Вот осень 13

13.
Через сутки город безмолвствовал. Пировали бездомные псы, набивая животы дармовым мясом, чирикали воробьи, каркали вороны, дрались над глазами трупов; шелестели деревья… Король был единственным живым человеческим существом во всём огромном городе. По крайней мере, он больше никого не видел. Королевская чума Дируа была подарена ничего не подозревающим вторым советником в виде пентаграмм на лошади и муле только людям, и эта чума почему-то пощадила того, кто сам никого никогда не щадил, - короля. Душа короля пребывала в мире. Он остался один и созерцал конец лета, не испорченный людьми. Люди остались там, в своих домах, на дальних улицах, на выездах из города, когда пытались бежать, и ветер иногда доносил с той стороны жуткий запах. Но его королевское величество не обращали на такое неудобство внимания.  И впервые в жизни ему было так хорошо.

Он в одиночестве бродил по пустынным залам дворца, где роскошное убранство покрывалось пылью, которую некому было стереть. Король в одиночестве ел, пил, спал; в одиночестве читал книги, хотя прежде до них не дотрагивался; в одиночестве мечтал. Даже мечтал. И думал, что, может быть, когда-то сойдёт с ума от одиночества, но разве сам он об этом узнает? И если ему сейчас безразлично, что с ним случится, то тогда и подавно.

По утрам он выезжал на прогулки верхом, научившись чистить и седлать свою лошадь, пас её где-то в парке или в сквере и разговаривал с ней. Он ничего не мог изменить.

А потом, вдоволь нагулявшись по городу, королевская чума Дируа взялась за самого короля, но это было не так, как со всеми. Король лежал на пышном ложе; внутренний огонь сжигал его тело, и не было рядом никого, чтобы подать ему стакан воды, а сам он встать уже не мог, ощущая противную слабость и ноющую боль в суставах. Он хотел спать, но не мог заснуть; на пылающем лбу выступала кровавая испарина; в голове, ставшей сплошным шаром из чёрной боли, шумело и гудело, повсюду чудились голоса и смех призраков, будь то ночь или день, которым король уже потерял счёт. Где-то далеко-далеко, на грани сознания, ржала запертая в конюшне голодная кобыла, стучали по подоконнику капли дождя или светило солнце. Всё равно. Приходили призрачные слуги, рассаживались вокруг короля и шептались о чём-то, потом исчезая; где-то играли дети, и отголоски их песен разносились по мёртвому дворцу, превращаясь в тишину. Среди призраков приходили и первый советник, и второй, и первый строго грозил пальцем, а второй всё никак не мог вспомнить отрывок про утренний город.

Король слабеющими пальцами дотрагивался до лица, и его пальцы сквозь изъязвлённую плоть натыкались на кости. И он радовался, что сейчас перед ним нет зеркала, и он себя не видит. Когда из носа начинала течь кровь, он поворачивал голову набок; вся подушка уже была пропитана кровью.

По-прежнему приходили призраки – первый и второй советники, приходили казнённые, и сын второго советника с лопнувшими глазами, и девушка-служанка  с осколками в мешочке на шее, и директор биофабрики; проезжала знать на троллейбусах, и рабочие кланялись издалека.

А когда они все ушли, пришёл Снайпер со своим оружием. Он бросил оружие в угол, и оно отчётливо громыхнуло.

- Привет, Лайт, - сказал Снайпер, распахивая окно, впуская прохладный ветер и шорох листьев. – Извини, тут слишком тяжёлый запах. Ты ещё помнишь, братишка, как меня зовут?

- Ром… Тебя зовут Ром… - едва заметно дрогнули пересохшие губы короля.

- Да, именно так меня и зовут. Ты, наверно, пить хочешь? Сейчас поищу воды. Если честно, Лайт, я бы не сказал, что ты сейчас отлично выглядишь.

- Ты – призрак. Ты заболел и умер.

- Ты больше на призрака похож.

