Покаянный путь. Повесть. Главы 11-12

XI

              Тем временем подошло время судов второй инстанции. Едя в маршрутке на суд, Коля заметил надпись на задней, грязной, как сама русская жизнь, двери «Газели». Надпись представляла из себя инструкцию по аварийному открыванию этой самой закопченной двери. Коля поискал глазами фиксатор, который следовало поднять, ремень, который следовало расстегнуть, и ручку, которую следовало…
- Сдачу возьмите, - произнесла девушка, протягивая Коле три монеты по рублю.
Коля совсем забыл про то, что передал водителю не 12, а 15 рублей и должен был получить сдачу. Он судорожным движением протянул руку и, разумеется, деньги просыпались.
- Извините,  - взяла на себя вину девушка и протянула Коле одну единственную монету.
Коля убрал её в карман и стал думать, как ему вернуть оставшиеся два рубля, затерявшиеся где-то в салоне маршрутки. Девушка, передававшая сдачу, сидела, отвернувшись от него, с  видом говорившим, что извинения снимают с неё всякую ответственность за возврат просыпавшихся денег. А ведь было-то всего 2 рубля. Но Коля никак не мог отстать от них в мыслях и искал их глазами по салону, под сиденьями. «2 рубля! А он ехал на суд по поводу 1 200 000 рублей. Это жадность!» – подумал Коля и тут же дал себе зарок, - если найдет до выхода из маршрутки оставшиеся две монеты, то обязательно выиграет в суде.  Девушка, просыпавшая деньги, вышла, под ней, на её сиденье, Коля нашел первый рубль. Потом внимательно посмотрел под сиденьями и нашел второй. Он был счастлив! По настоящему счастлив – он вернул себе свои деньги! Подумать только! много ли жадному человеку для счастья надо?! А может, это вовсе была и не жадность, а врожденное чувство справедливости, справедливости в масштабах материального бытия вселенной, где ни одна песчинка не существует бесцельно, где ни одно пускай даже самое мельчайшее и кажущееся незначительным  событие не проходит бесследно, и где восстановление баланса является жизненной задачей, открывающей путь в бессмертие?

              С радостным предчувствием победы Коля входил в здание арбитражного суда, напевая про себя:
И если враг нашу радость живую
Отнять захочет в упорном бою,
Тогда мы песню споем боевую
И встанем грудью за Родину свою!

              В судах второй инстанции судьи оказались менее зависимы от Сбербанка и его денег, зато более квалифицированы и грамотны и вообще более уважающими Закон. Их немало забавило, с каким упорством и твердостью, которые могли быть названы наглостью, если бы Законодатель считал возможным применять такую юридическую категорию, Шалины отстаивали своё жилье. Поэтому  9 марта 2005 г. апелляционная инстанция отменила решение арбитражного суда первой инстанции, исходя из того, что признание ипотеки на недвижимое имущество, принадлежащее Е.С. Шалиной, не состоящей ни в каких кредитно-денежных отношениях со Сбербанком, будет являться нарушением её гражданских прав. 20 марта та же позиция прозвучала в Определении судебной коллегии по гражданским делам областного суда. В силу этого Определения решение суда первой инстанции по гражданскому иску Сбербанка к Шалиной Ф.В. и Архипову Т.И. было оставлено без изменения в части взыскания кредитной задолженности и отменено в части обращения взыскания на особняк. В этой последней части дело подлежало повторному рассмотрению. В части же взыскания кредитной задолженности решение вступило в законную силу и подлежало исполнению.

              3 апреля 2005 года умерла Евгения Семеновна.
- Отмучилась… - только и произнесла Фекла, когда Мавра сообщила ей по телефону о смерти её матери.
Больше Фекла ничего не сказала, а только  заплакала. Коля был того же мнения, но он не плакал. Он ждал этого момента, ждал с нетерпением. Смерть казалась ему единственным выходом из того недостойного человеческого названия состояния, в котором до сих пор пребывала его бабушка.    
 
