Дороги изнанки. Глава 9

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ШЕОЛЫ (ГВЭГР)
Когда сознание вновь вернулось к Ане, она сразу же обнаружила, что во-первых окружающий ландшафт заметно изменился, а во-вторых поблизости нет Огневицы, к постоянному присутствию которой она уже привыкла. Наша героиня сидела на каменистой, чрезвычайно пористой поверхности, напоминавшей пемзу, прислонившись к основанию массивной глыбы, и поверхность глыбы была такая же пористая, и, как показалось Ане, весьма ломкая. Скала имела что-то вроде козырька, защищавшего от сильного ливня, который плотной пеленой застилал все вокруг. Только ливень этот был необычный. Собственно, нечто похожее она уже видела в Укравайре, но здесь ливень был намного плотнее и интенсивнее, так, что разглядеть окружающий ландшафт далее, чем на 10-15 метров, не представлялось возможным. В зоне же видимости попадалась одна только пемза, а ливень был огненным, словно с неба бурно изливались огромные капли подожженного полиэтилена. Кроме этого, как показалось Ане, плохая видимость определялась не только ливнем, но и рыжим туманом или дымом в обозримом пространстве. Для полноты картины можно добавить, что где-то неподалеку раздавался гул, словно гудело пламя в гигантской паяльной лампе, но слышался он за спиной, частично заглушаемый глыбой пемзы, к которой сидела, прислонившись, Аня, поэтому разглядеть источник гула она не могла.
Машинально Аня опустила глаза вниз, и с удивлением обнаружила, что внешность сильно изменилась. Вместо удлиненного тела с хвостом и маленькими лапками саламандры, словно бы выполненного из плотного, непрозрачного огня, она увидела вполне человекоподобное тело, мало того, пропорциями весьма соответствующее ее прежнему, плотноматериальному облику. Причем, в качестве одежды тело ее плотно облегало нечто вроде скафандра из какой-то зеркальной металло-материи, словно бы на ней загустел тонкий слой ртути (разумеется, Аня не могла видеть фильм Терминатор 2, в противном случае она нашла бы немалое свое сходство с жидкометаллическим роботом-убийцей в момент смены образа).
- И когда это я успела так преобразиться? – удивилась Аня, - я вроде бы своему телу такой команды не давала. Впрочем, это все же более приемлемый облик, хоть и есть в нем нечто определенно демоническое. Интересно было бы на себя в зеркало поглядеть, я хоть капельку на себя похожа теперь? Фигура-то вроде бы моя, прежняя, хоть и амальгамой покрытая, как те инфраметаллические шары. Впрочем сейчас я не кажусь себе раскаленной, хотя температура здесь скорее всего не соответствует ощущениям. Все же Огневица говорила, что мы пройдем три зоны магм, и эта (кажется она называется Гвэгр) тоже должна относиться к магмам, хотя пока никакой магмы я здесь не вижу. Хотя, не исключено, что ливень – магменный. Интересно, льет, как из ведра, по идее тут наводнение должно произойти, однако, почему-то даже серьезной лужи поблизости не видно. С другой стороны, если тут везде такая почва, то удивляться  не приходиться, это же пемза, и она все огненные осадки впитывает. Интересно, куда это Огневица подевалась, неужели она потерялась при переходе с уровня на уровень? Или вообще решила под шумок от меня отделаться? Возможно, я ей сильно досаждала в последнее время. Если так, то я сама виновата, хотя это подло, здесь меня бросать, я ведь понятия не имею, куда двигаться дальше, тем более, в таком тумане и под огненным дождем. По крайней мере она должна была бы предупредить, чтобы я знала, к чему готовиться! Странно, почему я не испытываю страха, по идее я должна визжать от ужаса, поскольку более страшной перспективы, чем остаться здесь навсегда, и вообразить себе невозможно, разве, что если иметь в качестве альтернативы Пропулк или Укравайр.
- Весь страх в твоей худшей половинке остался, - услышала она голос из тумана, - да ты это и сама должна знать, - и в тот же момент сквозь пелену тумана и огненного дождя проступила фигура Огневицы. Правда, она была словно бы вылеплена из приведенных выше атмосферных явлений, как в современном кинематографе с помощью компьютерной графики изображают какого-нибудь невидимку, угодившего под дождь, только в нашем случае дождем являлись большие капли огня.
- Нехорошо так о людях думать, - продолжила саламандра, заходя под козырек пемзовой скалы и снова становясь едва видимой, лишь слегка оконтуриваясь и опалесцируя, поскольку фигуру ее перестал выделять огненный дождь. – По-моему ты меня уже неплохо знаешь и могла убедиться, что я свое слово держу, и если сказала, что доведу тебя до шрастра Друккарга, значит доведу, чего бы мне это ни стояло. У огненного духа слово твердое.
- Прости меня, саламандрушка, - устыдилась Аня, - просто я привыкла, что ты все время поблизости, а тут я тебя с самого начала потеряла. Сама подумай, каково мне было бы здесь навсегда остаться, я ведь здесь входов-выходов не знаю. Кстати, с чего это ты себя человеком назвала?
- Ну, это я фигурально выразилась, - проскрипела саламандра, - что связано с особенностями вашего словаря. Как я себя должна была себя в обобщенной форме называть: существо? Тварь? Объект? Все это какие-то деревянные термины и не выражают сердечной струны дружеской беседы. К тому же, как я тебе уже говорила, за время общения с тобой я настолько в твою природу въехала, что и вправду начала себя человеком ощущать. Хотя, с точки зрения плотнотелесного человека, и я, и ты – всего лишь только призраки, но, как ты знаешь, внешний вид обманчив,
 и я прекрасно вижу, что в тебе такой гораздо больше человеческого, чем в большинстве плотнотелесных людей. Вон, хотя бы твое сострадание ко всем этим бывшим негодяям, которые в Укравайре и Пропулке парятся. Такое вообще редкому человеку свойственно, я не сомневаюсь, что большинство представителей вашей популяции, окажись они в здешних краях в твоем уникальном качестве, уж оторвались бы по полной программе.
 - Да что ты, огневица, - смутилась Аня, - ты уж меня совсем в святые одежды обрядила. Была бы я и вправду святой, никогда бы в аду не очутилась.
- Э, не скажи, а о сошествии во ад Спасителя забыла? Да и другие силы света здесь не раз побывали, когда того обстоятельства требовали. Ты же здесь не посмертие отбываешь, а при жизни подобному посещению только те удостаивались, на которых особая миссия была возложена, и миссия эта требовала знания и шрастров и шеолов, а то и самой Гашарвы и даже Дигма – цитадели великого мучителя…
- Вот уж никогда не подумала бы, - засмущалась Аня, - я ведь там, на земле, только восьмилетняя девочка, ну какая на меня может быть миссия возложена?
- Странные ты вещи говоришь, - как-то по-особенному посмотрела на нее саламандра, - как раз на детей, в силу их чистоты и сенситивности, особые миссии и возлагаются. Правда, об этом, как правило, никто не догадывается. К тому же часто бывает так, что миссию предстоит осуществлять взрослому, но готовить к ней исподволь начинают с самого раннего возраста, и подготовка может носить самый непредсказуемый характер. Знаю, что и на тебе подобная миссия возложена, правда, какая именно – если бы даже и знала – не сказала, поскольку произнесенное слово может нарушить ткань будущего. Да, кстати, один из каких-то начальных этапов своей миссии ты уже осуществила… да ты мне сама об этом рассказывала.
- Ах, ну да, - вспомнила Аня (она все труднее вспоминала события своей «верхней» жизни), - возможно это и было тем, что ты назвала начальным этапом. Мне казалось, что просто так обстоятельства сложились, и ничего я специально не делала. Кстати, по причине этого «начального этапа», я здесь и очутилась, хотя, возможно, это и не выходило в программу моей миссии. Меня на изнанку по собственной дурацкой доверчивости занесло, в результате чего я свою вторую половинку потеряла. О каком успешном выполнении миссии можно теперь говорить, если я теперь не полная… что там, что – здесь. Там с телом, но дура набитая, а здесь – умный призрак.
- Ой, ты тут, возможно, не права, - пыхнула пламенем Огневица, -, - я уверена, что твое здесь присутствие и наше с тобой путешествие были Высшими силами предусмотрены. Такие вещи случайно не происходят.
- Может быть, ты и права, - вздохнула Аня, - но пока что мне все это кажется чудовищным нагромождением обстоятельств. Ладно, по-моему, мы не о том говорим, ты лучше объясни, почему и я и ты так изменились? И что это за место такое? Пока я здесь, кроме огненного дождя и тумана, ничего не вижу… ах да, еще пемза кругом, но это, наверное, результат вулканической деятельности.
- Немного терпения, - сказала Огневица, - более подробно я тебе этот шеол прокомментирую, когда мы будем его определенный участок пересекать, и столкнемся с местными достопримечательностями и  особенностями. Для начала могу сказать, что шеол этот, как ты знаешь, на языке Синклита мира называется Гвэгр – шеол огненных ливней тоски и боли, самая верхняя лава. Правда, лава существует здесь только в виде дождя и, в какой-то степени, тумана.
- А куда же она девается? Такой ливень не может просто так исчезнуть, жидкость же должна где-то скапливаться. Хотя, конечно, в ином измерении закон сохранения массы может и не действовать.
- Здесь ничего не задерживается, - пожала плечами саламандра, - через здешнюю пемзу весь жидкий огонь просачивается и питает нижний слой, в котором мы недавно побывали – океан Укравайра.
- А почему мы с тобой так изменились? Правда совершенно по-разному, ты, вон, совсем в тумане растворилась, а я снова человеческий облик приняла, правда покрылась металлической пленкой. Я такой образ своему шельту не заказывала.
- А чего тут заказывать, ты, по-моему, уже во время серфинга убедилась, что твой шельт без всяких с твоей стороны приказов может сам по обстоятельствам поступать. А сейчас как раз такие обстоятельства и сложились. Думаешь, откуда эта зеркальная амальгама на тебе? Ты когда в бессознательном состоянии в Гвэгр вылетела, то аккурат под огненный ливень угодила, и он тебя с головы до ног облепил, а когда я тебя под этот навес притащила, то вся это квази влага застыла и превратилась в инфраметаллическую пленку. Тут, теоретически, могла произойти одна неприятность, но я пока ничего говорить о ней не буду, хочу проиллюстрировать конкретные случаи, которые я в перспективе собираюсь тебе показать. Короче, чтобы избежать этой неприятности, твой шельт через серебряную нить вытянул из твоей второй половинки на земле информообраз в качестве человека. Вот ты эту форму и приняла. А почему эта форма тебя от неприятностей уберегла, я тебе позже объясню.
- А почему с тобой этого не произошло? Мы же в Пропулке и Укравайре почти ничем друг от друга не отличались?
- Это внешне не отличались, а внутренне – еще как отличались. Вспомни, как легко тебя все наши вычисляли. И это – самые тупые, других в охрану и контроль не назначают. Меня инфраметалл облепить не может, поскольку я существо однополярное, элементаль, и по сути не имею бессмертной души. А ты – комбинированное и имеешь душу. Ко мне ничего пристать не может, это – как вода с лотоса всегда скатывается – ваши индусы любили этим сравнением пользоваться.
- А откуда здесь инфраметалл берется? И к тому же, он ведь твердый – если судить по капсулам для душ грешников
- Берется этот инфраметалл из шеола ярусом выше, который называется Фукабирн. Собственно, он весь и представлен океаном инфораметалла. А дно у него из того же материала, на котором ты сидишь, то есть из пемзы, и через нее инфраметалл в нижний ярус просачивается и капает. Правда, не все время, но я об этом особо расскажу.
- И все же, почему этот океан жидкий, если из инфраметалла состоит?
- Ну и что, ваша ртуть – тоже жидкая, но при определенных условиях может стать твердой. Дело в том, что в жидком виде инфраметалл пребывает тогда, когда в нем содержится уже знакомый тебе каррох, вернее, одна из его разновидностей, специальный, разжижающий, но при определенных условиях этот каррох выпаривается, и тогда инфраметалл затвердевает. А выпаривается он тогда, кода контактирует с человеческим шельтом, вернее, даже не с самой материей шельта, а с тем, что внутри –  с человеческой монадой, душой. Благодаря этому, инфраметалл затвердевает на поверхности человеческого шельта. С тобой, как раз, это и произошло. Ну, а остальной инфраметалл стекает вниз, в Укравайр. Теперь, по поводу того, почему я такой призрачной стала. Дело в том, что на нас, саламандр, определенная повинность наложена, когда мы в какой-то слой попадаем, без нее, как ты понимаешь, ни в какой шеол не впустят и не выпустят, причем – в каждом шеоле разная. Так вот, в Гвэгре наша задача – разогреть холодные капли инфраметалла до состояния огненного дождя: кто как не саламандра, дух огня, с этим способен справиться? В нашу задачу входит – нагревать здешнюю атмосферу, и этот туман, в частности, что и превращает обычный инфраметаллический ливень в жидкий огонь. Для этой цели требуется немалое количество саламандр, и немалое количество огненной силы от каждой из нас. Вот я, отдав свою энергию для здешнего разогреву, и стала призрачной, на сгущение собственной материи уже силенок не хватает. Так что не удивляйся, что сверху не вода капает, разве бы мы в здешних краях обычную воду потерпели? Нет, разумеется, вот магма – другое дело, магма – наша вотчина. Потому-то океан Фукабирна – инфраметаллический. Кстати, этот рыжий туман – тоже на 50% состоит из карроха, испаряющегося при затвердевании инфраметалла, и этот газообразный каррох так же определенную роль исполняет при взаимодействии с грешными человеческими душами. Ну, вот, в качестве вступительного слова вроде бы все, остальное по ходу дела расскажу. Ты уж извини, здесь нам тоже придется на какое-то время задержаться, поскольку, как я тебе уже сообщала, на мне – трудовая повинность, не отработаешь в другой слой не пустят.
- И когда же мы дальше пойдем, спросила Аня, с опаской поглядев на яростные потоки огненного ливня, - что-то не радует перспектива под здешним грибным дождиком расхаживать.
