НИКА

       Ольгу позвали на юбилей. К подруге Нике, которой стукнуло шестьдесят.  Приятно, конечно, что  уважили, пригласили, только вот ехать надо в другую республику, где жила Ника  после замужества. Ладно,  не в другую страну. Хотя  для тощего пенсионного кошелька  Ольги все равно накладно. На одном транспорте разоришься. Автобусы-то все частными стали,  беспредельничают  с ценами, как хотят. Виданное ли дело, за два с половиной  часа дороги триста рублей содрали. В один конец. А ведь еще возвращаться надо.      
           И с подарком проблема. Что хорошего подаришь, когда  на 100 рублей в день живешь, и ни копейки больше, а то до пенсии не дотянешь. Позориться не хотелось, и Ольга из кожи вон вылезла, а нашла для Ники подарок. Скатерть ручной работы. Ника смолоду любила народные промыслы. Это Ольга знала. Хоть и редко встречалась с подружкой, однако из виду ее не теряла. И то, что они с мужем по разным странам ездят, сына в Америке обучают, тоже секретом не было. Сама-то Ника никогда  ничем не  хвасталась,  так ведь мир слухами полнится.  Есть у Ники закадычная подружка Лана, со школы знаются, даже детей своих поженили, общих внуков имеют. Вот от Ланы Ольга и узнавала новости.
       Изредка  Лана  с Никой и сами наведывались, например, когда диссертации защищали (почему-то  для защиты обе выбрали вуз, который закончили в юности).    Или когда  на тридцатилетии выпуска  с группой встречались. Приехали  обе,  успешные такие, ухоженные, хотя вели себя просто и ничем   старались не выделяться. Особенно Ника. Но девчонок с филфака,  пусть даже и постаревших, не проведешь, на раз просекли  немалую цену простенького Никиного сарафана.
     Ольге не до чужих нарядов было, на ней организация  встречи держалась. Хотелось, чтобы всё прошло хорошо, ведь тридцать лет не встречались. И не только потому, что после университета  жизнь закружила, разбросала всех по городам и весям. Стыдно признаться, но долгое время и встречаться-то не очень хотелось. Все какие-то старые счеты, смешные обиды вспоминались. Курс–то был чисто девчачьим,  а значит, по определению не мог быть дружным.  Девчонки ведь с яслей  начинают друг с другом меряться, кто лучше, умнее да красивее. А тут, представьте, сорок студенток, а парней шиш да маленько..  На филфак  если и забредают мальчишки, то, как шутили в те годы, это или моральные, или физические уроды.  И вправду,  Коля  Томягин из  402 группы хромал, бедняжка, а на втором курсе и вовсе ушел из университета, а другой Коля  с говорящей фамилией Тараканов, смазливый парень из глубинки, вечно находился в поиске выгодных невест со столичной пропиской, что в конце концов и обрел. Вместе с тещей-деканом, волей-неволей поспособствовавшей зятю закрепиться  в аспирантуре.
     Так что с парнями  на филологическом всегда  было напряженно, а иметь парня хотелось и для статуса,  и по необходимости. На филфаке если вовремя замуж не выйдешь, в деревню сошлют.  На три года. Учить детей разумному, доброму, вечному, а по вечерам отбиваться от  ухаживаний подвыпивших  молодых селян с орущими транзисторами или до одури проверять тетрадки за колченогим  столом на квартире  у какой-нибудь бабы Мани. Это называлось в советские времена  распределением молодых специалистов.
      Нику чаша сия миновала. Она раньше всех в группе замуж вышла. За Валерку, студента политеха из своего же города. Подходили они друг для друга удивительно. Оба невысокого роста, спортивные, ладно скроенные, с неправильными,  но очень симпатичными чертами лица. Хорошая  пара. Не зря их с  первой встречи друг к другу притянуло. Ника  все смеялась, что Валерка сначала ее за двенадцатилетнюю девчонку принял и обращался соответственно, даже за ручку водил и хотел, как маленькую, через лужу на руках перенести. А потом, в первый же вечер знакомства, сразу как отшумела  студенческая вечеринка, на которой  добрая  треть Валеркиных  однокашников-студентов  Нике в любви призналась, Валерка ей предложение сделал. Уверенно так заявил: «Ты моей женой будешь». Ника только плечами пожала, ей ухажеров и без Валерки хватало, хоть красавицей себя не числила. Зато Никиного обаяния  и женской самодостаточности на полк красавиц  хватило бы. Прибавьте к этому  искрящиеся  юмором  карие глазки, улыбку, от которой  ребята просто шалели, и железную волю, выработанную с детства, ещё когда  фигурным катанием занималась. Да только и Валерка был парень не промах, решения принимал быстро и, если цель ставил, от курса не отклонялся.            
