Перечитывая Довлатова - как бы автор

Красноперев избегал знаменитостей. Когда-то, еще будучи аспирантом филфака, он напечатал статью. Это была рецензия на книгу молодого талантливого писателя. Рецензия получилась восторженная. И вот раздался телефонный звонок.

- Да, - говорит Красноперов, - слушаю.

- Извините, вас автор беспокоит. Хочу поблагодарить от всей души. Тонко вы о моей последней книге написали. А я, признаться, и фамилии вашей раньше не слыхал. Рад познакомиться.

- И мне чрезвычайно приятно.

- Не согласитесь ли вместе поужинать? Запросто, без церемоний. Да бросьте, Красноперов, я ведь от чистого сердца. Конечно! Ну вот и прекрасно!

Потом они сидели в "Метрополе". Писатель разливал коньяк. Благадарил. Знакомил Красноперова с друзьями. Даже поцеловал украдкой. Но ближе к закрытию вдруг опьянел. Стал мрачнеть. Сунул очки в боковой карман. Взглянул на филолога побелевшими глазами и тихим шепотом молвил:

- Ты зачем это, сволочь, донос написал?

- Вы перепутали, - сказал Красноперов, - я наоборот...

- Убью! - замахиваясь, крикнул писатель.

Красноперов охнул. Ноги его царапнули скатерть. Огромная люстра косо рванулась вбок. Дюралевый стульчик выпорхнул, как гусь из-под телеги.
Через секунду появился милиционер. Филолог прижимал к губам салфетку. Писатель размахивал удостоверением члена союза. Посетители испуганно молчали.

Красноперов положил салфетку и вышел. Она разворачивалась, шурша и вздрагивая.

19. Большие люди.

ИНАЯ ЖИЗНь

Сентиментальная повесть

Сергей Довлатов
Собрание сочинений
Том 1. стр 117

-------------
КАК БЫ АВТОР

Красноперов и филолог выпили на посошок. После чего филолог спрятал полбутылки за диван. Он всегда так делал и никогда их не возвращал. Молча похлопали друг друга по плечу. Красноперов поцеловал его жену. Ее губы пахли селедкой. Потом охающий и ахающий автобус повез его в аэропорт.

Таллиннский аэропорт "Мери" построили с размахом, как когда-то проспекты в Москве. Сомнительно, что в нем будет тесно. Скучно и совсем без запахов, но светлей, чем зимний день за мутными от дождя окнами.

- Можете идти. - повторила бесцветно, в ярком макияже, девушка за стойкой. Красноперов смотрел, как завалившись набок, его чемодан уплывает по транспортерной ленте в черную дыру. Ему было обидно, что ей все равно, какой такой человек улетает в Лондон. Обидно. Вот когда в восемьдесят восьмом всей компанией провожали филолога в Израиль, ему завидовали. Рваные струны гитары, как усы у таракана. Пьяные девушки рыдали, елочными игрушками повиснув на его плечах. А он без устали крестил всех. Кого двумя, кого тремя перстами, милиционеров - дулей. Перецеловав накануне все деревья в парке Кадриорг, распухшими губами шептал - Прощайте, прощайте друзья.

Сейчас все иначе. Навсегда никто не прощается. В Лондон, как в Ленинград. Солженицина можно купить в киоске, как запасную зубную щетку. Понадобится-ли?

У рамки металлоискателя Красноперова поджидали вроде скучающие ищейки. Это особая порода людей. Но эти не на то натасканы. Вот если бы они извлекли из сумки Красноперова его рукопись и под вспышки фотокорреспондентов, в присутствии правозащитников, заломали ему руки...

Постучав по его карманам, погладив промежность, достали из сумки топсик "Merevaik".

- Жиры запрещены. У вас есть провожающие, кому передать?

Вот это новость! Как можно плавленым сырком???

- Нет. - растерянно икнув, ответил Красноперов.

Сырок, как и банка лосиной тушенки в прошлый раз, полетела в мешок с конфискатом.

- Жрите! Пейте мою кровь. - кричала душа Красноперова, и он, совершенно растерянный, поплелся на гейт.

- Что я скажу потом в Лондоне Собакину? Почему не привез закуску? Знаю, что он решит обо мне. - думал Красноперов шагая мимо "tax free", где можно было купить все, но, дорого.

- Как потом сфотографироваться с ним рядом и тем более, упросить написать обо мне хоть пару строчек?

В кармане, согретый сердцем, пискнул телефон. Красноперов достал его. Это была SMS от филолога.

- Нашел в ванной подтяжки. Проверь, твои? Может Серж оставил? Передавай привет всем евреям в Пушкинском доме. Меня там в буфете должны помнить. Протянем туда самогонопровод. Я говорил, их виски, полная ху...

Филолог вернулся из Израиля давно, и больше - никуда. Говорит, что там даже триппером по дружбе не одарят. Сидит на хуторе у хуторянки. Учит в интернете, как русский язык любить. Но отвечать ему Красноперов не стал. Выключил телефон. Пусть думает, что уже улетел.

До посадки пятнадцать минут. Сквозь пелену дождя, через огромные окна видно, как подогнали грязный оранжевый самолет. Пожарная машина на всякий случай и негр, который все делает один. Предполетная тоска сжала сердце Красноперова. Это был страх, но признаться в этом он не мог. До зубной боли захотелось закурить. Чиркнуть спичкой и затянуться. Но как? Одно дело выйти с антиправительственным плакатом на площадь, другое, здесь, в аэропорту, в кресле, вытянув ноги, просто - закурить.

- А этот негр сдал экзамен на государственный язык? - несвойственный ему самому, задал сам себе вопрос Красноперов. К стойке выстроилась очередь. Бардак. Садись где сядешь, все с собой, ни конфетки, ни даже улыбки. Хочешь дешевле - не требуй.
Красноперов, стоя в очереди на посадку, пинал сумку. В ней лежала его рукопись. Может единственное, что сделал за свою ничкемную жизнь. Он смирился - рукописи не читают. Поужинать он рассчитывал уже на награждении, где скажет речь, на минут пять. Если награждаемый пригласит, то возможно, и позавтракать. Такая вот работа литератора. Хвалить, топить, тогда заметят, заплатят, не напомнишся - проигнорируют.