- Не беспокойся, никто тебя в ливень из-под скалы не погонит, это, между прочим, для тебя и не безопасно, иначе ты так отвердеешь, что шагу не сможешь ступить. Дело в том, что сквозь твой шельт настолько сильно бессмертная душа сияет, что инфраметалл на тебе будет отвердевать в разы быстрее и в большем количестве, чем на любом грешнике, у которого свет души в зачаточном состоянии находится. У них – это очень длительный процесс… но я о том чуть позже расскажу, когда подходящая иллюстрация подвернется. А что касается дождя, то он, по моей прикидке, минут через пять прекратиться. Он тут короткими порциями идет, и почему так, я тебе чуть позже расскажу, когда все своими глазами увидишь.
Разговорчивая саламандра замолчала, словно к чему-то прислушиваясь, и Аня с противоречивыми чувствами еще раз осмотрела свое ометалличенное тело, которое имело, как ей казалось, весьма демонический облик, и, возможно, не спроста.
- Бог шельму метит, - думала Аня, - раз я облик маленькой демоницы приобрела, значит и вправду внутри меня есть что-то нехорошее. И ведь, положа руку на сердце, такой облик мне больше всего нравится, из тех, которые я за последнее время, как Алиса в стране чудес поменяла. Ничего не скажешь – круто! Интересно, что бы по этому поводу в классе сказали? Конечно, вначале бы испугались, но потом наверняка признали, что выгляжу я круто. Впрочем, и по поводу других моих образов такая же реакция была бы: шутка ли сказать, сначала – огненная саламандра, а затем – та же саламандра, но расплющенная до состояния параплана. Господи, какая чушь в голову лезет! Не иначе, от повышенной температуры мозги ссохлись, и думаю черт знает о чем!
Тем временем дождь совершенно внезапно прекратился так, словно кто-то невидимый взял и перекрыл кран. Довольно быстро вслед за этим, развеялся и туман, и перед Аней открылся ландшафт инфернального слоя под названием «Гвэгр». Первого шеола, с которым, в отличие от Ани, знакомятся с магмами сильно нагрешившие души, правда Аня пока не знала, за какого рода преступления эти души проходят здешние страдалища.
Пред Аней простиралась унылая каменистая пустыня, вернее, как она теперь знала, это был не обычный камень, а пористая пемза. То тут, то там виднелись невысокие скалы, и еще Ане показалось, что в основании большинства скал зияет что-то вроде больших нор. Эта унылая серая местность простиралась везде, куда бы Аня ни бросила взор, и для полноты картины, небо также было полностью закрыто серыми тучами. Следов огненного ливня не осталось никаких, впрочем теперь Аня знала, что этот жгучий дождь в данный момент значительно пополнил недавно оставленный ею океан Укравайра. Аня посмотрела на свою спутницу; теперь, когда туман рассеялся, она стала заметнее, правда, все равно оставалась гораздо прозрачнее, чем прежде.
- Ну что, - сказала Огневица, - дождик закончился, ближайшие пару часов можно его не опасаться, и мы имеем возможность беспрепятственно добраться до очередного контрольно- пропускного пункта. Правда, там вектор нашего путешествия несколько изменится, мы покинем шеолы, Фукабирн, о котором я тебе рассказывала, нам не нужен. А впрочем я несколько предвосхищаю события, первый КПП общий для всех…
- Послушай, - перебила ее Аня, - а нельзя ли к этому КПП как-нибудь побыстрее добраться, ты ведь уже участвовала в процессе разогрева, значит выполнила свою трудовую повинность.
- К сожалению, - развела лапками саламандра, - быстрее не получится. Быстрее можно только слетать, но как раз теперь вся загвоздка в тебе, ты летать в таком наряде не сможешь, поскольку утяжелена инфраметаллом – вон какую оболочку на себе за несколько минут осадила. Любая другая душа за это время только бы металлической пыльцой успела покрыться. Так что, хочешь – не хочешь, придется идти пешком, думаю, за пару часов дойдем, если не успеем – придется снова под скалой прятаться – тебе больше под огненный ливень попадать нельзя, в статую превратишься. Но не переживай, возможно тебе самой и не интересно, что здесь происходит, но мы с тобой уже говорили о твоей тайной миссии, и не сомневайся в том, что ты здесь оказалась для того, чтобы все своими глазами увидеть и во всем разобраться. А чтобы разобраться, нужна экскурсия и экскурсовод, а на данный момент экскурсовод у тебя единственный – твой покорный слуга, никто другой с тобой возиться не будет. Ладно, пойдем, сама заинтересована быстрее до КПП добраться.
Аня с саламандрой покинули свою скалу с защитным навесом и двинулись, как Ане показалось, куда глаза глядят, поскольку никаких видимых ориентиров, которые могли бы указывать нужное направление, в обозримом пространстве не наблюдалось. Кругом простиралась совершенно однообразная тускло-пепельная местность, навевающая чувство тоски и безысходности – одна только пористая пемза, холмы и скалы из того же материала, кое-где непонятного происхождения кучи пепла, да еще не очень бросающиеся в глаза норы в основании некоторых скал и холмов. Несмотря, что атмосфера заметно прояснилась, вокруг все равно держалась тусклая тоскливая дымка, скрывающая детали ландшафта в отдалении. В последнее время Аня так привыкла к постоянному присутствию огня или чего-то раскаленного, к счастью, не способного причинить ей какой-то вред, что эта пустыня, правда так же состоящая из продуктов вулканической деятельности, казалась ей чем-то противоестественным и нереально статичным.
- Что, не нравится, - хмыкнула саламандра, очевидно, прочитав Анины мысли, не удивительно, ты за последнее время совсем нашей стала, и все прочие стихии, кроме огненной, начинают тебя раздражать. Впрочем, для тебя – это вопрос привычки, и в перспективе прежней вакханалии огня уже не будет, разве что огненный дождик еще раз прольется. Ты существо комбинированное, и как только огонь в тебе перестанет доминировать, так и стихия его потеряет для тебя предпочтительность.
- И все-таки, - спросила Аня, - куда мы сейчас идем? Тут ни одной достопримечательности не видно, везде одно и то же, пемза да пепел и ни души. Пропулк и Укравайр были гораздо оживленнее.
- Идем мы, как я тебе говорила, в направлении КПП, его отсюда не видно, да и дымка нынче плотная стоит. Мне для того, чтобы получить право пройти через КПП, нужно, как минимум принять участие в разогреве еще одного ливня, на КПП наши стоят и ни за что тебя не пропустят, хоть о том, что пропускать не умерших комбинированных нельзя, ни в одной инструкции не сказано. Однако и о том, что можно пропускать – также ничего не говориться, следовательно они закон как им вздумается могут повернуть, как им вожжа под хвост попадет. А у тебя в этот раз даже расплатиться нечем. Ну а я уж с ними договорюсь, свои, как никак. Что же касается того, что здесь ни души – то ты сильно заблуждаешься: душ здесь гораздо больше, чем в Пропулке и Укравайре вместе взятых – и это вполне логично. Помимо тех, кто по этапу дальше идут – в Укравайр, Пропулк, или боковые ответвления, где мы не были – тот же Ырл или Ытерч, здесь так же немало тех, кто в Гвэгре свою карму окончательно исчерпывают и получают право для постепенного подъема. Так что – обычная арифметика, учитывая тот факт, что в нижние магмы они все через Гвэгр проходят. А то, что до сих пор никого не видно, так они крайне туго соображают, и до них еще не дошло, что огненный ливень закончился. Сейчас начнут появляться… осторожно, норка, не провались!
Аня в последний момент перешагнула небольшую нору, размером с лисью, где натаскивают фокстерьеров и такс, и только сейчас обратила внимание, что вся местность испещрена подобными норами, помимо дырочек, которыми сквозила ноздреватая порода. При этом около каждой норки возвышалась небольшая горстка буро-рыжего пепла.
- Это души здесь прячутся, - высказала свою догадку Аня.
- Да нет, - мотнула головой Огневица, - здесь рыфры сидят.
- Кто-кто?
- Рыфры. Ну, увидишь, не люблю на пальцах объяснять. Нет, души сюда после дождика не пролезут, да им и в голову не придет сюда сунуться. Души прячутся в пещерках, под скалами, под одной из которых ты сидела, только пещерку не заметила, она сбоку была замаскирована.
- Так души здесь не в капсулах? Нет, здесь пока еще нет, сама скоро увидишь, они в эти пещерки от огненного дождя прячутся. Саламандры здесь единственные существа, которые огненного ливня не боятся. Кстати, в нынешнем твоем состоянии, думаю, этот дождь и для тебя был бы ощутим, поскольку ты огненную форму в значительной мере утратила, но тебя сейчас пленка инфраметалла выручает, он, в отличие от земных металлов, обладает крайне низкой теплопроводностью, практически – термоизолятор. Именно поэтому души и стремятся его нарастить, но тем самым попадают в новую ловушку, к тому же и сам процесс наращивания для них весьма болезненный, не все выдерживают. Я тебе уже говорила, что этот инфраметалл из капель огненного дождя осаждается, а дождь для них – одно из положенных здесь по ранжиру процедур-мучений. Дело в том, что души, которые сюда попадают, пока еще телесную боль чувствуют. А теперь представь себе, что тебя, в твоем прежнем физическом статусе взяли бы, да и под ливень из горящей смолы поставили! При этом, ни умереть, ни потерять сознание ты бы не смогла, тем самым избавившись от пытки. Так же примерно и у них: если они хотят побыстрее инфраметалл нарастить, чтобы огненного дождя не бояться, они как раз и должны как можно дольше под этим дождем простоять. Но поначалу это совершенно невозможно вытерпеть. Однако позже, нарастив инфраметалл и став относительно защищенным от дождя, многие из них попадают в новую ловушку, и я этот факт тебе чуть позже прокомментирую. Кстати, там, внизу, в Укравайре и тем более в Пропулке у них телесная боль уже практически уходит, истощается и ее сменяет душевная, которая на изнанке гораздо мучительнее телесной… а вот, гляди, и первые ласточки появились!
Аня посмотрела в ту сторону, куда указала саламандра, и действительно, из небольшого отверстия в основании ближайшей скалы показалось нечто грязно-бело-серое, и после долгих суетливых конвульсивных движений оказалось полностью снаружи. На этот раз это была не громадная моль и не гусеница-какашка с искаженным человеческим лицом, это нечто имело вполне человекоподобную форму, по крайней мере его условно можно было разделить на голову, туловище, руки и ноги, правда выглядело оно, как расплывшийся до безобразия карлик. Тело его, руки и ноги утопали в бесчисленных жирных складках, вернее, не жирных, а таких, словно существо находилось на терминальной стадии водянки, и несомненно, если бы рост его соответствовал среднему человеческому, то размеры вширь были бы просто гигантскими. Лицо его также все утопало в складках так, что глаза и рот выглядели узкими щелями, на теле же этой ходячей водянки виднелись какие-то бурые лохмотья, которые не только не прикрывали наготу, но придавали дополнительную долю убогости. Половую принадлежность существа невозможно было определить, поскольку, если половые органы и присутствовали, то их невозможно было распознать за складами.
- Это человеческая душа?! – вздрогнула Аня, не в силах оторвать взгляда от копошащегося под навесом скалы уродца.
- А что тебя удивляет? – пожала плечами саламандра, - разве моль и гусеница больше соответствуют твоим эстетическим требованиям к образу души? Если быть точнее, то это, конечно, не совсем душа, а последние ее астрально-ментальные оболочки. К тому же в Гвэгре она начинает выделять большие количества информэнергии памяти, которые и раздувают несчастного до такой степени, а поскольку тут выделяются в основном лишь тяжелые фракции, то создается впечатление, что человека до невозможности раздула водянка, в противном случае он превратился бы в мыльный пузырь! Кстати, это не та жидкость, которую мы не приемлем, это как раз и есть сырье, из которого получается гаввах, поэтому против такой жидкости мы ничего не имеем. Однако, смотри, что дальше будет.
Существо, тем временем, закончило беспорядочную копошню, приняло положение сидя и начало активно обнюхивать пространство, неуклюже вращая головой (нос – единственный орган на лице, который выглядел достоверно, к тому же, орган этот явно функционировал, что лишь с большой натяжкой можно было сказать о глазах и ушах, которые с трудом угадывались за складками лица).
- Чего это он вынюхивает, - обратилась Аня к Огневице, - что тут вообще можно вынюхать? Я, например, никаких запахов не чувствую, да и вообще, обоняние тут, по-моему, в последнюю очередь работает.
- Вынюхивает он пищу, - сказала Огневица, - а то, что у него обоняние тут развилось – не удивительно, глаза-то у него почти полностью перекрыты, а когда какой-то канал сенсорной информации сильно страдает, то другие его компенсируют. Я знаю, что ваши слепые, как правило, хорошо слышат, а так как слушать здесь особенно нечего, да и уши плотно завешены, то у него развилось обоняние, которое у тебя в здешних краях почти не работает.
- Кстати, - сказала Аня, - ты тут о пище упомянула, - я как-то не представляла, что человеческая душа после смерти нуждается в пище.
- Дело в том, - сказала саламандра, - что после смерти сохраняются многие рефлексы, ставшие привычными при жизни, и если при жизни человек страдал обжорством, то он и в посмертие унесет этот порок. С точки зрения жизненной необходимости пища ему не нужна, он что с пищей, что без пищи умереть еще раз не может, но есть такие инфернальные шеолы, где такое качество, как голод, прорабатывается с особой силой. В частности в Гвэгре это чувство усиливается многократно, становится основной мукой, которая его терзает. Она тут не единственная, но, можно сказать, основная.
- Значит, - догадалась Аня, - сюда и обжоры попадают? Неужели это такой страшный грех, что люди за него в такие инфернальные глубины попадают?
- Не совсем так, - пыхнула саламандра, - иначе это было бы крайне несправедливо: среди обжор немало добрых и бескорыстных людей, принесших добро людям. Разумеется, тут может оказаться и обжора, но сюда он попадает не за этот грех. Как я сказала, шеол этот транзитный, и здесь мимоходом оказывается немало людей, совершивших массовые чудовищные преступления. Впрочем, таких всегда было не так уж и много, но все они рано или поздно проваливаются ниже – и туда, где мы были, и туда, где не были, в Ырл и Ытерч, например. Но все же большая часть здесь присутствующих не скатываются вниз, а остаются до тех пор, пока полностью не изживут последствия своей тяжелой кармы. Ну так вот: пороки и преступления, приводящие в Гвэгр, могут быть различными, но один из основных грехов  (он может органично сочетаться с множеством других) – это особо тяжелые случаи неистребимой жажды чужого, которую подобные люди привыкли удовлетворять не задумываясь. Такая жажда легко трансформируется в Гвэгре в особое чувство голода. Разумеется, речь идет не о рядовых ворах и воришках, а о присваивателях чужого в особо крупных размерах, в том числе о людях, разбогатевших на различных махинациях, ввергнувших в пучину нищеты и страданий целые народы.
