Большой Пёс. гл 6 Домой

Глава 6. Домой.


Лариса открыла входной шлюз. Она же перевела в рабочий режим бортовой компьютер. Помогал ей Тони. По его просьбе был удалён код, не позволявший никому, кроме Ларисы задавать курс кораблю. После этого, Виктор, по кивку того же Тони,  сгрёб её в охапку, перекинул через плечо и вынес к входному шлюзу. Здесь он поставил девушку на ноги.
Лариса растерялась: «Что случилось, Вик?» – это были единственные слова, которые она сумела выговорить.
Вместо ответа, Виктор смял в кулаке воротник её платья, рванул к себе так, что затрещали нитки, и столь же резко отшвырнул девушку от себя и вниз, на каменное покрытие космодрома. Парень даже не заметил, что вместе с клочком материи, в его руке осталась золотая брошка с резным камнем – камеей. Та самая, что Лариса пыталась продать для спасения брата и не смогла.
С трудом, преодолевая головокружение, Лора поднялась на ноги, спросила растерянно: «Почему?» Теперь Виктор ответил. Абсолютно спокойно, глядя из люка, сверху вниз, он изложил все пункты обвинения, главным среди которых была измена своему народу.
Лариса открыла людям тайну существования племени «Двуликих», поставив, таким образом, свой народ под угрозу уничтожения. Она привела людей в подземные жилища, нарушив клятву, которую они (Лариса и Виктор) дали друг другу. Она взяла в подземных жилищах оружие и обратила его против родичей по крови. Есть ли у неё хоть одно оправдание?
Оправдания у Ларисы были. Во-первых, ключа от «подземных жилищ» она никому не дала. Ни людям, ни мили, пытавшимся её сжечь за это. Во-вторых, Люди узнали о «Двуликих» из-за нападений мили на фермы людей. Кстати, от когтей мили погибли давние друзья их семьи – Барроме…
Последнее упоминание вывело юношу из состояния показной невозмутимости: «Друзья? Жалкие людишки! Они постоянно сидели на шее у нашей семьи! Они жили за счёт нас! Вся экономика Рары держится на нас! Только на нас! … – Дальше шли ругательства, хлёсткие, грязные, грубые но, в качестве аргументов, ничего не стоящие. Когда же иссякли и они, Лариса спросила обречено, как спрашивают у врача о безнадёжном, но родном человеке:
– Ты мили?
– Да.
 Девушка повернулась спиной к брату и, сгорбившись, побрела по лётному полю, к едва различимому в мареве бурана, планеру, натягивая на лицо разорванную ткань платья, прикрывая глаза и лёгкие от ветра и пыльной взвеси. Как бы там ни было, этот раунд с судьбой она проиграла вчистую.
Лариса умела проигрывать. Умение это заключалось в способности после любого поражения подняться на ноги, утереть кровь и, с холодной головой, начать следующий раунд. Ярость ушла по причине осознанной бесполезности. Голова девятнадцатилетней девчонки, вопреки отчаянному положению была абсолютно ясной.
Лора забралась в планер, села в кресло, захлопнула герметичную дверцу, натуго затянула ремень безопасности. И вовремя. Волна гравитации накрыла лёгкую машину, отбрасывая её в сторону. «Роза Мира» благополучно стартовала. На этот раз без своей хозяйки.
Планер катился по взлётному полю, как обрезок пластиковой трубы, гонимый ветром, но кресло с ремнями удержали девушку внутри, защитив от ударов. Накувыркавшись, машина встала, как и полагается на донные опоры. Лариса отдышалась, включила систему навигации, ввела в неё цель пути: космопорт. Системы работали нормально. На такой планете как Нипа, все механизмы, строились с изрядным запасом прочности.
В здании космопорта её никто, пока не ждал. Прекрасно. Время есть. Не теряя ни минуты, Лариса прошла в телефонную кабинку. Кабельная связь не зависит от прихотей погоды. Номер, который, при расставании, дал ей Герард Айер, девушка помнила на зубок. Дождавшись соединения и слов: «…оставьте своё сообщение» – Лариса продиктовала: «Виктор Хименес мили. Он, с командой единомышленников, на яхте «Роза Мира» летит на Рару».
