пуговица

«Всё происходит не почему-то, а для чего-то»
(суфийская мудрость)


Когда я возвращалась из школы, он всегда сидел на досках недалеко от моего подъезда. Я старалась незаметно проскользнуть домой, прикрываясь портфелем, чтобы немедленно скинуть ненавистную форму и надеть, по словам моей бабушки, «эти ужасные шкеры» , в которых было очень удобно гулять и висеть на заборах. Мне было 7 лет и я понимала толк в нарядах – перед НИМ я не могла появится в этом коричневом платье с чёрным фартуком, с этими тугими косичками, делившими мою голову ровно на две половины – по пробору. Я выходила во двор и садилась рядом с НИМ, он что-то вырезал перочинным ножиком из брусочка – мы сидели рядом и молчали. На солнце блестели золотые пуговицы с якорями на его бушлате, тельняшка и пшеничные усы – всё выдавало в нём героя с легендарной Авроры – он был матросом по имени Володя, недавно отслужившим и что-то строящим в нашем дворе. Ах, если бы он знал, как я мечтала быть матросом, кораблём, небом, лётчиком, самолётом!... Я смотрела на его большие тёмные руки с синими прожилками и мечтала о таких же. Из-за блестящих золотых пуговиц матрос Володя весь состоял из света – вот так выглядели все отцы, братья и боги, возвращающиеся с войны, такими были все лучшие люди на свете – не мужчинами, не женщинами, а матросом Володей. И мы могли не говорить ни о чём, потому что всё было понятно и так: я была его частью, и он этого не знал.

...Весть о том, что мы переезжаем, была для меня, как гром… Не то чтобы мне было жалко покидать нашу коммуналку с прокуренным подъездом – просто здесь был широкий подоконник , вставая на который, я представляла себя четырёхэтажным великаном, охраняющим весь двор. Подоконник, двор и матрос Володя составляли суть моего пространства, были частью моего полёта и незримым образом души. Я отчаянно понимала невозможность и одновременно необходимость своего переезда…

…В грузовик уже забрасывали последние тюки с барахлом, бабушка и мама озабоченно обсуждали между собой, кто и где поедет, сестра важно прохаживалась вокруг машины, пытаясь словить на себе завистливые взгляды соседских мальчишек.
Володя сидел на прежнем месте и молча наблюдал за происходящей суетой. Я подошла и села рядом. Глаза мои были полны слёз.

- Переезжаешь?.. – грустно спросил он.
Я кивнула.
Мы помолчали.

Вдруг Володя начал что-то искать на земле, затем подобрал стёклышко и стал перепиливать им нитки у пуговицы на бушлате.
- Маша, скорей в машину! – закричала бабушка.

Володя протянул мне большую ладонь, на которой лежала золотая пуговица и ободряюще кивнул. Я схватила бесценный подарок и бросилась к машине. Я боялась, что он увидит мои слёзы. Я боялась, что все увидят мои слёзы. С пуговицей в кулаке и сжатыми зубами я уезжала на другой конец города, равно как на другой край света…
…Она всегда была со мной и хранилась среди самых дорогих и необходимых вещей – золотая пуговица с якорем и остатками чёрных ниток, надёжно спрятанная в спичечный коробок. В детстве я часто доставала её, нюхая, рассматривая и вынося на солнце…

Она и сейчас со мной, и хранится всё в том же спичечном коробке – мой первый опыт разлуки, моё детское счастье и горе, мой оберег, мой талисман, в любых перипетиях судьбы всегда напоминавший мне о том, что я Матрос, Лётчик и Небо.