Благоухание седин

                «Благоухание седин». З.Н.Гиппиус о Л.Н.Толстом

С воспоминаниями З.Н.Гиппиус «Живые лица» впервые довелось мне познакомиться в 1991 году, когда они вышли в составе сборника «Забытая книга». Правда, ранее эти очерки разрозненно публиковались в различных журналах, но оставались вне пределов моего поля зрения или вернее досягаемости. Рассказывает она довольно основательно об Александре Блоке, Валерии Брюсове, Федоре Соллогубе и Василии Розанове. Это лица широко известные, причастные к миру литературы. Однако вплелось в ее повествование и описание знакомства с фрейлиной императрицы Александры Федоровны Анной Александровной  Вырубовой. Скорее всего, из-за тесного соприкосновения этой женщины не только с семьей венценосных особ императорского дома, но и судьбой Г.Е.Распутина. Заканчивается книга рассказом  «Благоухание седин» с подзаголовком «О многих». И все же основными действующими лицами, несомненно, являются А.Н. Плещеев и Я.П. Полонский, имена которых сейчас полузабыты. По всей видимости, выбор описываемых личностей не был случайным. Зинаида Николаевна хорошо знала всех, часто общалась.

Насколько верным оказалось название – «Забытая книга». Повторное чтение, которое вероятно можно назвать перечтением через два десятка лет оказалось не менее интересным, а, пожалуй, даже более значимым. Появилась возможность не только вчитаться в каждый фрагмент текста, но и сопоставить его с уже накопленными за прожитые годы знаниями, остановиться на каждой детали. В конечном итоге именно о деталях речь и пойдет в дальнейшем. И только сейчас отчетливо начинаю  понимать, что ранее казавшиеся лишними слова (а как же могло быть иначе!)  -  «Всегдашнее мое правило – держаться лишь свидетельств собственных ушей и глаз. Сведения из третьих, даже вторых рук – опасно сливаются со сплетнями»,  на мой взгляд, несут большую смысловую нагрузку.  Вспомните Экзюпери: «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь». Замечательно сказано, не правда ли? Вот с такой же сердечной зоркостью Гиппиус воспринимала людей, а затем отражала их судьбы и облик в своих воспоминаниях.

Из общего сонма хороших знакомцев исключение составил лишь Л.Н.Толстой, которого Зинаида Николаевна  навестила в Ясной Поляне вместе с Д.С.Мережковским в середине мая 1904 года. Встреча эта была единственной и, по словам Гиппиус «почти мимолетной». Совсем немного времени оставалось до исхода «старца» из родного родового гнезда и его мучительной смерти на незнакомой станции Астапово, что в Рязанской губернии. Именно здесь всего на пяти страничках  рассказывает она о таких деталях, которые ранее просто ускользали от внимания. Для меня в первую очередь это внешний облик и штриховой психологический портрет Толстого и его супруги.

Встретила их жена Толстого. Гиппиус описывает это событие следующим образом: «…к нам навстречу выбежала (действительно выбежала) полная, но еще стройная женщина: это Софья Андреевна… Вмиг овладела нами, распорядилась, повела нас в приготовленные две комнаты… Убежала. Ее живость меня сразу привела в удивленье и даже слегка обеспокоила». И было отчего. Ведь Софье Андреевне 60 лет. Вполне естественно, что молодая Зинаида Николаевна ожидала увидеть женщину пожилую и степенную. Ведь она мать многочисленного семейства. Но главное потрясение ожидало впереди.

Даже через много лет помнит Гиппиус,  как «…вышел небольшой худенький старичок в подпоясанной блузе. Длинная блуза топорщилась на осутуленной спине… Но меня поразило, почему-то, что он – маленький. Это Лев Толстой? Если все бесчисленные портреты, которых мы навидались так, что они точно вросли в нас, если они – Толстой, то этот худенький старичок – не Толстой. Словом – не могу их соединить, нового живого – с неживым и привычным». Чуть далее по тексту она еще раз подчеркивает свое впечатление от облика Толстого, несоответствия ожидаемого и увиденного. И ей веришь, поскольку смотришь на Льва Николаевича ее глазами.  И невольно возникает точно такое же удивление и отрицание – не может быть! Она отчетливо не запомнила содержания ведомых, кратких бесед с «живым классиком» на общие темы – о жизни, религии, смерти, но вот внешний облик настолько запечатлелся в памяти, что Зинаида Николаевна почти с первоначальным недоумением описывает его спустя годы.

И еще один штрих, характеризующий уже внутреннее состояние Толстого того времени в восприятии Гиппиус: «Толстой сидит немного в стороне, на своем, должно быть, кресле, в привычно усталой позе… Привычно усталым голосом Толстой говорит привычные вещи». Трижды оброненное утверждение – привычно - настораживает. Привычно, следовательно, все уже видено и слышано, прочувствовано и пережито. Вероятно дело в том, что для Толстого эта встреча-беседа всего лишь обычный момент общения, каких в его жизни особенно за последние годы было множество. И все же в конце неожиданно появляется «живой» Толстой. Совсем не случайно Гиппиус пишет: «Тут-то и выяснилось, между прочим, что Толстой все читает и решительно за всем следит». Вот вам и уставший от жизни человек, глаза которого «детские - или старческие - с бледной голубизной", как бы подчеркивали возраст писателя и даже некую беспомощность.

Нужно сказать, что, уже живя в эмиграции Гиппиус, неоднократно возвращалась к описанию встречи с Толстым и своему пониманию его основных жизненных позиций.

А что Толстой? После их весьма дружелюбных проводов он написал М.Л.Оболенской: «Сейчас уехали от нас Мережковские. Этих хочу любить и не могу». По свидетельству А.К.Виноградова впоследствии Лев Николаевич «не помнил» даже о самом Мережковском. Невольно возникает мысль - может быть просто не хотел удерживать эту встречу в памяти?

Есть данному обстоятельству и весомая причина, о которой в мемуарах упоминается легким намеком. Дело в том, что несколько ранее (1900 – 1901 годы) в журнале С.П.Дягилева «Мир искусства» Мережковский опубликовал статью литературно-критического направления – «Л.Толстой и Достоевский». Не она ли послужила решением толстовского «не могу»?

На фото из запасов Интернета Толстой действительно выглядит менее солидно по сравнению с бодро шествующей впереди Софьей Андреевной. Запечатленный миг истории явное тому свидетельство.