              Из-за всех судебных неурядиц, из-за грудного ребенка похороны толком организовать не смогли. Но Коля понял это только, когда во дворе морга гроб с телом его бабушки запихнули в грязный уазик-«бобик» и всей семье предложили залезать туда же вместе с двумя могильщиками. Двое других сели спереди. Коля отшатнулся - он не хотел лезть в этот «бобик». Будь он моложе, он устроил бы истерику, но за многие годы он научился сдерживать свои эмоции, а потому все-таки залез в труповозку.  Гроб стоял у самых ног, при поворотах или резком торможении ноги, непроизвольно упирались в него.  Через замасленные оконца совсем не было видно, куда шла машина, а потому смотреть оставалось только на гроб или на грязные, драные поддевки, на которых приходилось сидеть. Колю начинал разъедать гнев. Почему было не заказать ПАЗик, почему решили сэкономить на похоронах? Разве бабушка их не заслужила? Но вместо достойных человеческого названия похорон, вышло какое-то уродство и позор. Умирала как амеба, и хоронят как ненужное животное. Коля начал тихо плакать.
- Ты что плачешь? – будто с удивлением спросила Фекла.
- Отстань! – резко и грубо ответил Коля, не боясь своим громким голосом потревожить покойника.
Он продолжил плакать и думать о жизни и смерти, о смысле каждого из этих явлений применительно к своей бабушке. Она его воспитала, она проводила с ним не меньше времени, чем родная мать, она научила его читать, она привила ему свободный дух его предков, и вот теперь её везут в жалком «бобике», бьют ногами в её гроб и всем это кажется нормальным и достойным окончанием жизни. А ведь она ребенком пережила войну, она – Герой социалистического труда, - и вот такой конец жизни! За что, почему?

              Уазик остановился. Могильщики вышли. Коля выскочил вслед за ними. Они были на кладбище. Могильщики пошли за лопатами, а Коля смотрел на бескрайнее, как сама жизнь, поле, усеянное могильными памятниками. Как же много людей было здесь похоронено! Впечатление усиливалось еще и от того, что на кладбище почти не было деревьев, которые могли бы укрыть от взглядов живых картину мира мертвых. «И для чего, для чего все эти люди жили и для чего умерли?! – подумал Коля. – Кто помнит о них, кто знает? Жизнь – одна сплошная бессмысленная дорога к смерти. Но ведь так же не должно быть! Ведь не зря же она жила, не зря»!

              Могильщики вернулись к машине. Фекла подошла к Коле.
- Пора ехать.
Коля нервозно дернулся в сторону.
- Да, никуда я не поеду. Я не поеду в этой машине, ты поняла, дура е…!
«Бобик» поехал к месту захоронения без них, а Коля с матерью пошли за ним вслед. Коля ругал мать за ненадлежащее устройство похорон, а она, понимая свою вину, молчала. Свежий весенний воздух немного успокоил Колю. Когда они подошли к могиле, гроб уже опустили и ждали только их, чтобы зарывать. Трифон посмел сделать замечание за опоздание и задержку, чинимую могильщикам. В этот момент Коля понимал насколько он слабое, ничтожное существо перед  ликом смерти. Он - обманывающий банки, налоговые, государство – ничего не может сделать с этими грязными, грубыми мужиками, которым поскорее хочется закопать очередной гроб и пойти напиться. А они еще будут учить его мать, как сыпать последнюю горсть земли в могилу – крестообразно, слева направо или наоборот. Как глупо и подло все это выглядело. Ведь всем, абсолютно всем было наплевать уже на Евгению Семеновну Шалину, никто уже не любил её, не считал её человеком, не думал о ней, как о продолжающей вечное бытие бессмертной душе! А ведь она продолжала быть не в этом гробу, не в этой могиле, а стоя одесную Богородицы смотрела на своих жалких потомков, которые ни жить, ни помнить, ни умирать не умеют.

              После окончания земляных работ могильщики должны были подбросить родственников помершей до их дома, где намеривались получить по бутылке из того, что приготовлено было к поминкам. Коля наотрез отказался ехать в «бобике», сказав, что приедет на маршрутке. Фекла, Трифон и Мавра уехали без него. А он не поехал домой, ему противно было участвовать в поминках по человеку, которого даже похоронить по-человечески не смогли. Он действительно поехал в сторону дома, но домой не пошел. Он пошел в лес, где была похоронена донья Маргарита, и  провел там весь оставшийся день.