- Я не видел, как ты умирал, и поэтому ты такой же, каким был, когда я тебя видел.

- Ах, я призрак? Лайт, тогда я должен тебя пугать. У! страшно? Вот вода. Пей.

- Призрачная вода?

Но вода оказалась совсем не призрачной. Король с наслаждением сделал несколько глотков.

- Ром, уходи от меня. Ты заразишься и заболеешь. Будет то же, что со мной.

- Призраки не болеют.

- Всё-таки ты призрак.

Ромес нежно погладил исхудавшие холодеющие руки короля, покрытые глубокими незаживающими ранами.

- Я умираю, - прошептал король. – Всё кончено. А ты не призрак.

- Естественно.

- Ты долго не приходил. А я ждал. Ты пришёл, но уже поздно. Моя песенка спета. Уже осень, правда? Уже осень. Вот она смотрит в окно. Ты говорил, что уходишь осенью. Тебе пора, да? Уходи. Оставь меня здесь одного. Умереть одному…

- Не беспокойся, мы с тобой ещё потанцуем на собственных могилах! Уж я-то точно. Да, кстати об осени. Не пора ли нам, Лайт, улетать в тёплые края? Я вот тебе принёс осенний букет из разных листьев. Красивый?

- Да, очень… Только я уже плохо вижу.

- Вот, возьми, - Ромес положил принесённые листья на грудь короля, и тот дотронулся до них кровоточащими пальцами.

- Спасибо. Мне никогда ничего не дарили просто так, по-человечески.

- Настоящая осень, Лайт.

- Была весна и было лето, Ром. Я только сейчас это понял. Когда оно прошло, я понял, что ничего не видел, я просто не смотрел. Я – лист на дереве. Была у меня весна, а до этого я спал долго-долго, а потом проснулся, и я развивался, распрямлялся и, наконец, полностью развернулся. Потом у меня было лето, я был в полной своей силе. Потом лето подошло к концу, и я стал увядать, засыхать. И скоро некогда зелёный лист упадёт, и будет долгая дождливая осень, а за ней – бесконечная зима…

- Какая-то знакомая логика. Не могу вспомнить. Ну-ну, продолжай.

- …И зима пройдёт, и снова будет весна, и на деревьях появятся новые листья, зелёные, нежные… Но старые листья этого уже не увидят. И моё место займёт кто-то.

- Тебе жаль чего-то?

- Нет. Я, Ром, бессмысленно живущее существо, и пользы от меня никакой, зато вреда… Ну и ладно. Всё равно я умираю. Вот моя осень.

- Жаль, что я был далеко и слишком занят. Я не успел. А ты в это время наломал дров. Твои слова имеют странную силу! Ты говорил, что тебе не нужны исполнители твоей воли, не нужно королевство – у тебя нет ни исполнителей, ни королевства! Извольте, ваше величество! Только способ исполнения желания больно уж радикальный. Слушай, Лайт, что тебе нужно из вещей?

- В смысле?..

- Представь, что ты переезжаешь.

- Моя лошадь.

- Это не вещь, к тому же она была жутко голодная, и я выпустил её попастись. Что ещё? Возьмём мы твою лошадь…

- Больше ничего не нужно. Это раньше хоронили разных там королей и императоров с тем, что им могла бы пригодиться на том свете, с их любимыми животными, жёнами и слугами. Не те времена.

- Посмотрим, что ты скажешь потом.

- Ты – смерть?

- А что, похож? Так? А вот так? – Ромес продемонстрировал свой профиль. – Конечно, я – смерть, но только современная, с новым оружием. Я явился, чтобы забрать тебя в иной мир. Встань и иди за мной.

- Ты так просто со мной разговариваешь…

- Что поделаешь – привычка. Я вам не говорил, ваше величество, что вы не первая особа королевской крови в моей жизни? Что-то с памятью, кое-что забывать начал. Это всё из-за осени.