- Но где же они здесь могут найти пищу? – удивилась Аня, - что здесь можно вынюхивать? Тут же пустыня пемзовая да пепел. Или они едят друг друга?
- В этом слое друг друга они не едят даже формально, они для этого слишком слабы и беспомощны. Хотя есть отдельные веселенькие шеолы, где подобные занятия имеют место быть. Но нам туда не надо, все это боковые ветви инфернального дерева и находятся они в стороне от магм. А насчет того, что здесь нет никакой пищи – то это ты заблуждаешься, может. С твоей точки зрения это и не пища, ты вообще в нынешнем своем статусе в пище не нуждаешься, но для этих – это какая-никакая пища, по крайней мере иллюзия пищи. Я имею в виду серый пепел, который встречается здесь на каждом шагу.
- Разве это можно есть? – с удивлением посмотрела Аня на неровную кучку пепла, лежащую неподалеку от лисьей норки, - никогда бы не подумала.
- Разумеется, продукт малоаппетитный и некалорийный, но выбора у них нет. Ну а о том, что это ко всему прочему и приманка, они каждый раз забывают от голода.
- А откуда этот пепел берется? – спросила Аня, - он вулканический?
- Нет, не вулканический, тут своего рода круговорот… но я об этом позже расскажу.
Тем временем из ближайших и отдаленных пещерок повылезало немало существ, подобных описанному – все они были примерно одинакового размера и мучимы водянкой на терминальной стадии, различаясь только в деталях. Каждое из этих существ вначале жадно обнюхивало пространство, а затем медленно выползало на четвереньках на открытое пространство, не защищенное скалами. Глядя на этот «стремительный заполз», Аня невольно вспомнила старинный анекдот про дистрофиков в больничной палате, один из которых сообщил, что если бы на этом подоконнике стояла «маленькая» водки, то он смог бы доползти до нее не менее, чем за два часа, на что второй потрясенно отреагировал: «Вась, да ты прям реактивный»!
В данном случае речь правда шла отнюдь не о дистрофиках, однако скорость передвижения водяночников, очевидно, вызвала бы презрительные чувства даже у черепахи. Хотя, вряд ли тут было дело в ньютоновском законе гравитации, поскольку в астрале этот закон вообще нарушался сплошь и рядом, и речь скорее всего шла о каком-то специальном торможении, и на вопрос Ани на этот предмет, саламандра утвердительно кивнула.
- Это на них, когда они сюда поступают, администрация специальные невидимые магниты вешает, поскольку здешние обстоятельства таковы, что если они будут излишне шустрыми, то придется грешным душам торчать здесь до скончания века. Им ведь необходимо довольно продолжительное время под огненным дождем париться, именно таким образом постепенно сжигается их негативная карма и наращивается инфраметаллическая оболочка. Ну, а чтобы их из норы выманить – тут им специально чувство голода активизируют, иначе бы они вечно в своих пещерках сидели и никуда бы не вылезали.
Тем временем отдельные, наиболее резвые участники «заполза» добрались, таки, до первых лисьих норок, около каждой из которых была насыпана кучка пепла, и с жадностью на этот пепел набросились, словно на какой-то потрясающий деликатес. К пиршеству быстро присоединялись все новые и новые участники, а из пещерок вылезали все новые и новые водяночники. Вскоре вся, еще недавно пустынная пемзовая равнина была усеяна ползущими и глотающими пепел телами. При этом, кучек пепла было значительно меньше, чем желающих его вкусить, поэтому вскоре около каждой кучки возникла все более усиливающаяся с каждой минутой толчея, кое-где перерастающая в забавные потасовки, если подобный термин справедлив к жалкому толканию, как в замедленном кино, где каждый толчок или удар сопровождались продолжительными колебаниями желеобразных тел как у нападающей, так и у подвергающейся нападению стороны. Отдельные, наиболее агрессивные экземпляры пытались даже укусить кого-то из своих конкурентов, но, как видно, подобная акция была невозможной в виду полного отсутствия зубов.
Однако вскоре жалкая толчея вокруг совершенно несъедобных на вид кучек пепла то тут, то там стала неожиданным образом прекращаться. Поскольку первые прецеденты изменения поведения «вкушающих пепел» произошли довольно далеко, то Аня вначале не поняла причины по которой, доселе готовые насмерть сражаться за пепел водяночники, вдруг с максимально возможной скоростью начали расползаться в разные стороны. Все стало ясно чуть позже, когда очередной прецедент произошел неподалеку от маршрута, по которому шли Аня с Огневицей. Неожиданно в самый разгар пиршества, где шла упорная «борьба улиток» за каждый глоток пепла, из ближайшей «лисий норы», появилось существо весьма своеобразного вида. Больше всего оно напоминало гигантского толстенного дождевого червя диаметром не меньше четверти метра и длиной более полутора. При этом существо имело вполне человекоподобное землистое лицо жутковатого вида, только с гораздо более широкой, незакрывающейся до конца пастью и острыми акульими зубами. Аня поняла, что это и есть та самая загадочная рыфра, о которой ей говорила Огневица. Двигалось это существо чуть быстрее дождевого червя, однако для водяночников и эта скорость была запредельной. Сразу стало ясно, что несмотря на то, что при появлении гигантского червя, все они в ужасе начали расползаться в разные стороны, последнему не представляло никаких трудностей догнать любого из них, а пасть и зубы не оставляли сомнений в намерениях и возможностях этой твари, что тут же было наглядно продемонстрировано. Червь относительно быстро догнал первого отползающего и вцепился ему в область ягодицы, тут же вырвав кусок плоти. Впрочем, эта плоть ничуть червя не заинтересовала, поскольку он тут же ее выплюнул и припал к образовавшейся рваной ране, которая начала быстро расползаться все шире и из нее стала вытекать бурая жидкость с заметными красноватыми сгустками. Судя по жадности, с которой этот червь эту жидкость выхлебывал, именно она и была главной целью нападения. При этом, отсутствие губ и длинные зубы явно мешали червеобразному монстру, поэтому жидкости из несчастного гораздо больше проливалось вовне, чем попадало ему в пасть и тут же поглощалось пемзообразной почвой, как до этого поглощался огненный дождь. Неизвестно, много ли этого специфического лакомства досталось рыфре, однако, когда жидкость перестала вытекать из водяночника, придавленного тяжестью хищника, червь покинул жертву, продолжавшую жалобно дрыгать конечностями. К тому времени высосанное тело  стало почти плоским и больше напоминало коврик, вырезанный в форме человеческой фигуры, чем какое-то живое существо. Тем не менее, вскоре этот коврик приподнялся и пополз восвояси, еще медленнее, чем ползал до нападения рыфры, та же уже успела разделаться со следующей жертвой и догоняла очередную.
Аня огляделась: по всей пемзовой пустыне, насколько хватало глаз, происходило примерно одно и то же: уже никто из людей, пораженных водянкой не ел пепел, все расползались в разные стороны по пустыне, пытаясь скрыться от червеподобных хищников, которые несмотря на все усилия жертв, легко их догоняли и еще легче разделывались. Уже все меньше и меньше в обозримом пространстве попадалось полнотелых водяночников, и все больше живых ковриков в беспорядке ползло по пустыне.
- Что происходит? – наконец спросила Аня саламандру, - они на нас не набросятся? Впрочем я догадываюсь, что это рыфры специально подманивают несчастных с помощью пепла, а затем пьют из них гаввах, как твои сограждане в Укравайре. Вот только ротовое отверстие для этой цели не очень подходящее, слишком много ценного продукта проливается, очевидно для этой цели лучше бы комариный хоботок подходил.
- Начнем по порядку, - стала объяснять саламандра, во первых пьют они не гаввах, а сырец, смешанную информоэнергию, которую выделяют души и которая скапливается у них под рыхлой оболочкой. Тут и энергия страдания, и энергия удовольствия от поглощенной пищи, поскольку они постоянно голодны, и очень много всего, что выделяет шельт – чувственная природа человеческой души. Рыфры слишком примитивны и не способны оценить созревший гаввах, их назначение другое: тело их – почти чистый каррох, они специально занесены сюда администрацией великого мучителя из шрастров – зон, где существуют карроссы, которые рыфр и порождают. Поскольку их примитивные тела содержат, ко всему прочему, и немало первичного, затравочного карроха, то внутри их организма смешанная информэнергия в значительной степени превращается в более-менее чистый гаввах. Этот гаввах, после того, как он за несколько часов созреет в их организме, выколачивает все та же администрация противобога, которая сюда рыфр периодически запускает, ясно, уже для своих нужд: частично поглощают сами, частично доставляют в Гашшарву. В результате подобной обработки от рыфр остается один пепел, который впоследствии пожирают души грешников, этот процесс ты только что наблюдала. Таким образом души и рыфры оказываются квиты: не только рыфры опустошают грешников, но грешники, в конечном счете, поедают то, что осталось от рыфр – и цикл замыкается. Теперь, насчет аппарата для питания: их карроссы специально такими создают – без губ и с длинными зубами, чтобы большая часть чувственной информэнергии вытекала наружу и поглощалась пемзой. Там она не пропадает и стекает ниже, в буферное пространство между Гвэгром и Укравайром – между всеми соседними шеолами есть такие зоны. В этом промежутке обитают голодные духи, и эта энергия – их единственная пища. Гагтунгр специально так устроил, ведь кто, как не он, должен заботиться о поддержании функционирования своего мира. Впрочем делает он это по необходимости а не по доброте душевной, поскольку голодные духи исполняют свою работу – регулируют перетекание инфраметалла и магмы из слоя в слой таким образом, чтобы в этом процессе была определенная цикличность. Если же их не кормить, то они и работу свою исполнять не будут. Кстати, возвращаясь к сказанному: наши ребята, саламандры, подсевшие на гаввах, немало рыфр воруют у администрации мучителя и поступают с ними аналогичным образом. Мы, как ты знаешь, противобогу не подчиняемся, у нас – свои интересы, и тем самым лишаем Гашшарву и Дигм немалого количества провианта, но сделать нам он ничего не может, поскольку без нас некому должную температуру в магмах поддерживать. Разумеется, великий мучитель мечтает о том, чтобы нас полностью поработить и посадить на жесткий паек, на котором находится вся подчиненная ему изнанка, однако пока ему это плохо удается, и у нас существует что-то вроде вынужденного соглашения сторон.
- Что-то не видно, чтобы кто-то на этих червей с человеческими лицами охотился, - сказала Аня, - пока только они охотятся.
- Не беспокойся, всему – свое время, я же тебе сказала, что процесс созревания гавваха занимает несколько часов, и тогда картина полностью изменится: сюда нагрянут разнообразные демоны из Гашшарвы и начнут извлекать из-под земли рыфр, переваривающих пищу в своих норах. Среди этих демонов будет и немало саламандр, занимающихся тем же. Демонов, разумеется сей факт сильно нервирует, особенно когда насосавшихся рыфр остается совсем мало, и начинаются забавные потасовки с нашим братом. Я, кстати, в них тоже нередко участие принимала, и это так же прекрасный стимул для адреналина, поскольку демоны-администраторы – прекрасные бойцы, а мы тоже, в случае чего, в грязь лицом не ударим. В общем, исход – не всегда предсказуем. Да, чтобы закрыть тему: после того, как всех рыфр выколотят и измельчат, администрация завозит новых и процесс повторяется.
- Что ж, - сказала Аня, - картина более-менее понятна. Вот только одна удивляет: неужели все эти подземные миры ради одного созданы – высасывать гаввах из несчастных человеческих душ. Неужели нельзя было как-то все упростить, а то явное несоответствие между масштабами и целями.
- Если на то пошло, - не согласилась саламандра, - то один из существенных двигателей человеческой цивилизации так же является пища, особенно на заре возникновения человека разумного. Разумеется, со временем, в процессе развития общества, у человека появляется масса других запросов, но это, в основном, результат изобилия – пусть даже у отдельных групп населения – но на первом этапе пища является главным стимулом. Так что и построение Гагтунгром шеолов-страдалищь на изнанке земли на первом этапе было обусловлено задачей создания пищевого изобилия для цивилизации демонов. При этом учти, что для жителей изнанки гаввах – не только пища, но и гораздо больше – это и деньги, и наркотик, и модулятор эстетических фантазий, и, в целом, - философия жизни. Короче говоря, пищевое изобилие привело к созданию разного рода демонических концепций эстетики и искусства, поскольку любая пища нуждается и в соответствующей сервировке. Так что шеолы – которые ты видела и не видела – во многом стали порождением представлений Гагтунгра и его воинства о прекрасном. Если те три шеола магм, которые мы посетили, представляли собой по большей части природные ландшафты, которые удовлетворяли эстетическим запросам Гагтунгра, то верхние этажи инфернального здания - это уже в значительной мере урбанистические картины.
- Представляю, как выглядят эти инфернальные урбанистические картины, - вздохнула Аня, если шеолы, которые мы посетили, считаются эталоном ландшафтного дизайна.
- Ничего не поделаешь, - хмыкнула саламандра, - о вкусах и цветах не спорят. Но ты же не станешь отрицать, что во всем, что мы с тобой здесь видели, есть определенное грозное величие, ведь любой человек признает, что самые чудовищные действующие вулканы по-своему прекрасны.
- Наверное, - пожала плечами Аня, - я вулканов живьем не видела, но на картинках и по телевизору они действительно красиво выглядят.
Тем временем картина вокруг наших путешественниц снова претерпела очередные изменения. Вокруг, сколько хватало глаз, вяло и бесцельно ползали человекоподобные коврики, а раздувшиеся до безобразия рыфры одна за другой заползали в свои лисьи норы. Правда, теперь их размеры являлись серьезным препятствием для этого процесса, и многие, застряв, начинали судорожно извиваться, расширяя вход, что, в конечном счете, позволило всем человекочервям спрятаться под землей.
