Создатель. Повесть, глава 3. Редакция 08. 07. 2013

Россия, наши дни

Природа за окном летящего по магистрали автомобиля не меняется уже несколько часов. В темноте белеют засыпанные снегом поля и высокие сосны вперемешку с тонкими березами. Кого угодно склонит в сон.
Вольготно устроившись на пассажирском сиденье, я прикрыл глаза, чтобы не видеть примелькавшийся пейзаж. Я бы предпочел остаться на юге – там, по крайней мере, не приходится большую часть года носить теплую куртку, притворяясь нормальным человеком. Но мой навигатор в юбке думает иначе.
- Это невозможно, - голос Мэри вырывает меня из раздумий. – Даже не старайся.
Похоже, она решила, что я сейчас там, где снега не бывает вовсе. Рассмеявшись, нехотя открываю глаза и поворачиваюсь к сестре:
- Никогда не говори никогда.
Не желая возвращаться к начавшемуся пару часов назад спору, я быстро меняю тему:
- Долго нам еще ехать?
Мэри сладко зевает и трясет головой, прогоняя сон.
- Потерпи.
- Давай остановимся. Ты сейчас уснешь.
- Нет, еще рано.
Спорить бесполезно. Мэри всегда знает, куда и когда ехать, где остановиться и что сказать. Ее интуицию не обмануть. Иногда мне кажется, что она лжет, утверждая, что не видит будущее и не читает чужие мысли. Мне не понять механизма этого феномена, также как и ей никогда не пробраться на мой берег, я просто следую всем ее указаниям, какими бы нелепыми они не казались на первый взгляд. Место проживания, покупка машины и одежды, обстановка в квартире – все под ее чутким руководством. Хотя ее манипуляции с интерьером подозрительно напоминают Фэн-шуй. 
Махнув рукой, я снова поудобнее располагаюсь на сиденье. Ремень врезается в плечо, и я отстегиваюсь.
- Пристегнись, - ворчит Мэри.
- А что, произойдет авария, и ты будешь вечно страдать по безвременно ушедшему брату?
- Нет, остановит полиция, и я сяду в тюрьму за поддельное водительское удостоверение.
Хмыкнув, я возвращаю ремень на положенное по закону место. Ее права действительно не слишком похожи на настоящие. Пожалуй, надо менять «поставщика».
- А поближе места не было? – я в очередной раз бросаю взгляд на окно. Мимо мелькают одноэтажные деревянные дома со снежными шапками на острых крышах.
- Тебе там понравится.
В этом я сомневаюсь. Пока я занимался продажей дома в Краснодаре, Мэри уехала в неизвестном направлении и вернулась через две недели счастливая, будто выиграла в лотерее – а такое вполне возможно – пару миллионов. И теперь я понятия не имею, куда мы переезжаем.
Оставляю без ответа ее сомнительное предположение и закрываю глаза. Теперь я и в самом деле отправляюсь на свой берег.
Я предпочитаю проводить свои маленькие эксперименты, когда она спит. Благо, наше время сна не совпадает, и несколько часов я могу побыть в благословенной тишине. Как только она просыпается, сразу начинает изводить меня требованиями прекратить свои опыты и вернуться в реальность. Она считает то, чем я занимаюсь, ерундой и ребячеством, но я с ней не согласен.
На берегу, у самой кромки воды стоит небольшой домик. Нет, скорее, этой сарай – четыре стены из тоненьких досок, плоская крыша и дверь без замка. Я соорудил это простенькое помещение только вчера, чтобы сложить в одном месте весь хлам, который раньше был в беспорядке разбросан на песке.
Открываю дверь. Маленькая черная бабочка с ярко-золотистым рисунком устремляется наружу. Осторожно поймав ее, я вхожу внутрь, закрываю за собой дверь и лишь тогда отпускаю беглянку. Бабочка взлетает к потолку и садится под самой крышей.