              Уже через месяц после заседания второй арбитражной инстанции состоялось первое судебное заседание по гражданскому делу об обращении взыскания на особняк. Никита Иванов сразу же подал ходатайство о приостановлении производства до окончательного разрешения в арбитраже вопроса о факте наличия либо отсутствия ипотеки на особняк, ныне принадлежащий Н.Т. Шалину. Новая судья удовлетворила ходатайство и приостановила производство. Банк злобился, он чувствовал, что проигрывает, что уже проиграл, но ничего поделать не мог. Какими бы красками представители банка, унижаясь до базарного бабства, не очерняли Шалиных, судьи продолжали руководствоваться исключительно беспристрастным законом. Казалось, что это не Шалины, а Сбербанк борется с системой. Но так оно и было на самом деле. Коля Шалин и Никита Иванов вместе со всем народом, включая судей различных инстанций, верили, искренно верили в Закон, который должен отражать принцип Справедливости. А по справедливости выходило, что государство через свой Сберегательный банк обязано обеспечить каждому гражданину, особенно оставшемуся без попечения родителей жилье, достойное человека. Шалины лишь взяли на себя труд принудить Сбербанк выполнить возложенную на него обязанность. Ведь в спорном особняке жили не только Фекла и Коля, но и Никифор и Марфа с ребенком. Да, хорошо жили, но ведь справедливость не в том, чтобы все жили одинаково бедно и стесненно, а в том, чтобы все жили так, как живет президент Сбербанка. Поэтому оказывалось, что Сбербанк боролся против народа, и неужели он мог победить!?

              13 июня Центральный окружной арбитражный суд оставил без изменения определение апелляционной инстанции по арбитражному делу о признании ипотеки. Решение было окончательным - ипотеки не возникло. Оно открыло дорогу к окончанию гражданского дела. По закону (ст. 446 ГПК РФ) на недвижимое имущество, являющееся единственным метом жительства должника и членов его семьи,  не может быть обращено взыскание, если только это имущество не находиться в залоге. В залоге оно, как установил арбитраж, не находилось, следовательно, в иске об обращении взыскания на особняк в целях погашения кредитной задолженности надлежало отказать, что и было сделано. Прошла кассация, и данное решение  вступило в законную силу.  Никаких претензий на особняк у Сбербанка больше быть не могло, никакого риска выселения тоже больше не было.

              Но это вовсе не означало, что Шалиных оставили в покое. У судебных приставов лежал исполнительный лист на взыскание 1 200 000 рублей. Они даже приходили в особняк Шалиных, желая описать имущество. С ними был и представитель банка. К приставам вышел Коля и с достоинством объявил, что особняк принадлежит ему одному и все, что в нем – тоже. Ему еще хватило ума не сказать, что все, кто живут в его доме, тоже принадлежат ему. Но и в той форме, в какой прозвучало его заявление, оно вызвало у приставов приступ недоумения – они не привыкли общаться с сеньорами, аристократами, феодалами. Представитель банка начал юродствовать, на каждую вещь приставы стали требовать тех. паспорта, доказывающие принадлежность её Николаю, обнаружили машину Трифона, принадлежащую Агриппине. В конце концов, Николай счел ниже своего достоинства спорить из-за мелочей с дураками и махнул рукой:
- Описывайте все, что хотите, только уходите побыстрее,  встретимся в суде.
Приставы были поражены огромной библиотекой, собранной Николаем, но им даже не хватило ума понять, что в ней сосредоточено целое состояние. Книги они описывать не стали.

              Суды  - первой и второй  инстанции – постановили снять арест с имущества Н.Т. Шалина и возместить ему расходы на судебное представительство за счет взыскателя, т.е. Сбербанка. Таким образом,  Сбербанк продолжал платить Шалиным, не получая от них ни копейки.