- Ой, а тут леденцы! – послышался в спальне голосок кого-то третьего. – Ром, можно, я их съем?

- Это уж у короля спроси. Лайт, можно, сестрёнка поживится твоими леденцами? Я обещал тебя с ней познакомить. Время настало.

- Конечно, пусть берёт, что хочет.

– Спасибо, - отозвалась сестрёнка, пытаясь открыть коробку.

- Как тебя зовут, сестрёнка?

- Леди Паукашка, братишка.

- Как? Почему так странно?

- Так уж. Конфетки у тебя вкусные. Можно, я ещё поищу?

- Пожалуйста-пожалуйста.

Паукашка умчалась куда-то.

- Сколько ей лет? – спросил король. – Я её не вижу. У меня темно в глазах. Лет шесть?

- Где-то так, только месяцев.

 Король ничего не понял.

В комнату влетела Паукашка, держа в зубах длинную конфету на палочке, а в лапе – книжку, и что-то пробормотала.

- Если хочешь что-то сказать, и чтоб тебя поняли, вынь конфету изо рта, - строго сказал Ромес.

Паукашка послушалась и уже понятно сказала:

- Я тут нашла книгу со стихами.

- Ты, кажется, никогда не увлекалась стихами.

- Да, но это особенные.

- Ром, этот ребёнок может от меня заразиться… - простонал Лайт. – Уходи, оставь меня!

- Этот бесёнок? Не волнуйся понапрасну, ничего не случится. Долго мне ещё ждать? Когда ты придумаешь, что тебе может пригодиться? Золото-сокровища? Они у тебя есть, конечно, но они для тебя были побочным продуктом твоего правления, правда? Главным наркотиком была власть. Но её с собой не прихватишь. Сюда скоро прибудут люди, я позвонил одному своему знакомому в заморской стране. Они быстро всё восстановят. Так что поторапливайся.

- Как?! Сюда нельзя людям! Все умрут!

- Не беспокойся, Лайт, с ними ничего не случится, я всё устроил.

- Ты мог остановить болезнь?

- Мог. Но меня здесь не было, как я уже сказал, я только что вернулся – как выяснилось, слишком поздно.

- Откуда?

- Скоро сам всё увидишь. Я там всё устраивал и прокладывал безопасный путь. Дай-ка я тебя освежу малость… - Влажная салфетка тщательно прошлась по коже короля. – А теперь одену, а то ещё простудишься на осеннем ветру. Хоть и солнце светит, а всё же… Это твоя одежда? Привстань.

- Я ослеп, Ром… Я ничего не вижу.

- Ром, я хочу стишок прочитать! – заявила Паукашка. – Хороший такой стишок… Можно, я книжку себе возьму?

- Можно, - разрешил король.

И Паукашка прочитала:

Уйдём отсюда, пока нет дождя,
Чтоб наш последний день весь освещён был солнцем,
Чтоб вспомнить это всё чуть погодя,
Уйдя отсюда, пока нет дождя.

- Всё? – спросил Ромес, одной рукой поддерживая короля, а другой натягивая на него его любимые джинсы.

- Хороший стишок, правда? – спросила Паукашка.

- Правда, - согласился Ромес. – Слышишь, Лайт, нужно убраться до дождя. Поторопись.

- Ром… Ты много видел? – поинтересовался король.

- Видел кое-что… И ты увидишь. Моя жизнь до сих пор была чем-то вроде бумажного листа, с одной стороны в радужных красках, с другой – полностью серого. А по-настоящему чёрного я ещё не видел. У детей всё так же, наверно. Где твоя обувь?

- Ты возьмёшь мою лошадь?

- Я же сказал – да. Не знаю, раньше не пробовал вести за собой троих в иные места, но может, получится. Путь вроде бы нормальный проложен. Только не обижайся, если вдруг твоя лошадь превратится в велосипед.