Не обращая на нее внимания, я прохожу в дальний угол, где на полу лежит коробка с причудливым набором вещей. Здесь есть настенный календарь с блестящим черным «Порше» на обложке – любимый автомобиль Мэри. Весь прошлый год он висел на стене нашего краснодарского дома и радовал мою сестренку. Когда она узнала, откуда он взялся, попыталась разорвать его. Теперь календарь нашел покой в стенах этого хранилища. Рядом лежит старомодный будильник нежно-голубого цвета с двумя миниатюрными звоночками на пузатом корпусе. Долгое время Мэри была уверена, что я купил его в антикварной лавке – точно такой же будильник она видела в продаже. Спустя месяц я рассказал ей, что это его точная копия, которую я создал на следующий день после посещения магазина. Когда выяснилась правда, Мэри чуть не разбила его об стену. И потом еще долго твердила: «Он все равно не работает». Конечно, не работает. Я и не пытался разобраться в премудростях часового механизма. Теперь будильник валяется в коробке вместе с другими ненужными вещами, среди которых есть даже автомобильный домкрат. Я потратил кучу времени на его создание, перечитав немыслимое количество технической литературы. И домкрат вполне сносно работал и пару раз пригодился нам в пути.
Я давно потерял интерес к этим предметам, но перед завтрашним утром нужно хорошенько потренироваться. Главное я оставлю на ночь, когда Мэри будет сладко спать и не сможет помешать моим планам. Она наверняка догадывается, что у меня на уме. Я не успел спрятать десятки томов по энтомологии, которые скопились в моей комнате, и теперь нахожусь под постоянным подозрением. Надеюсь, крепкий сон слегка улучшит ее настроение, и она встретит мой триумф с должным уважением.
Слуха моего вдруг достигают звуки из настоящего мира. Машина останавливается. Хлопают дверцы. У самого уха звучит недовольный голос сестры:
- Вернись немедленно.
С тренировкой придется повременить. Тяжело вздохнув, открываю глаза. Мэри стоит возле пассажирской двери, облокотилась о крышу и заглядывает в салон. За ее спиной видна широкая стоянка, битком набитая многотонными грузовиками. Под крышей двухэтажной гостиницы, несмотря на середину февраля, весело переливаются новогодние гирлянды.
- Зануда.
Я быстро выбираюсь из автомобиля, сделав вид, что не заметил внимательного взгляда любимого надзирателя. Спокойно вынимаю из багажника пару сумок и захлопываю крышку, оставив под ней десяток пакетов и два чемодана внушительных размеров.
- Есть лучший способ перевозить с собой багаж, - бормочу я, проходя мимо Мэри.
За спиной раздается щелчок сигнализации.
- Я предпочитаю выглядеть нормальным человеком. А нормальные люди не телепортируют вещи, как ты, а возят их с собой, - наставляет она, догнав меня по пути к отелю.
Не замечая мелькнувшей на моем лице ухмылки, она продолжает:
- А еще они устают с дороги…
- Конечно, три дня просидеть за рулем – каждый устанет.
- …принимают душ…
- Ледяной. В середине зимы.
- … ужинают…
- Раз в две недели.
- … и ложатся спать…
- Разве месяц уже прошел?
- Костя!
Я поворачиваюсь и не могу удержаться от смеха. Мэри всю трясет от злости: ноздри раздуты, подбородок выпячен вперед, глаза гневно сверкают. Малейшее упоминание о ее необычности выводит мою сестру из себя. Выглядит очаровательно.
- Молчу, - успокаиваю я. – Ты идешь?
- Сейчас, только заберу из машины свою подушку, - шипит Мэри.
Она разворачивается, быстрыми шагами возвращается к машине и вынимает из салона свою вечную спутницу – большую пуховую подушку, без которой ей нигде не сомкнуть глаз.
- А зачем было ходить? – не могу удержаться я.
Мэри выпрямляется и с силой хлопает дверью. Кажется, машина даже немного покачнулась. Еще быстрее, чем прежде, она идет в мою сторону. Если бы могла прожигать взглядом, от меня уже осталась бы горстка пепла.
- Будешь так хлопать, куплю тебе вот такую развалюху, – остужаю я ее пыл  и указываю на припаркованный у самого входа старенький «фордик» с облупившейся краской и наполовину отвалившимся передним бампером.
