Колесо судьбы!

    С самой зимы баба Нюра высеивала помидорную рассаду.   Выпестовывала  каждое 
малюсечкое семечко.    Отбирала с осени  для этого торжественного случая  мясистые
розовые особи  томатов "бычье сердце".   Она с любовью напоила нежные всходы  в корытцах
на предрассветном подоконнике  и, было,  собралась уже почаёвничать у закипевшего самовара  -    
трясущейся рукой  потянулась  к любимой  перламутровой чашке…    Та строптиво брыкнулась,
разметавшись бисерными осколками на полу.

-   Э-эх,  косорукая!   Дожила,  чего уж выгораживаться!   Даже и письма теперь в Россею
    сёстрам самостоятельно не осилить!   Поди,  сама же  свои каракули не разберу…   
   
А ведь посуда бьётся  -  к  счастью! 

Она присела сухоньким силуэтом  на табурет,  потянула платок с серебряной головы 
и  промокнула нахлынувшие чувства.   Нет-нет,  заплакала она вовсе
не от скупости к чашке,  а от стиснувших душу мыслей  -  о простом своём женском счастье, 
расплющенном в хлам скрипучим колесом, выпавшей ей доли...   
Вспомнилось раннее детство в первую мировую.    Как вернулся отец  из плена
с надорванным нутром,  а вскоре приказал долго жить…

-   Это ж надо додуматься!  Лягушей  в бочках доставили для пленных,  да и ту нечисть
    бородавчатую  германцы    -   сами сожрали.   Тьфу,  гадость-то неслыханная!   
    Шестеро сирот  ведь осталось  из-за  нехристей заморских.   Язви их душу!   
    И выдюжила-то семья,  благодаря своему трудолюбию и поддержке родных.   
    Слава  те Господи,  при руках!   Гуртом затемно вставали,  и на полосу со злаками...
    Мало того,  лён ещё ростили и мяли.   А ведь поначалу  -  своим горбом соху таскали,
    пока осилили средства  на клячу в серых яблоках.   Вернёшься к полуночи без рук - без ног
    с сенокоса,  ведро щей сварганишь, и за один присест с несколькими ржаными караваями.
    Ведь воспитание-то было не нонешнее.    И не приведи Господь, за столом рожицу скорчить
    или ещё что,  вмиг по лбу ложкой деревянной схлопочешь!   
    А так-то  и одного сурового взгляда дяди  (отца брата)  хватало.      
    Вскоре и второй коровёнкой с бычком  -  Бог сблагодарствовал!  На столько душ-то, 
    богато ли?!   Погреб для провианту сообща  соорудили.   Восьмилетний Ванятка
    старался-то при строительстве  -  шибче всех,  глядя на старших!

    А тут и революция докатилась до селения Вершины   –   коллективизация!    От крепостного
    права деды избавились подальше с глаз-то,   так эти,   ишь чё опять учудили!   И кто
    делил-то всё добро их!   Тот самый Васька-лежебока с окраины села,  у которого  - 
    ни двора путёвого, ни кола…    К нему и кликуха-то привязалась,  что на печи прозябал
    в нетрезвости регулярной.   А как раскулачивать,  так первый примчался  перегаром
    утробным в лицо тыкать:   

-   Чтобы  –  честно!  Всем  -  поровну,   и без обиды!

    Кулачищем в грудь стучит,  типа,  пролетарий судьбой обделённый!   

    Плюнули  на  всё,  с дурачьём-то  свяжешься… 
 
    А вскоре, сама замуж вышла за красавца из деревни окрестной.   Кудри льняные,  глаза
    голубые,  рослый,  характер лихой  -  парнями на завалинке верховодит.    Хоть и мечен  мельницей
    с детства ступнёй кривой,  а коли понадобится,  так напонужает кулачишами-то!   Куда
    увечье девается…   Как уж  туточки устоять.   Знамо, втюрилась по уши!   Да и сама была –
    хоть куда,  не зря же глаз положил.   Как свадьбу сыграли, так за остальными селянами
    и подались поближе к паровозам городским.    Сестрица средняя, Дуняша,  из всего семейства, 
    разве что,  и устояла от соблазну.    Мне,  говорит,   ваш железный  "горыныч-змей" 
    без надобности, останусь в колхозе.    Эка невидаль,   туманом  горячим чихать  на всю округу!