      Уже через год вся  группа  весело отплясывала  на Никиной и Валеркиной  свадьбе в их родном городе. Все приехали, еще бы, первая свадьба на курсе. Да и к Нике относились хорошо. Уважительно. Она уже тогда умела так держаться, что вроде бы рядом  со всеми, а с толпой не смешивалась  и ни в какие глупые девичьи дрязги не влезала.
     У Ольги так не получалось. У нее вообще в те годы  ничего не получалось, кроме учебы. Худенькая, очкастая провинциалочка, Ольга жила в придуманном ею мире, причудливой мешанине из книг и фантазий.  С реальным миром Ольга справлялась куда хуже. Даже конфорку на газовой плите включить не могла, потому что  спичками не умела пользоваться к  вящему удивлению родственников, приютивших Ольгу в первые годы студенчества. С ровесниками сближалась трудно. Попытки Ольги стать своей в группе или общежитии, куда она перебралась на третьем курсе,  часто заканчивались ничем. Выбраковывали ее. Кроме Ники, которая понимала в Ольге  всё, однако дружила, и Ольга их дружбой очень дорожила в своем книжном одиночестве.
        Именно Ника и дала Ольге совет, развернувший нескладную  Ольгину жизнь на сто восемьдесят градусов.
      Случилось это,  когда у Ольги парень завелся, которого она безумно стеснялась показывать насмешливым и острым на язык сокурсницам. Невероятно добрый, простодушный и доверчивый, с голубыми, по-детски наивными глазами, принимавшими совсем беспомощное выражение из-за очков, надетых по причине ухудшившегося в армии  зрения,  Дима знаниями не блистал, да и не очень-то к ним стремился. Работать он стал рано, после 8 класса, сразу после ухода отца из семьи. Помогал матери, оставшейся в 40 лет с разбитой жизнью, крохотной зарплатой продавщицы в хлебном магазине  и тремя сыновьями, из которых один был школьником, другой – студентом, и только Димка как надел в 15 лет рабочую лямку, так и не снимал её, пока не доработался до инвалидности. 
      На Ольгу Димка смотрел с восторгом и вообще любил ее беззаветно. Даже друзья его удивлялись, ну чего ты в ней нашел-то. Димыч друзей не слышал, для него лучше Ольги никого не было. Димкина   преданность Ольге нравилась. Да и  в  девичьем сообществе  ее рейтинг повысился, за что Ольга испытывала к Димке искреннюю благодарность, но дальше дело не двигалось. Сколько раз он звал  Ольгу замуж – не шла, находила повод, чтобы поссориться чуть ли не перед загсом. Смешно сказать, но терпеть не могла Димкиных  речевых ошибок типа  «тубаретка», конплимент». А Ольга, между прочим, на красный диплом шла, самомнение ещё то было.
       Пошла к подруге за советом, раз своей головы нет.  Ника, грузная, с большим животом  (девятый месяц беременности все-таки, не шутки)  лежала  на общежитской койке с книжкой в руках и готовилась к сессии. Выслушав длинную и путаную речь Ольги на тему «Как замуж за парня  выходить, если он про импрессионистов даже не слышал?»,  Ника со спокойной, доброй  усмешкой спросила: «А ты что, с мужем всю жизнь собираешься об импрессионистах разговаривать?».
     Так и стал Дима   Ольгиным мужем с Никиного благословения, и все у Ольги наладилось. Две дочки родились, умницы и красавицы,  и муж ее  всю жизнь любил до самой своей смерти. И на  работе Ольгу ценили,  при крепком семейном тыле  можно работать хорошо и много.   Столько лет счастья, которых могло и не быть,  если бы не Ника.