Мэри неодобрительно косится на железного старичка и улыбается. Так-то лучше. Я поднимаюсь по ступеням и распахиваю перед ней дверь:
- Дамы вперед.
Проходя внутрь, она бросает:
- Клоун.
Я следую за ней к стойке администратора. Через несколько минут мы поднимаемся на второй этаж, держа в руках ключи от комнат.
Проводив сестру в ее номер, я захожу в свой. Сумка падает на пол, рядом приземляется осточертевшая мне куртка. Определенно, на юге нам было бы лучше. Я весь взмок в этой телогрейке, а выходить на двадцатиградусный мороз в одной рубашке может показаться, по меньшей мере, странным.
Раздевшись, захожу в ванную комнату и включаю душ. Вспомнив маленькую перепалку на улице, улыбаюсь и прибавляю горячую воду. Теплые струи касаются холодных плеч. В отличие от Мэри, я люблю тепло, пусть даже оно исходит от воды.
За стеной раздается гул – в соседнем номере включили телевизор. Из электронного ящика доносится монотонный женский голос. Слов не разобрать, но и этого вполне хватает, чтобы испортить мне все удовольствие.
Закрываю кран и беру полотенце.
- …эликсир молодости, - слышится из-за стены. – Божественная амброзия остается несбыточной мечтой человечества. Мечтой о вечной жизни, где нет места болезням, старости и смерти.
Я так и застываю с полотенцем в руках. А ведущая продолжает вещать каким-то потусторонним голосом:
- В следующей программе: люди с паранормальными способностями – кто они? Ясновидящие, телепаты, целители – те, кого в Средние века считали посланниками дьявола, живут среди нас. Смотрите через неделю: дети индиго – шестая раса.
Обычно я смеюсь, когда слышу нечто подобное. Но сейчас хочется запустить в телевизор чем-нибудь тяжелым. И дело даже не в рассуждениях о шестой расе. Таких, как я, слишком мало, чтобы называться расой, и мы родились в разные века, а в наших жилах кровь разных народов. Но не это главное. Эликсир молодости – вот что заставило исчезнуть улыбку с моего лица. Божественный нектар. Как было бы просто: собрать нужные ингредиенты, смешать их в специальном растворе и принять чудотворную настойку, дарящую долголетие и вечную молодость. Пройдет четыреста лет, а ты будешь выглядеть на тридцать пять и не заплатишь за это чудо страшную цену. Твоя кровь не станет ледяной, вторя замедленному обмену веществ; твои сутки не будут длиться неделями; ты не будешь один за другим терять родных; и знакомый врач – такой же, как ты – не скажет тебе горькую правду: «Мы не можем иметь детей». Всех тех, кто рассуждает о развитии человечества, кто называет людей венцом творения, ждет разочарование – эволюция зашла в тупик, продолжения не будет.
Звук включившегося за стеной фена заглушает продолжение передачи о сверхъестественном, и я искренне благодарен соседу за эту помеху. Я в самом конце пути, который начал два века назад, и мне вовсе не светит впасть в депрессию из-за любителей мистики.
Бросив полотенце на край ванны, я выхожу в комнату, одеваюсь и ложусь на кровать. Прежде чем закрыть глаза, прислушиваюсь к ударам сердца. В предвкушении удачи, оно забилось быстрее и теперь стучит почти в том же темпе, что у обычных людей. Появившийся перед внутренним взором океан вторит моему волнению – на берег набегают волны, песок становится влажным, и босых ног касается прохладная вода.
Все началось двести лет назад, когда я впервые перенес сюда предмет, принадлежащий реальному миру. Безобразная шерстяная игрушка не потеряла форму, лишь стала более размытой, туманной, как и руки, которыми я крепко сжимал ее. Тогда я не понял, что сделал. Я считал этот берег лишь иллюстрацией моего внутреннего мира и ничем больше. Я отдал куклу Мэри и очень гордился успехом. Но мне быстро надоело развлекаться, телепортируя, как выражается моя сестра, вещи из одного места в другое.