              В то лето Коля перевелся с заочного на очное отделение. Он был лучшим студентом на заочном отделении и ему обещали перевод еще в зимнюю сессию, но место на очном освободилось только после летних экзаменов, когда отсеялись самые нерадивые студенты. Тогда же и Никифор поступил на юрфак. С целью наибольшей гарантии поступления Фекла Васильевна задействовала старые связи – у одной знакомой нач.меда муж работал в областном департаменте образования - благодаря  этому был оформлен т.н. контракт, предусматривавший единовременную премию за зачисление студента. Разумеется, и муж нач.меда получил свой откат сверх официальной суммы, но это все равно было дешевле, чем ежегодно платить за обучение. Ники не хотел, чтобы Шалины на него тратились, обещая поступить и без контракта, но никто больше не хотел рисковать. Трифон даже ходил с ним на экзамены, подобно тому как год назад  Фекла ходила с Колей. Ники не набрал всего 1 балла для прохождения безо всякого контракта, и таким образом контракт все же оказался пригодным. Марфе купили в Москве аттестат об окончании 11-го класса и платно устроили на экономический факультет по направлению «Финансы и кредит». Получалось, что рождение ребенка вовсе не оторвало у неё лишний год жизни.

              Но жизнь не была настолько хорошей, как хотелось бы. Стабильного дохода, свободной наличности не было, красивой и богатой жизни тоже, о Париже и Венеции всё еще только мечтали. Оконная фирма становилась все менее рентабельной с тех пор, как Трифон начал сильно пить и формально перестал быть её директором. Больше всех в фирме теперь получал юрисконсульт Никита Иванов, при этом почти не работая. Собственно теперь стало ясно, почему он прилип к Фекле Васильевне и семье Шалиных вообще – это давало ему постоянный неплохой заработок. Коля и Фекла требовали от Агриппины начислять Иванову по 15 тысяч в месяц за ничегонеделание, Агриппина выполняла их требования за счет сокращения размера прибыли, собственной зарплаты и  неофициальной зарплаты Трифона. Трифон безучастным, затуманенным от водки взором смотрел на то, как Иванов, пользуясь расположением его сына, просто обворовывает  его фирму.
 
              А жизнь становилась все более и более дорогой. Границей бедности теперь считался расход менее 5 000 в месяц на душу. Этот постоянный рост расходов, цен вызывал приступы сильнейшего раздражения Феклы, которой как и прежде приходилось сводить концы с концами, чтобы прокормить  большую семью. Фекла постоянно пилила сына за то, что его вложения в Газпром до сих пор не окупаются, а уже прошло 9 месяцев – за такое время дети родятся, а Газпром все топчется, но с либерализацией ничего не выходит. Никифор со своей стороны пожелал отделиться от семьи вместе с Марфой и ребенком и поселиться в квартире Евгении Семеновны. Коля на это ответил довольно резко:
- Твой сын будет расти у меня на глазах, а если тебе что-то не нравиться, то ты уже совершеннолетний и можешь делать, что хочешь.

              После смерти Евгении Семеновны Мавра Михайловна, прежде ходившая за ней, стала прислуживать в доме Шалиных. Ей даже выделили отдельный угол. Стали жить, как настоящие аристократы – бедные, но зато обязательно с прислугой. Шалины владели активами на миллионы рублей, но они не приносили никакого реального дохода.

              Осенью Коля получил свидетельство о наследстве – никто не оспаривал его прав на квартиру и особняк бабушки. Квартиру он тут же продал за 760 тысяч рублей.  Он отдал все долги, не считая, конечно, банковского, который он и долгом не считал. Больше всего досталось Агриппине - аж с процентами. За оставшиеся деньги началась борьба. Ники требовал себе машину, если уж ему не хотели дать квартиру, Марфа его поддерживала. После рождения ребенка она вообще требовала все больше и больше  для себя и Савелия. И всегда это происходило с каким-то скандалом, с надрывом, будто по-человечески в семье Шалиных и общаться не умели, а только по-собачьи. Марфа хотела жить так красиво, как ей когда-то описывал Коля. Теперь она требовала от него исполнения мечты. Отсутствие денег вгоняло её в жуткую депрессию, которой она отравляла жизнь всей семье. Коля твердо отстаивал семейный капитал, не желая его разбазаривать. Он отсылал Марфу к её отцу, у которого было скоплено немало денег, но которые на семью не работали. Шалины - все вместе - под угрозой выселения принуждали Трифона участвовать в финансировании текущей жизни семьи, на его деньги покупали контракт для Ники и аттестат для Марфы, а так же оплачивали её обучение. Зарплату Трифона в фирме получал Коля, но она вся уходила на содержание детей. 