- Вовремя они. – усмехнулась Огневица, внимательно глядя на серый, чрезвычайно низкий небосвод, сейчас, судя по всему, снова дождик хлынет.
Аня посмотрела в зенит, но вроде бы ничего там не изменилось, но саламандра уверенно сказала:
- Там, на верху, все время одно и то же, мы, саламандры, приближение огненного дождя сердцем чуем. Так что давай ка, прячься под ближайшей скалой, я тебе уже говорила, что для тебя огненный инфраметаллический дождик небезопасен.
Ане ничего другого не оставалось, как поспешить к ближайшей скале и расположиться неподалеку от небольшой пещерки где, как она поняла, во время огненного ливня прячутся души грешников. Правда сейчас все (или большинство) людей-ковриков находились на открытом пространстве, в то время как рыфры, как следует напитавшись, ушли под землю, и была непонятна причина такой беспечности бывших водяночников.
В этот момент сверху – не в одном каком-то месте, а словно бы отовсюду раздался мощный хлопок, как будто эскадрилья истребителей преодолела звуковой барьер. В ту же секунду, как по мановению волшебной палочки, саламандра исчезла, успев на прощанье махнуть рукой, а с неба упали первые капли огненного дождя. На этот раз Аня знала, что Огневица исчезла не с целью от нее избавиться, но чтобы принять участие в разогреве инфраметаллического ливня, потому она со спокойным сердцем поудобнее устроилась у скалы и продолжила наблюдение за происходящим. К сожалению, хорошая видимость сохранялась лишь в начале, пока огненный дождь не разогрелся всерьез, и к нему не присоединились клубы ражего тумана. Как только первые капли жгучего инфраметалла упали  на беспомощно распластанные тела, движения их заметно изменились: коврики начали дико корчиться так, словно замедленный режим просмотра кинофильма сменился обычной скоростью прокрутки, и было непонятно, почему до этого даже преследуемые рыфрами, несчастные двигались так медленно. Хотя и сейчас они ползли не намного быстрее – очевидно вся энергия уходила у них на конвульсии возникающие при каждом попадании огненных капель на широко распластанные тела. При этом Ане показалось, что капли уж как-то больно быстро засыхают на рыхлых телах, выделяя при этом облачко рыжего пара, и в месте усыхания очередных капель на коже оставались пятна какого-то блестящего вещества, словно бы это место покрывалось слоем тончайшей, почти просвечивающей фольги.
- Сейчас они испытывают дикую телесную боль, - услышала Аня из пустоты голос саламандры, и неподалеку среди пока еще нечастых, но уже достаточно крупных капель оконтурились очертания Огневицы, еще более прозрачной, чем она была до сих пор. - Как я тебе говорила, тело их будет постепенно покрываться слоем инфраметалла, и этот инфраметалл, по мере утолщения, снизит болевую интенсивность. Кстати, смотри внимательно, что с их телами начнет происходить.
И действительно, буквально на глазах корчащиеся в конвульсиях коврики начали снова раздуваться, постепенно приближаясь к тем габаритам, которые наблюдались до нападения рыфр. Кстати, никаких рваных ран, оставленных зубами рыфр на телах-ковриках, уже не было – очевидно внешняя астральная материя восстанавливалась буквально за считанные минуты.
Тем временем огненный дождь уже лил, как из ведра, и рыжие клубы уже слились в сплошную туманную пелену, через которую уже невозможно было что-либо разглядеть.
Аня вопросительно посмотрела на саламандру, но та только передернула плечами:
- Ты что, забыла, как в таких случаях поступать? Сдвинь точку сборки в зону «рентгеновского просмотра» и смотри спокойно в другом режиме, сейчас самая кульминация начнется.
Аня поступила, как предложила ей саламандра, и картина тут же прояснилась, правда цветовой фон изменился, как это бывает при наблюдении через прибор ночного видения. К этому времени уже достигшие прежних размеров и форм толстяки-водяночники с максимально возможной для них скоростью улепетывали в сторону ближайших скал, где они, видимо, рассчитывали спрятаться внутри своих маленьких пещерок. К слову сказать, помимо изменения формы, тела их были сплошь покрыты тоненькой, зеркальной амальгамой, и картина к тому времени приняла еще более фантасмагорический вид.
- Чего это их снова раздувает? – не сообразила Аня.
- Неужели непонятно? Огненный дождь выбивает из них информэнергию боли, и она скапливается между тонкоматериальной душой и астральными оболочками. Таким образом мы вновь имеем в наличие прекрасный материал для производства гавваха. Между прочим, если бы ни дождь, им знаешь сколько времени потребовалось бы на восполнения прежней формы? А заодно, как ты знаешь, происходит процесс медленного освобождения от негативной кармы, - здесь любой процесс имеет две стороны: дьявольское общество получает необходимую пищу, но и души постепенно освобождаются от того груза, который вверг их в эту инфернальную пучину. Поскольку боль вытягивает за  собой кармическую информэнергию вместе с информэнергией воспоминаний, негативная карма в результате чуток похудеет.
Тем временем Аня обратила внимание на то, что инфраметаллическая оболочка покрывает разных грешников неравномерно. Одни – таких было значительно меньше – казались уже полностью ометалличенными, и конвульсии их несколько замедлились, тела других оставались в большей степени непокрытыми. К тому же, те, покрытые полностью, как-то быстрее полнели, и некоторые даже начали приближаться к шарообразности, то есть ноги руки и голова словно бы постепенно втягивались внутрь. те же на которых инфраметалл осаждался менее интенсивно, достигнув объема «терминальной водянки», раздуваться прекращали. Через некоторое время (события развивались неспешно) произошло некое качественное изменение: те существа, которые вовремя прекратили раздуваться, продолжали отчаянно ползти к своим норам, соревнуясь в спринте улиток, подгоняемых жгучими каплями. Те же, кто продолжал раздуваться (их было что-то около 1 к 50 от общего числа) вскоре окончательно остановились, поскольку ни руки, ни ноги их, раздувшись и укоротившись, просто не могли дотянуться и оттолкнуться от земли. Вскоре Аня поняла, что те, остановившиеся, все больше напоминают инфраметаллические шары, на которых они с Огневицей лихо лавировали на гигантских волнах Укравайра.
- Вот и произошло разделение, раздался из пустоты голос Огневицы, о которой Аня успела забыть, увлеченная наблюдением за любопытными метаморфрзами.
- Вижу, - ответила Аня, - а почему это произошло? Вроде бы вначале все одинаковыми были. К тому же дождь всех одинаково поливает.
- Настало время тем, - торжественно проскрипела невидимая Огневица, - кто исчерпал свою карму на уровне Гвэгра, спуститься ниже. Те же, кому суждено закончить свое инфернальное падение на уровне Гвэгра, останется здесь и будет раз за разом попадать под огненный дождь, и раз за разом превращаться в распластанный коврик до тех пор, пока вся негативная карма его не исчерпается. После этого он получит возможность начать медленный подъем во все более и более облегченные шеолы. Как ты знаешь, прежде чем попасть в тяжелые и сверхтяжелые магмы, наиболее закоренелые преступники проходят все шеолы поэтапно, и чем меньше была утяжелена у человека при жизни карма, тем на более высоком уровне прекратится его спуск. Те, что превратились в инфраметаллические шары – более тяжкие грешники и неизбежно сорвутся в Укравайр. Скоро ты этот механизм увидишь.
- Почему же они раньше все одинаковые были, - недоумевала Аня, - и почему те, которые в шары превратились, гораздо гуще инфраметаллом покрылись, чем остальные?
- Каждый шеол прорабатывает строго определенные информационные частоты негативной кармы, - сказала Огневица, - до той поры, пока у грешников, которым кармически предстояло падать ниже, прорабатывались частоты, соответствующие Гвэгру, они ничем не отличались от менее утяжеленных, для которых Гвэгр является конечным пунктом назначения. Но когда инфрмэнергия, своим спектром частот соответствующая Гвэгру, исчерпывается, тогда растворяется и одна и внутренних кармических оболочек, и освобождается слой более тяжелой информэнергии, которая находится глубже. У него уже другие свойства, он высвоождается интенсивней и раздувает внешнюю оболочку до состояния шара, который лопнул бы, если бы не инфраметалл. А инфраметалл на таких существах осаждается гораздо интенсивней, поскольку после растворения одной из греховных оболочек, душа начинает интенсивно лучить, потому что на одну толстую прослойку становится меньше, каррох на поверхности испаряется интенсивней, и, соответственно, на порядок больше инфраметалла осаждается на внешней астральной оболочке души. Вот такой механизм, все ясно и четко, как в учебнике физики. Не зря же говорят: «что наверху – то и внизу».
- Но каким образом происходит разделение, - продолжала любопытствовать Аня, -  почему те, шарообразные, ниже проваливаются, а те кто сохранил более-менее человекоподобную форму, остаются в Гвэгре до полного исчерпания негативной кармы?
- А сейчас сама увидишь, - хмыкнула саламандра, - дождь уже скоро закончится, и в ближайшее время предстоит новая фаза фильтрации.
Не успела саламандра закончить фразу, как где-то под землей раздался тягучий засасывающий чмок, после чего ровная доселе поверхность пемзовой пустыни стала медленно прогибаться внутрь, как бок целулоидного шарика, образуя очень широкий, но в то же время очень покатый кратер, распространяющийся на всю обозримую поверхность равнины. Угол, правда, составлял не более 10 градусов, поэтому ни на скалах, ни на камнях, ни на ползущих к скалам водяночниках этот угол никак не сказался. Скалы остались на своих местах, водяночники, еще более «умерив прыть» продолжали упорно ползти к ближайшим пещеркам, и только новоиспеченные шары (уже ни рук, ни ног не осталось и в помине), сияя зеркальной поверхностью инфраметалла, медленно, но верно скатывались куда-то туда, ближе к низкому горизонту, где формировался невидимый центр кратера. Затем раздался еще один резкий, но более отдаленный подземный чмок, и в этом центре образовалась круглая дыра так, словно разошлась диафрагма в объективе фотоаппарата. Тогда стало ясно, что набирающие скорость инфраметаллические шары катятся именно к этому жерлу, чтобы бесследно провалиться, как объяснила Огневица, в бушующие магменные волны Укравайра. Прошло совсем немного времени с момента второго чмока, и на прогнувшейся поверхности равнины не осталось ни одного сияющего в огненных каплях шара.
- Ну вот, - довольно констатировала Огневица, - готова очередная партия плавсредств для наших крутых серферов. Правда в Укравайр они не сразу попадут, им еще какое-то время предстоит болтаться в буферной зоне, в состоянии невесомости, где прежде человекообразная душа вызреет до какой-нибудь насекомоподобной формы. В частности, нам с тобой в Укравайре попались экземпляры, трансформировавшиеся в безобразную моль. В буферной зоне их ждет небольшая передышка, поскольку тамошние обитатели, голодные демоны (наиболее примитивная их форма) не способны добраться сквозь инфраметалл до сердцевины. Им приходится довольствоваться той информэнергией, которая протекает через пемзовую перемычку во время пиршества рыфр. За эту пищу они исполняют нехитрую работу по регулированию перетекания инфраметалла из Гвэгра в Укравайр – открывают и закрывают шлюзы специальных накопителей.
Пока саламандра важно излагала особенности и механизмы инфернальных взаимосвязей и тонкости отбывания посмертного наказания тех, кто при жизни наиболее цинично и жестоко преступал десять главных заповедей человеческого сообщества, дождь начал ослабевать, туман значительно поредел, и тут Аня увидела, что к их скале из последних сил подползает один из водяночников. Поначалу, очевидно не подозревая, что место занято, он начал заползать под защитный козырек, и Аня сразу же машинально стала считывать чувства и чаяния терзаемого огненным дождем существа. Она словно бы погрузилась в атмосферу отчаянной надежды, что вот, сейчас, прекратятся эти невыносимые страдания, и наконец можно будет забраться в желанную узкую щель, расслабиться, зализать раны, чуть отдохнуть, впасть в забытье. Вдруг существо остановилось, задвигало носом и Аня почувствовала, что несчастное создание охватила паника и сменившее надежду отчаяние: место занято, сейчас эта страшная, сияющая инфраметаллом демоница будет мучать его еще более страшной пыткой, чем испепеляющий дождь. Но позвольте, раньше он таких мучителей не встречал, раньше были только ужасные рыфры, которые выпивают все жизненные соки, когда кажется жизнь вот-вот оборвется, после чего страдания усиливаются и новая порция памяти вырывается откуда-то из глубины. Она сменяет прежние воспоминания, к которым вроде бы уже привык и смирился, а тут сознание подбрасывает нечто новое, забытое, еще более страшное. Впрочем страшно делается чуть позже, вначале это просто память, которая в какой-то момент меняет свои полюса. А теперь еще это страшная маленькая блестящая демоница кого-то ему напоминающая… что-то давнее, мучительное и одновременно сладостное, после чего начинает грызть этот неимоверный голод. О, Господи, что за наваждение, эта стальная демоница так жутко похожа на ту, последнюю девочку! Неужели теперь и она будет терзать его чуть живую от страданий астральную плоть!
Аня усилием воли отгородилась от потока мыслей-ощущений, которыми ее буквально опутал жалкий уродец. Чувствуя, что она вновь готова погрузиться в чью-то порочную судьбу – подобную судьбе того эсэсовца-пиромана, она повернулась к Огневице (вновь ставшей видимой), которая, казалось, не без интереса прислушивалась к тем же ментальным флюидам, что тяжелыми испарениями буквально заражали атмосферу под козырьком пемзовой скалы.
- Мы ему мешаем? - посмотрела она вопросительно на саламандру, - он в пещерку залезть хотел, ну и лез бы, тут вполне есть где развернуться.
Тем временем существо, в первый момент шарахнувшееся от навеса, вновь угодив под дождь, начало в отчаянии по-черепашьи метаться невдалеке от скалы, явно не находя смелости еще раз повторить свою попытку. Однако и пытка дождем была невыносима.