Однажды мы поссорились с Мэри. Я посоветовал ей выкинуть, наконец, эту уродливую куклу. Но она сказала, что не уничтожит память о своей семье. «Она уже вся изъедена молью и все равно скоро развалится», - сказал я. «Зато она единственная в своем роде. Неповторимая», - ответила Мэри. Не знаю, что меня побудило схватить предмет спора, но я сделал это и унес игрушку на свой берег. Мне пришла в голову безумная идея – доказать Мэри, что ее уникальный раритет очень легко повторить. Под шум вспененных волн на песке рядом с моими ногами появилась точная копия той куклы, только она была не такой ветхой. Первая попытка перенести ее в реальность потерпела фиаско: я открыл глаза, но в моих руках ничего не было. Я не расстроился, просто раз за разом повторял попытки. И однажды плод моего воображения, выдуманный предмет, которого никогда не существовало во вселенной, стал реальным. Меня встретил изумленный взгляд Мэри. К тому времени ее старая игрушка стала ветошью и рассыпалась. Увидев ее целой и невредимой, сестренка была ошарашена. Ни она, ни кто-либо другой не могут попасть на мой берег. И не могут видеть чудо создания новой вещи. «Лет на пятьдесят тебе ее хватит», - пообещал я.
С этого момента мой берег превратился в лабораторию, где я пропадал целыми сутками и оставлял на песке все новые предметы. Бессмысленные пустышки, лишь внешне похожие на свои прототипы, уступили место сложным устройствам, все технические хитрости которых были воспроизведены с филигранной точностью. Я испытывал восторг, видя, что Мэри не может определить, какой из предметов какому миру принадлежит. Я знал, что ее шестое чувство ничего не говорит об этом моем увлечении. Вся ее злость – это лишь эмоции, пусть я и не понимаю, чем так ее расстраиваю. Я лишь пользуюсь тем, что дала мне природа. Природа, у которой отныне появится достойный соперник.
Эксперимент длиной в четыре года подошел к концу. За это время я изучил такое количество научных трудов, что вполне мог бы защитить докторскую диссертацию по биологии. Позади десятки неудавшихся попыток и, наконец, долгожданная удача, которую завтра утром я намереваюсь повторить. Но сейчас нужно потренироваться.

***

Мэри врывается в мой номер, не удосужившись даже постучаться. Танцующей походкой идет к окну. Пара движений, и холодный ветер вместе с кучкой снежинок кружит по комнате.
- Сегодня на завтрак изумительные блинчики. Не желаешь? – с коварным блеском в глазах она смотрит на меня, и мне стоит невероятных усилий не расхохотаться. Сон явно пошел ей на пользу.
- Спасибо, потерплю.
- Как хочешь. А я, пожалуй, побалуюсь. Умираю с голоду! А потом, - она с грозным видом вытягивает вперед указательный палец, – мы поедем дальше.
- Ты купила дворец? – не хочется портить ее настроение, которое сейчас как никогда кстати, но ее счастливый вид действительно создает впечатление, что в конечном пункте долгого путешествия нас ждет что-то грандиозное.
Улыбка становится еще шире, но ответа я так и не слышу.
- Твой желудок потерпит еще немного? - я встаю с кровати и подхожу к сумке. – Или небеса подсказывают, что мы должны торопиться?
Лицо Мэри вытягивается. Она падает в стоящее у кровати кресло и скрещивает руки на груди:
- Ненавижу свой дар.
- Не говори ерунды.
Вынимаю из сумки ноутбук и пристраиваю его на тумбочке. Сестра удивленно вскидывает брови:
- Это еще зачем?
- Неужели ты совсем не соскучилась по Дитмару?
- Нет, - голос Мэри становится сухим и бесцветным. Пожалуй, наш берлинский приятель – единственный человек, который может разозлить мою сестру быстрее, чем я.
- Бедняга. Это разобьет его сердце.
С минуту компьютер загружает программу, потом раздаются гудки видео-вызова. Дитмар отвечает почти сразу, и на экране появляется его улыбающееся лицо с густыми черными бровями и слегка перекошенным носом, который ему сломали в далеком 1936 году. С облегчением замечаю, что он все в той же квартире. Что ж, это существенно упростит мне задачу.
- Привет, Маша! – его успехам в занятиях русским языком можно позавидовать – акцент почти пропал.