              Что касается денег, вырученных от продажи квартиры Евгении Семеновны, то Коля маниакально держался идеи прикупить еще акций Газпрома. Тем более, что к концу 2005 года, после 13 месяцев напряженного ожидания его первоначальное вложение дало видимый результат – одна акция теперь стоила около 230 рублей, а весь Шалинский пакет из 4350 акций стоил теперь больше миллиона. Фекла считала, что на этом стоит остановиться, зафиксировать прибыль и вывести деньги. Она категорически возражала против продолжения  биржевой игры, считая её вредной и опасной затеей.
- По-твоему лучше воровать, чем честно зарабатывать! - огрызался Коля.
- Это та же спекуляция, - парировала Фекла.
- Только вполне законная… В конце концов, мы в любой момент можем вывести эти деньги.
- Да, это виртуальные деньги, они не реальны!
Фекла считала, что деньги нужно отложить в банк на житье-бытье, которое становилось все дороже и дороже. Оконная фирма не приносила больше дохода. Агриппина считала, что следует оставить этот бизнес и заняться чем-то более стоящим, вложив деньги в это новое предприятие. Свои деньги, полученные от Коли, она готова была так же инвестировать в новую фирму. Колю поддерживал только Никита, считая, что Газпрому есть еще, куда расти.

              После долгих споров и обид Коля просто решил потратить деньги на поездку в Венецию на Карнавал 2006 года. Это был его заблаговременный подарок себе на 19-й день рождения. Все были крайне недовольны таким волюнтаристским и эгоистическим поведением, даже Фекла, которой предстояло сопровождать Колю в Италию. Но Колю лишь забавлял бессильный гнев домочадцев.

              На Венецию истратили 210 000 рублей, но удовольствия получили мало. Очень трудно было выбираться из страны, поскольку Фекла была невыездная из-за долгов и через русско-украинскую границу пришлось идти нелегально.  Но и на этом приключения не закончились - из Киева не было прямых рейсов до Венеции, пришлось лететь с пересадкой во Франкфурте-на-Майне. Общее время в пути заняло 6 часов, из них 3 просидели в зале ожидания во Франкфурте. В самой Венеции все оказалось настолько дорогим, что вызывало постоянные приступы жалости к себе. Хотя Коля постоянно говорил, что надо получать удовольствие от самой траты денег.
- Если не умеешь честно заработать, так хотя бы умей красиво потратить.
Но этот принцип не работал.

              Народу на карнавале была тьма. Трудно было восхищаться прекрасной Италией посреди всеобщей толчеи. Порой не было места в кафе или свободных гондол. Единственное что радовало – это возможность носить карнавальные костюмы.  В целом поездка провалилась. Никакого удовольствия от мотания денег Шалины не получили, одно лишь разочарование. Их постоянно глодали мысли, что так бессмысленно и в пустую тратятся немалые деньги. А ведь они могли работать на Родине! Эти мысли не отпускали ни Колю, ни Феклу, и не давали им возможности по-настоящему расслабиться душою.

              Весной 2006-го начался бурный рост Газпрома. Фекла постоянно подталкивала Колю зафиксировать прибыль, но он все ждал. Наконец в мае месяце он зафиксировался на уровне 330 рублей/акцию, уже когда Газпром пошел вниз. Таким образом, если на биржу Шалин заводил 339 тысяч рублей, то через 1 ;  года вывел с биржи 1 436 000, т.е. получил прибыль в 200 % годовых. С другого пакета в 470 000 рублей, полученных от продажи бабушкиной квартиры, Николай получил за полгода прибыль 43 %. Всего  наличный капитал Шалиных составлял теперь  2 100 000 рублей.