- Почему он нас так испугался? – продолжала допрашивать Аня саламандру, - по-моему мы не такие страшные, по крайней мере куда симпатичнее тех человекоголовых червей, но нас он, похоже, испугался еще больше, вернее, даже не нас, а меня.
- Правильно, не нас, а тебя, меня, как элементаль, он скорее всего вообще не заметил, мы ведь в Гвэгре с ними еще не пересекаемся, наши с ними интересы лишь в Укравайре находят точки соприкосновения. Ну а то, что мы, саламандры инфраметалл поджигаем, они понятия не имеют. Ну, а то, что он тебя испугался, то ему по ранжиру всех подряд положено бояться, поскольку никого, кроме мучителей, он на изнанке уже очень долгое время не встречал. Так что, с каким бы сочувствием ты ни была к нему расположена, он в любом случае будет воспринимать тебя, как очередного палача – сейчас ни на что другое он не способен.
- Тут не только это, - покачала Аня головой, - меня словно бы на мгновение окунуло в его мысли и чувства, и мне показалось, что он меня узнал… вернее, не узнал, а я ему напомнила кого-то. И мне его искренне жалко.
- Жалко, жалко, напрасно ты этим ублюдкам сочувствуешь, - проворчала саламандра, - и знай, никого, кроме его жертвы, ты напомнить ему не могла. Так уж на изнанке система восприятия устроена – и любая жертва при жизни становится в инферно палачом терзаемому. А жалость твою он все равно не способен почувствовать, они к восприятию этих частот здесь не приспособлены.
- Странно, - сказала Аня, - когда на них издалека смотришь, то кажется, что они – абсолютные идиоты, и никакие человеческие мысли в их головах появиться не могут. Однако же я сейчас ясно почувствовала, что он не только страдает, но и мыслит, и вспоминает, наверное, теоретически, и разговаривать бы смог.
- Разумеется, и мыслит, и чувствует, какой смысл чурбан терзать. Правда, если в Укравайре их больше душевные муки терзают, то здесь в основном – боль и голод, но причина им – воспоминания. По сути дела, энергия этих воспоминаний в боль и голод трансформируется, поскольку сама по себе астральная оболочка боли и голода не чувствует. Она, боль, из кармических энергий негативной памяти возникает, потому-то ты, даже если бы была после переноса в Гвэгр в сознании, то боли от огненного дождя не почувствовала бы, поскольку у тебя карма не созрела. Впрочем, если бы даже и созрела, все равно – вряд ли бы почувствовала, поскольку у тебя кармы высветлена. Ты, вон, в Укравайре в лаве разве что не купалась, и ничего страшного с тобой не происходило. И дело тут даже не в том, что ты тогда в форме пламени пребывала, а в том, что у тебя карма – без шипов и яда.
- Ну, не знаю, - опустила Аня голову, - в какой-то момент, там, в Укравайре, я увидела себя совершающей жестокое преступление… не хочу говорить какое… правда это вроде как и не я была, а какая-то взрослая женщина в средневековой одежде. Я так понимаю, что когда-то моя душа в ее теле пребывала.
- То, что ты совершила в каком-то давнем воплощении давно отработано, - пыхнула Огневица, - шипы, яд и пламя той древней памяти давно аннулированы после смерти этой самой женщины. Она этот грех давно отработала, и в тебе осталась только нейтральная память, без кармического груза, так что сама по себе эта память уже не способна перейти в энергию боли или голода, иначе ты бы не смогла так беспечно по изнанке разгуливать. Но, с другой стороны, то, что этот грех в свое время опустил твою душу в инферно, делает твое пребывание на изнанке достаточно органичным, существо, никогда здесь не побывавшее, не смогла бы в магмах оставаться даже короткое время. Впрочем, о том, что здесь подобные тебе бывали, я даже не слыхивала.
- А как же Иисус? - Он-то, будучи безгрешным, все-таки спускался в ад!
- Пути Господни неисповедимы, - развела руками Огневица, - у планетарного Логоса – особые полномочия. Но, насколько я знаю, и ему на этот спуск потребовалась небывалая концентрация сил, которую он приобрел, помимо всего прочего, от испытания крестными муками. К тому же, незадолго до казни он принял в свою физическую плоть семя эйцехоре, что наделило его инфернальными информационными частотами, необходимыми для спуска иерофанта Светлых сил в пучину инферно. Иначе бы и у самого Планетарного Логоса это навряд ли бы получилось. Гагтунгр, пользуясь условиями договора о Великом мировом равновесии, неплохо себя обезопасил даже от Планетарного Логоса. Так что, смею утверждать: тебе спуск на изнанку земли дался гораздо легче, чем Иисусу Христу.
- Да я специально и не спускалась, - вздохнула Аня, - меня эта подлая ящерица-динозавр обманула.
- Ничего в этом мире не случается просто так, - глубокомысленно изрекла саламандра, - и уж тем более на изнанку земли при жизни случайно никто не попадает. На тебе, девочка, лечит какая-то важная миссия в масштабе земли, правда, сказать, какая, я не могу, и если бы знала – не сказала, поскольку сказанное слово разрушает ткань будущего. Провиденциальные силы позаботились о том, чтобы это произошло, воспользовавшись услугами нечистоплотного существа, которое ни о чем таком не подозревало и рассчитывало лишь решить свои проблемы за твой счет… так что ящерица была всего-навсего орудием.
- Как-то трудно во все это верится, - сказала Аня, - мне все кажется, я вот-вот проснусь, и весь этот странный мир развеется, как сон поутру. Однако же не развеивается, - усмехнулась она, попробовав ущипнуть себя за бедро, - вот теперь еще и оболочка эта зеркальная мешает. Слушай, а может мы куда-нибудь спрячемся, если мне под огненный ливень нельзя, не могу я смотреть, как этот уродец корчится.
- Что ты о нем так заботишься, - недовольно проворчала саламандра, - ты ему еще нос вытри и за ухом почеши! Ему здесь положено мучиться, мало того, это необходимо, иначе он свою негативную карму никогда не исчерпает! Ну, если уж тебе так приспичило ему медвежью услугу оказать, спрячься где-нибудь за выступом, и не забудь выставить вокруг себя защитное поле, запах блокирующее, иначе он тебя все равно учует и не решится под навес зайти. Ну а меня он и так не учует, поскольку в Гвэгре мы, саламандры, их еще не трогаем. Будь мы в Укравайре, вот тогда бы он познакомился с нашим братом, узнал почем фунт лиха!
- По-моему, - сказала Аня, - он уже давно знает, почем фунт лиха, возможно и заслуженно, но все равно, в таком жалком виде он не похож ни на убийцу, ни на вора, ни на насильника, и ничего я с собой поделать не могу. Мне его жалко.
- То-то, жалко, - проворчала саламандра, - как я поняла, из-за своей дурацкой жалости, ты в эту передрягу и угодила, так что надо хорошо ориентироваться, кого можно жалеть, а кто и перетопчется. Ты вот о жалости разглагольствовалась, а объект твоей жалости продолжает под огненным дождем корчится.
- Ой, и правда, - спохватилась Аня и несомненно бы покраснела, если бы в ее нынешнем статусе это было принципиально возможно. Она тут же спряталась за ближайшем выступом скалы и создала вокруг себя что-то вроде полевой защиты, задав ей ментальный паторн блокировки запаха, и, на всякий случай, образа и звука. При этом, она сделала защитное поле проницаемым со своей стороны, поскольку ее заинтересовали странные мысли существа, включающие в себя сладостную и мучительную тайну. К этому времени и саламандра куда-то исчезла – то ли стала вновь невидимой, то ли улетела по своим неведомым делам.
Тем временем избиваемое огненным ливнем существо вновь сделало отчаянную попытку забраться под козырек скалы, и застыло, испуганно принюхиваясь и близоруко щурясь через щелки глаз, утонувших в водяночных мешках. Аня сразу же почувствовала исходящую от него искорку надежды на фоне общего, давно уже ставшего привычкой отчаяния. Какое-то время уродец все еще не верил своему счастью, однако время шло, а это страшное, покрытое зеркальной оболочкой чудовище больше не появлялось, да и запаха его – наиболее надежного источника информации – вроде бы не ощущалось. Похоже было, что инфраметаллическая демоница покинула защищенное пространство скалы. Но ведь она может в любой момент вернуться, она быстра, как молния, в отличие от него, раздутого тихохода, и кто знает, какого рода мучения ожидают его в этом случае. Она – явно существо высшего порядка, и мучения наверняка будут куда более изощренные, чем способны причинить огненный дождь и рыфры. Однако время шло, Аня не подавала признаков присутствия, и тихоход-водяночник, несмотря на мучительный страх решился: со всей своей улиточной прытью пополз к щели у основания пемзовой скалы. Не прошло и 5 минут, как человекоподобный пузырь прополз метра 3 и начал затискиваться в щель у основания, расположенную с противоположной стороны от выступа, за которым пряталась Аня. Судя по всему, щель была неглубокой, поскольку возня в глубине быстро прекратилась: похоже, водяночник достиг желанного дна и успокоился – по крайней мере внешне.
Аня подошла к отверстию щели, где только что исчезло существо, и прислушалась к его ощущениям. Перед ее мысленным взором стали проноситься картинки, и наша героиня поняла, что из глубин кармических тайников водяночника хлынула очередная порция воспоминаний-ощущений, которые во многом были спровоцированы внешним сходством Ани с кем-то из его бывшей земной жизни. В какой-то момент, как в случае с эсесовцем-пироманом, Аня, продолжая ощущать саму себя, словно бы слилась с воспоминаниями, переполнявшими забившееся в щель существо. Она знала: в скором времени эта ментальная реальность  (водяночник не просто вспоминал, а словно бы переживал эпизод жизни, высвободившийся из недр его души) трансформируется то ли в энергию голода, то ли еще чего-то, и грезы воспоминаний сменятся очередной порцией муки. Аня словно бы перенеслась в уже начавший забываться земной мир, и очутилась в незнакомой комнате, которая, как Аня поняла, когда-то служила рабочим кабинетом тому, кто притих, забившись в щель под скалой.
Средних размеров кабинет не отличался какой-то роскошью, но и аскетичным его также нельзя было назвать, в общем стандартный казенный кабинет, не имеющий каких-то индивидуальных особенностей, словно в черно белом кино о событиях великой отечественной войны, где прежде всего бросается в глаза массивный стол с черным старорежимным телефоном, и обязательным портретом Ленина над кожаным креслом. В данном случае портрета Ленина в кабинете почему-то не было, зато имелись в наличие Сталин, Дзержинский и Макаренко, а на полках высокого, до потолка книжного шкафа стояли многотомные собрания сочинений в добротных сафьяновых обложках все того же Сталина и гораздо более скромные – Макаренко. Присутствовали также Маркс, Энгельс и Ленин, своими объемами и солидностью изданий, очевидно, компенсирующие отсутствие портретов последних на стенках, аскетично выкрашенных казенной грязно-голубой краской. В общем кабинет мог принадлежать любому чиновнику среднего или даже мелкого пошиба – какому-нибудь секретарю сельсовета или председателю колхоза, возможно даже начальнику захолустного МВД или НКВД, на что, казалось бы намекало присутствие железного Феликса на портрете. Однако Аня точно знала, что хозяин кабинета – ни тот, ни другой, ни третий, что это всего лишь скромный директор детского дома для сирот войны. Тут в самосознании Ани, словно бы существующем параллельно, возникло недоумение: за что получил столь тяжкое посмертие человек такой, казалось бы благородной профессии, педагог возглавивший учреждение, взвалившее на себя заботу над потерявшими родителей беспризорными детьми. При этом Аня знала, что видение это относится к первым послевоенным голодным годам, когда количество сирот, потерявших, кроме родителей, крышу над головой и источник пропитания, было прямо таки катастрофическим. К тому же, разрушенная войной экономика страны, полностью переориентированная на военную промышленность, не могла обеспечить всем осиротевшим и обездоленным детям, по малолетству не способным стоять у станка, мало-мальски приемлемую жизнь. Разве не об этих мужественных воспитателях и педагогах писались книги и выходили кинофильмы? Разве не они, сами голодая, отдавали часть своего пайка осиротевшим воспитанникам? Разве не они, несмотря на все трудности и невзгоды послевоенного восстановления, все же воспитали из этих грязных, голодных подранков, среди которых было немало преступных элементов, честных  и трудолюбивых советских граждан, из которых вышло в дальнейшем немало ударников, ученых, врачей и учителей?
Именно такое представление о людях, работающих в детских домах и приютах сложилось у Ани в голове в прежней ее сознательной жизни, пришедшейся, как мы знаем, на первую половину шестидесятых годов, правда развенчавших культ личности Сталина, но не затронувших морального облика миллионов советских людей, строителей самого гуманного общества в мире. Разумеется, совершенно необычная Анина судьба и дружба с существом из иного мира, развенчала многие мифы советской эпохи. Тем не менее, смена мировоззрения не коснулась ее некоторых взглядов, которые, казалось, не имели какой-то политической подоплеки. В частности, труд педагога и воспитателя она продолжала считать благородным и даже героическим делом, а уж деятельность подобных людей в военную и послевоенную эпохи и вовсе превращался в непрерывный самоотверженный подвиг.
Именно поэтому Аня была чрезвычайно удивлена увидеть в этом убогом существе не следователя НКВД, не немецкого военного преступника, не какого-то предателя-полицая или сельского старосту, назначенного фашистами на оккупированной территории. Нет, это был обычный немолодой педагог, бывший преподаватель литературы, не воевавший в силу плохого зрения, и еще в годы войны назначенный в эвакуации по партийной линии директором приюта для малолетних военных сирот. Но что же такого чудовищного мог совершить этот маленький, толстый, лысый, некрасивый человек в очках-велосипедах на столь благородном посту? Что за преступление способно было настолько утяжелить его душу, чтобы она провалилась до глубочайших инфернальных шеолов под общим названием «зона магм»? Да и вообще, даже если не рассматривать благородства его профессиональной деятельности, человек этот внешне никак не походил на преступника, начиная с его жалкой, рыхлой, болезненной внешности и заканчивая явно не злодейским, каким-то сочувствующим выражением пухлого, щекастого личика. Правда, в глазках, едва видимых за толстыми линзами, угадывалось что-то сальное, нехорошее.