- У меня болит голова. У меня бред. Ты мне кажешься. Я ничему не удивляюсь.

- Ага, значит, с тяжелобольными отчасти общаться легче. Запомним это на будущее. Ты не удивишься тому, что увидишь. Вставай, я помогу тебе подняться.

- Больно…

- Понимаю. Вот только уйдём отсюда – и я тебя вылечу. Не падай! Паукашка, иди ближе. В какую сторону тебе нравится идти?

- Всё равно.

- Тогда пойдём, чтоб ветер дул в лицо. Лайт, как зовут твою лошадь?

- С чего ты взял…

- Правильно, даже конюх не знал её клички, но это ТВОЯ лошадь, и ты её как-то назвал.

- Да. Огненосная Дымка.

- Интересное словосочетание, должен тебе заметить, - и Ромес крикнул в окно: - Огненосная Дымка!
 
Король думал о смерти, полностью уверенный в том, что у него начался предсмертный отличный детализированный бред. И он уверился в этом окончательно, когда в комнату вошла его кобыла. Какие там лошади на втором этаже королевского дворца?.. Да, он бредит, и ему только кажется, что пить больше не хочется. Интересно, так было со всеми, кто умер от королевской чумы Дируа? Впрочем, они все умерли молниеносно, ничего не успев осознать. Повезло им. Можно позавидовать. Вот и тёмный Снайпер-галлюцинация сказал:

- Что-то ты совсем расклеился, братишка, и глаза у тебя «плавают». Держись и не теряй сознания, пожалуйста, а так всё будет хорошо. Вот Дымка твоя. Не хочешь поздороваться? Птички поют, слышишь? После того, как мы уйдём, пойдёт славный ливень, умоющий твой город, и он во всей своей красе встретит новых людей, которые придут из-за моря. Что-то тебя сильно лихорадит, дружок. Ты ещё понимаешь, что с тобой происходит? Тогда – в путь!

Потом в бреду пригрезилось, что исчезла одна стена, и там был свет – яркий, но не слепящий, тёплый и хороший, и по сравнению с ним спальня короля, залитая солнечными лучами погожего осеннего денька, показалась тёмной сырой холодной могилой, где было так одиноко и страшно. Но тот, кто жил там, без сравнения с этим новым светом кошмара своего существования не понимал.

Паукашка, которую наконец-то увидел король (последовательный бред в натуральном виде), оказалась каким-то огромным чёрным зверем (анфас – кошка при профиле собаки), грызущим леденцы.

- А ты любишь черешни? – дружелюбно поинтересовалась кошкособака. – Я – очень, только их почему-то уже нет. Ром говорил, что мы их ещё поедим в этом году. Ты веришь?

- Конечно, и засахаренную селёдку мы ещё поедим, - отозвался король (хоть и в бреду спрашивают, но нужно же ответить!)

- Фу, рыба! – скривилась Паукашка. – Давай я тебе лучше ещё стишок прочитаю! – она деловито раскрыла книжку. – Ром, потом ты мне сделаешь карман, чтоб я носила в нём конфеты. Да, вот стишок.


Купался ль ты в бушующем огне,
Катался ли на бешеном коне,
Ходил ли ты в предутреннем лесу
Сбивать росу?


Летал ли ты по небу просто так,
Устраивал ли в доме кавардак,
Бежал ли ты по самой кромке скал
И что искал?

И был ли ветер у тебя в руках,
И чувствовал ли ты паденья страх?
И если нет, но хочешь крылья за спиной,
Пойдём со мной.

В продолжение бреда с лепного потолка слетели ангелочки, подхватили короля и посадили его верхом на лошадь, Ромес взял кобылу под уздцы правой рукой, левую опустив на холку Паукашки, несущей книгу, и они все вместе шагнули в лучистый добрый свет; ничто не тревожило; было хорошо и спокойно, под ногами шуршали золотые опавшие листья; где-то тихо играли на свирели… Была ранняя осень.