XII

              Осенью 2006 г., учась на третьем курсе, Николай Шалин решил-таки начать новое дело, на которое его долго подбивала Агриппина. Фирма «Оконный рай» была закрыта. Вместо неё была открыта фирма «Геодезия». Это была специальность Коли в университете, он обучался составлению межевых планов, кадастровому учету земель, землеустройству.  Он видел, что с 2004 г. после прихода к власти в области команды московского ставленника Зеленина, земля в регионе превратилась в товар, предмет купли-продажи, она стала дорожать бешеными темпами, потому что её скупали, особенно в окрестностях озера Селигер, Иваньковского водохранилища и Завидовского заповедника, т.е. в рекреационных зонах, где можно было возводить подмосковные дачи, устраивать элитные базы отдыха с баньками и местными девками. Спрос рождал предложение, простые люди в городах и районах  бросились оформлять права на свои дачные, садовые участки, наследственные доли в колхозах, переводить пожизненное наследуемое владение в собственность с целью дальнейшей продажи застройщикам. Коля счел, что сейчас подходящий момент для выхода на земельный рынок Верхневолжья. Он пригласил своего научного руководителя – Василия Григорьевича - стать главным специалистом новой фирмы по оказанию услуг населению в деле землеустройства и оформления прав. Агриппина должна была быть как и прежде гендиректором и главным бухгалтером, Никита – юристом. Непосредственными исполнителями Коля пригласил своих однокурсников тех, в ком заметил прилежание и добросовестность. Для фирмы был снят офис и даже куплена дешевая машина для выездов на местность. Сам Коля почти ничем не занимался, только приглядывал за работой других. Когда люди приходили в новую фирму со своими проблемами, приносили имеющиеся на руках бумаги, Коля делал с них копии, отслеживал дальнейшую процедуру оформления права. И так в его распоряжении оказывались формы документов начала 90-х о выделении земельных участков, оттиски печатей уже давно не существующих органов власти и знание схемы оформления права. Кроме того, через Василия Григорьевича были установлены связи с Управлением Кадастра недвижимости и последний в целях поддержания эффективной работы  фирмы «Геодезия» каждый месяц вполне официально скидывал ей по Интренету свои базы данных. За добросовестное их использование отвечал доцент университета и кандидат наук, уважаемый и известный человек В.Г. Гаврилов.  А Николай Шалин таким образом, получал доступ к информации – какие участки бесхозяйны, на какие не зарегистрированы ничьи права, где такие участки находятся, каков их размер и т.д. Он непосредственно выезжал на место, истоптал своими ногами весь город, много раз выезжал в районы. Он увидел, сколько мути в земельных отношениях, сколько ошибок в кадастре, юстиции, реестрах администраций и прочих  документах. Люди жили, годами не оформляя никаких прав, незаконно пользуясь чужой землей, возводили постройки. Границы, значившиеся в кадастре, не соответствовали реальной действительности, люди, указанные как собственники давно уже лежали в могилах, дома стояли ничейные, развалившиеся и сгоревшие. Но коли указан собственник – не тронь.

              Обида и злоба брала Колю, когда он видел, сколько доброй земли пропадает зря, когда он понимал, сколько денег можно было бы на этой земле заработать, ежели бы с умом к ней подойти. Простые люди не знали, как подступиться к таким делам, другие  - боялись. У многих отсутствовали документы, многим было просто наплевать на возможность улучшить свое благосостояние. Это было обиднее всего. А чиновники администраций, архитекторы и землеустроители районов, вместо того, чтобы ножками своими потоптаться по той земле, которая вверена была их управлению, тупо сидели в своих кабинетах на своей дармовой зарплате. А ведь обрати все эти игнорируемые администрацией земли в общественную собственность, продай с аукциона девелоперам и проблема с жильем для малоимущих граждан будет решена в каждом городе. Но нет, ничего подобного! Более того, если кто пытался самочинно улучшить свое благосостояние, администрация вставала на дыбы, будто у неё кусок хлеба с маслом из глотки выхватывают. А как только человек отступался, так все сразу успокаивались, и земля оставалась лежать ничейной и пустой. На Колю же, когда он поначалу ходил в администрации, собирая информацию, старые тупые тётки смотрели как на цыганского проходимца и сионистского шпиона. Но в кругах, приблатненных к этим самым администрациям, процветали самое примитивное взяточничество и пошлое воровство. Некоторые бюрократы были и тыщёнке рады! Позор всей государственной системе!