Впрочем, в следующую минуту Аня перестала воспринимать маленького лысого человека в полувоенном френче и очках-велосипедах со стороны и словно бы слилась с его мыслями и восприятием. Тут выяснилось, что человек этот в кабинете не один. До этого момента Аня смотрела словно бы из середины кабинета как раз напротив лысого человека, который сидел за столом, вертел в руке толстое самопишущее перо и, казалось, что-то собирался записывать в небольшой потрепанный блокнот. Теперь же ракурс изменился на 180 градусов, и Аня словно бы смотрела глазами директора детдома и как раз в то самое место, откуда только что сама наблюдала за ним. Там стояла симпатичная худенькая девочка лет восьми, в казенном, каком-то арестантском платье и мяла в руках платочек в горошек, испуганно уставившись в пол и втягивая голову в острые плечики, словно ожидая, что на эти плечики сейчас обрушится град ударов. Аня подумала, что девочка действительно чем-то похожа на нее, на ту, что осталась на верху, однако же у нее держалась уверенность, что девочка ее несколько старше, что ей 11 лет, но из-за невзгод и недоедания она выглядит лет на 8-9. Однако, несмотря на худобу, личико девочки выглядело очень миловидным, и огромные голубые глаза, которые она словно бы старалась спрятать, глядя под ноги, из-за общей худобы придавали лицу какое-то особое выражение миловидности и зыбкой эфемерности в этом жестоком подлунном мире. Впрочем, в настоящий момент в ее глазах больше читались страх и затравленность.
Тем временем Аня включилась в поток сознания директора детдома и рассматривала девочку уже его маленькими сальными глазками сквозь сильные уменьшительные линзы. Тут же Аня ощутила гамму совершенно незнакомых ей ранее чувств, хоть и наблюдаемых как бы со стороны, однако же дохнувших на нее чем-то омерзительно-щекочущим, гнусно-сладеньким. Она поняла, что этот немолодой человек смотрит на девочку вовсе не как на свою воспитанницу или просто на 8летнего ребенка, а как на предмет вожделения, похоти, которую он давно не испытывал к взрослым, полноценным женщинам. Он прекрасно понимал всю порочность своей педофилической страсти, страшно боялся быть разоблаченным, но ничего не мог, да и не хотел в себе менять. С какого-то времени он стал видеть в этих своих извращенческих экспериментах процесс опасной, но сладостной игры, щедро одаривавшей адреналином его доселе серенькую, неинтересную жизнь, обделенную женским вниманием и лаской. Их он всегда жаждал с какой-то особой тоскливой страстью в первой половине жизни, а во второй половине эти неудовлетворенные стремления противоестественным образом трансформировались в непреодолимую страсть к худеньким неполовозрелым девочкам, и чем младше они были, тем большую похоть в нем вызывали. И это противоестественное влечение к своим ученицам, удовлетворить которое еще пять лет назад он не мог даже надеяться, поскольку по своей природе был трусливым и осторожным, вдруг, неожиданно, получило возможность быть сполна удовлетворено. Оказалось, что будучи директором детского дома в маленьком алтайском городке, которым его назначила в первой половине войны за неимением другой подходящей кандидатуры, он в одночасье превратился в царя и бога над телами и душами юных сирот. Им некому было пожаловаться, их легко было связать круговой порукой, страхом к экзекуции и карцеру, и человек на его должности, как вскоре выяснилось, мог легко и совершенно безнаказанно выбирать среди этих вечно голодных овечек и волчат самые лакомые кусочки, с минимальным риском разоблачения и возмездия. А, собственно, почему «возмездия»? Это он имеет право на возмездие всему женскому полу! Все эти маленькие грязные звереныши – будущие женщины, которые всю жизнь издевались над ним за его робость, маленький рост, неприятный запах, сильную близорукость, рыхлость, и раннюю лысину. Именно они заставляли его комплексовать все больше и больше, превращая жизнь в сплошную пытку. Ни одна не захотела стать его любовницей или женой, чтобы увидеть в нем нечто большее, чем коллегу и сослуживца. Да, его нельзя назвать красавцем и романтическим героем-любовником, но многие мужчины с такой же невыдающейся внешностью как-то устроили свою личную жизнь, завели семьи, детей, и некоторые даже ухитрились завести любовниц. Но люди эти, как правило, занимали более престижные должности, чем рядовой учитель литературы, и имели, разумеется, гораздо лучшее материальное обеспечение, чем он, ко всему прочему не имевший возможности и способности воровать. Уже позже, во время войны, в эвакуации, при катастрофической нехватке мужчин, на него наконец стали обращать внимание, и дело доходило, порой, даже до постели, когда выяснилось, что ставшие гораздо более доступным и сговорчивыми женщины, почему-то совершенно перестали его волновать. Зато маленькие девочки - до поры до времени несомненное табу – начали вызывать со стороны его чувств и организма самые бурные сексуальные реакции. Однажды, уже будучи директором детдома, который организовали здесь в срочном порядке, как-то совершенно неожиданно для себя самого, он не справился с собой, потерял рассудок и прямо у себя в кабинете изнасиловал 12 летнюю девочку, вызванную в кабинет за какой-то (он уже сам не помнит) проступок. Тогда он чуть не помер со страху быть разоблаченным, но все же не потерял голову, умаслил свою жертву дополнительными пайками и подарками, пригрозил посадить в карцер и вообще заморить голодом, если она хоть кому-то проговорится, однако в течение долгого времени каждый день ждал появления милицейского воронка рядом с детдомовской проходной. Однако, ни в течение месяца, ни позже машина так и не появилась, и вскоре он, по-прежнему отчаянно труся, повторил свой эксперимент с новоприбывшей десятилетней татарочкой, которая от постоянного недоедания даже не способна была толком сопротивляться и визжать как следует. Так, раз за разом, дело постепенно вышло на конвейер. Детдомовский контингент часто менялся, детей переводили в областной детдом, и он отладил несколько приемчиков, позволяющих ему удовлетворять свою извращенную похоть при наименьшем шуме, сопротивлении и риске быть разоблаченным, несмотря на периодические инспекции и проверки. Вскоре он понял, что его так сильно и сладко возбуждает не только хрупкое, худенькое тело нимфетки, но и постоянная опасность и вместе с ней адреналин, который щедро впрыскивался в кровь и заставлял сердце биться сильнее и сильнее. В общем, при всей своей физической ущербности и неспортивности, он превратился в некого экстремала, типа альпиниста, горнолыжника или парашютиста, который уже не мог существовать бей регулярной дополнительной дозы адреналина, и ощущал себя чуть ли не на передовой, как миллионы его сограждан. Рискуя чуть ли не ежедневно быть разоблаченным, и возможно даже расстрелянным по законам военного времени, он чувствовал, что играет со смертью, как разведчик или бегущий в атаку солдат. Постепенно у него выработались определенные правила: например больше двух-трех раз он не вступал в сексуальную связь с очередной юной подопечной и на виду никогда не оказывал ей какого-то особого внимания. Был официален и строг, чтобы у персонала и других детдомовцев не возникли подозрения. Наметив очередную избранницу, подстраивал ситуацию таким образом, чтобы девочка была обязательно в чем-то нехорошем уличена: в краже кусочка хлеба, при работе на кухне или краже какой-то личной вещи у товарища – да мало ли какие заморочки встречаются в детском коллективе! Главное было повернуть дело таким образом, чтобы намеченная жертва ощущала себя преступницей и осознала, что разоблачение сулит ей немыслимые беды. Потом, можно и простить, и пожалеть, и посочувствовать, стать на часок отцом родным, ну а потом уже и все остальное, благо при маленьких размерах его мужского достоинства, он почти не причинял девочкам физического вреда, тут главное было воздерживаться от совсем уж малолеток. И хотя чем дальше, тем больше его влекло ко все более юным особам, тем не менее – осторожность – превыше всего – и он поставил себе некоторые табу: не моложе 9 лет, и чтобы физическое развитие было в пределах нормы.
В общем, освоившись в течение 2 лет на новом месте работы, он превратился в единоличного хозяина детского гарема – властелина душ и тел юных девочек. И если до сорока с лишнем лет он прожил почти не зная женской ласки, без семейного очага, супружества и отцовства, то теперь более сотни худеньких, вечно голодных кошечек стали ему и дочерями и супругами. Он был с ними в меру строг, в меру великодушен, в меру ласков, как и положено мудрому султану или калифу. Ко всему прочему подобного рода отношения с его подопечными вскоре возымели и некие педагогические результаты: гарем в целом подчинялся ему неукоснительно ( за исключением нескольких особо дерзких и отчаянных экземпляров, с которыми опыт не прошел и от которых он постарался как можно быстрее избавиться, отправив в другое воспитательное учреждение), и это, соответственно, поднимало и уровень дисциплины на недосягаемую высоту. Он был на хорошем счету у начальства, пользовался авторитетом у персонала, ну а истинные эмоции запуганных воспитанниц его мало трогали. С некоторых пор они были для него всего лишь податливым материалом, из которого его невесть откуда взявшаяся воля и гипнотический взгляд удава из-под сильных уменьшительных линз лепили все, что ему вздумается, и никто не смел его ослушаться. Вот тогда он почувствовал свою значимость и величие в этом мире, где еще несколько лет назад он был застенчивым, никем не примечаемым неудачником, и поверил в свою исключительность. А стыд и нравственные терзания? Разумеется, это присутствовало, особенно в самом начале (хотя тогда все остальное перебивал страх ареста), но со временем эти досадные инсинуации до конца не задушенной совести были в значительной степени преодолены ницшеанским самоощущением сверхчеловека, к коей категории он с недавних пор начал причислять и себя. Разве не то же позволяли себе римские императоры Нерон и Калигула, ведь не на пустом же месте возникла пословица « что позволено Юпитеру, то не позволено быку».
Неожиданно воспоминания прервались, и Аня вернулась к ситуации, с которой началось ее знакомство с историей «водяночника». Она вновь увидела глазами директора детдома эту худенькую 9-10 летнюю девочку, в чем-то похожую на нее саму. Все Анино существо, наконец обрятшее автономию сознания, воспротивилось этой омерзительной сцене педофилического полуобольщения-полуизнасилования и сделало волевое усилие, чтобы отключиться от зримых воспоминаний директора детдома. (Разумеется, в своем 8летнем возрасте Аня даже не подозревала о существовании подобного порока, но в статусе бестелесного существа, даже оставаясь в условной форме 8летней девочки, она имела, помимо специальных знаний, полную осведомленность обо всем, что знает взрослый человек). Однако отделаться от сознания другого человека получилось не сразу, и перед тем, как ей это удалось, Аня увидела продолжение сцены в кабинете, однако произошло совсем не то, что она ожидала увидеть и всем своим существом тому противилась.
Неожиданно омерзительная похоть к маленькой девочке, которую Аня ясно ощущала в сознании педофила, как истекающий соком сладенький комок, претерпела резкое изменение, да и сам доселе вполне человекоподобный директор стал заметно изменяться. Сексуальное чувство почему-то в один момент в чувство невыразимого голода, словно кто-то взял и переключил тумблер, а сам директор раздулся еще больше. Обычный его пухленький, похотливый ротик трансформировался в огромную клыкастую пасть, причем клыки вылезали изо рта, как бивни у кабана, а сам он буквально через минуту уже больше напоминал жирную, заросшую шерстью свинью, правда с пастью допотопного саблезубого тигра. С каким-то полусвинячим полутигриным рыком трансформированный директор неуклюже пополз через широкий дубовый стол, опрокинув настольную лампу и старинный письменный прибор, и в этот момент в сознании его уже ничего не было человеческого, и только одна единственная мысль испепеляла его мозг: съесть вот эту хоть и худенькую, но такую сочную девочку! Однако, несмотря на всю чудовищность происходящего, девочка не сдвинулась с места и не изменила выражение лица, однако, как показалось Ане, словно бы стала чуть более прозрачной и эфемерной. Когда же гибрид кабана и саблезубого тигра неуклюже перелез через стол и набросился на девочку, истекая слюной и потом («А потеют ли свиньи»? – возникла у Ани неуместная в данный момент мысль), то его заметно потяжелевшее тело накрыло лишь воздух: девочка быстро растаяла, так и не изменив положение тела и испуганно-виноватого выражения лица. Очевидно, с самого начала это был только призрак. Оставшийся ни с чем свинотигр с диким ревом досады начал метаться по кабинету, пытаясь вырваться наружу, однако дверь по какой-то причине не открывалась, хотя зверь хорошо слышал, что за дверью ходят люди, раздаются голоса, а значит можно на кого-нибудь наброситься, впиться зубами в теплую плоть, разорвать на куски и жадно проглотить ее вместе с сухожилиями и нежными детскими косточками, которые, наверное, легко раздробят его могучие челюсти и огромные зубы. Однако вырваться наружу было невозможно, зверь попал в ловушку, и уже совершенно теряя рассудок от какого-то совершенно невыносимого, нечеловеческого голода, он катался по кабинету и грыз ножки стульев и стола. Затем начал рвать и запихивать копытцами в рот доселе мирно лежавший на полу коврик.
В этот момент самоощущение Ани отцепилось от мучительных образов водяночника, который, как и образ в его сознании, бился в конвульсиях на дне своей, как ему казалось, спасительной щели, и увидела, что огненный дождь прекратился и горизонт лишь слегка туманен, как три часа назад в начале их путешествия с Огневицей по Гвэгру.
- Ну что, пообщалась? – раздался поблизости трескучий голос, и из пустоты вновь возник прозрачный образ саламандры. – Много интересного узнала?
- Немало, - Аня с трудом отключилась от увиденного, - если интересным можно назвать воспоминания омерзительного типа, о том, как он 9-10 летних девочек насиловал. Меня он тогда испугался потому, что я ему одну из его жертв напомнила. Даже тот фашист-пироман не был столь отвратителен. Но ведь ты говорила, что здесь всякие воры мучаются?
- Я не сказала «воры», хоть некоторые из них и могут здесь находиться, я сказала «любители чужого». Этот человек пытался сделать своей собственностью чужие тела и запитывался от них энергией. То, что в своей жизни совершил он – гораздо более тяжкий грех, чем кража чужих денег или вещей, этот человек калечил детские тела и души. А в общем-то тут важны даже не сами поступки, они имеют первостепенной значение только там, на верху, а состояние души, ее качество, которое она приобретает в результате той или иной деятельности человека. Если в результате какого-то особо циничного воровства душа приобретает частотные параметры, соответствующие собственной частотной палитре Гвэгра, то он, по принципу резонанса, попадет именно сюда, быстро пролетев верхние шеолы.
