Покаянный путь. Повесть. Главы 13-14

XIII

              На дворе стоял 2007 год, Коле Шалину было 20 лет. Свободный капитал его семьи составлял пугающую сумму 6 660 000 рублей, не считая стоимости особняка, машин, и накоплений Трифона. Николай неимоверными усилиями воли и духа, казалось, достиг того, чего всегда желал – имевшийся капитал, вложенный в банк, мог приносить регулярный и хороший доход. Как настоящие аристократы былых времен Шалины могли утверждать, что имеют 666 000 годового дохода, при том, что траты на себя, дом и прислугу составляли 500 000, правда, приходилось еще платить за обучение Марфы. Тем не менее, каждый член семьи в разумных пределах удовлетворял свои жизненные потребности, а Коля позволял себе реализовать свои самые сокровенные и фантастические  мечты. Конечно, из-за этого капитал сокращался, но Коля всегда мог наворовать еще, тем более, что доступ к земельным ресурсам у него сохранялся, фирма «Геодезия» работала и приносила доход. Правда, после дела с Универсальным банком Коля больше не предпринимал никаких противоправных действий.   

              Жизнь как будто замерла, само время остановилось. Коля часто вспоминал школьные годы - без грусти и ностальгии, но с горечью сравнивая два времени. В те годы ему казалось, что оно тянется ужасно медленно и однообразно, каждый день были одни и те же уроки, одни и те же мелкие, но казавшиеся большими, проблемы. Однако тогда у него была цель. И пускай она была примитивной и мещанской – поступить в университет, получить высшее образование, она, по крайней мере, предавала всей жизни смысл, было ради чего жить и бороться в надежде на светлое будущее, как бы пошло это не звучало.  И вот все дети поступили в ВУЗ, отучились, закончили, Коля – в 2008, Ники и Марфа – в 2009, и что дальше? Какова отныне была цель? С исчезновением цели потерялся и смысл. Ни одно событие ближайших лет – ни выход Феклы Васильевны на пенсию, случившийся в год окончания Колей  университета, ни рождение ребенка у Агриппины, ни операция по удалению язвы у Трифона,  - ничто не могло вернуть жизни Шалиных прежней свежести и оптимизма. Казалось, они бессмысленно доживали свой век, на всем готовом, полностью обеспеченные, всего достигшие. Никому даже в голову не приходило задуматься, как прошла их жизнь, чего стоил этот успех, кому они им обязаны. Никифор Яковлев – приемный ребенок в семье Шалиных – стал настолько своим не только в сознании приемных родителей, братьев и сестер, но и в самосознании,  что даже подарок на выпускной – джип Hyundai Santa-Fe за более чем миллион рублей – воспринял, как само собой разумеющееся событие, заслуженную награду за красный диплом юриста. А Марфа, получившая в подарок Fiat, вообще закатила скандал. Сам Коля непритязательно ездил на Ладе Приоре, только возил его личный шофер – Трифон, который заведовал всей скудерией Шалиных.

              Аристократия тихонечко скатывалась в яму беспробудного мещанства. Марфа с Ники вообще жили немного отдельной жизнью. Последние годы они только и обсуждали, что свою учебу в университете, рассказывали сколько там гавна, какие преподаватели самодуры, какая дурацкая программа и пр. Казалось, учеба - единственное, что их интересует. Они ездили с университетскими друзьями на пикники, на дачи, оставались там на выходные, иногда ходили на какие-то студенческие вечеринки и мероприятия. В общем, вели жизнь золотой беззаботной молодежи, деталей которой в семье никто не знал. Несколько раз они пытались пригласить с собой Колю, но он всегда отказывался. Что он забыл на этих студенческих собраниях? Или он не знал, о чем там говорят и чем занимаются? Если пацаны не говорили о тёлках и буферах, то обязательно о футболе и о победе «Зенита». А у девчонок на уме было только одно – Коля хорошо это усвоил еще со школы, еще с тех пор, когда первый раз пошел погулять с сестрой. Поэтому после нескольких безуспешных попыток познакомить его с другим миром Марфа и Ники обреченно оставили Колю в покое, и вся студенческая жизнь прошла мимо него как белоснежный океанский лайнер мимо утлого рыбацкого баркаса.   

              Ребенком своим Марфа с Ники почти не занимались. Текущее воспитание оказалось возложено на Мавру Михайловну. По временам Фекла нянчилась с Савелием, а чаще всего – Коля. Он все свободное время проводил с сыном и как будто даже старался не допускать к нему Никифора и Трифона. Они это чувствовали и потому не лезли на рожон с хозяином дома. При этом 4-х-летний Савелий все же называл «папой» Никифора, а Колю только «дядей».

              Коля гордился собой, но эта гордость была скорее на словах, а не в душе. Он всем в доме приводил арифметические выкладки своих удачных финансовых операций, но сам чувствовал, что все это пустое. Никому не были интересны победы и успехи Коли на бирже, в борьбе с банками и системой землепользования, никто им не восхищался. Все понимали, что он единолично распоряжается наворованными деньгами и на их мнение ему глубоко наплевать. Зато, когда Коля в 2008 году подарил Агриппине по случаю рождения у той дочери миллион, вся семья взбунтовалась. Но бунт улегся, хотя этот миллион еще долго не давал никому покоя, вызывая приступы бессильного раздражения. 