    Худо-бедно,  зажили в городе.   Дочь народилась.    И трёх лет не прошло,  пришли
    за соколом "гости ночные"  -  за то,   что выпорол тот в сердцах  Ваську,   
    при исполнении…    В смысле, заматерел  Василий-то,  лежебока, на должность лихую
    в центре  -   за происхождение "пролетарское".    Мало ему,   деревню по миру пустил,   
    да ещё здесь глумиться удумал дыханием сивушным: 

-   Кулачьё вы,  и всё тут!   Душегубы!  Устрою вам жизнь городскую! 

    Не сдержал муженёк   норов природный!    В палисаднике  окровавленной ладонью прут
    от шиповника отделил,   сложил обидчика пополам,  головой промеж ног прижал, 
    от портков зад облегчил,  и так душу отвёл  -  прилюдно!   Мама не горюй!   
    Затем,  из под стола поллитровку сорокаградусную извлёк, им  же початую,  и дезинфекцию
    отвесил ладонями хлёсткими по "булкам"!   Дабы, боже упаси, инфекция не приключилась…
    Ору было-то, ору  –  на всю губернию Вятскую!

    В Сибирь прямиком суженого  и определили!    Год ждала, два, три, четыре…    А тут
    и война нагрянула очередная  -  с Гитлером  ненавистным.   Братьев двоих  из трёх
    Лысковых   вмиг  прибрала ручищами костлявыми!   Ванятка,  младшенький-то, 
    на "Курской дуге" в танке сгорел,  а Мишаньку-то, вообще, не знамо где и утеряли
    без вести, вместе с ружжом казённым...   Всякого насмотрелись!   
    Каково ж  одной ребёнка тянуть в голодуху-то.   Хорошо в столовку заводскую
    приспособилась.  На поясе в рейтузах кармашек со спичечный коробок приладила, что б
    неприметнее -  то сахарку щепотку, то перловки ложечку...   
    Так вот и пережили, триклятую!   

    А годы-то идут.  Вот как, без мужика-то.  Уж дочурка подросла.
    Пошла к гадалке  -  так мол и так,   дескать, десять годков ждём, и не весточки…
    Запалила та свечку, пошептала что-то,  и давай на воду воском плескать: 

–   Вот он,  живёхонек!   Глянь-глянь,  в дождевике с капюшоном стоит на мостике баркаса,
    а вокруг воды раздолье.  Освободили его досрочно,  да прибрала твоего сокола зазноба
    из местных,  от себя не отпускает.  Вона как за плечи лихие стиснула!
    Интерес у него к мирозданию  –  ходит много, себя испытывает. 
    Хоть и нога,  будто бы,  была зверем лихим повреждена...
    Не грусти, милая,  тут дело-то твоим интересом обернётся  –  воротится, как пить дать.
    Круговерть, вишь - к тебе стремится.  Вот только когда, дата водами вешними размыта…

   
    Вот и не поверь теперь на слово гадалке-то, коли  -  такие тонкости нутром определяет...