 Мэри лениво поднимает одну руку и молча кладет ее обратно. Неисправимая упрямица. Но Дитмар, как всегда, не замечает ее пренебрежения.
- Не буду тянуть, - говорю я. – У меня для вас сюрприз.
Мэри демонстративно отворачивается. Кажется, я не зря рассчитывал, что главным моим зрителем сегодня будет Дитмар. Он, по крайней мере, оценит старания по достоинству. 
- Не представляю, чем еще ты можешь нас удивить! – заявляет Дитмар. Мэри довольно хмыкает. Удивительное единодушие. – Твои способности и так не поддаются никакому рациональному объяснению.
Я ничего не отвечаю, просто закрываю глаза и подхожу к своему выдуманному хранилищу. Бабочка делает еще одну попытку улететь, но я перехватываю ее и усаживаю на ладонь. Тоненькие крылышки трепещут между пальцами, когда я делаю глубокий вдох и перемещаюсь в квартиру Дитмара.
Мой друг сидит перед столом и раскачивается на вращающемся кресле. Он смотрит в монитор и, конечно же, не замечает, что в его доме появился гость. Я медленно подхожу к столу и протягиваю руку. Бабочка, которую я держу двумя пальцами, застыла, словно знает, что сейчас произойдет. Она не шевелится даже тогда, когда ее маленькие лапки касаются клавиатуры на столе Дитмара. На фоне окружающих предметов она кажется блеклой, будто стертый рисунок незадачливого художника. Но вот я отпускаю крохотное создание, и золотистый рисунок яркой вспышкой врывается в реальный мир.
Дитмар подскакивает от неожиданности. Машинально оттолкнувшись от стола, он откатывается в кресле на несколько метров, не сводя взгляда с порхающей над поверхностью клавиатуры бабочки. Птаха поднимается выше, перелетает с потертых кнопок на лежащие рядом наушники, потом на колонки и наконец садится на стоящую на краю стола фото-рамку.
При виде карточки, которую мой друг бережно сохранил, я чувствую укол совести. На фотографии запечатлены трое. Дитмар вальяжно развалился на диване, на его лице сияет белозубая улыбка, одну руку он положил на плечо сидящей справа Мэри. У сестры на щеках горит румянец, она сконфужена, пальцы сплетены между собой, а взгляд как будто умоляет выключить камеру. По другую руку от Дитмара сидит еще одна девушка. Идеально ровная спина, короткие вьющиеся волосы заплетены в высокий хвост и непослушные темные прядки упали на висок, на оливковом лице с широкими скулами ни намека на улыбку, карие глаза как-то отстраненно смотрят на фотографа. Элиза. Наши с ней попытки обмануть природу – самое постыдное, что я когда-либо делал. Внутренности сводит от одного воспоминания о ее заплаканном лице, когда Дитмар бесстрастным врачебным тоном повторил ужасный диагноз. Чуть больше трех лет прошло с тех пор, как я видел ее в последний раз. Наверное, вернулась к себе в Венецию. Или странствует по миру, пытаясь убежать от одиночества. Так же, как когда-то я искал свое счастье. Три неудавшихся брака и бесчисленные связи, самая мысль о которых вызывает теперь отвращение. И как финал бесплодных поисков – Элиза. Для нее – крах робкой надежды на маленькое чудо, для меня – последнее доказательство того, что природа играет с такими, как я, в жестокие игры.
- Не может быть… - выдает Дитмар.
Я с трудом отрываю взгляд от фотографии. Свидетель моего успеха вернул кресло к столу и продолжает наблюдать за странствиями бабочки. В серых глазах играет озорной блеск, как у ребенка, получившего на день рождения желанный подарок. Впрочем, по сравнению со мной он действительно еще юнец.
Я улыбаюсь. Не может быть? Может. И есть. Мое главное достижение. Мой триумф. Живое существо, к созданию которого природа не имеет никакого отношения.
- Именно, - доносится из динамиков голос Мэри. Она вплотную приблизила к ноутбуку на удивление серьезное лицо. Столь странная реакция вызывает раздражение. Я был готов к тому, что моя сестра не почувствует особой радости, но думать, что я обманываю – это уже чересчур.
