Сила духа

Старший пастух Бекмурад похоронил своего старого отца. Ему было восемьдесят семь лет, но до последнего дня он ходил на молочно-товарную ферму и помогал своему сыну. Брал палку в руки и гнал скот на выпаса, водопой, на отдых. Старик знал многие тонкости животноводства. Ну, например, где остановить стадо на двухчасовой отдых после кормления на багаре и водопоя. Кругом очень крупные двукрылые насекомые - мухи. В природе обитает большое количество видов мух, но их разделяют на зоотропн'ых, обитающих возле животных, и синантропных, обитающих возле жилья человека. Среди них кровососущие мухи. И вот чтоб эти мухи, в основном оводы, не донимали крупный рогатый скот, стоянку выбирают там, где место продувается хорошим ветерком. Все знал старик, отец Бекмурада: когда надо накормить скот и когда его надо поить. Скармливают коровам зеленую сочную люцерну, значит - перекрывай воду в автопоилках. Вся работа животновода вроде бы из мелочей состоит. Ну что тут такого - взял палку в руки и погоняй буренок. Ошибается тот человек, который так думает. Тяжел труд животновода, ох как тяжел. Многое, очень многое знать нужно.
Все скорбили о старике. Добрый был человек, все расскажет, покажет, научит. Остались после него сын Букмурад и три дочери, а внуков полтора десятка, не меньше. Поминали старика очень хорошо. Проводить усопшего собралось человек двести пятьдесят.
Сегодня помер, сегодня и хоронят. До заката солнца тело должно лежать в земле. Деревянный гроб не делают, роют вроде бы как настоящую могилу европейцы. Но потом в углу не глубокой могилы делают подкоп и, опускаясь вниз, вырывают небольшую пещеру, куда и помещают покойника. Затем подкоп закрывают толстыми досками или крепкими толстыми палками, а на них аккуратно кладут заранее приготовленные куски дерна. Потом могилу зарывают землей. Но весной или осенью, когда идут хорошие дожди, вода просачивается в подземную пещеру и потом образуются промоины. Земля, насыпанная сверху, оседает вниз.
Поминки давно кончились, но самые близкие люди остались рядом с Бекмурадом до поздней ночи. Пили зеленый чай, и все вспоминали заслуги старика. Кто-то спросил:
- Как он там сегодня будет спать? Другой ответил:
- Да там соседей много, разговоры будут до самого утра, все расскажет старик.
- А интересно, - сказал кто-то, - ведь душа старика улетела к Аллаху, только тело осталось на земле. Ребята, раз зашел разговор о душе, я видел, как у кого-то на кладбище душа улетала. Не хотел говорить, вы смеяться будете. Но я так испугался, что чуть было в штаны не навалил. А получилось вот что. Живу я на краю села, а кладбище от меня в полутора километрах. Трава на кладбище весной по колено, как сейчас. Корова, от которой мы пьем молоко, тогда была еще маленькой телкой. Ей месяцев шесть было по возрасту. Мы ее не привязывали во дворе. Так она выходит со двора и идет гулять и кушать траву вдоль арыка, а он-то протекает недалеко от кладбища. Ну, телка и пристрастилась бегать кушать зеленую сочную траву на кладбище. В один вечер смотрю - телки нет, а на дворе темно. Взял палку пастушью и пошел искать ее. Зашел на кладбище, а она стоит посередине и не думает идти домой. Я к ней с палкой, а она хвост подняла, подпрыгнула и, обогнув меня, понеслась, как вихрь домой. На кладбище остался один. Когда телка рядом была, вроде бы скотина, а с ней было как-то веселей. Что-то меня стало морозить, а потом по телу мурашки пошли. Глянул влево от себя. Ребята, не поверите, правду говорю, из земли огонек выходит. Горит тот огонек, как газ в конце работы газосварочного аппарата, когда его выключают, но еще не совсем. Звука, шипения - ну никакого. Я, как горный архар, побежал с кладбища. Прыгал с могилы на могилу, пока не упал в осевшую, старую. Выскочил из нее и пока не добежал до дороги, думал, сердце мое разорвется на части, мозги выскочат из головы. А по дороге бежал без памяти, пока не добежал почти до кишлака. Боялся говорить вам, не хотел, чтобы вы не подшучивали надо мной. Но я видел, как чья-то душа улетала на небо. Видно, был хороший человек, раз такое свечение было. Пусть его душа пребывает в райских садах вечности. Никто ничего не сказал рассказчику, все молчали и думали каждый о своем.
Но вот один сказал: «Время совсем позднее, половина двенадцатого, а завтра на работу. Надо расходиться, да и Бекмурад, наверное, с ног валится». Ветеринарный врач Сабиров, присутствующий здесь же, промолвил: «Да, в жизни загадочного очень много, но мне надо подседлать коня и ехать домой». Ему помогли подседлать коня, подсвечивая зажженным фонарем «летучая мышь», работающим на керосине, и проводили до самой дороги. Здесь, на дороге, еще раз попрощавшись с друзьями и с Бекмурадом, он сел на своего аргамака и тронулся в путь. Конь был сыт, напоен, отдохнул за целый день, пока хозяин хоронил старика. Выскочив на дорогу, сразу пошел ходкой быстрой рысью.
Ехать домой с молочно-товарной фермы врачу пришлось мимо кладбища, где сегодня хоронили старика. Сабиров ехал и думал: «Да, был человек и нет его, а хороший он был, умный, спокойный, работящий. Господь его не обидел, вон, сколько внуков да правнуков. Пусть он покоится с миром. Пришел в этот мир.