              Коля не мог равнодушно смотреть на все, происходящее в стране. И когда злоба и раздражение против всей бесхозяйной системы управления бескрайними и богатейшими земельными ресурсами России переполнили сознание Николая Шалина, он решил действовать против этой системы, т.е. противозаконно с точки зрения текущей исторической ситуации, а в перспективе – прогрессивно. После нехитрых манипуляций с бумагой и оргтехникой он выправил документы на ничейные земельные участки, располагавшиеся на берегах Селигера и Волги.  Один участок был оформлен на Феклу, другой – на Трифона, третий – на Мавру. Хорошо иметь большую семью или много друзей – это значительно упрощает жизнь! После регистрации в Юстиции, которая прошла с фальшивыми документами проще, чем если бы документы были настоящими, участки выставили на продажу. С одного участка получили 930 000, с другого 420 000, с третьего 1 350 000 рублей, а всего 2 700 000 рублей.

              Но Коли этого почему-то показалось мало. Ему захотелось еще раз обмануть банк. Это был какой-то болезненный поиск приключений посреди всеобщей скуки и абсурдности жизни. Все отговаривали Колю, но как говорила покойная Евгения Семеновна, вор настолько не может жить без воровства, что, бывает, сорвет с себя шапку, бросит посреди дороги будто чужую, опасливо оглядится по сторонам, а потом сделает вид, что крадет собственную вещь.  Так же и Коля. Он оформил фиктивный брак с Агрипиной и они, как молодая семья, решили взять кредит в Тверском Универсальном банке на трехкомнатную квартиру. За прошедшие годы условия кредитования заметно смягчились: кредитовалось уже 85% стоимости жилья, процентная ставка была установлена в 14,5 годовых, деньги все так же выдавались на руки, но только после того, как будет представлена расписка из Юстиции о том, что документы на регистрацию ипотеки сданы в регистрирующий орган.

              Но Коля знал, как обойти все эти подводные камни. Цена квартиры, как всегда была завышена, кредит составил 2 100 000 рублей. Это была реальная стоимость квартиры. Она была полностью проплачена Агриппиной продавцам квартиры за день до выдачи кредита, о чем были составлены соответствующие расписки, нотариально заверенные. На следующий день утром Шалиным был подписан Кредитный договор, ему был вручен образец договора купли-продажи с указанием в нем на ипотеку приобретаемой квартиры, после чего Коля поехал в Юстицию. Но там был подписан другой, заранее изготовленный договор купли-продажи без каких либо указаний на ипотеку и заемный источник денежных средств, вносимых за квартиру. Приобретателем выступала Агриппина. Была получена соответствующая расписка регистрирующего органа. В течение двух часов Коля дома изготовил с помощью оргтехники другую расписку из Юстиции, где было указано, что на регистрацию поступил «договор купли-продажи (при ипотеке в силу закона)», стоял штамп с фамилией регистратора и ни у кого в банке такая расписка не вызвала сомнений. С неё сняли копию (подлинник остался у Коли и был уничтожен) и выдали всю сумму кредита. Через две недели – время на регистрацию ипотечной сделки – Колю ждали в банке с документами о регистрации.