- Хочешь сказать, что ее создал ты? - Мэри смотрит поверх плеча Дитмара. Наверное, пытается обращаться ко мне, но существенно промахивается мимо цели.  – Не верю. Ты мог перенести ее откуда угодно. Но создать?
Досада в моей душе усиливается. Отлично. Я все равно собирался повторить удачный опыт, пусть и не для того, чтобы что-то доказать упрямой сестрице.
Еще раз взглянув на фотографию, где глаза Элизы навеки останутся печальными, возвращаюсь на берег.
Тяжелые волны вздымаются над бурлящим океаном – он в точности повторяет мое состояние. Жгучая смесь волнения, злости и сладостного предвкушения заставляет все сильнее разгораться буйство непокорной стихии.
Не может быть?
Вытягиваю руку и закрываю глаза. На раскрытой ладони появляется маленькая горячая точка.
Я не способен создать живое существо?
Точка стремительно увеличивается в размерах, обдавая кожу жаром.
Мне не дано соперничать с природой?
Жар на ладони достигает своего пика. Теперь это не точка, а объемный шар из живого огня.
С природой, которая не дала мне и десяткам других шанса на продолжение рода?
Раскаленный шар плавится, постепенно принимая форму маленького насекомого.
С природой, которая единолично решает, кто достоин потомства, а кому достаточно бессмысленного существования с пожизненным клеймом «Несовместимость»?
Невесомое существо на моей ладони раскрывает изящные крылья. Легким дуновением бабочка остужает свое хрупкое тельце.
Неужели я не имею права начать войну с несовершенными законами мироздания, когда природа сама вложила в мои руки этот безупречный инструмент?
Маленькие лапки едва ощутимо цепляются за ладонь, и ликование переполняет душу. Мне хочется кричать от радости, когда я открываю глаза, чтобы полюбоваться творением своего разума. Бабочка на моей ладони осторожно расправляет крылья, будто проверяя, сможет ли взлететь. Но ее робкие движения ускользают от моего взгляда. Дыхание мое сбивается, и сердце почти перестает биться.
Прямо передо мной сказочный мираж, прекрасное видение с идеальными чертами, будто написанными кистью гения. Длинные черные волосы ниспадают на круглые плечи. Смуглое овальное лицо с мягким изгибом высоких скул. Тонкий нос, полные бледно-розовые губы. И миндалевидные глаза, пронзительный взгляд которых отливает золотом. Видение стремительно тает, и через мгновение лишь легкое колыхание воздуха остается там, где я только что видел богиню.
Наваждение стоит перед глазами, будто незнакомка никуда не исчезла. Но я здесь один. По-другому и быть не может. Здесь не может появиться никто, кроме…
Не справившись с изумлением, я распахиваю глаза. Призрачный берег исчез, передо мной сидящая в кресле Мэри. Из ладони, которую я машинально сжал в кулак, пытается вырваться бабочка.
- Можешь честно признаться, что… Ох…
Разжимаю пальцы, бабочка вспархивает и перелетает к Мэри. Черная с золотом бабочка. Черные волосы и светло-карие, почти золотые глаза. Не может быть.
Поднимаюсь с кровати и быстро выхожу из номера. Мне нужен воздух. Свежий воздух, способный развеять галлюцинацию и привести в порядок мысли.
Дверь на улицу распахивается еще до того, как я к ней притрагиваюсь. Грохот стукнувшегося об стену металла вызывает любопытство стоящих невдалеке дальнобойщиков. Сжимая в промерзших руках пластиковые стаканчики, из которых поднимается пар, они с интересом поглядывают на нарушителя утренней тишины. А я только усмехаюсь. Без помощи рук заставить двигаться предметы – это мелочи по сравнению с тем, что я уже натворил.
Несколько заледенелых ступенек, и я усаживаюсь прямо в снег. Прижимаюсь спиной к бамперу «Форда» и закрываю глаза, но в голове пульсирует невозможная, совершенно бредовая мысль, и я не могу сосредоточиться. Океан не появляется. Океан – лишь отражение моих эмоций. Берег – выдумка, красочная картинка, иллюзия моего сознания. Мир, куда не сможет попасть никто. Кроме тех, кого я создал сам. Невозможно!
