Первый наряд

   После обеда старшина объявил фамилии бойцов, назначенных на кухню, караул и во внутренний наряд. Совсем еще молодой боец Зябкин попал дневальным по роте.
   Когда поздно вечером подразделение улеглось спать, ему пришлось мыть бытовку. Это большая комната, где солдаты пришивают подворотнички, стригутся, гладят форму. К вечеру ее белый кафельный пол становился грязным от множества черных следов, оставленных резиновыми подошвами новых кирзовых сапог.
   Зябкин взял тряпку, брусок хозяйственного мыла, набрал воды в таз и взялся за работу.  Тер мокрым бруском по неподатливым полоскам и думал о том, что хорошо бы сейчас покушать. Ночами ему снились: белый хлеб с маслом, луковица и молоко. Он ел все это, но насытиться не мог и просыпался утром очень голодным, а до завтрака было еще три часа.
   При первой же возможности парень заскакивал в полковое кафе, покупал творожный сырок за пятнадцать копеек и с величайшим наслаждением съедал его прямо в курилке около своей казармы.
   Позавчера прибыли еще десять таких же, как и Зябкин молодых бойцов с Западной Украины. Когда старшина роты Камзолов приказал им выложить все содержимое своих чемоданов, на свет божий появилась всяческая домашняя снедь: готовые куры, утки, колбасы, пироги, мед и прочие деликатесы, даже на гражданке. Затесался туда и огромный кусок свиного сала толщиной с ладонь. Старшина, протерев его жирной поверхностью свои  сапоги, заметив, что в дождливую погоду это будет хорошая смазка для его обуви, бросил продукт в тумбочку.
   В следующую ночь проголодавшиеся бойцы тихонько достали и порезали на дольки этот кусок и съели с, захваченным из столовой черным хлебом.
  Когда же пошли дожди, старшина заглянул в тумбочку и увидел там только старую промасленную газету «Радянська Львивщына».
   Боец Зябкин с горечью вспоминал тот день призыва на службу, когда сержанты выдали каждому по банке тушенки, булке черного солдатского черного хлеба и по горсти рафинада. Но, кому был тогда нужен этот жалкий паек, тогда, как у каждого сумки ломились от разнообразной домашней еды. А, опытные сержанты с разрешения призывников собрали всю тушенку в свои большие чемоданы и уже в части с удовольствием подкармливались ею.
   Намылив половину пола бытовки, дневальный взялся вытирать его тряпкой, но к его несказанному огорчению белый кафель  остался в черных пятнах. Да и мыло забилась в швы, не выковырять. Сколько боец, уже стоя уже на коленях не тер проклятый пол, ничего это не дало. Сорок минут упорной, но, увы, безрезультатной работы. Он сел на табурет и  на глаза уставшего бойца навернулись слезы.
Видимо придется возиться всю ночь, только толку ведь нет, все равно. Хоть волком вой.
    Кстати, был у них в роте рядовой Шуклин, которого не понятно, как и в армию взяли. Он, гладя свою форму отлучился на время, оставив утюг на ней. В результате прожег свои брюки, войлочное покрывало и стол. На дым прибежал старшина роты и стал заливать горящий стол водой из графина. А, боец стоял с отрешенным видом и наблюдал за происходящим.
   Он постоянно опаздывал на все построения роты и появлялся уже тогда, когда старшина, или кто-либо из офицеров принимал рапорт. Все это он делал с таким отрешенным выражением своего лица, что кроме ругани, к нему никаких мер не применяли.
   Но, самым неприятным было то, что он по ночам кукарекал во сне, будя всю роту. Вообще - то шумели ночью многие. Кто маму звал, кто невесту, кто стонал, но все это было не громко и потому никому не мешало. А, вот крик петуха не давал спать всем.
   В конце концов, его отправили в госпиталь, а через два месяца комиссовали, признав не годным к несению службы.
   Домой его сопровождали два сержанта из роты. Когда один из них, проснувшись утром в вагоне поезда, высказал удивление комиссованному бойцу Шуклину, что тот в эту ночь не пел петухом. На  что тот вполне внятно ответил своим бывшим командирам, мол, он свое уже откукарекал, теперь это делать их очередь…
   Да и его одногодки, с которыми он призывался на службу, утверждали, что тот в то время вполне адекватен и даже играл с ними в шахматы. А, уже в полку с ним произошла вот такая метаморфоза…
   Сейчас он уже дома спит у себя в постели, а Зябки мучится с мытьем полов.
   Скрипнула дверь и в бытовку вошел дежурный по роте сержант Мягков. Быстро окинув взглядом пол, понимающе хмыкнул и стал закатывать рукава гимнастерки.
   Вначале он разбрызгал по полу воду из таза. Затем завернул остаток мыла в небольшую мокрую тряпицу, начал им энергично елозить по полу. Сразу на нем появился тонкий слой пены, который он вытер через несколько минут, не дожидаясь, когда она высохнет.  И, о чудо! Пол стал белым, без каких либо черных пятен. А, сержант уже взялся за другой участок кафеля.
   Буквально за пятнадцать минут работа была выполнена с потрясающим результатом.
   - Уловил? - поинтересовался дежурный, вытирая руки. Ободренный дневальный, радостно закивал головой и взялся мыть пол в коридоре. Там получилось у него уже не плохо, хотя и не так, как у сержанта.
   Когда Зябкин доложил о выполненной работе, дежурный, приняв ее, отпустил бойца поспать  на четыре часа.
   Раздевшись в темном и храпящем спальном помещении казармы, уставший, но довольный боец взобрался на второй ярус койки и упал в постель. Пред его закрытыми глазами вихрем завертелись кафельные шашечки пола, с невиданным блаженством унося в царство Морфея.