    Пролетел ещё десяток лет  -  даже брату  родному все эти годы не отзывался. 
    Как в преисподнюю канул.  Не чаяла больше  увидеть живьём-то.   Уж,  и  кровинушка его
    замуж вышла удачливо, внучка народилась.  А его всё нет и нет...   
    А тут,  как-то фотопортретом  доченька одарила: 
    «Любимому дядечке Ивану от племянницы  -   на память добрую!»…

    Наконец  опомнился через двадцать годков-то   -   сам к братке старшому и объявился,
    впервые, на поклон.   За это время  весь фарватер северных рек исходил  -  лоцманом, 
    от Байкала до моря Лаптевых.   Каждый камень изучил,  что криво на дне лежит 
    (недаром ведь гадалка виды видывала). Тайменя  с лошадь на удилище вываживал
    из Енисея.  Что лососевые!  Однажды, "царь-рыбищу" редкостную  в огненной чешуе
    ухватил   -   чем шамана местного, магией избалованного,  изрядно озадачил
    знамением неведанным!   С чукчами на зимовках песцовых отсиживался при лампаде 
    моржовой.      Вдоль и поперёк  Сибирь исходил с ружжом-то, до Камчатки самой. 
    Случалось, на самородки золотые в тайге  натыкался  под  женьшеневым корнем
    редкостным.   Было, и на росомаху спиной нарывался  –   коварный зверь  (спасибо
    якутам, выходили);   и на тигра Уссурийского в упор  любовался – красавец!   
    Миром  разошлись с последним-то,  рука не поднялась...   
   
    Налили братья по стопарику  за встречу долгожданную:

-   А что за фото актрисы на стене у тебя,  Ваня?!   Красоты невиданной!  -   
   
    спрашивает брата.

-   Так,  то ж не артистка, а дочь твоя, Валентина.   Фамилия наша  к лицу ей   -   Лебедева!
    Лебёдушкой ухажёры кликали,  не иначе.    А замуж определилась за практикующего   геолога
    молодого, не устояла.  У того книжек мудрёных целых два баула, гитара на семи струнах, 
    да и голова,  что у царя соображает.  Вот и сама образовываться пошла на "заочный",
    чтобы нефть  -  ту,  обоюдней искать было.  А так-то всё недосуг до учёбы  -  на заводе
    химическом с шестнадцати лет трудилась,  матери подсобляла.   
    Да и дед ты,  с год уж как! 


    У того взгляд поверх залысин зацепился!   Как осознал упущенное,   примчался враз  -
    покаялся…    Так мол и так,  жизнь разлучила непутёвая!    Колесом коварным проехала
    по судьбе!     Поначалу боялся, что порешу  "Лежебоку" в сердцах-то,  при первом же
    случае.   А дело-то,  вона  как выгорело, проясняется…   Сам себе, тот,  приговор
    и подписал  -   проворовался по нетрезвости вскорости…   То-то смотрю, участь мою 
    смягчили.  Знать бы!    А там и самого закрутило.  Не хватало рук  мужских в Сибири,
    к делу судоходному  и  принудили на военный срок...
 

    Подумала-подумала,  приняла всего - как есть.  Видимо,  расплата это роду за грехи
    его отроческие,  когда он с родителем своим, Николаем,  в  Вогульцах  лес поповский
    щипал  на баньку русскую.  Мыслимо ли,  грех-то какой!   Хоть тамочки и было сосны
    той столько  -  в чаще дремучей,   что и не понять никому,  потери-то. 
    Скажешь ведь  –   ДА,  что говорится,   да и сказать-то больше нечего!   
    Столько лет прождала его,   а  в "легкомыслие" с мужиками  не пустилась,   
    хоть и были предложения, чего уж тут лукавить-то.  Зажили по-доброму сызнова.   
    Дом отстроили вот, на самых югах ташкентских. Пчёлок завели. Спасибо зятю с дочкой, 
    подсобили с началом.  Мужик-то,  знамо рукастый сызмальства,  остальное всё  сам
    поднял.   Чего напраслину  наговаривать!   И кладку кирпичную собрать горазд, 
    и кровлю увенчает железом знатно, и печь сложит заковыристо с флюгером на трубе, 
    и рамы оконные состолярничает  -  с наличниками в кружевах.   Ведь  механизмами
    пилорамными-то  так  владеет  -  любо  дорого смотреть!   Ворота   -   самые знатные
    на весь Букинский район.     На  все  руки  мастак!     А   виноградник   такой   -   
    что коренным жителям  на  зависть.   