      И вот спустя  40 лет после того разговора  Ольга ехала к Нике на юбилей  и все думала, какой она стала. Хотя и так ясно, годы своё  берут, болезни начались, с детьми проблемы, с внуками хлопоты. Ольга все это по себе знала и у приятельниц-пенсионерок видела, как все радости жизни потихоньку свелись к одному лишь дню. Это когда раз в месяц пенсию дают. На которую и жить нельзя, и помереть страшно, потому что на похороны тоже не хватит. Значит, остается одно – выживать. Некоторые  очень даже в этом  поднаторели. Но не Ольга,  она сроду непрактичная была.
      Выйдя из маленького душного автобуса,  Ольга, тяжело передвигая больные ноги, пошла к  озеру, вокруг которого выстроились веселые и нарядные домики, песчаные пляжи, усыпанные купающимися. Радостно гомонили дети, легкие стрекозы летали над безмятежной озерной гладью, отражающей  чистую синеву июльского неба.
      Тропинка вдоль озера привела Ольгу прямо к калитке Никиного дома, окруженного сказочно красивой лужайкой, живописными березами и ивами, склоняющими кудрявые ветви  до самой земли. Мощеные дорожки, в продуманном беспорядке сбегающие  к озеру, окаймляли ухоженные, незнакомые Ольге   цветы и усыпанные ягодами кусты красной смородины.
     На просторной террасе перед домом, покачиваясь в уютном кресле-качалке с прозрачным пологом и множеством декоративных подушек, сидела худенькая пожилая женщина с живым  острым  взглядом и молодой улыбкой. На ней  было надето льняное  синее платье, украшенном ручной вышивкой, рядом лежала книга.
     «Оля приехала, - сказала женщина, пристально всматриваясь в Ольгу внимательными темными глазками. - Изменилась, а ведь какая тоненькая на свадьбе у Ники была, в голубом платьице с бантиком».
     Это была мать Ники, Александра Павловна, с которой  Ольга виделась в последний раз 42 года назад. Значит, ей уже  под  девяносто, ошарашенно подумала Ольга, целуясь с Александрой Павловной и радостно приветствуя  Нику и Валеру,  тоже  потрясающе моложавых, загорелых, улыбающихся. Ну,  разве что Никины морщинки у глаз и немного отяжелевшая осанка Валеры  слегка  намекали на их возраст.
     Валерка, простите, теперь уже Валерий Николаевич,  хоть и развернулся в бизнесе на полную катушку, на нового русского ничем не походил. Подвижный, как ртуть, абсолютно не умеющий обходиться без  дела, он остался  все тем же открытым и веселым парнем с тонкой душой,  безошибочно реагирующей на  чужую боль и смятение. И только иногда, когда взгляд  улыбчивых  серых глаз вдруг  застывал, как у прицелившегося снайпера, Ольга понимала, через что пришлось пройти Валерке на пути к достатку и процветанию.
     Никин возраст вообще не определялся, если бы не 60 бордово-красных роз, которые Валерка преподнес жене на юбилей. Когда муж жене на 60-летие такие подарки дарит, всё  без слов ясно. Не случайно все женщины, и Ольга тоже, то и дело посматривали на Никины розы и отворачивались с легким вздохом. Не каждой дано сохранить любовь мужа до таких лет, думалось. Каждый ведь по себе меряет. Да только к Нике эти мерки не подходят. За таких женщин, как Ника, мужчины до конца бьются, и возраст  роли не играет.
       Ника и сейчас мужа удивляет. Креативная женщина, с уважением говорит про нее Валерка. Она же бизнес-леди.. Журналы выпускает,  дизайн-проекты составляет. И всё-всё,  к чему прикоснется Ника своей крепкой маленькой ручкой, расцветает. Фирма крепнет, сотрудники Нику обожают. Сыновья красавцы и интеллектуалы, снохи и внуки – просто чудо, как хороши. Ау  самой-то глаза блестят, как в юности, и улыбка такая, что седовласые старцы на юбилее у Ники в молодых гусаров  превращались. Да и как в  такую, как Ника, не влюбиться!
       А возраст – ерунда. Люди придумали, намеряли себе жизнь  кусками - до пенсии, после пенсии… Жить надо, радоваться, любить.  С юбилеем тебя, Ника-победительница…