              С матерью Коля теперь только ругался по поводу и без повода, как она прежде ругалась с Евгенией Семеновной. Но ругань Коли с матерью носила на себе печать самой настоящей психопатии. Когда она начинала о чем-то выговаривать ему (а она это делала часто и порой назло, зная, как болезненно Коля воспринимает критику, пускай даже самую справедливую), что дескать он не работает, а только ворует, прозябает в безделье, тупеет и опускается, Коля молча выслушивал все это, а потом вставал молча, хладнокровно брал банку с водой и выливал её на голову матери. Фекла Васильевна приходила в истерику, начинала материть сына самым похабными словами, кидаться в него, чем попадется, а он только нагло смеялся ей в лицо. Потом он жестоко заставлял её просить прощения, хотя сознавал, что это он должен просить прощения, но прощение просила она – за них обоих. Порой он долго издевался над ней, не прощая её, не разговаривая с ней, угрожая уморить себя голодом, повеситься, перерезать глотку, утопиться в Тьмаке. Но, в конце концов, прощал себя и её. Никто не смел вмешиваться в отношения матери и сына, делать Коле хоть малейшие замечания. Однажды Трифон попытался защитить свою бывшую жену, так Коля бросился в подвал и вскоре вернулся оттуда с топором и точно зарубил бы отца, если бы Фекла вовремя не испросила прощения, не обругала бы дурака Трифона, полезшего не в свое дело и не прогнала бы его в людскую, где ему следовало сидеть целый вечер и не показываться пред светлые очи сына. После того, как прощение было получено, жизнь снова возвращалась в прежнее русло, как будто ничего и не было. Потому что все прощали друг друга полностью и безоговорочно, в надежде, что ничего подобного не повториться.

              Порой Коле приходила в голову мысль, что они с матерью устали друг от друга, что им пора жить порознь, а не под одной крышей и что правы те, кто говорят, что дети должны покидать своих старых родителей. Но он резко прерывал эти подлые мысли в своей голове, однако же и помирится с матерью, попросить у неё прощения, как прежде у бабушки, - не мог из-за болезненного самолюбия. Николаю было видно и очень обидно, что Фекла получает большее удовольствие от общения с Никитой Ивановым, чем с ним. Поэтому Коля всячески старался держать её при себе, не отпускал её, они продолжали спать в одной комнате и путешествовали вместе – ездили в Петроград, в Париж, в Швейцарию.   
 
              Несмотря на то, что эти путешествия проходили поистине восхитительно и чудесно, жизнь все равно продолжала оставаться скучной, бесцельной и бессмысленной. Не ради же путешествий живет человек! Порой давали о себе знать старые дела. У Феклы из пенсии удерживали половину в счет оплаты кредита Сбербанка. Чтобы компенсировать эту потерю в целях поддержания справедливости Коля иногда осуществлял маленькие налоговые махинации и получал налоговые вычеты – на лечение, на обучение детей, за приобретенную в кредит недвижимость. Но все эти забавные выдумки не могли отвлечь от главного – от сознания пустоты в жизни. Чтобы хоть как-то забыться, русские аристократы устраивали себе шикарными  гуляниями по  Волге с цыганами, медведями, икрой и водкой, но все было без толку.

              Коля расширил могилу Евгении Семеновны, заказал черную гранитную плиту со своим именем и положил её рядом с надгробием бабушки. Фекла и Марфа считали подобные шутки со смертью недопустимым богохульством, но Коля впервые искренне радовался – у него теперь было не только место на кладбище, но даже готовая могила. У большинства обывателей жизнь заканчивается в могиле, но мало кто в связи с этим  осознает всю абсурдность и бесполезность существования, предшествовавшего смерти.  А Коля это сознавал, более того, он устал, устал от жизни, устал от безделья, устал от многочисленных судов, которые сам порой инспирировал ради внесения в жизнь хоть какого-то разнообразия, устал от приставов, которые порой то целой группой наваливались на него, желая поиметь его деньги, то доверительно угрожали ему уголовным преследованием, а порой случалось, что одинокий пристав, занятый другими делами, пробежит мимо, пёрнет и побежит дальше. Но больше всего Колю выводила из себя  постоянно ломающаяся оргтехника, долго грузящийся компьютер или зависающий Интернет. В эти моменты он понимал всю слабость и зависимость современного делового  человека от «железа» - а для высокодуховного человека это сознание было крайне неприятно. Он мечтал о том, чтобы все бросить, заныкаться куда-нибудь в деревню вместе с Савелием, так, чтобы никто не мог его найти, чтобы ни одна повестка не могла до него дойти, но  чтобы только были все удобства. Да, это было важно, очень важно! Он не хотел начинать жизнь заново, он не хотел отказываться от себя, от своей личности, от своего опыта, он не сожалел о своей жизни, но гордился ею. И все же сейчас он хотел, чтобы все прочие забыли о нем, хотел бы принять другую фамилию и зажить спокойно и уединенно вместе с сыном. Но это – он понимал – было не только несбыточной, но и не истиной мечтой. Он понимал, что не сможет жить без дела, что нынешний душевный кризис непосредственно связан с тем, что у него отсутствует ясная и достойная цель, ради которой он сможет бороться, как боролся всю жизнь. Борьба была смыслом. Он не любил образ Дон-Кихота, всегда отвергал сравнение себя с ним, говорил, что ему ближе североевропейские образы Гамлета и особенно Фауста. Однако само бессмертное творение Гете он называл «сказкой про белого бычка, особенно вторая часть». Посреди смрада мещанского болота он искал  не истину, он искал просто бури, которая бы понесла его такую в сущности обыденную жизнь к какой-то цели. А и в правду, чем он отличался от остальных? Ему было 21 год. Он прошел унизительный курс полового созревания, первых сексуальных опытов, отучился в университете, заимел детей и готовился прозябать дальше, как большинство жителей его страны. И только борьба за семью, которую он вел прежде, делала его особенным. Но теперь борьба успешно завершилась семья – обеспечена, и пришел конец удивительному человеку Николаю Шалину. Он – теперь ничто, он – в массе, все его желания сводятся к амебному существованию - только бы меня не трогали. Вот Марфа - именно так она и жила, всего достигла, чего хотела, и успокоилась. А Николаю было стыдно! Стыдно за человечество! Стыдно за утраченную юность, когда еще живы были мечты и надежды, теперь  растворившиеся во взрослой ничтожности. А ведь в его возрасте иные уже дивизиями командовали!