Девушка нажала на кнопку «отбой». У неё мелькнула мысль, что, пожалуй, стоило бы позвонить ещё кому-нибудь. Поразмыслив с минуту, она набрала номер Дарреса. Карл тут же взял трубку.
– Слушаю.
– Герр Даррес, я Лариса.
– Лора? Ты где?
– В космопорту. Военнопленные сбежали с базы, захватили «Розу Мира» и улетели. Меня бросили.
– Что? Ты бредишь?!
– Если бы.
– Тебя же теперь арестуют!
– Да. И очень скоро.
– А я тебя предупреждал! И причем тут я? Контракт твой истёк. Ни я, ни Фирма не несём ответственности…
– Я знаю, – перебила его Лариса.
– Ах, знаешь? Зачем тогда звонишь? На что надеешься?!
– Я ни на что не надеюсь, – опять оборвала человека Лариса. – Мне не на что надеяться. Весь ход той провокации записывался на видио. Я в этом уверена. Все факты против меня и они неопровержимы. Но вы журналист. Разве вам не интересно?
– Погоди, – вдруг насторожился Даррес. – Что записано?
– Всё, что происходило до и во время этого побега. Кстати, удачного.
– Есть запись? Ты уверена в этом?
– Абсолютно. Вы же знаете, что видеозапись – самое неопровержимое доказательство для суда. И вообще все режимные объекты оборудованы такой аппаратурой.
– Понятно. Да, если побег был удачный, почему тебя оставили?
– Не знаю. Это для меня загадка.
– Так. Понимаю. Что ты делаешь сейчас.
– Говорю с вами и жду.
– Понятно. Жди, – длинные гудки в трубке означали окончание разговора.
Лариса повесила телефонную трубку на рычаг, размышляя: что ещё можно сделать? Попытаться купить билет? Бесполезно. На нейтральные планеты корабли с Нипы не летают. Может быть, пойти и съесть чего-нибудь, а потом, если получится, вздремнуть? Силы ей ещё ох как понадобятся.
Мысль о еде понравилась. Лариса купила в ближайшем ларьке стакан со сладкой шипучкой и булку с сосиской и салатом. Обеспечив себя провиантом, она заняла одно из свободных кресел с таким расчётом, чтобы видеть главный вход.
Время тянулось медленно, однако и булка была большой, резиново – упругой. Лариса жевала её сосредоточенно, обстоятельно, не замечая человека, наблюдавшего за ней со стороны. Человек приехал в космопорт на метро, и потому зашёл не через главный вход, предназначенный для пассажиров, прибывших на такси.
Толпа журналистов, разом выкатившая из распахнувшейся дверей, привлекла внимание девушки. Выцедив из стакана последние капли шипучки, Лариса встала, отряхнула крошки и пошла толпе навстречу. Знакомое лицо вызвало на её лице улыбку. Хоть какая-то моральная опора.
– Доброй ночи, герр Даррес,  – поприветствовала она человека, – Спасибо, что откликнулись.
– Сеньорита Хименес, сеньорита Хименес, – тут же насели на неё журналисты, – Что вам известно о побеге военнопленных с базы…
– Немедленно разойтись! – врезались в толпу стражи прядка. От журналистов они отстали буквально на пару минут. Их вмешательство подхлестнуло общий ажиотаж.
В первое мгновение наблюдатель в растерянности, интуитивно отшатнулся к стене, как если бы хотел спрятаться и тут же сообразил, что в такой неразберихе до него просто никому не может быть дела. А значит…
Зрачки человека сузились, как у снайпера перед выстрелом, губы тронула злая улыбка. Выдернув из кармана, как пистолет, визитную карточку, он со всем напором, на какой был только способен, ввинтился в клубящуюся толпу, почти отшвыривая оказавшихся у него на пути людей: «Пропустите! Пропустите же!»
Он добрался до девушки, когда полицейский защёлкивал на её запястьях наручники, одновременно, быстро до неразборчивости, тараторя инструкцию с перечислением прав арестованного. Человек оттолкнул полицейского: «Пропустите адвоката!»
