных дней, тянувшихся от самого начала войны, подобная находка казалась чудом. Тем более, что несколько часов назад они с братом мечтали попробовать печенье - и вот мечта сбылась!
Увидев находку, Миша вопросительно посмотрел на сестру, но та, положив добычу в карман платья, вновь запустила ладонь в прореху. На этот раз рука прошла быстрее, и вот уже Нина шарила по самому низу под обивкой. Печенюшки там были, Нина одно за другим вытаскивала их и складывала в карман. Миша молча наблюдал за происходящим.
Вот Нина достала последнее печенье, на всякий случай еще раз тщательно пошарила за клеенкой - пусто! Нина вытащила ладошку из-за обивки, а потом вытащила из кармана печенье - шесть штук! Три печенюшки Нина протянула брату:
- Держи, Мишаня, это - печенье. Оно очень вкусное.
Миша взял печенье и сразу откусил кусочек. Он быстро съел одну печенюшку и радостно сказал:
- Я вспомнил - я его давно-давно, еще до войны, ел.
Печенье съели сразу. Оно было твердым и необычайно вкусным: символом безвозвратно прошедшего прекрасного довоенного детства!