-   И как это у тебя,  дядя Фёдор,   кисти с ведро вместительное  произрастают?!   

-   Знамо как,   топер  уход за всем  нужон  изрядный!
    Вовремя пасынки обобрать  -  чтобы силу не отнимали,  опылить серой от клешша 
    виноградного,   марлёвочкой от укусу осиного прикрыть... 
 
    Одним словом,  всё вроде в руках мужицких ладится.  Дом чаша полная!   Орехов грецких
    в саду несметно.  Гранаты заморские с айвой на всю зиму для внуков  -  ешь, не хочу.   
    А на душе скребёт обида  за годы упущенные…
    Вот и руки теперь не слушаются по нервности…    Что чашка!   Счастья-то не вернёшь...

    Ой, и что это расселась-то,  разглагольствую сама с собой!    Надо свиньям дать корм,
    курам-уткам сыпануть,  кроликам подкинуть.  Живность-то при чём?!   Вон и коза уже
    блеет на задворках не доенная,  индюки кличут.



    К концу марта всходы на окне заколосились знатно,  и баба Нюра снарядилась
на восточный базар.   Два лотка на привязи полотенцем через плечо  -   своя ноша костей
не ломит.     Так тихим сапом  и продавала по копеечке  -   где за кустик возьмёт, 
где за два.   А про неё слава добрая по окрестностям:  «У Феофелактовны-то,
что ни рассада  –  то гарантия на урожай!   Верьте уж  -   на слово!». 
 
-   Добрый день сегодня,  однако,  на целую рублёвку наторговала! 

Она тщательно перетянула узелок с мелочью и,  ссутулившись,  побрела устало домой.   
По пути,  через витрину «Культтоваров»,  узрела новенький велосипед.   

-   «Уу-ра-ал-л»  прочитала она нараспев.   А цена-то!  Цена неслыханная  –  целых сорок
    восемь рублей пятьдесят две копейки!  Это ж сколько надо рассады оприходовать?!   
    Эх, внучкА бы среднего ко дню  рождения подарком осчастливить.  Пусть порадуется.  И она
    непроизвольно торкнула сверкающее спицами колесо.   Красотища-то какая,  крутится
    без  задоринки  –  не остановить!   И ход   мягкий без скрипу, что на матрасе новом
    амортизация!  Мы с дедом о таком и не мечтали по молодости.   А сегодня  -  накося, 
    выложил  рублёвочки и катайся сколь душе угодно!   Никто не осудит за достаток.   
    Даже переедешь кого пополам  -  на резине такой  вреда не учинишь  костям.   
    Надо ж,  багажник-то,  багажник какой  знатный   –   с прищепом пружинным!   
    Эко, сколько ящиков гуртом  можно  разместить,  и мешок с комбикормом через раму
    перебросить.   
    Батюшки ты мои,  размечталась!   Там меня дед-то заждался к ужину,  да и живность
    пора кормом определять...
   
    Так всю весну и начало лета баба Нюра таскала изо дня в день свою рассаду на базар.
Складывала стопочками копеечку к копеечке на подоконнике  и, к назначенному сроку
определилась целою полусотней рублей! 

Битый час кассир на почте оформляла перевод,  пересчитывая медную россыпь,
поднятую невероятными  усилиями  бабы Нюры!

А в назначенное место пришёл хрустящий подарок   -   единой зелёной купюрой,  с изображением
"Вождя - инициатора раскулачивания"  на лицевой стороне 
(почти половина месячной зарплаты советского инженера).   

Ах,  какой же был необыкновенный велосипед с голубой рамой у внука!   М-мм! 
И какой прозрачной радугой  играли спицы на хромированных колесах,  пахнущих свеженьким
резиновым протектором   -   бабушки с дедушкой подарок!   

Э-эх!   Сейчас бы, такое славное "колесо"  -  старикам,   да  с белого листа!