Скрип двери. Открываю глаза и вижу спускающуюся ко мне Мэри. Она садится на корточки передо мной, и в ее грустных глазах я вижу отражение своего лица: расширенные зрачки, пылающая кожа, полуоткрытый рот, из которого готовы выскочить проклятия. Зажмуриваюсь, чтобы не видеть эту маску ужаса.
- Прости, - Мэри тихонько касается моих рук. – Я не хотела тебя обидеть.
Вырываю руку из ее дрожащих пальцев и хватаюсь за голову. Не может быть. Это невозможно!
- Я тебе верю, - почти плачущим голосом продолжает Мэри. – Просто это так странно. Не поверишь, пока не увидишь своими глазами.
Горькая усмешка искривляет мой рот, и я снова смотрю в глаза любимой сестренки. Она слабо улыбается, и я стараюсь придать своему лицу более спокойное выражение. Верно. Мэри просто умница, пусть и понятия не имеет, как мне помогла. За эту мысль я буду держаться, чтобы не сойти с ума. Девушка на берегу – это только бесплотная фантазия, навеянная мыслями об Элизе и других несчастных, которых природа обрекла на вечное одиночество. Она не настоящая. Она – лишь мимолетный образ, сотканный из забытых мечтаний о женщине, которая разделит со мной мою долгую жизнь. И я не поверю в реальность этого миража, пока не увижу его собственными глазами.
Натянуто улыбнувшись, поднимаюсь на ноги. Мэри встает рядом и нерешительно заглядывает в мои глаза.
- С тобой все в порядке? – интуиция или отзывчивое сердце подсказывает ей, что со мной что-то не так, но рассказывать о случившемся я не хочу.
 Делаю глубокий вдох, и бешено стучащее сердце успокаивается. Дыхание приходит в норму, чего не скажешь о зрении. Я все еще смотрю на окружающий мир через дымку глаз, в которых растоплено солнце. Нужно двигаться, заняться чем-нибудь бесполезным или важным, чтобы не позволить мыслям приблизиться к опасной теме.
- Все хорошо, - отвечаю я на встревоженный взгляд Мэри.
Пытаюсь забить голову планами на сегодняшний день и иду обратно в отель. Сестра следует за мной – непривычно тихая и молчаливая. Я отправляю ее на завтрак, который так беспардонно прервал, а сам иду в свой номер. Бабочки нигде не видно – наверное, вылетела в открытое окно. И я ничуть не жалею об этой потере. Мне сейчас ни к чему лишние воспоминания о том, что произошло на берегу.
Через полчаса, которые я провел в борьбе с собственными мыслями, Мэри возвращается из кафе. Она прихватила целый пакет еды и четыре бутылки с минералкой, и теперь пытается впихнуть все это в свою маленькую сумку. Не сумев добиться успеха, косится на мою.
- Даже не думай, - предупреждаю я деланно-бодрым тоном. – Сейчас принесу твой чемодан, с ним и воюй.
Выхожу на улицу. Стоянка почти опустела, большая часть фур разъехалась. Даже древний «Форд» кто-то умудрился вывезти на трассу. А я-то был уверен, что он здесь что-то вроде музейного экспоната.
Прихватив из багажника бездонный чемодан Мэри, иду в номер. Спустя час, в течение которого любительница красивой одежды скрупулезно подбирала свой гардероб, а я с бесконечным терпением рассматривал потолок, мы, наконец, отъезжаем от гостиницы.
Чтобы хоть чем-то занять разум, я сел за руль. Куртка брошена на заднее сиденье, окно с моей стороны полностью открыто, и морозный воздух наполняет салон автомобиля. Беспрестанная болтовня Мэри прогоняет последние ненужные мысли, которые не сумела выветрить блаженная прохлада. Еще немного, и тревога уступит место спокойствию и отстраненности, с какими я обычно смотрю на этот мир.