- Мне кажется, сказала Аня, - ему даже еще ниже надо. В Укравайр или Пропулк!
- Что-то новенькое от тебя слышу, - хмыкнула саламандра, - раньше ты их жалела, а теперь даже считаешь, что кары Гвэгра им недостаточно. Наверное, это слишком субъективное мнение продиктованное эмоциями, в действительности тяжесть кары и глубина шеола, куда попадает преступная душа – это не чья-то блажь и произвол, а чисто физические законы резонанса, вернее – метафизические. Что, больше не жалеешь этих ублюдков?
- Да, как тебе сказать, - немного успокоилась Аня, - конечно, он – подонок, но когда вот так человеческую душу как на ладони видишь, то по крайней мере начинаешь понимать, как человек до такой жизни докатился. Он был очень некрасив, толстый, маленький, близорукий и от него постоянно плохо пахло, поэтому ему почти никогда не удавалось добиться расположения женщин, дружбы мужчин, да и мать в детстве все время тыкала ему уродливостью. Он родился нежеланным ребенком, в те годы аборты были запрещены. Вот он и ожесточился на весь род человеческий, в особенности на женщин, и как только он получил власть над своими маленькими воспитанницами, так сразу этим и воспользовался. Ну, не только из мести, но и она присутствовала. Конечно, это не оправдание, чтобы калечить тела и души детей, ведь не каждый же толстый, лысый карлик становится растлителем, но по крайней мере видишь истоки этого преступления.
- То-то и оно, и если бы он хотя бы покаялся, наказание было бы не столь суровым.
- Раскаяния в душе я не почувствовала, - сказала Аня, - был только страх разоблачения и, еще, чудовищный эгоизм. Ему при жизни казалось, что в мире существует только он, любимый, а все остальные обязаны удовлетворять его прихоти. А то, что этого не происходило до той поры, пока он не стал директором детского дома, озлобило его до каких-то паталогических пределов. Причем чувство это сидело, до поры до времени, где-то очень глубоко, в подсознании, и освободилось лишь когда он получил власть над воспитанницами.
- Ладно, - остановила ее саламандра, - не слишком ли много внимания для столь мелкой персоны! Нам, однако, пора, думаю. что мы успеем до нового дождя добраться до КПП в буферную зону, поскольку выше, в Фукабирн, нам не надо.
- А что это за буферная зона, - поинтересовалась Аня.
- До недавнего времени, три шеола магм мы прошли, минуя буферные зоны по обходным тоннелям, но такой путь сообщения возможен только между шеолами, поскольку они входят в единый комплекс пространств. Тебе же нужен шрастр Российской метакультуры, именуемый Друккаргом. Именно туда вел трек твоего знакомого, а между разными системами пространственных координат существует обширная буферная зона, где обитают голодные духи, обслуживающие внешние рубежи шеолов. Я уже тебе говорила, что некоторые глобальные, переодически повторяющиеся процессы в шеолах можно запускать только извне, что и входит в обязанность голодных духов. В награду же они получают некоторое количество гавваха, чтобы поддерживать жизнедеятельность, правда  им всегда мало, уж такая у них порода. Но другого источника гавваха у них нет, поскольку в буфере нет человеческих душ. Ну а в отражения Энрофа им также доступ закрыт.
- А что потом?
- А потом нам надо настроиться на маячок твоего друга и лететь на него, как мотылек на свет. Там тебе придется его уже самой разыскивать, в шрастры забираться у меня нет полномочий.
- Так ты меня, выходит, оставляешь?
- А что делать? Шаданакар поделен на зоны влияния и, в частности, в Друккарг саламандрам путь закрыт. Наша вотчина  - это магмы, инфернальные и физические, ну, и на поверхности земли нам нередко работенка находится. Так что, извиняйте, батьку.
- Жалко, - вздохнула Аня, - не думала, что так быстро с тобой расстанемся.
- Да мне тоже жалко, привязалась я к тебе за время нашего путешествия! Даже не предполагала, что на такие чувства способна, нам, саламандрам, дружеские чувства, вообще-то, не присущи, тем не менее, порой кажется, что во мне словно бы человеческая душа появилась… хотя, откуда ей взяться, отродясь во мне ничего человеческого не было. А может, останешься? Будем вместе путешествовать, на волнах кататься, да мало ли еще где! Ты и тысячной доли огненной изнанки не видела, тут еще столько можно посмотреть! Ты еще Повурна не видела – царя пылающего тела, и Шартамахума – стихиаль вулканической деятельности. Удастся ли тебе в свое тело вернуться – это еще бабушка надвое сказала, а если даже и удастся – что ты там, наверху, не видела? Да и вообще, по-моему плотное тело – это такое неудобство! К тому же имеет очень нехорошую особенность болеть и карму наматывать – и ладно бы только положительную, а если темную случиться? Мало ли, как жизнь повернет? Вон, тот директор детдома, пока ребенком был – тоже ведь, наверное, ничего дурного в жизни не собирался совершать! И даже наоборот, не он, а все другие его обижали! Впрочем, извини, что-то я не то сморозила… а все потому, что мне не хочется с тобой расставаться, хотя прекрасно понимаю, что это неизбежно: на тебя ведь какая-то архиважная миссия возложена, а наша совместное приключение - что-то мне подсказывает - заканчивается.
- Не знаю, уж какая миссия, - сказала Аня, - только, сама понимаешь, остаться здесь я никак не могу, если бы даже захотела. К тому же, чувствую, что и  Варфуша здесь не случайно появился, и его мне во что бы то ни стало повидать необходимо. Да и вообще, где это видано, чтобы человек был жив, а душа его в аду болталась, пусть даже ни целая, а половинка, и пусть даже не в качестве страдальца, а в качестве путешественника. Ну, а что ты со мной дальше Варфушу разыскивать не пойдешь – меня это, конечно, очень расстраивает, я тоже к тебе привязалась, да и, честно говоря, плохо представляю, как его дальше искать! Однако делать нечего, я же не могу заставить тебя идти туда, где вашему брату быть не положено.
- Ну что же. определились, - грустно сказала саламандра, - но пора дальше идти на КПП, тут не так далеко осталось.
Подруги выбрались из-под навеса скалы и Аня краем глаза заметила, что водяночник тут же высунулся из своей щели. Очевидно, голод его был невыносим, и он торопился пуститься в свой улитковый спринт на поиски съедобного пепла, чтобы в конечном счете вновь подвергнуться нападению червеобразного хищника, а затем быть исхлестанным раскаленными плетями огненного дождя, таким образом отработав еще одну порцию кармического груза, столь утяжеляющего душу сладострастного педофила. Только эта душа поведала Ане кусочек истории своей порочной жизни, а сколько таких, безымянных, влачащих ношу чудовищных преступлений, о которых Аня так ничегошеньки не узнала, копошилось вокруг? Только сейчас она всем своим металлизированным телом ощутила концентрацию преступления и порока на этой тусклой пемзовой равнине, усеянной невысокими, пористыми, словно Швейцарский сыр, скалами.
К тому времени, когда показалась значительно более высокая скала (Огневица показала на нее лапкой, и сказала: «Нам туда»), вся видимая поверхность была вновь усеяна грязно-белыми водяночниками, ползущими к кучкам пепла, недоеденным с прошлого пиршества, столь трагически прерванного появлением рыфр.
- Как видишь, все повторяется, - философски изрекла Огневица, - однако, не исключено, что удастся увидеть кое-что еще, иначе это было бы весьма скучно. До КПП в буферную зону еще часа полтора добираться, возможно, за это время что-то новенькое произойдет.
Картина действительно повторялась, и нет смысла описывать ее заново, но примерно через час, после того как наши путешественницы покинули свое укрытие (в это время как раз пиршество водяночников было прервано атакою рыфр), нечто необычное начало происходить с окружающим пространством, с самой атмосферой вокруг. В какой-то момент окружающее пространство словно бы полопалось в самых разных местах, и Ане показалось, что в каждом из этих мест образовалось что-то вроде небольшой черной дыры. Эти дыры одновременно разверзлись над пемзовой равниной, затем из каждой появились довольно похожие друг на друга существа с весьма характерной внешностью: что-то вроде крылатых человекоподобных дракончиков – то есть форма тела напоминала обнаженную атлетическую фигуру человека, покрытую чем-то вроде чешуи, но лица уже сочетали в себе черты человека и рептилии – с хищными челюстями, усыпанными острыми зубами, сзади имелся хвост, но не как у млекопитающего, а, скорее, как у ящерицы, чешуйчатый. К тому же у существ за спиной разворачивались крылья, как у летучей мыши, перепончатые, с острыми когтями на сгибах суставов. В общем, самые настоящие демоны в духе творчества бразильского художника Д. Валеджио. Были они какого-то странного темно-лилового оттенка, чешуя же отливала полированным металлом. В довершение описания стоит отметить, что каждый из них тащил за спиной что-то вроде большого вещевого мешка или рюкзака.   
 - Ну, вот, - как-то возбужденно проскрипела саламандра, - десант из Гашшарвы явился – не запылился. Судя по всему, предстоит занятная заваруха.
- Какая еще заваруха, - насторожилась Аня.
- Да я тебе вскользь об этом говорила, скоро сама все увидишь.
Тем временем, десант, как выразилась Огневица, начал приземляться. Драконоиды один за другим спикировали на пемзовую поверхность Гвэгра, словно дельтапланеристы во время какого-то чрезвычайно массового залета, сложили за спиной широкие хищные крылья, и тут же внесли коррективы во взаимоотношения рыфры-водяночники, показав, кто тут настоящий хозяин. Человеколицые черви тут же оказались в роли жертв, а терзаемые водяночники были брезгливо отброшены в сторону. Очевидно, продукт, раздувавший несчастные души грешников, в необработанном виде не представлял для лиловых демонов никакого интереса. Совсем другое дело рыфры, которые незамедлительно подверглись безжалостному изничтожению, вернее, как поняла Аня, спецобработке для выжимания гавваха. При этом выжимание осуществлялось в буквальном смысле, поскольку каждый лиловый демон, поймавший очередную рыфру (их было гораздо больше, чем преследователей), деловито извлекал из наплечного мешка нечто вроде большого чана, затем, захватив рыфру с двух концов, начинал выжимать ее аналогично скрученному жгуту белья. При этом было заметно, что процесс требовал немалой физической силы, судя по тому, как напрягались буграми атлетические бицепсы, трицепсы и пекторалисы. Процедура осуществлялась непосредственно над широким сосудом, и демоны тщательно следили, чтобы ни капли кроваво-красной жидкости, которая тут же щедро начинала изливаться из перекрученных рыфр, не пролилась на пористую поверхность Гвэгра. (Она, как мы знаем, имела нехорошее свойство впитывать все, что проливалось мимо кассы). В довершение стоит отметить, что двигались демоны стемительно, и этот факт не оставлял никаких шансов рыфрам, способным показать класс скорости только совсем уж тихоходным водяночникам.
- Вот, как здесь происходит процесс выколачивания гавваха… вернее, выжимания, выколачивание – это ближе к Укравайру, - прокомментировала саламандра. – Чтобы заполнить сосуд нужно не меньше десятка рыфр выжать. Ну а дальше – посмотришь, что будет.
- А что у них там, в вещмешках шевелится, - поинтересовалась Аня, - там, кроме чанов, еще что-то есть.
- Разумеется, я же тебе говорила, они после того, как всех рыфр выдавят, новых, пустых, сюда запускают. Рыфры здесь самостоятельно не воспроизводятся, их карроссы порождают, а кароссы только в шрастрах и Гашшарве обитаются.
Тем временем первые рыфры были выжаты, и, к удивлению Ани, в отличие от постиранного белья, после того, как последняя капля гавваха падала в чан, человеколицые рыфры рассыпались в пепел. Его аккуратные демоны специальными метелочками подгребали к старым кучкам, почти опустошенным водяночниками, и собирали в ровненькую горку. Затем процедура повторялась, уровень красной росы в чане поднимался, а горка пепла росла. Рыфры в ужасе хаотично метались по пемзе, пытались забраться в норы, некоторые пытались вгрызаться в почву, сделав новую нору, но вблизи всегда оказывался ловкий, сметливый охотник, очередная жертва попадала ему в руки и подвергалась процессу выжимки. Аня не видела ни одного случая, чтобы какой-нибудь особо проворной рыфре удалось скрыться. Оставшиеся же не у дел водяночники, перепуганные массовым истреблением собственных мучителей, очевидно боясь, что, выдавив всех рыфр, лиловые демоны примутся и за них, тихонечко расползались по своим щелям, оставив арену побоища двум действующим сторонам.
Однако вскоре появилась и третья сторона, о которой неоднократно упоминала Огневица. Как только первая емкость была заполнена красной росой практически доверху одним из наиболее расторопных демонов-стахановцев, откуда ни возьмись, прямо из окружающего пространства словно бы соткались несколько едва видимых саламандр, очень похожих на Огневицу. Они с быстротой молнии спикировали к заполненному чану, схватили его за края и мгновенно взвились в воздух, проливая на пемзу капли драгоценной рубиновой жидкости. Но лиловый демон так же не терялся и сразу ринулся вдогонку, медленно но верно сокращая расстояние между собой и похитителями, хоть и стремительными, но обремененными тяжелой ношей. Вскоре аналогичная ситуация возникла в другом месте, затем, в третьем, и не успела Аня опомниться, как добрая четверть заполненных чанов была похищена юркими саламандрами, а ограбленные демоны неслись им вдогонку. При этом в азарте многие лиловые выжималы бросали свои драгоценные емкости и кидались на помощь собратьям, чем тут же непримнули воспользоваться новые прозрачные похитители, которые быстро хватали неохраняемые сосуды, поскольку демоны, увидев неожиданную напасть, были уже настороже. Случались и другие варианты событий, когда некоторые демоны, пользуясь возникшей суматохой, бросались к чужим, оставленным без присмотра емкостям и переливали красную росу в свои посудины. Не прошло и десяти минут с момента появления первых похитителей, как вокруг, куда ни кинь взгляд царил повсеместный хаос. Кому-то из похитителей удалось скрыться – куда они утащили похищенную емкость Аня так и не успела увидеть. Другие же саламандры были настигнуты одним или группой демонов и между ними шла нешуточная схватка. Причем в одних случаях все же удавалось поставить емкость на землю или плоскую поверхность скалы не сильно расплескав драгоценную жидкость, в других же, особенно когда демоны нагоняли саламандр не дав им возможность спуститься, сосуд падал, и вся красная роса мгновенно поглощалась пористой поверхностью пемзовой пустыни. К чести похитителей, они смело вступали в бой с более крупными и мускулистыми драконоидами, и там, где оказывалось по 3-4 саламандры на одного лилового атлета – последним оказывалось не сладко. Саламандры кидались на силача со всех сторон, и пока он разбирался с одной, остальные градом осыпали его чувствительными ударами, так что из лилового только чешуя летела в разные стороны. Там же где баланс участников был примерно поровну, тяжелее приходилось более легким и менее сильным саламандрам, и тогда уже из них фейерверком летели разноцветные искры.
