Звездный Зноб

   Спуск по слабомоу огоньку речевой траектории оказался непревзойденным и лихим. Болезненный и глупый, он портативно взметнулся к полокачке, но сразу же был пришит меткими движениями, которые совершали Окружабы и Говнеплоды - его закадровые краги, спопожки и муковые измероиды.
  "У нее же не было желтого платья" - ндоумевал кое-кто на счет отсутствия желтого парадного и присутствия косы у той самой. У той, которая случайно заходит на чай в любое время суток. Которую каждый ждет подсознательно и сам себе в том признается - никогда.

  "Пейте шампанское" - сказала она и вышла.Из окна?
Да нет же, через люк в потолке, да прямо в космос, прямо с косой...
  Виселось хорошо... За sickлючением фактурной мировоспряности, которую пришлось слегка
рассредоточить, уменьшив концентрацию - вкус все равно выходил покурить каждые 20 минут, не давая сообразить - местный он, анестетический или все же синтезированный.

  *Тем временем в космосе:
  - Сварите Кафке кафки, грефневой
  - Да.*

   Когда все закипело и растлительно вознеслось вверх - темы самыми попрами, нестоящими и кожного защемления - к котлу подошел очень серьезный человечишка в черном кростюме - чистый, но гадко обтекавший по периметру слюностью, потерянной еще в годы работы на правительство.
 - Сколько раз тебе можно повторять?! - перестань меня пачкать! - закричал человек на свою слЮность, стряхивая ошметки и капли на ветхую золу под котлом.
 - Да ничего я не делаю, и нет меня вовсе, неужели ты не понимаешь? - отозвалась слЮность, меняя цвет с желто-синего на белоснежно-красноватый.
  Часть ее стала потихоньку возноситься к былым мирам, приобретя знакомое с детства агрегатное состояние. Часть всосалась в золу и трансформировала огонь в ядовитый шелест, который теперь повергал человечка в черном в относительный разгром схождения...
  Но как же так, могло случиться, что сегодня она ушла, оставив за собой антитруп? Вероятно, серые тени, которые она читала с удивительной скоростью подсказали, что это пустая трата времени и, что лучше поторопиться в ресторан к юбилярше в отвратительно-розовых кружевах и с нескромным возрастом? И, естественно, космосом - быстрее.

  - А теперь надень на меня капроновую стужу! - отразилась слЮность, смело накрывая котел своим 4-м агростоянием.

   * (Тем временем в космосе:
  - А Вы, любезный двуликий, в курсе, что время люди привыкли не тратить, а проводить?
  - Да, я сам его проводил когда-то...
  - Куда?
  - В небытие. В скуку, проще говоря...
  - Но сейчас, как всякому камню, Вам время безразлично...
  - Как и сухофрукту.Примерно так же).*

  Человечек в черном снял с себя челюсти и тонко порезал в крошку. Ссыпав полученный порошок в ступку с теннисным насестом, он принялся перемешивать эту массу, которая постепенно приобретала цвет мазута, а также его вязкость и запах - совсем, как в просьбе слЮности.
  Веселые каметы. Трагичные камелии в волосах юбилярши, розовой, как... последний закат, на который некому посмотреть. В то время, как проводят время смотрят не в небо, а под ноги. Или - в потолок "для разнообразия". юбилярша была почти исключением. Она рассматривала ногти, а после - туфельки. Какие чудные, какие лаковые... в них и в космос - не стыдно.
  А у нее не было желтого платья. А вот лаковые туфли...

  * (Тем временем в космосе:
  - Уважаемый двуликий, не желаете ли бросить косточку в эту тоску?
  - Я бы, пожалуй прыгнул...
  - Хм... )*

   Стужа вышла на удивление покладистой, и с первых же лет своей жизни наделась на слЮность - цедильня вошла в свой непременный цикл. Бокал ее "вдруг" дал трещену и Бордо хоть как-то облагородило ее розовые кружева, разлившись пятном. Она так распереживалась... что не успела понять, платье ей больше не понадобится.

 - Как льется твое огненное чело! Как понукает растровый раствор твоих голен! Как ты вся вся вся! - запричитало простонародье, возникая из сцеженной внутрикотловости...
  "Почему она ушла? Почему ничего не сказала и зачем приходила? Наверное, в моей квартире просто удобный выход на крышу" - перестал недоумевать кое-кто и внимательнее обычного посмотрел на потолок, на который так причудливо легли солнечные золотисто-желтые блики...
  Но Мяулину уже было все равно - он улетел и обещал не вернуться.