              Николай мог так рассуждать долго и нудно, снова и снова возвращаясь к одним и тем же мыслям только в новой форме, перемывая кости себе и всему своему поколению, вступившему во взрослую жизнь безо всякой ясной цели и тем более без сознания смысла, Правда, Николай продолжал верить, искренно верить, что смысл есть, что есть большая, благородная и достойная цель, ради которой не стыдно жить и умереть… А  в стране развивался экономический кризис. Прежде во времена Маркса случались кризисы перепроизводства, сопровождавшиеся отсутствием спроса на выпущенную в слишком большом количестве продукцию; теперь во времена глобальной экономики случился кризис перефинансирования – слишком много было наделано долгов государствами, банками, корпорациями, слишком много было спекулятивных деривативов – финансовых инструментов, производных от основных фондов – облигации, американские и глобальные депозитарные расписки, опционы, фьючерсы и пр. В конечном счете, количество перешло в качество, пузырь раздулся и лопнул, платить по огромным обязательствам оказалось нечем. Первые признаки надвигающегося кризиса стали заметны летом-осенью 2007 года, когда в Америке обанкротилось несколько хедж-фондов, занимавшихся спекуляциями с облигациями sub-prime, т.е. обеспеченных закладными по ипотечным кредитам. Дело в том, что в Америке самыми высоко-надежными (т.н. prime-кредитами, кредитами первого уровня) считались именно кредиты на недвижимость, возврат которых был обеспечен ипотекой этой самой недвижимости. И пирамида sub-prime как раз и предполагала, что вторичные sub-долги банков покрывались за счет первичных prime-долгов граждан перед этими банками. Но система дала сбой. Кому-то пришло в голову (и первым, как будто, был банк Goldman Sachs), что американские налогоплательщики не в состоянии будут погасить свои высоко-рискованные кредиты, а потому облигации, якобы обеспеченные закладными по этим кредитам, выпущенные банками в огромном количестве и перекупленные друг у друга, купленные суверенными зарубежными фондами, вовсе не обеспечены и не надежны. Фактически пришло сознание пирамидальности всей финансовой системы в русском понимании этого слова. А пирамида, как известно, рано или поздно достигает своей вершины, но это является низшей точкой развития системы. Поначалу проблема системы была только в психологическом недоверии к ней, но это недоверие подтолкнуло многих начать выводить средства из хедж-фондов, спекулировавших на облигациях sub-prime, фонды не смогли справиться с предъявленными требованиями и объявили дефолты. Это произвело эффект разорвавшейся химической бомбы и все стали срочно избавляться от «токсичных» активов - облигаций sub-prime и прочих деривативов. Теперь уже банки начали не справляться с нагрузкой, перестали кредитовать друг друга и корпорации, оборотных средств стало не хватать. Американские корпорации чутко уловили суть происходящего и стали снижать зарплаты и бонусные выплаты, стали увольнять сотрудников. В Америке начался рост безработицы, это привело к снижению потребительского спроса, являющегося двигателем американской экономики и формировавшего до 70 % ВВП США. Начались дефолты граждан по ипотечным кредитам и отъем заложенного имущества с выставлением его на продажу, что повело к увеличению предложения и падению  цен на недвижимость по всей стране. А это в свою очередь  привело к снижению стоимости заложенного имущества даже по оплачиваемым кредитам, что вело к ухудшению балансов самих кредиторов, к снижению уровня их надежности, а надежность - это существеннейшая категория американской политэкономии. Снижение рейтингов, снижение капитализации создавало системные проблемы экономики в целом.  В IV квартале 2007 г. в США зафиксировалось снижение ВВП, которое повторилось по результатам I квартала 2008 г. и получило название «рецессии», которую стали сравнивать с Великой депрессией 1929-33 гг.  Первым обанкротившемся банком стал Bear Sterns весной 2008 г., серьезнейшие  проблемы с капитализацией и выполнением обязательств возникли у крупнейших ипотечных агентств  Fanne May и Fradie Mac. 7 сентября 2008 года, чтобы не допустить их банкротства американское правительство пошло на беспрецедентную меру – национализировало оба ипотечных агентства. Но американское правительство просмотрело другую проблему – 15 сентября объявил о своей несостоятельности банк Lehman Brothers. Это и было началом мирового экономического  кризиса. Стало ясно, что американские банки не могут отныне должным образом самостоятельно выполнять свои обязательства. В день объявления банкротства Lehman Brothers Banc of America купил проблемный банк Merrill Lynch, прежде бывший одним из крупнейших банков мира, а теперь практически оказавшийся на грани банкротства. В целях недопущения банкротства крупнейшего мирового страховщика  - American International Group – американское правительство 17 сентября повторило ход с национализацией. AIG занималась страхованием ипотечных облигаций, как только они стали  «токсичными», как только начались дефолты заемщиков, фондов, банков, на неё со всего  мира посыпался вал претензий по страховым случаям. Поэтому Федеральное казначейство, Федеральная резервная система, Комиссия по открытым рынкам  США и предприняли экстраординарные меры по спасению капиталистической экономики от полного краха, меры далеко не капиталистическими, но командно-административные.  Из-за вполне естественной паники на биржах американские власти запретили спекуляции в виде открытия «коротких позиций» (18 сентября 2008 г.). Не смотря на эти меры в III квартале 2008 г. американский ВВП снова снизился. 26 сентября обанкротился банк Washington Mutual, купленный JP Morgan. Еще прежде Уоррен Баффет, один из крупнейших инвесторов в мире, купил проблемный банк Goldman Sachs, некогда один из  крупнейших в США. 10 октября банк Wells Fargo купил проблемный банк Wachovia.

              Тем временем, кризис из Америки перекинулся на другие части света. В Англии пришлось национализировать банки Northern Rock, Bradford&Bingly, в Бенилюксе – банк Fortis (29 сентября 2008 г.). Только такими действительно экстраординарными, не капиталистическими, мерами можно было спасти банковскую систему. 3 октября Американский Конгресс одобрил финансовый план спасения американской экономики, предложенный директором Федерального казначейства (министром финансов) Генри Полсоном. План заключался как раз в выкупе «токсичных» активов у банков, докапитализации их, с тем, чтобы они могли выполнять свои обязательства, а для этого необходимо было наполнить экономику ликвидностью (т.е. напечатать денег побольше), чтобы и граждане могли потреблять, и своим платежеспособным спросом стимулировать восстановление экономики. В соответствии с этим планом ФРС США начала проводить т.н. политику «количественного смягчения», которую вслед за ней подхватили финансовые власти и центральные банки всех развитых стран. Политика «количественного смягчения» заключалась в увеличении денежной массы, вливании её на финансовые рынки путем предоставления льготных займов, выкупа «токсичных активов», а так же – самое главное – в понижении учетных ставок (ставок рефинансирования), т.е. снижения стоимости денег как таковых, что снижало как таковую долговую нагрузку всех участников финансовых рынков, поскольку низкие учетные ставки (в Америке они назывались ставки по федеральным фондам) позволяли банкам в свою очередь снижать ставки по кредитам, выданным корпорациям и гражданам, делали более дешевыми и доступными денежные средства для осуществления операционной деятельности. Однако, несмотря на все усилия рецессия (снижение ВВП) продолжилась и в  IV квартале 2008 г.