- Эх, ма! Сколько добра пропадает, - с сожалением прокомментировала Огневица, наблюдая, как очередной сосуд падает наземь и полностью разливает содержимое. Ну, сегодня  у голодных духов в буфере праздник будет. Что же это мои кореша так безобразно операцию подготовили – никогда раньше столько гавваха не проливалось!
- По-моему, это не честно, - начала отстаивать свои моральные императивы Аня, - по трое на одного!
- Как раз наоборот, они напали слишком самонадеянно, надо было по шесть на одного, тем более наших здесь предостаточно, они просто почти невидимы, тогда бы столько красной росы не расплескалось: трое дерутся – трое гаввах на базу оттаскивают! А то они хотели и чтобы волки сыты, и овцы целы! Так ведь доверия нет друг к другу, нередко бывало, что тем кто дрался, ничего не доставалось, вот никто и не захотел группу прикрытия обеспечивать, рассчитывали и гаввах сохранить, и демонов отделать. А так не бывало никогда, меньше чем втроем демона не одолеть – да так еще, чтобы и гаввах не расплескался! Ну, а насчет того, что не честно, так если брать по мышечной массе, то так, один к трем и полуается – мы кодекс чести блюдем… нет, ну что они делают! Кто  же это так бездарно операцию организовал! Нет сил на это смотреть, извини, но тут в стороне я никак не могу оставаться! Только ты не суйся, тут чисто наши разборки!
С этими словами саламандра, очевидно совсем забыв про Аню, ринулась в гущу дерущихся, где уже вообще никаких правил и соотношений не соблюдалось. В одном месте 4 здоровенных монстра рвали единственную саламандру буквально на кусочки пламени, в другом же – наоборот – десяток саламандр, дерущихся на земле, буквально втаптывали в пемзовую почву отчаянно дрыгающегося драконоида. О гаввахе, похоже, все давно забыли, и десятки чанов валялись перевернутыми. И только кое-где еще оставались нетронутые емкости, тускло поблескивающие мутной рубиновой жидкостью, к которым уже пристроились отдельные саламандры и демоны, очевидно из той категории горе-бойцов, которые азарту драки предпочли возможность кайфануть на халяву, пользуясь всеобщей суматохой и хаосом. Где в этот момент была Огневица, Аня уже не знала – издали все саламандры казались одинаковыми, а уж в такой свалке и вообще ничего невозможно было разобрать, но, судя по всему, она все же предпочла азарт битвы порочному вкушению гавваха.
Аня в растерянности прождала 10 минут, полчаса, час, но в картине боя мало что менялось – вернее, менялось локально постоянно, но к коренному перелому не приводило, и конца битве не предвиделось. Тут Аня решилась:
- Огневица же сказала, что проводит меня только до буферной зоны, - подумала девочка, - рано или поздно я все равно окажусь в одиночестве. Может лучше не терять драгоценного времени и расстаться с ней прямо сейчас? Битве этой конца и края не видно, а может у них принято по нескольку дней сражаться! Огненный дождь для них не помеха, ведь души человеческой их природа не содержит, а следовательно и инфраметаллическая корка на них не образуется. Жалко, конечно, даже не попрощались, но может быть лучше так, по-английски? Тем более, если Огневица сочтет нужным, то может ко мне где-то в районе КПП присоединиться…
Однако интуиция Ане подсказывала, что саламандру она больше не увидит, поэтому мысленно она попрощалась со своей необычной подругой (правда с некоторой долей обиды) и отправилась в сторону самой высокой скалы, где, как ей сообщила саламандра, должен находиться КПП в буферную зону.
- Интересно, - думала Аня, - есть там какая-то охрана, как в Укравайре? Если есть, то могут возникнуть проблемы с проходом, ведь в прошлый раз Огневица с ними какие-то проблемы утрясала. А впрочем, если постоянно гадать, что там дальше будет, в этих краях просто свихнуться можно.
Размышляя таким образом, Аня дошла до самой высокой скалы, в основании которой, как в Укравайре, зиял проход в пещеру, и около этого прохода скучали две саламандры с красными повязками и алебардами. Заметив нашу героиню, но не глядя в ее сторону, одна из саламандр подняла алебарду и проскрипела недовольно:
- Давай квиток, надеюсь в разогревах активно участвовала? Как ты знаешь, норму повысили, теперь нужно минимум в трех участвовать для прохода. Тут она посмотрела в Анину сторону и замолкла, не зная, как отреагировать, поскольку, если в Укравайре Аня хотя бы по внешнему виду напоминала саламандру, то теперь внешность ее претерпела значительные изменения, и для охранниц выглядела она, очевидно, необычно.
- А это еще кто? – наконец прервала она молчание, - комбинированная… но почему живая?!
- Так уж получилось, - не стала вдаваться в подробности Аня, - я путешествую, и до недавнего времени меня сопровождала ваша соплеменница – Огневица. Но совсем недавно она меня покинула, ввязалась в драку – вон там, видите, что творится – и похоже совсем про меня забыла. Я, между прочим, спешу, и ждать ее у меня нет времени. Может они там еще полдня сражаться будут.
- Не меньше трех дней, - оценивающе окинула взглядом отдаленную схватку охранница, - впрочем, возможно, и больше, нынешняя атака организована из рук вон, плохо.
- Тем более, трех дней у меня никак нет… так вот, раньше она меня через все КПП проводила и проблем не возникало.
- Ну, не знаю, как не возникало, верно Костровуха, - обратилась охранница к своей напарнице, - нигде в инструкции не сказано, что живую комбинированную пропускать можно…
- Но ведь не сказано, что и нужно задерживать, - вспомнила девочка аргумент Огневицы, - инструкция подобный случай вообще не рассматривает.
- Верно, - смутилась охранница, очевидно не ожидавшая такого знания устава караульной службы от странной незнакомки, - но в том случае, когда прецедент не оговорен, инструкция позволяет действовать по своему усмотрению. А со своим усмотрением мы пока не определились, верно, Костровуха, - снова обратилась она к своей неразговорчивой напарнице.
- Эт точно, - буркнула  неразговорчивая.
- Вот видишь, и Костровуха не определилась, - сурово посмотрела на Аню саламандра, - собственно, почему мы должны тебя пропускать? Ты трудовую повинность выполнила?
- Нет, - смутилась Аня, - но как же я могу участвовать в разогреве, если я комбинированное существо, а не огненный дух?
- А нам какое дело! Все равно, если ты здесь незнамо как оказалась, то должна и переход отработать, а если в инструкции про таких не упомянуто, значит надо действовать по умолчанию, то есть тормозить и не пущать! Ну, разумеется, могут быть и исключения, особенно, если возникнет возможность договориться…
- Вам, конечно, гаввах нужен, - сразу поняла намек Аня.
- И заметь, не я это предложила, - проскрипела охранница, - тем не менее, не сказала «нет».
- Так, если для вас это так важно, тут, не более, как в двух километрах отсюда ваши доблестные отряды сражаются с лиловыми демонами, и гаввах там рекой льется. Идите и берите, сколько надо, а у меня его с собой нет, мне он и даром не нужен.
- Так уж и не нужен, - хмыкнула охранница, - видала такую, - повернулась она к своей молчаливой напарнице, - чёй-то я не встречала на изнанке таких чудаков, кому гаввах не нужен. Что же касается гавваха, который в двух километрах отсюда рекой льется, так думаешь, если бы мы могли пост покинуть, то и без твоего совета не догадались бы кайфануть и в махаче поучаствовать? Однако у нас с этим строго! Пост покинуть – все равно, что родину продать!
- Насколько я знаю, - усмехнулась Аня, - далеко не все охранники такие сознательные. Да вам самим- то не стыдно? Ваши боевые подруги бьются с превосходящими силами противника, а вы, две здоровые дурынды, стоите тут, охраняете, сами не знаете, что, и делаете вид, что работа, мол, у вас такая ответственная! Прямо на секунду пост оставить нельзя! Да кто сейчас будет через КПП прорываться?! Все саламандры в сражении участвуют, водяночники – да они просто до вашего КПП доползти неспособны, демоны – прямо через купол небесный шастают туда-сюда. Если же вы таких, как я, имеете в виду, то мое здесь присутствие – вообще единичный случай – подобные случаи даже в инструкции не отражены. К тому же, две зоны я уже пересекла и ничего страшного не случилось, просто вы из меня взятку выколачиваете.
- А это еще доказать надо, - зашкворчала охранница, - ничего такого я тебе не говорила, и не надо мне тут дело шить! Да если бы ни твоя корона, замаскированная, с тобой вообще бы никто разговаривать не стал…
- Так я на разговор и не напрашивалась, - пожала плечами Аня, - и если ты такая продвинутая, что сумела корону разглядеть, то должна бы знать, что тот, кто на меня эту корону возложил, тот меня и полномочиями необходимыми наделил, и ходить я тут могу, где вздумается, поскольку важную миссию исполняю. И не в ваших силах мне в этом помешать!(«С чего это я взяла, что они помешать мне не могут, - сама себе подивилась Аня, - сама ведь ни о какой миссии ничего не знаю, и Огневица ничего толком не объяснила»). Так что – прочь с дороги! Некогда мне тут с вами разговоры разговаривать!
- Да ладно, ладно, - неожиданно пошла на попятную охранница, - чего кипятишься, это я так, элементарную служебную бдительность проявила, к тому же не сразу корону разглядела, так что, извиняйте покорно, ошибочка вышла.
- Разумеется, вышла, - сама себе дивясь, прокурорским взором просверлила охранницу Аня, - в следующий раз хорошенько рассматривай того, кто к тебе обращается!
С этими словами Аня пошла прямо на охранниц, которые с опаской разошлись в стороны, и она беспрепятственно направилась к зияющему отверстию пещеры.
- Ну, Анюта, - думала девочка, спиной ощущая испуганные взгляды охранниц, - это что-то новенькое, раньше за тобой такой наглости не наблюдалось. С другой стороны, не похоже, чтобы эти охранницы просто от моего нахрапа стушевались, очевидно они действительно увидели во мне нечто, что их напугало. Но почему не сразу? Интересно, корона – это та самая, которую мне Варфуша два или три года назад в мой шельт внедрил? Вернее, не внедрил, а проявил, активизировал, она ведь в моем астральном теле, как у потомка Меровингов, естественным образом должна была существовать. Странно, что на это никто раньше внимания не обращал… может , чтобы она себя как-то проявила, нужно было просто рассердиться как следует! Правда, нельзя сказать, что я на этих охранниц сильно рассердилась, скорее возникла уверенность, что никто и ничто меня не остановит. Может это как раз и связано с активизацией той самой короны, о которой я уже не первый раз слышу, хоть сама ее никак не ощущаю – только один раз, когда ее Варфуша во мне активизировал.
Аня подумала, что если бы здесь можно было раздобыть зеркало, то, возможно, эту корону она смогла бы увидеть. На всякий случай девочка потрогала голову, но ничего осязаемого не обнаружила. Тут вдруг у нее возникла любопытная идея, и она посмотрелась прямо в свою ладонь, как в карманное зеркальце, ведь ладонь ее, как и все тело была покрыта пленкой инфраметалла, блестящего, как застывшая ртуть. Из импровизированного кривого зеркала ладони на нее глядело сильно деформированное, но все же узнаваемое Анино лицо, такое же зеркальное, как и само зеркало ладони, а над головой и правда зависла маленькая коронетка принцессы, правда совсем призрачная, эфемерная, к тому же явно находящаяся в процессе исчезновения. Через пару минут коронетка и вовсе пропала.
- Теперь ясно, - удовлетворенно сказала сама себе Аня, - она и вправду сама появляется над моей головой в каких-то ситуациях, а затем пропадает. Наверное, это мой защитный талисман, который помогает мне в трудную минуту. Правда пока не ясно, можно ли его как-то произвольно активизировать, но будем надеяться, что он сам появится, когда в этом возникнет необходимость. Скорее всего, если бы ни коронетка, эти саламандры меня бы никуда не пропустили. Пришлось бы драться, но не думаю, что мне удалось бы с ними справиться – они же прирожденные воины, а я даже не знаю своих возможностей в астрале.
Аня остановилась напротив зияющего прохода в пещеру и почувствовала робость. Раньше все ее переходы происходили под руководством Огневицы, и она толком не успевала задуматься над происходящим, полностью положившись на свою временную наставницу. Сейчас же девочка принялась рассуждать, что да как, к тому же, как она ни вслушивалась, ни вглядывалась в абсолютно черный проем пещеры, она ничего не могла там ни разглядеть, ни услышать, словно за порогом заканчивался мир и разверзалось зияющее ничто. А как, представьте себе, шагнуть в ничто? Не превратишься ли ты сам в ничто, то есть не исчезнешь ли вовсе из этой вселенной?
Однако Аня понимала, что другой дороги у нее нет, да и не могла же Огневица направить ее на гибель! Нет, такого не могло быть, Аня хорошо чувствовала природу саламандры и знала, что та не имеет двойного дна – да и умереть в астрале невозможно, при всем желании.
- Вперед, трусиха, - подбодрила себя девочка, и стремительно шагнула в пустоту, в тот же момент, как обычно, утратив самоощущение.