Судьба писателя

Настоящему писателю судьба одна – кочегарка. Там плотят больше. А я кем только ни работал!

Ментом служил. Выгнали. Ни за что, причем! С ребятами в войну поиграли, с применением табельного оружия. Не понимаю: чего здесь такого? Мы ж по ногам палили! Трупов не было. Козлы, короче.

Я в лесники подался. Обход был. Сутки пёхом туда, сутки обратно. Домой приходил и падал, подкошенный. Один раз припозднился. С вышки пожарной красотами залюбовался, несколько раз гордость за родину испытал.
Бреду ночью по лесу, заблудился слегка. Не видно ни хрена. Только сучья – хрясь-хрясь под ногами. А тут эта падла над головой как захохочет. Филин, блин, ночной дозор. У меня по ноге струйка теплая потекла прямо в сапог.

Хорошая работа – лесником. План по почкам всегда делал и по шишкам тоже. Сено для лосей косил, зимой санитарные рубки проводили, мётлы вязали.

Вояк на кабана водил. Кабан успел уйти. Эти мазилы после трех ящиков водки за автоматы еле держались. Мы потом, хохмы ради, по шапкам начали стрелять. И я одному разнес обманку норковую из дробовика. Командиру гарнизона. А он плакал, горько плакал…
Что его гадюка теперь точно запилит и жизни не даст. Ничего не даст. Из дому выгонит. Я ему свою тогда подогнал.
Енотовую. Типа, махнулись, не глядя.

Ну чего. Работал, работал. Тоже выгнали. На собрании выступил. Обличил начальство. Ворюги сплошные!

И… здравствуй, кочегарка!