              Замедление темпов роста мировой экономики привело к падению цен на нефть, как основного источника энергии для производства. Падение нефтяных цен больно отразилось на России, как экспортно-зависимой страны. Здесь банки не увлекались взаимным кредитованием, но с началом мирового кризиса вообще прекратили кредитовать друг друга (т.н. «кризис доверия»), а это повело к проблемам с оборотным капиталом, с осуществлением операций, и в конечном счете отразилось на всей экономике – деньги в неё перестали поступать, кредиты реальному сектору перестали выдавать, спрос на продукцию снижался, производства останавливались, людей увольняли или отправляли в длительные отпуска. В октябре-ноябре  правительство России приняло ряд мер по укреплению банковской системы, в том числе по привлечению свободных средств граждан в банки, гарантировав, в случае банкротства банка, возврат вкладчику суммы вклада  до 700 000 рублей. Проводилась так же и политика «количественного смягчения» - Внешэкономбанк выкупал с открытого рынка активы системообразующих эмитентов, через аукционы РЕПО Центральный банк раздавал дешевые деньги банкам. Правда русская политика «количественного смягчения» имела и свою, как это обычно и бывает в России, специфику - не все банки были допущены к аукционам РЕПО, а только 20 крупнейших, в их числе государственные - Сбербанк, Внешторгбанк, Транскредитбанк, Россельхозбанк, фактически аукционы превратились в раздачу денег любимчикам Правительства и Минфина. Одновременно вместо понижения, как это делалось во всем мире, процентных ставок русский ЦБ начал их повышать и дошел аж до 13%. Снижение ставки рефинансирования началось только с апреля 2009 г. и к концу года ставка составляла 9% (в Америке – 0,25%, в Европе - 0,5 %).

              Одновременно русское правительство и Центральный банк пошли на «плавную», как они выражались девальвацию рубля -  он просел по отношению к доллару с 26 рублей в октябре 2008 г. до 36 рублей в феврале 2009 г. Таким образом, «плавная» девальвация в годовом исчислении составила 115 %. Эти меры должны были поддержать нефтяников – главных наполнителей госбюджета, но на самом деле поддержали только банки. Им, как и в Америке, государство давало дополнительные капиталы (в России - в виде даровых кредитов), чтобы банки могли кредитовать реальную экономику и производство, но они вместо этого пошли с государственными деньгами на биржу и принялись играть на понижение рубля. Половину полученных от государства денег банки направили на биржи, остальные – оставили про запас на депозитах в ЦБ. На биржевых спекуляциях банки зарабатывали огромные деньги. Правительство и президент знали об этой игре, ругались в телеэфирах, но никаких мер к банкам, так недобросовестно использующих государственные средства, не предпринимали, потому что сами получали бонусы от этих спекуляций. Все правительственные меры были, как раз направлены на спасение именно банков, а вовсе не экономики. Что касается реальной экономики, то до неё правительственные деньги просто не доходили. Здесь росла безработица, падало производство, закрывались заводы, останавливались стройки. Спасением стал стабилизационный фонд, накопленный министром финансов Кудриным, за последние 8 благополучных лет. Пригодился таки! Кудрин, безусловно, молодец – своим фондом он спас правительство Путина от широкомасштабного социального кризиса в стране. Было за счет чего платить пособия по безработице, пенсии и зарплаты бюджетникам, было из чего давать прямые займы системообразующим предприятиям (на банковскую систему в этом деле уже не надеялись). Однако вместе с началом трат из стабилизационного фонда пришло осознание того, насколько вредным было прежнее кудринское накопительство. Минфин просто откладывал деньги на черный день, вместо того, чтобы за эти 8 благополучных лет, имея огромные средства, модернизировать экономику России, сделать её саму по себе устойчивой к кризису, независимой от динамики цен на нефть, изменив саму её структуру, превратив её из сырьевой и зависимой от богатств, сокрытых в недрах русской земли, в инновационно-информационную, зависимую от талантов русского народа, функционирующую по общей формуле:
                Идея – Деньги – Деньги/

              Ни Кудрин, ни Греф, ни его преемница Эльвира Набиулина, ничего этого не делали, они лишь экономическими мерами оберегали  существующий режим личной власти премьера-президента Путина. А ему не нужна была ни великая Россия, ни великие потрясения ни до, ни во время кризиса. Ему нужно было только безопасное и спокойное обладание властью, ничем не ограниченной, от воли народа независимой.

              Между тем в Америке произошло то, о чем в России все только мечтали – смена власти и политического направления. Одиозный президент Буш-младший уступил свое место в Белом доме чернокожему демократу Бараку Обаме. Именно ему предстояло победить кризис в своей стране. Программа «количественного смягчения», эмиссии денег в экономику, выкупа «токсичных активов» при Обаме продолжилась. За год было выкуплено на 140 000 000 000 $ облигаций ипотечных агентств и на 1 000 000 000 000 $ ипотечных облигаций банков. Однако кризисные явления в начале года еще продолжались. Banc of America поглотил еще один проблемный банк - Morgan Stanly. 2 марта правительство Обамы национализировало крупнейший банк City-group. Тем не менее, ВВП США за  I квартал 2009 г. снизился на 6%. Новый президент и его министр финансов Тимоти Гайтнер выступили с рядом предложений по обязательной докапитализации банков,  по поддержке рядовых заемщиков от обращения взыскания на их заложенное имущество. Подобные меры – по поддержке простых людей – вызвали у дельцов с Wall Street  возмущение, дошедшее до того, что некий финансист Марк Рубино бросил Обаме самое страшное обвинение, какое только существовало в Америке со времен Маккарти: «Шаги американского правительства напоминают социализм» (11 июня 2009 г.). Русскому народу о таком социализме своего правительства оставалось только мечтать. В России банки выселяли одиноких матерей с детьми из заложенных квартир на улицу и гордо заявляли об этом в судах.