Визитная карточка промелькнула перед  лицом Ларисы. Вскинув руки, девушка инстинктивно поймала картонный прямоугольник, поднесла к глазам, вчитываясь в текст. Офицер полиции, подхватил человека под руку, потянул к себе, зашипел на ухо:
– Макс, это дело государственной безопасности! Не лезь! Денег здесь не заработаешь!
 Макс ответил, не понижая голоса:
– Зато, какой клиент! Какая реклама!
– Да откуда ты здесь вообще взялся!
– Откуда? – ехидно переспросил адвокат. – Дружище, вокруг посмотри!
– Сеньорита Хименес! Вы знаете этого человека? – столь же оперативно среагировали на новое обстоятельство репортёры.
– В первый раз вижу, – Лариса протянула человеку визитную карточку, один из адресов, напечатанных на которой она помнила наизусть, – но предложение его принимаю. Я хочу сделать заявление…
– Сеньорита, – перебил её адвокат, – я должен предупредить вас, как клиента, что любое ваше слово может быть использовано против вас!
– Благодарю, мастер. Именно поэтому я хочу при всех заявить, о своём желании хранить молчание. Но перед тем как замолчать, я скажу следующее. Всё, что случилось со мной – следствие провокации местных спецслужб. До последнего момента я ни о чём не догадывалась. Доказательство тому, – мои личные вещи и драгоценности, находящиеся сейчас в гостинице и даже не собранные для отъезда.
– А когда вы поняли, что происходит… – врезался в её речь один из репортёров.
– Тогда предпринять что-либо было уже невозможно.

* * * * *
Отсутствие броши с камеей, Лариса обнаружила когда, проверяла по описи наличие своих вещей. Лора вспомнила тяжесть украшения на воротнике платья, вспомнила треск рвущейся материи. Вспомнила, стиснула пальцы. Довольно. Прошлое прошло и должно быть забыто. Через неделю ей исполнится двадцать лет. Она свободна и впереди у неё ещё вся жизнь.
Шум, поднятый прессой по поводу ареста актрисы, просто оглушал. Романтическая история освобождения сестрой брата, сливалась в головах обывателей с сюжетами приключенческих фильмов, в которых снималась Лариса. Все эпизоды, предшествовавшие побегу, как и предполагала Лариса, снимались скрытой камерой. И вот этот материал, предназначенный исключительно для служебного пользования, не иначе за большие деньги, оказался достоянием масс. После профессиональной обработки на киностудии получился полнометражный, приключенческий фильм с Ларисой Хименес в главной роли.
«Если бы, вы фреляйн, знали, какие люди заинтересованы в вашем освобождении! – сказал ей как-то адвокат, – И если бы вы знали, какие у них возможности! Впрочем, прокат фильма – хроники с вашим участием принёс такие барыши! Кстати, репутация Элен Радович погибла напрочь. Ни одно издание не возьмёт её теперь в свой штат, опасаясь обвинения в связях со спецслужбами. В нашем обществе средства массовой информации всё-таки должны сохранять хотя бы видимость независимости».
Лариса промолчала. Рта, лишний раз, тогда, она старалась не открывать. Даже в присутствии адвоката. Пробить нечеловеческое молчание девушки не могли ни гипноз, ни химические препараты. Следователей, надо заметить, интересовали отнюдь не подробности записанного на плёнку побега.
Впрочем, это теперь тоже в прошлом. Вещи собраны, билет на ближайшую, нейтральную планету в кармане, взлёт через три часа. Всё в порядке, если не считать такого пустяка, что в её жизни больше нет никакой сумасшедшей цели. Даже непривычно немного.
Тесный пенал-койко-номер космической каюты показался девушке родным и желанным. Сейчас она раскидает вещи, переоденется и, пристегнувшись к койке посадочными ремнями, заснёт, впервые, за многие месяцы, спокойно и без страха. Перегрузки взлёта и посадки лучше переносятся в лежачем положении.
Папка лежала на кровати так, что не заметить её было просто невозможно. Чувствуя, как накатывает на неё липкая, потная волна страха, Лариса развернула её. В прозрачных кармашках лежали два документа.