погулял и ушел в другой. Ведь он лежит среди своих, а не в чужих местах. А на войне сколько пришлось похоронить своих земляков, там, в Сальских степях. Муллы не было, молитву читали сами, как умели. Иногда и хоронить-то было нечего. Манштейн рвал нас на части. У нас лошади, шашки, да сорокопятки - а стояли насмерть. Ведь не пропустили, не дали соединиться с закрытыми наглухо дивизиями фельдмаршала».
Думая о прошедшей войне, он подъехал к кладбищу. Ночь темная, дорогу было видно, но вокруг - тишина и какая-то мгла. Конь шел ходко, почти не сбавляя хода от самого селения. Хозяин просто держал уздечку в руке и не давал никакой команды. Доехав до середины кладбища, как раз напротив громадного чинара, ствол которого обхватывали 5-6 человек, взявшись за руки, Сабиров услышал какой-то визг. И не он один, а конь услыхал тоже, взъерошился, занервничал. Тут раздались такие душераздирающие вопли, что конь рванул галопом. Сабиров от резкого рывка чуть было не вылетел из седла, но удержался, лишь головной убор упал на дорогу. Ужас обуял, сжал, сковал сердце и разум доктора. Конь несся по знакомой дороге, как вихрь, и старый, закаленный в боях кавалерист дрожал всем телом, как в малярийной лихорадке, только держался за седло, чтобы не упасть.
Проскакав с километр по дороге вдоль клеверного поля, он остановил коня. Доктор потихоньку начал приходить в чувство. Первый вопрос, который он задал себе: «Так что же это было? Я здорово испугался. Да. Но ведь и конь испугался чего-то. Сколько раз смотрел смерти в лицо, но такого ужаса не испытывал. Головной убор остался где-то на дороге возле кладбища, плетку, специально сделанную по заказу у первоклассного мастера-шорника, потерял. Э, брат, шутишь, чтобы я, старый кавалерист, немало повидавший на своем веку, отступился оттого, что меня так напугало. Быть такого не может, чтоб я остался до конца жизни трусом. Перестану себя уважать».
Он вспомнил, что у него в кожаной сумке, где хранятся акты и документы, лежит китайский фонарик, работающий на электрических батарейках. Залез рукой в хурджум, вынул сумку и, открыв ее, достал фонарик. Затем, развернув коня на сто восемьдесят градусов, поехал обратно в сторону кладбища. По дороге, освещая фонариком свой путь, нашел плетку-камчу. Вооружившись крепкой плеткой, которую он потерял в испуге, вспомнил, как ею надо пользоваться. Теперь он почувствовал себя увереннее. Подъезжая ближе к кладбищу, предательские мурашки вновь побежали по телу, но Сабиров был готов на все, вплоть до того, чтобы отдать душу Аллаху. Он сидел в седле, как влитой, готовый к любому прыжку коня, хоть влево, хоть вправо, хоть в пасть самого могучего дива. Ехал медленно. Доехал до того места, где потерял головной убор. Он лежал на дороге, но Сабиров не стал слезать с коня, а проехал к чинару. Объехав чинар, он поехал к концу кладбища.
И вот тут случилось самое интересное. В одно мгновение мертвая тишина была нарушена визгом, хрюканьем, хлопаньем. «О, Аллах», - вскричал Сабиров. Оставшиеся на его голове сильно поредевшие волосы, бывшие когда-то густыми и вьющимися, как наэлектризованные поднялись к верху. Он направил свет своего фонарика в ту сторону, откуда неслись странные звуки. Первое, что он увидел - это морду крупного секача- кабана. Вокруг него было несколько самок и подсвинков. Стадо диких свиней рвануло в сторону Гиссарских гор, на север. Они неслись, как вихрь, во всю прыть, отдохнув на кладбище и подзаправившись луковицами Анзура -дикого чеснока и корешками других растений. Конь, вначале ставший на дыбы, но понявший, что противники отступили, начал приходить в себя. Доктор, подсвечивая фонариком, объехал всю стоянку диких свиней и осмотрел все: где они рыли Анзур, где просто лежали. Следы были видны повсюду. «Да, - подумал Сабиров, - зеленая трава, грибы и прочий корм начинают высыхать под палящими лучами солнца в Бабатагских горах, вот свиньи и мигрируют в Гиссарские горы, где для всего живого корма очень много».
На душе у доктора стало веселей. К нему вернулось чувство самокритичности, юмора и ум заработал в обычном нормальном режиме. «Вот я, старый ишак, кого испугался? Ну, надо же докатиться до такого! Буду молчать, никому не скажу. Засмеют». Он проехал к свежей, засыпанной землей, могиле своего старого друга пастуха. Помолился и отправился домой. Доехав до своего головного убора, он слез с коня и поднял его, хорошенько отряхнув от пыли, одел на голову. Вновь взобравшись на коня, он подумал: «Что потерял сознание от страха, и конь нес меня до конца клеверного поля. Только тут пришел в себя и начал мыслить. А ведь сознание, подаренное человеку Аллахом, является проявлением деятельности бессмертной души. Ё бйссмилехи Рахмону, Рахим. Аллах вернул мне сознание и направил ход событий по нужному руслу. Он укрепил мою силу духа. О Аллах, слава и хвала тебе, о Всевышний. Если бы я не превозмог себя с твоей помощью, презирал бы себя всю свою жизнь».
И он потихоньку тронул своего аргамака, нежно гладя его по гриве.
Анатолий Искаков-Дервиш Регар-Керчь 2007 г.