              А в Америке росла безработица, начались серьезнейшие проблемы у производителей автомобилей из Детройта («детройтской тройки») -  General Motors, Chrysler и Ford. В начале июня 2009 г. объявили о банкротстве General Motors и Chrysler. Они были куплены Fiat,ом и китайцами. Ford самостоятельно справился с проблемами. В то же время (еще в начале мая 2009 г.) прошли т.н. стресс-тесты для банков, по результатам которых выяснилось, что 14 из 19 крупнейших банков находятся в удовлетворительном состоянии и не нуждаются в дополнительном капитале для исполнения своих обязательств и функций в экономике. Это было очень хорошей новостью, обещавшей скорый выход из кризиса. Вторым фактором выхода мировой экономики из кризиса был социалистический Китай – вторая по величине экономика в мире, крупнейший держатель американских долгов. В Китае кризиса почти не было заметно,  производство росло, Китай активно ввозил нефть и промышленные металлы. Мировые цены на них пошли вверх к вящей радости русских нефтяников и металлургов. Осенью цены на нефть достигли 80 $/баррель. По итогам II квартала 2009 г. обозначился рост ВВП США на 3,5 %, а так же выход из рецессии крупнейших экономик Европы – Германии и Франции. В октябре 2009 г. Кудрин объявил о выходе России из рецессии, т.е. о начавшемся росте ВВП. Фактически, к началу 2010 г. острая фаза мирового кризиса закончилась, началось медленное и тяжелое восстановление. 

XIV

              На Шалиных мировой экономический кризис серьезно не отразился, поскольку Николай Шалин применял инновационную модель хозяйствования. Обидно было только то, что автомобили для семьи покупали по огромным ценам накануне самого кризиса,  а через несколько месяцев цены резко упали. Конечно, Шалину, как и Кудрину, пришлось расходовать накопленные богатства на покрытие дефицита семейного бюджета, но в конце 2009 года, уже думая о будущем, когда после окончания кризиса начнется настоящий экономический бум, связанный, в том числе с возвращением Путина в кресло президента в 2012 г. и Сочинской Олимпиадой в 2014 г., Шалин принялся за проект в Завидовском заповеднике, причем сразу на 5 гектар с переводом земли из сельхозугодий в категорию «под строительство». Проект был длительный, связанный с многочисленными судами, разъездами, в общем – обыденная канитель и волокита, из которой и состояла вся жизнь Шалиных.
            
              Как-то весной 2010 года, незадолго до 23-х-летия Николая, ближе к вечеру все многочисленное семейство Шалиных собралось в приемной на первом этаже - глава семьи Фекла Васильевна, её падчерица, зять, сноха, служанка, муж и сожитель. Среди них всех сын Феклы Васильевны с ложной скромностью именовал себя  консильери - управляющий делами семьи. Ему очень нравилось само слово «консильери». Правда, именно он определял, что надлежит делать всем домочадцам. В тот вечер он хотел играть в карты. Он любил карты и любил, когда вся семья бывала вместе.
- На что играть будем? – спросил Ники.
- На раздевание, - предложила Марфа.
- Я не хочу, - отозвался Ники.
- Боишься, что все увидят твою прыщавую спину? – съёрничал  Коля.
- По крайней мере, это доказывает, что половое созревание еще не закончилось, и что я могу наслаждаться  всеми радостями юношеской поры, - парировал Ники.
- Как красиво сказал! – прокомментировал Коля.
- Забавно… - протянула Марфа, - давно мы что-то не говорили о половом созревании и сексуальных проблемах.
- Ну, вы будете играть? - пискляво, как капризный ребенок, спросил Никита.
- Да, - ответил Коля. – В ландскнехт. Мам, достань карты.
Фекла пошла за картами, Коля крикнул ей вслед:
- Две колоды. Ну, что, господа, давайте делать ставки – я думаю, по сотенке для начала.
- А не много? - спросил Трифон.
- Да, не боись ты, это даже прикольно. Все равно все деньги останутся в семье.
В этот момент вернулась Фекла с картами и услышала замечание Трифона:
- Да, но если выиграет наш любимый юрисконсульт, деньги-то из семьи уйдут.
Фекла подошла сзади к сидящему Никите, широким жестом обняла его за шею и поцеловала в щеку.
- Никита – равноправный член нашей семьи, так что не надо его задирать.
- Ну, и стерва же ты! - задорно произнес Трифон.
- Вот, - заметил Коля, обращаясь к Марфе и тасуя карты, - а ты говорила у нас сексуальные проблемы в загоне. Просто все уже привыкли к существующей ситуации и не сотрясают зря воздух. Только иногда у кого-нибудь засвербит, вот он что-нибудь и вякнет.
Он положил талию на стол.
- Я буду метать, на все 800, - объявил Коля.
- Принимаю, - отозвался Трифон.
Коля снял две верхние карты, двойку треф он положил направо (ближе к себе), червонный валет – налево (ближе к отцу). Затем начал медленно раскладывать колоду . Трифон попытался его отвлечь.
- Ты, конечно, прав – все уже привыкли к извращениям в нашей семье, но если у нас действительно семья, то все имеют право знать – и думаю, это интересует каждого в нашей семье – от кого у Агриппины дочка родилась?
Коля ничего не отвечал, но горящими глазами смотрел на открывающиеся карты. А Трифон продолжал.
- Вариантов-то не так много: Ники отпадает сразу – он голубой, для Никиты Гриппа слишком молода, у меня с ней давно не было, остаешься…
- Вот черт! – воскликнул Коля: выпал валет пик – он проиграл 800 рублей.
Право метать перешло к Трифону. Тот весь светился от счастья, когда ему передали талию. Зато теперь Коля, теперь уже ничем не занятый, вполне определенно мог ответить на вопрос отца:
- А что касается Маши Потаповой, то совершенно не важно, кто являлся её биологическим отцом, важно другое - как она появилась на свет.
Гриппа сделала недовольный жест.
- Да, не перебивай, - отмахнулся Коля, - пущай знають.
Всех настолько занимал этот вопрос, что об игре даже забыли и не заметили, что Трифон не сделал ставки.
- А Маша Потапова появилась на свет самым непорочным способом – искусственное оплодотворение, знаете ли, без какого-либо полового контакта,  а потом было кесарево, т.е. даже не через родовые пути. Так, что полагаю возможным вопрос об отцовстве этого ребенка закрыть раз и навсегда. А кто еще хоть слово скажет, тому язык вырву.