Документ сверху оказался извещением о смерти. В нём сообщалось, что два месяца назад, на пятьдесят девятом году жизни, от остановки сердца скончался герр Марк Хименес.
Лариса медленно опустилась на койку, стиснула голову руками. Как же в этом мире всё просто! Отец умер. Остановилось сердце. Как обычно и бывает.
Создатели расы «Двуликих» были очень практичными людьми. Рабочая сила не должна была создавать своим творцам таких проблем, как болезни и старость. Вопрос решили просто, ограничив срок жизни создаваемых существ пяти десятью годами. Природа оказалась милостивее людей. При благоприятных,  не изматывающих условиях существования, жизнь «Двуликого» могла самопроизвольно удлиниться на десять и даже на пятнадцать лет. Однако всё равно, раньше или позже, без каких-либо внешних или видимых причин сердце останавливалось. Наступала смерть.
И так, отец умер. А мама? Мысль о матери разом вытряхнуло меланхолические мысли. Она младше отца на три года, но это ничего не значит. «Оно» всегда приходит неожиданно. Алексу – только десять, Анна и Валентина – девчонки. Одной тринадцать, а другой – шестнадцать лет. Вика нет. Кто будет работать?
Дрожащими руками, Лариса достала из папки второй документ. Это оказалось решение суда по её делу на Раре. В документе говорилось, что поскольку убийство она совершила в состоянии аффекта, то наказание ей назначается условное. Ларисе следует лишь в материальной форме возместить ущерб, причиненный семьям погибших по её вине людей…
Лариса трижды перечитала второй документ, и только после этого поняла, что держит в руках разрешение на своё возвращение домой, к семье, туда, где она сейчас больше всего нужна.
* * * * *
Трёхнедельный перелёт прошёл спокойно. Лариса спала, спала и спала, просыпаясь лишь затем, чтобы поесть. Организм ударными темпами ремонтировал измотанную нервную систему. На остальное  у девушки не осталось ни сил, ни времени.
Вместе с другими пассажирами Лариса тряслась в наземном такси, в раскачку ползущем по взлётному полю к зданию космопорта. Обыденность происходящего смущала её. Никто не рвался к ней за интервью и автографами. Её просто не замечали. Осознав, что именно смущает её, Лора невольно улыбнулась. Оказывается, привыкнуть можно ко всему. Впрочем, и отвыкнуть тоже.
В космопорту она сразу же прошла в кассу. Рейсы не Рару? Только с пересадками. Ближайший? Сегодня, точнее завтра, в три часа утра. Посадка с десяти вечера. Билетов нет. Следующий? Через два месяца. Будете заказывать? Введите пожалуйста в прорезь банкомата вашу кредитную карточку… прошу прощения, фреляйн, вам заказан билет на сегодняшний рейс. Будете оплачивать? Лариса молча нажала клавишу: «Да!».
Времени до посадки оставалось всего ничего. Перекусить в кафе, побродить по аэропорту, посидеть в одном из кресел, наслаждаясь свободой движения и нормальной, постоянной силой тяжести. Или пройти в ресторан? А почему бы и не порадовать себя чем-нибудь вкусненьким?
Голод утолён, и девушка не торопясь, смакует смесь соков. Приятный напиток омывает язык, по капле скатываясь в горло. Ритм музыки – ритм сердца. Звуки укачивают, как укачивает волна. Грудь полнится горькой тоской. Тяжелеют веки, наплывая на сонные глаза.
Стакан пуст. Ухоженная рука тянется к хрустальным бутылочкам трезвой дюжины, сбросившие дремоту забвения, глаза встречаются с глазами человека, сидящего напротив.
– А ты умеешь жить и наслаждаться жизнью до последней капли.
В короткой фразе Александро Габини восхищение и лёгкая зависть. В сущности, человек, так бесцеремонно занявший свободный стул за чужим столиком, всего лишь великовозрастный, скучающий клерк. Миллиардное состояние придаёт ему самоуверенность, граничащую с наглостью, но не избавляет от скуки. У Ларисы нет сил, даже на то, чтобы разозлиться.
– Добрый вечер, дон Александро.