              Но он не появился ни через две недели, ни через месяц, когда Агриппиной были получены документы. Коля отзванивался в банк, что находиться в командировках, что «зашился», что не может получить документы в Юстиции. Первые месяцы он платил за кредит, поэтому банк особенно не дергался. Но когда Агриппина продала через 3 месяца свою собственную, ничем не обремененную квартиру с прибылью в 3000$, Шалин перестал платить банку. Тут все и выяснилось. Шалин с Агриппиной заработали 2 070 000 рублей чистой прибыли. Николай ушел из «Геодезии» и взять с него было нечего.  И хотя Решение гражданского суда было – взыскать, - но поскольку ни судебная, ни исполнительная системы не были совершенны, как и вся общественная система, банк не получил ни копейки денег. В России взыскать с физического лица деньги по решению суда практически невозможно, если он сам не захочет платить или если он не принадлежит к самой незащищенной части населения - пенсионерам. Попытались, правда, возбудить уголовное преследование по ст. 159 п.4  - мошенничество в особо крупном размере, Шалина  дважды вызывали для дачи объяснений в УБЭП. За 20 лет жизни у Коли такое случилось впервые и никого рядом не было. Зам.начальника УБЭП полковник Шумский сразу начал прессовать молодого да неопытного фраерка:
- Да, я тебя сейчас вообще на крюк повешу и дубинкой по почкам отъ...бу! Хочешь?!
Коля посмотрел на него испуганным, детским взглядом, от которого полковнику должно было стать стыдно.
- Нет, не хочу, - ответил Коля, еле сдерживая дрожь в голосе.
- Ну, тогда пиши чистосердечное, и покончим с этим.
-  Не могу…
- Чего?!... Только давай не начинай мне этого, что без адвоката ничего писать не буду... Дурку не ломай!
- Мне адвокат и не нужен – я ни в чем не виноват, и оговаривать себя не могу.
- Что ты тут меня за дурака держишь?! Ты скажи, я на дурака похож?!
Коля мог бы ответить честно, поскольку Шумский действительно своим поведением вызывал множество вопросов психиатрического характера, тем не менее Коля ответил по-другому:
- Я не понимаю, в чем вы меня хотите обвинить.
- Ты в банке деньги брал? Так почему не отдаешь?
- Ну, это же гражданское дело, тут нету состава преступления…
- А это как квалифицировать – был бы человек хороший, а статья для него всегда найдется. Ты расписку фальшивую из Юстиции в банк представлял?
- Нет.
- Вот сука!
Терпение Шумского иссякло, он  хотел бы заехать Шалину по роже, но вместо этого просто вышел из кабинета, оставив разбираться с пацаном младших сотрудников.  Когда начальник вышел, Коля обратился к одному из уполномоченных:
- Простите, я так и не понял, в каком я здесь статусе – я задержан? И могу ли я позвонить?
Молодой офицер (подумать только – офицер служит в таком месте!) ничего не ответил, а продолжал что-то писать.
- Ну, я тогда позвоню, - проговорил Коля, достал мобильник и набрал номер Никиты. – Никита Абрамович, вы сейчас не очень заняты? Я хотел бы вас попросить, если Вас не затруднит…
- Какой, однако, воспитанный, - вслух заметил один из находившихся в кабинете оперов (кажется, это более подходящее название, чем «офицер»).
- Я сейчас в УБЭПе, мне шьют мошенничество, так, что Вы подъедьте, пожалуйста, - закончил разговор с Никитой Коля.
- Это ваш адвокат? – довольно прилично спросил молодой опер.
- Да.
Пока Никита не приехал, Коле устроили перекрестный допрос без протокола, просто, чтобы посмотреть, как он будет отвечать на вопросы, сыплющиеся со всех сторон. Но чего-либо интересного дознаватели выяснить для себя не смогли – Коля отвечал на вопросы уверенно и без логических не состыковок.  Никита Иванов приехал очень скоро и выяснил, что Колю, разумеется, никто не задерживал. В дальнейшем Иванов убедил сотрудников УБЭП, что дело бесперспективное, состав преступления отсутствует, а наличествуют сугубо гражданские отношения между банком и человеком. А поскольку дознаватели ничего от банка не получили, то и сражаться за возвращение банку денег они не горели желанием. Дело прекратилось с минимальным моральным ущербом для большинства Шалиных. Что же касается Николая, то он очень сильно испугался, однако он изначально прекрасно сознавал, на что идет, а потому теперь ему не пристало было жаловаться, и он бравировал, убеждая всех,  что если его посадят, то на зоне он окажется  в авторитете, потому что статья – авторитетная. Домочадцы никак не могли взять в толк – он действительно уже изготовился к отсидке или это его обычные двусмысленные шутки. А если он действительно предполагал, что его могут посадить, то зачем он шел на это, что им двигало? Этого и подавно никто понять не мог.
              Разумеется ни на какие уступки банку, не смотря на давление, он так и пошел. 

Продолжение http://www.proza.ru/2013/07/10/1195