Широко улыбаясь, он посмотрел на всех домочадцев. Их лица выражали такое удивление, что Коля не смог удержаться от смеха. Все еще смеясь, он сказал отцу:
- Давай, делай ставку.
- Я пойду на 400.
- Принимаю, - отозвалась Фекла.
Трифон начал метать.
- Да-а-а… - протянула Марфа, - раньше в качестве оправдания секса выставляли, что без него детей не получиться, но вот оказывается и этот аргумент бит.
- Ой! – заметила Мавра Михайловна, - да еще и погода какая-то стоит непонятная. Если весна на дворе, то почему снег идет и метели? Давление у меня скачет…
- Это способ избавить ребенка от сознания первородного греха, - продолжая свой разговор с Марфой, произнес Коля. – Я всегда говорил, что дети – это результат примера и опыта своих родителей. На родителях лежит обязанность объяснить ребенку, что такое хорошо и что такое плохо. Если родители сами курят, то, какое у них есть моральное право отговаривать от этого ребенка? Если они напиваются до поросячьего визга по праздникам, как они смогут удержать своё чадо от того, чтобы он, глядя на них, не напивался бы не только по праздникам, но и по выходным и по пятницам, по поводу окончания рабочей недели, и вообще по любому другому поводу? Правда, пап?
Трифон отвлекся и прекратил метать.
- И если ребенок знает, что его зачатие является результатом полового акта, то понятное дело, какое у него будет отношение к сексу. Особенно, если сами же родители внушают ему, что секс – это естественно и здорово, и когда у него случается первая поллюция или они узнают о его мастурбации, бросаются его убеждать, что это нормально и хорошо, и сами сношаются, и смотрят порнуху, и требуют секса друг от друга и устраивают  скандалы из-за похождений на строну. Так что дети у нас развращены не от естества, а от воспитания. Потому что родители не могут объяснить ребенку, а сам он не может понять,  все то зло, к которому приводит вся эта сексуальность. Как родители могут объяснить, что ранняя сексуальность и поиск пары может обернуться изнасилованием на дискотеке, привести к ранней беременности, аборту, инфекции половых путей,  могущих привести к дальнейшему бесплодию, в конце концов, к СПИДу и преждевременному летальному исходу, или к рождению неполноценных, ненужных детей, которых бросают прямо в роддоме и из которого они отправляются в детские дома, где они страдают безвинно, за грехи своих глупых, бесчувственных, но зато сексуальных родителей и откуда они выходят духовными уродами?
- Инвалидами, - поправил Никифор.
- Пускай так, в любом случае – мы плодим поколение страдальцев, сексуально озабоченных, брошенных, одиноких и никому не нужных детей. Наше поколение – это поколение проституток, наркоманов, ВИЧ-инфицированных. Потому что даже, если дети появились в полноценной семье, это вовсе не гарантирует им любви и нежности их родителей, у которых до поры только гулянки, выпивка и секс на уме. А когда родители  достигают зрелого возраста (по настоящему, духовно зрелого, возраста) их дети сами уже успевают накуриться, напиться, наколоться и натрахаться, и круг замыкается, и все повторяется сначала.  И в этом круговороте скотства мы вырождаемся, как нация. Дети рождаются больными, подростки мрут от СПИДа и наркотиков, а взрослые - от водки. Ну, ты дальше-то метать будешь?! – Коля закончил свою речь резким криком на отца.
Тот принялся раскладывать карты, но как-то неуклюже.
- Странно все это слышать от тебя, - проговорил Ники, - который и сестру родную и меня, мальчика пришлого, - всех поимел ради собственного удовольствия.
- А ты, Ники, все никак не можешь забыть ошибки собственной юности. Только я-то их уже давно искупил. А вот ты?
- И каким же образом, позволь узнать?
- А я в принципе больше не с кем сексом заняться не могу, нету никаких потребностей, никаких желаний. Ты знаешь, так замечательно и свободно живется, когда у тебя нету гениталий, когда у тебя по утрам не встает, когда по ночам не случается эякуляций, когда не надо мастурбировать, когда ты отказываешь девчонке и не боишься, что про тебя подумают, что ты голубой.  Прелесть!
- О чем это ты говоришь?! – снова прекратив метать строго, по-отцовски, спросил Трифон. 
- О том, что я сделал операцию по удалению гениталий. Я теперь кастрат.
За столом воцарилась всеобщая тишина.
- Так, что как вы понимаете, я вполне ответственно  и сознательно могу критиковать любое проявление сексуальности в нашем обществе, поскольку делом доказал свою принципиальность.
- И когда это случилось? – спросил Трифон.
- Ну, знаете ли я всегда мечтал о джинне или волшебной палочке, чтобы никогда не испытывать похоти и быть избавленным от эрекции, но поскольку ни джинна, ни волшебной палочки нет в природе, а есть только хирург – золотые руки - и его волшебный скальпель, то пришлось воспользоваться их услугами. Помните, мы с матушкой в прошлом годе были в Женеве, так вот там я большую часть отпуска провел в клинике. Они вообще-то специализируются на транссексуалах, а мне отрезать всего ничего. Да ты не сиди, метай, мне интересно, кто из вас выиграет!
Трифон машинально снял очередную карту – девятку – выигрышную для  Феклы, но никто не отреагировал на победу жены и поражение мужа.
- И ты об этом знала?! - обратился Трифон к Фекле.
- Да.
- И не остановила его?!
- А ты бы смог остановить?
- Да, пошли вы все! – Трифон резко встал из-за стола и ушел наверх.
Коля все так же оставался весел, его забавила реакция домочадцев. Банкометом теперь выступала Фекла, понтировали Марфа и Гриппа. А Коля продолжал свои рассуждения насмешливо-презрительным тоном:
- Знаете, был я тут в юстиции и так меня взбесило поведение одной мамаши с ребенком… А ребенку ну, сколько… ну, одних лет с Савелием. Он стукнулся там, а она ему и говорит: «ты не плачь, ты же мужик!» - это пятилетнему ребенку! Ну и что из него вырастит? Настоящий мужик, каких много, который бабе своей и по роже съездит и пойдет от неё гулять на все 4 стороны… Кстати, а где Савелий?
- Он наверху с Машей, - ответила Мавра Михайловна.
- Пойду, посмотрю.