Мы свернули с оживленной трассы еще до остановки, и теперь впереди узкая дорога с мерзлым асфальтом и обледеневшими краями. Вдоль обочины возвышаются метровые сугробы, на которые продолжает падать снег. Неспешное кружение белых хлопьев создает удивительный контраст с трескотней, доносящейся с пассажирского сиденья.
Мэри вовсю рассуждает о красотах нового жилища, и я пытаюсь представить себе наш новый дом – двухэтажный красавец из мраморно-серого камня с черными резными воротами и огромным садом, где весной будут цвести вишни, а осенью каждый уголок наполнит аромат спелых яблок. Треск горящих в камине поленьев, морозные узоры на окнах. Уют и тепло. Как бы я хотел, чтобы этого было достаточно.
- А еще там река, - ликует Мэри. – Вот эта самая!
Она показывает на мост, за которым в бесконечной белизне угадываются очертания русла небольшой речки. Кое-где уже видны проталины – первый признак приближающейся весны.
Мост остается позади, и Мэри как-то неожиданно замолкает. В своем стремлении обрести душевный покой я все больше молчал, и вести постоянный монолог моей сестре, видимо, надоело. Ни к чему еще и ей портить настроение.
- Здесь на всю область одна речка? – задаю я первый пришедший на ум вопрос.
Мэри молчит. Конечно, шутка так себе, но могла бы и улыбнуться для приличия. Моя сестра попеременно пребывает в двух состояниях – милого котенка и разъяренной тигрицы. Желая узнать, какой их этих зверьков сидит в соседнем кресле, поворачиваюсь. И понимаю, что забыл о третьей ее ипостаси – провидица.
Я не часто бываю свидетелем того, как ею овладевает предчувствие, но того, что творится с ней сейчас, не видел никогда. Пальцы Мэри вцепились в сиденье, а сама она с силой вжалась в спинку. Все ее тело сотрясает дрожь, застывший взгляд устремлен куда-то вдаль, а губы беспрестанно двигаются, словно она что-то беззвучно шепчет.
- Эй, очнись! – пытаясь вывести сестру из транса, я дотрагиваюсь до ее плеча.
- Остановись, - ее голос кажется осипшим.
- Что?
- Остановись! – она вдруг кричит так громко, что от неожиданности я резко нажимаю на тормоз. Тело подается вперед, ремень сдавливает грудь, и мой нос замирает в трех сантиметрах от руля. Хитроумные системы не дают автомобилю уйти в занос, и он, проскользив десятки метров по обледенелой дороге, останавливается как вкопанный. Меня откидывает назад, и затылок чувствительно врезается в подголовник.
- Черт возьми, Маша, не делай так больше!
Будто и не слыша моей гневной отповеди, Мэри отстегивается и вылезает из машины. Замерев от неожиданности, я наблюдаю в боковое зеркало, как ее силуэт пропадает за хлопьями усиливающегося с каждой минутой снегопада. Наконец, прихожу в себя и следом за ней выхожу на улицу.
Фигуры Мэри почти не видно за белой завесой, и мне приходится бежать, чтобы не потерять ее из виду. Она ушла уже метров на двести от машины, но продолжает упрямо идти вперед. Мои ноги утопают в мокром снегу, но я стараюсь не отставать.
Наконец, когда до моста, через который мы только что проехали, остается десяток метров, она вдруг останавливается. Пытаясь одновременно двигаться к ней и вытряхивать снег из промокшей обуви, я гадаю, что все это значит.
Мэри падает на колени и начинает водить руками по сугробу. Что она там ищет? Несколько секунд ничего не происходит. И вдруг в тишине раздается ее крик. Наплевав на торчащие из ботинок снежки, я бегу к сестре. Она прижала ладони к губам и тихонько всхлипывает, не отрывая взгляда от сделанной ею выемки. Я подхожу ближе и встаю за ее спиной. Во второй раз за сегодняшний день дыхание перехватывает, и сердце прекращает биться в груди.
На белоснежном полотне рассыпаны длинные черные волосы. Смуглая кожа, овальное лицо с чувственными губами и точеным носом. И если моя прекрасная незнакомка разомкнет веки, я точно знаю, какого цвета будут ее глаза.