5. На мертвой улице. Лаврентьевич

     5.На мертвой улице. Лаврентьевич

Мир был удивителен и фантастичен. Но никто ничему не удивлялся. В детстве Даниил задавал взрослым тысячи вопросов, и все отвечали на них просто, казалось, чтобы только отвязаться от мальчика.
Школа, где ничего не рассказывали про Бога и ангелов, казалась ему тюрьмой для окрыленного духа, где не учили божественно красиво расправлять крылья, не учили летать - и он однажды убежал из этой тюрьмы в поле.
И там, всматриваясь в стену горизонта, он верил в свои безграничные возможности, в свои мечты.  Я все могу. Я открою людям тайну ангелов. Люди копошатся в своих кошельках, разрывают душу всякими мелочами, их темный мозг, темное сознание не знает о том, что жизнь вне вещей. Как важно человеку остаться наедине со своей душой, чтобы прислушаться и открыть великий смысл вечной радости.
Мальчик-ангел, бродя по полю, увидел однажды этот удивительный шар. Голубой – точно настоящая планета. Он приблизился к шару. Какие яркие небесного цвета васильки росли на нем. Не отрывая от планеты глаз, он дошел почти до самого забора, как вдруг две борзые высунули свои морды из кустов жасмина и стали лаять.
Душа ангела задрожала. Мальчик развернулся и побежал что есть сил. Казалось, собаки сейчас выбегут в поле и погонятся за ним. Он жалел, что стал бескрылым.
Давно он не парил над землей. Там в небесах всегда было спокойно и безмятежно. Ведь небо под защитой бога. А земля?  А о  земле должны заботиться ангелы. Собратья мои по небесным крыльям. Вы так любите вечный праздник. И вам сейчас не до людей. Как жаль, что я один, и никто мне не может помочь в моем добром деле.

Теперь, спустя много лет, Даниил не помнил, как найти тот дом, возле которого кружился голубой шар. Он пошел по мертвой улице, вовсе не по той, на которой жил мэр.
«Даже если я заблудился, я все равно выйду в поле – а оттуда всегда можно увидеть маленькую планету над прудом, на которой растут яркие цветы».
На мертвой улице совсем не было заборов. Черные дома с покатыми крышами жались друг к другу, и между ними было лишь узкое пространство. Даниил стал петлять возле этих домов и совсем потерял ориентир. Двери всюду были открыты и в окнах горели свечи. Был вечер, но ночь не спешила наступать.
«Неужели и вправду жизнь остановилась в ту минуту, когда я родился? – подумал Даниил. – Неужели в вечном мире, который я подарил людям, солнце никогда не засветит по- божественному   ярко?»
На этой улице день как ночь, и ночь как день. Солнце здесь светило не намного ярче луны.
Даниил присмотрелся к небу. Далеко, у самого горизонта пролетали два ангела. Как далеко они теперь! Иногда так печально, что жизнь имеет свое прошлое. Но других законов, видно, сам Бог придумать не мог.
О, ангелы, не спешите улетать! Не спешите вернуться  в свой привычный светлый мир. Присмотритесь, ведь на мертвой улице тоже живут люди. Пусть вы уверены, что здесь солнце всегда стоит на месте. Но и здесь живут вечные души.
Ангелы, вернитесь на землю! Я не призываю вас грешить на каждом шагу, жить безрассудно и бездумно: я только говорю, что в мире, где солнце похоже на циферблат часов, нас ждет много минут вдохновения и упустить их: значит закрывать глаза на радугу, на цветы, на красивые улыбки и светлые души. Если вы хоть что-то красивое разглядите на земле под солнечными часами – вам потом будет намного светлее в вечном городе. Ангелы, спешите  туда, где души потеряли свой свет! Откройте людям тайну своего счастья. Ведь они ваши собратья по духу.  Они тоже живут вечно.

Даниил  заглянул в одну их открытых  дверей.  Он увидел
белую плиту и женщину в фартуке, которая пекла блины. А мужчина в холщовой рубахе сидел за столом и что-то говорил.
 Даниил прислушался.
- Ах, Лаврентьевич, Лаврентьевич, - вздыхал мужчина. – Терпеливее и прилежнее меня был в десять раз, только вот глаза все слезились.
«Чем, спрашиваю, Лаврентьевич, недовольны?»
«Жизнь такая, - отвечает Лаврентьевич. – Работаю, работаю, а детям все мало. И живут все, и все ссорятся. Сын с невесткой все спорят, чьи родители больше дают».
«А ты не давай совсем, раз не умеют жить», - советую ему.
Он чуть ли не с ужасом посмотрел на меня.
«Как же не давать?! А для чего я живу? Зачем я все эти бумажки пересчитываю? В чем смысл, если не детям помогать? Все для них!»
Вот человек: весь в работе был, а как  на пенсию вышел, так и переселился на мертвую улицу. Переселился и запил.
Опустился человек точно в могилу. Но дети, надо сказать, его не забывают: за домом ухаживают, цветы приносят. В спальне на стенке его портрет выгравировали и написали под ним: «Мы тебя любим и всегда помним».
Захожу я к нему на днях, лежит человек на столе – ни жив, ни мертв. Завидел меня, приподнял голову – говорит:
 « Я бы вам поставил виски, бренди, саке, ром, коньяк, но здесь нет ничего, кроме вонючей бражки. Я совсем не могу ничем тебя угостить – и какой я после этого хозяин?!»
Отвечаю ему: «Чего ты здесь лежишь? Посмотри, какой диван с крышкой тебе дети здесь поставили».
«Душно, - говорит, - душно мне на этом диване».
«Так открой окна».
«Пробовал открывать. Навечно заколочены окаянные»,
«Да чего тебя, говорю, в такой душный склеп переселили дети?»
«Все мы здесь будем, - проговорил он, продолжая лежать неподвижно и глядеть в потолок. – Все мы здесь будем, - опять повторил он. – Но посуди сам. Мне кислого нельзя.  А тут весь мир точно окислился: кислая капуста, кислые мины людей, даже в самых сладких леденцах эта кислота окаянная! Руки по ночам отнимаются, глаза слепнут, сидеть не могу. Нет, что ни говори, все мы здесь будем: и здоровые, и больные».
Диван его был довольно глубокий с черною крышкой, на которой кто-то догадался написать: вечная память. Мягкий такой диван, а ложиться человек в него ни за что не хочет.
«Бедный Лаврентьевич, - подумал Даниил. – Как часто дети хоронят своих родителей живыми».

Ангел снова стал плутать среди этих темных домиков. Возле каждого стоял крест с маленьким распятым Христом.
«За что ты страдал, самый человечный из ангелов? Как тебе тяжело было взбираться на вершины гор этой земли без крыльев, которые ты оставил на небесах. Опоздали ангелы, не пришли к тебе вовремя на помощь! Ты выстрадал за всех, и твою жертву оценил сам Всевышний».