Коля встал и пошел наверх. Он нашел 5-летнего Савелия в своем кабинете, стоявшего со спущенными штанишками на маленькой атаманке. Трифон пытался запихнуть внуку в прямую кишку свой разбухший половой член.  Николай, не долго думая, схватил со стола тяжелую бронзовую статуэтку и с размаха ударил отца по голове. Трифон грузно упал, Савелий только теперь заплакал. Коля бросил статуэтку на пол и принялся одевать племянника. На шум прибежала вся семья.
- Возьми сына, - протягивая плачущего Савелия Марфе, проговорил Коля, - отец пытался его изнасиловать. 
- Он еще жив, - дала свое заключение Фекла.
Трифон действительно тяжело дышал, как недобитый боров. Коля поднял с пола давешнюю статуэтку, опустился к отцу и несколько раз методично ударил его по голове, добив насмерть. Фекла, Мавра и Гриппа, видевшие это,  испустили протяжный вопль,  Марфа же почти с завистью смотрела, как Коля убивает отца. Наконец, Коля поднялся и обвел решительным взором с презрительной ухмылкой всех собравшихся.
- Значит так, Гриппа, бери отцовский паспорт и поезжай сейчас на вокзал и покупай назавтра билет на таллиннский поезд до Москвы, и в международной кассе – из Москвы на Минск или Брест, хоть на Варшаву или Берлин. Денег не жалей. А мы, господа, (он посмотрел на Ники и Никиту) отнесем его в подвал.
- Я не буду в этом участвовать, - дрожащим голосом заявил Иванов.
- Да, что ты говоришь, Никита? Хочешь из семьи выйти? А из семьи только один путь, это следовало понимать, когда ты к моей матери подъё…вался. Так, что нечего мне тут нюни разводить, взяли живо и понесли!

              В подвале труп Трифона расчленили топором. У Марфа в этом деле уже была набита рука. Каждый кусок завернули в полиэтилен и погрузили в джип Никифора. Глубокой ночью куски тела вывезли на ближайшее заброшенное кладбище и закопали в откровенно запущенных могилах. Сверху набросали мусора и грязного весеннего снега.

              На следующее утро Коля с билетом на имя Трифона сел в Таллиннский поезд и приехал в Москву на Николаевский вокзал. Оттуда на метро он проехал до Белорусского вокзала. Здесь ему пришлось подождать около часу, после чего он сел на другой поезд, идущий в Минск. При посадке проверяли только билеты, но не паспорта. Вагон был общий, в Смоленске много людей выходило и садилось. Коля незаметно для проводницы сошел с поезда. А даже если бы она его заметила, то в последующем, если бы началось расследование, не смогла бы точно вспомнить, что пассажир с места 34, ехавший по билету до Минска, сошел в Смоленске. Главное, что билет на имя Трифона сохранился у проводницы, зафиксировался в компьютерной системе, и, таким образом, создавалась видимость того, что Архипов доехал до Минска, а там его следы терялись. И таким образом, его родственники не могли быть даже подозреваемы в его исчезновении, наоборот, очень скоро они должны были поднять тревогу по поводу отсутствия вестей от своего отца.

              В Смоленске Николая уже ждал Никита. Он выехал из Твери одновременно с ним и поспел вовремя,  как раз к приходу поезда.  Никита с Николаем вернулись в город уже вечером. В пути они сделали остановку, заехали в лесополосу – у Никиты родилось стойкое желание посмотреть, как выглядит Коля после кастрации. Заодно, чтобы снять напряжение Никита вставил свой пенис Коле в прямую кишку. Коля позволил ему это, поскольку Никита не был ему неприятен, а все остальное было ему глубоко безразлично, кроме того, кто теперь будет  служить ему вместо шофера и заниматься тремя принадлежащими семье машинами. Коля только попросил Никиту:
- Когда будешь кончать, смотри, не испачкай меня своей спермой.
 
              Когда Коля с Никитой вернулись домой, они нашли всех в настоящей прострации.
- Что случилось? - с испугом спросил Коля.
Марфа первая нашлась, что ответить:
- Никифора сегодня  арестовали.
- Как арестовали!? За что!?
- За участие в деятельности Российской социал-демократической народной партии.
- Чего?! – Коля изумленно посмотрел на сестру.
А она продолжила:
- Компьютеры забрали, бумаги…
- Ё… твою мать там же все фиктивные отчеты!
- Их это не интересует. Через Ники они хотят подобраться к секретарю областного комитета партии Стефану Кондратовичу.
Коля сморщился, пытаясь вспомнить, кто это такой, но не смог. Марфа объяснила:
- Это бывший директор нашего с Ники детдома.
- А вот оно что! Этим вы и занимались в свободное время?!
Марфа опустила голову и промолчала. Николай обвел всех вопрошающим взором. Вид у всех был растерянный, никто ничего не мог предложить дельного.
- Так, ладно… Никита, завтра поедешь к прокурору, выяснишь, что там такое.
- Я бы не рекомендовал соваться в это дело, оно политическое и заказное.
- Никитушка! Ты что е…нулся?! Это же мой брат! Ты понимаешь, они моего брата арестовали! Да это же равносильно тому, что они меня самого мордой в гавно! Меня так даже судья Афиногенова не унижала! Да лучше бы они меня арестовали! Короче, сейчас же звони братве, кого знаешь, пускай маляву в СИЗО зарядят, чтобы там его ни одна сволочь пальцем не тронула! Скажи, Шалины никаких денег на своих не пожалеют! То же мне, революцию решили делать! Революцию с пустыми карманами не делают! И вообще… была бы у меня дивизия, и я изменил бы судьбу России.