– И всё? – глаза «борова» лапают не хуже рук. В уголках губ – капельки слюны. Он очень богат. Он прожил сто двенадцать лет и, благодаря дорогостоящим курсам омоложения проживёт ещё столько же. О, это не легко: прожить двести пятьдесят лет и не потерять вкуса к жизни! Мир так скуден и однообразен.
– Синьорина Хименес, так значит, вы не хотите поблагодарить  за заступничество, за свободу?
– Любая работа должна быть оплачена, дон Александро. Последний фильм с моим невольным участием принёс вам хорошие барыши.
У девушки напротив, невероятно зелёные глаза, с зелёными же, как у тигрицы, огоньками. Глаза дикого зверя, глаза, вгоняющие в дрожь. Ни у одной из его женщин не было таких глаз, но робость не к лицу настоящему мужчине и ещё… Не продаётся только тот, кого не покупают. Дело лишь в цене.
– Вы деловая девушка, синьорина. Я тоже человек дела и потому буду говорить прямо. Так проще. Вы согласны, синьорина?
Неуловимо лёгкое движение головой:
– Не вижу причины отрицать. – Это не согласие, но и не отказ. Спорить пока не о чем. Но «боров» не замечает двусмысленности ответа, продолжает:
– Я не молод, по сравнению с тобой. Мне сто двенадцать лет, тебе –  двадцать, но не возраст делает людей старше или моложе…
– Прошу простить меня, дон Александро, но я перебью вас, –  у Ларисы нет сил, слушать рассуждения богатея. Отцу было всего пятьдесят девять лет. Она не переживёт шестидесятилетней отметки, а этот «боров»… Горло сдавило от боли и ненависти. – Мне трудно говорить и трудно слушать. Три недели назад, перед отлётом, мне сообщили, что умер мой отец. Остановка сердца.
Голос девушки ровен и сух. Зелёные глаза смотрят прозрачно и невозмутимо. «Боров» смутился. От неожиданности:
– Прошу прощения, синьорина, я не знал… – он ничего не понял и не поймёт. Человек так привык к омоложениям, что разучился думать о смерти. Вот и сейчас. Он растерян, но только оттого, что столкнулся с непредвиденным препятствием. – Я искренне сочувствую твоему горю. Я разделяю его, я…
– Не надо слов. Дон Александро.
– Да, да, не надо слов…
Липкий взгляд человека по иному оценивает тёмный, строгий костюм девушки, простую причёску, отсутствие украшений. В душе его шевелится капризная досада: за что он, собственно говоря, выложил такие деньги, раз эти бездельники не удосужились поинтересоваться семьёй этого необыкновенного существа? Ходят слухи, что Лариса Хименес даже не человек! А ведь какой был случай! Следовало всего лишь правильно принести соболезнования и предложить помощь и опёку. Впрочем, ещё ничего не потеряно.
Однако, девушка редкостная. Такое самообладание! Такие чувства! Никто из его знакомых не смог бы так держаться. Они бы или заливались слезами, играя на публику (и бездарно переигрывая), или ударились бы в циничную браваду. Воистину: большое горе безмолвно. Дрожь бежит по пальцам от одного взгляда на неё! Такую женщину упускать нельзя.
– Лора, узаконенное время траура – год. Скажи: «Да» – и через год мы будем мужем и женой.
– Нет.
– Как нет? Ты, наверно, не поняла!
– Я всё поняла, дон Александро. Всего доброго. Счастливо оставаться.
Она встаёт, вежливо прощается, уходит. Да, нет же! Нет! Она не поняла! У девушки от горя помутился разум! Следует догнать, объяснить. Не продаётся, только тот, кого не покупают, а он – покупает! Он же покупает!!!
* * * * *
 Отлёт – в три ночи. Посадка начинается в десять вечера. В десять тридцать первый планер с пассажирами и грузом оторвался от взлётного поля, направляясь к зависшему на орбите космокораблю.  Прошлое – прошло и потому не имеет значения. Важно, что она наконец-то летит домой.
 "Все наши проблемы - дома",  похоже мои истории про Лору читателям надоели Следовательно пора ставить точку.