              Через несколько дней Шалиным дали свидание с Никифором. Свидание происходило в следственном изоляторе. Пришли Никита Иванов, как адвокат, Марфа, как жена, и Николай Шалин, которого судья допустила только потому, что была в хороших отношениях с Ивановым.

              Шалин первым бросился к брату:
- Как тебя угораздило вляпаться в политику!? Ты о сыне о своем, о семье подумал?!
- О них-то я как раз и думаю.
- Что?!
- Коля, сейчас конечно не место и не время, но ты задаешь серьезный вопрос, а другого случая ответить на него, может быть уже не представиться. Ты вот весь такой интеллигентный, с высшим образованием, утонченный аристократ, любящий комфорт и сервис, гордящийся, что твоя мать училась в Ленинграде, что твой род ведет свое происхождение с 1560 года, но ты забываешь, что все твои предки были столь же мало образованы, как и моя собственная мать. Ты по научному рассуждаешь о высоких материях, о системе общественно-экономических отношений, о том, насколько вся эта система несовершенна и гордишься тем, что у тебя хватило ума и образования объегорить её, но ты забываешь о других людях, простых, трудящихся, но которых большинство, не таких красивых, не таких благородных, не таких культурных, не таких грамотных, не таких умных, как ты, которые закончили профтехучилища или даже только девять классов, и пошли работать, кто на производство, кто в услуги. Ты их презираешь, называешь дураками, не способными на высокий полет мысли,  на те виртуозные маневры, которыми ты обеспечил себе безбедное существование. Да, они погрязли в ужасающей глупости, разврате и невежестве, страх парализует их волю. Они всю жизнь проживают в нищете и покорности недостойным руководителям.  Но они все равно остаются людьми и они страдают. Ты не слышишь их стонов боли,  потому что они страдают молча и порой сами себя не слышат и заглушают собственные страдания водкой. Но я-то вышел из этой безгласной, безмолвной народной среды, и я способен её слышать. Я не отгораживаюсь от народа, не считаю себя выше и лучше него. В сущности, народ наш добрый, умный, честный, трудолюбивый, смекалистый. Я верю в него. Я искренне благодарен тебе за то, что ты дал мне материальную возможность увидеть, как может и должен жить каждый наш человек, ты дал мне возможность осознать, что я должен делать в этой жизни. И я понимаю, что если у меня есть смелость, я должен бороться за свободу и счастье своего народа.  Бороться против той системы, которую и ты ненавидишь, только ничего не делаешь. А кто еще, кроме нас, образованных выходцев из простого народа, может понять, в каком болоте мы копошимся уже 20 лет? Целое поколение выросло в условиях голой пошлости, сексуальных и духовных извращений, которые смакуются нашими телевидением, радио, попсой. Ведь ты только посмотри на экран – один ****ёж, мерзость и разврат – и все это преподается, как само собой разумеющееся и естественное! Это ты говорил о поколении страдальцев, не я! Это ты говорил, что мы гибнем и духовно вырождаемся! Страна великой культуры, великих свершений и побед! Да ты посмотри только, в каком бесстыжем разврате прошло наше собственное детство! Настало время покаяться. Ты вот гордишься древностью своего происхождения, тем, что свято хранишь память о 14 поколениях своих предков, о 4 ;  веках истории своего рода, но не думаешь, что это история не одного твоего рода – это история всего твоего народа,  твоей страны! И твой долг перед поколениями твоих предков избавить народ от страданий, вернуть ему духовную силу и материальное благоденствие. И с этой огненной черты тебе уже не сойти, «потому что за спиной у тебя Россия, Родина, проще говоря».

              Марфа, слышавшая все это, перекрестила Никифора. Подошли дежурные – свидание было окончено. На дворе СИЗО, Коля спросил сестру:
- Что значил твой жест?
- Какой?
- Последний.
- Что ты имеешь в виду?
- Крестное знаменье, я имею в виду! – раздраженный непониманием сестры выкрикнул Коля.
- А это… ну, я верю…
- Во что?! В Бога?! – изумленно спросил Коля.
- Да, в Бога и в Христа, умершего ради нашего спасения, распятого и воскресшего. И в Царствие Божие верю. Это что, так удивительно?  Или, по-твоему, такой человек, как я, не заслуживает прощения и делами своими не может искупить грехи?   
Коля ничего не ответил и отвернулся. Он мало уже, что понимал в этой жизни. Он действительно  боролся с ветряными мельницами, а настоящая жизнь проходила мимо. Он думал, что он самый умный, самый деятельный из семьи Шалиных, но его брат и сестра уже давно жили цельной, достойной уважения и восхищения жизнью. Ему было обидно, что он ничего этого не замечал, не знал, оставаясь бессмысленно копошиться в болоте.
_____________________________

              Прошло немало лет. Революция в России победила. Группа политэмигрантов с детьми возвращалась чартерным рейсом из Швейцарии в Москву. На борту была и Фекла Васильевна Шалина с внуками – Савелием и Марией, которые носили теперь фамилию Шалины. Сын Феклы Васильевны за финансирование деятельности Р.С.Д.Н.П. томился в Сибири, обвиненный по политическим соображениям в экономических преступлениях. Мать Савелия умерла в полицейском застенке, зверски замученная сатрапами кремлевского режима. Названный отец Савелия был тяжело ранен во время боев за освобождение Москвы. Мать Марии была теперь замминистра финансов во временном правительстве.

              Дети эмигрантов бегали по салону с громкими визгами, в которых слышался гром победы их родителей. Капитан объявил по радио, что самолет пересек воздушную границу России. Это сообщение вызвало неописуемый приступ ликования. Савелий и Маша, взявшись за руки, прошли в кабину пилотов. Сейчас им все было можно. Они загляделись в лобовое стекло самолета. Было ранее утро. Небеса раскрывали пред ними будущее. Лайнер летел на восток, навстречу восходящему солнцу народной мечты.


20 февраля - 22 марта 2010 г.