Чего нам жалеть, что каждый здесь странник,
Что всех испытует Рок?
И вот поднимается на «Титаник»
Поэт Александр Блок.
Он запирается в верхней каюте
И сочиняет стихи
О том, что привыкли мы жить в уюте,
Что нет на нас больше стихий.
Комфортный корабль, как город на море,
Переплывет океан.
Две тысячи душ, не ведая горя,
Достигнут далеких стран.
Поэты извечно поют катастрофы,
Лишь в буре находят покой.
В падении мира слагаются строфы,
Приходит последний герой.
Услышали боги, что пел их посланник,
Решив преподать урок.
Поэт торжествует, но тонет «Титаник»,
А с ним Александр Блок.
Александр Блок
© Copyright: Петр Лебедев, 2013
Свидетельство о публикации №213071000441
Свидетельство о публикации №213071000441
Рецензии
Орфей, Блок и даже Вячеслав Бутусов... и много-много других поэтов- все они поют то, что нас ждёт на большом Титанике по имени Земля
Любовь Гайдученко 1 10.07.2013 16:50 • Заявить о нарушении
Любовь Гайдученко 1 10.07.2013 16:50 • Заявить о нарушении
Лучше быть Блоком на "Титанике", чем Ипполитом Матвеевичем в "Титанике" или писать подобные стихи. ИМХО
Илья Волотов 10.07.2013 18:43 Заявить о нарушении
Илья Волотов 10.07.2013 18:43 Заявить о нарушении
АЛЕКСАНДР МИЛЯХ
МАЯКОВСКИЙ В КИШИНЕВЕ, 21 ЯНВАРЯ 1914 г.
Каменский, Бурлюк, Маяковский – кофты, паруса брюк,
Шагают по Александровской* – Маяковский,
Каменский, Бурлюк:
«…Николаевская? Безобразие… Именам таким жить нельзя.
Пограбили Бессарабию – султаны, бояре, князья.
Начинать будем сызнова, сейчас бы табличку содрал,
Может, оставим - Инзова, поэтов любил генерал?
По городу слух брел речистый: «Футболисты игру дадут…».
Оказывается: «Фу-ту-рис-ты… ниспровергнут быт и уют…»
Вечер в зале Собрания. Барышни. Трепет ресниц.
Свет уделяет внимание трем знаменитостям двух столиц.
От Каменки до Измаила – гул. Покою – каюк!
Каменский кричит про крылья. Бурлит про миры Бурлюк.
«Фу-ты – ну - ты... понятно не очень. Классики терроризм,
Гибель семьи пророчит безнравственный футуризм!»
Юноша вышел вершинистый. Решимость. Тяжелый взгляд.
Как зарядом, руками большими, за рядом – заткнул ряд!
Поэт выверяет слово,- весом, осязаем звук, -
Сердце для встречи готово с фарфором « из севрских мук».
На мелкое чувств не тратя, упруго юноша встал
И в зал полетело: «Нате!». И сотрясался зал.
Кто-то ругает, стоя. Ответы, как камни, летят.
В зале чиновников стая, в мундирах, при женах сидят.
Недоуменные морды, пальчиками грозят:
«В два счета покинешь город, о не...понятном - нельзя!».
«…Вам, промасленным шпротам, стих невдомек, зато
Дразнит рабочая кофта? Купите вы мне пальто!
На этой обширной планете чувства живут в тесноте,
Но сочиняют не эти! Но подчиняют – не те!
Для славы - есть слово в полёте. Для искупления – миг,
В жестком таком переплете ветер прошлого сник.
Скупость людского сердца истину бьет под дых,
Вы начинаете греться в пламени строк моих!»…
Юг, покидая поспешно от полицейских тревог,
Пушкина вспомнил, конечно, встретив в саду – его…
«…Здесь солнце зимою светит, Вам хватало свечи,
Я слышал – Ваше столетье кто-то и здесь омрачил.
Он всегда на дороге, Дантес – планетарный - хлюст…»
Большою рукою потрогал скромный –
Поэту – бюст.
«Грядут роковые вести, судьба ваша; как совет,
Вы, мой кишиневский ровесник, обоим за двадцать лет.
Пусть бронзу на многие лета из канделябров льют,
Но чтобы прервать поэтов, свинцовые точки...
Не найдут...
Хотя...
Судьбой тревожной я буду доступен всем...»
Кто же ему подытожил –
Как Пушкину -
37?
1967г. 1973г.
* В царское время центральная улица Кишинёва.
Александр Милях 11.07.2013 15:37 Заявить о нарушении
МАЯКОВСКИЙ В КИШИНЕВЕ, 21 ЯНВАРЯ 1914 г.
Каменский, Бурлюк, Маяковский – кофты, паруса брюк,
Шагают по Александровской* – Маяковский,
Каменский, Бурлюк:
«…Николаевская? Безобразие… Именам таким жить нельзя.
Пограбили Бессарабию – султаны, бояре, князья.
Начинать будем сызнова, сейчас бы табличку содрал,
Может, оставим - Инзова, поэтов любил генерал?
По городу слух брел речистый: «Футболисты игру дадут…».
Оказывается: «Фу-ту-рис-ты… ниспровергнут быт и уют…»
Вечер в зале Собрания. Барышни. Трепет ресниц.
Свет уделяет внимание трем знаменитостям двух столиц.
От Каменки до Измаила – гул. Покою – каюк!
Каменский кричит про крылья. Бурлит про миры Бурлюк.
«Фу-ты – ну - ты... понятно не очень. Классики терроризм,
Гибель семьи пророчит безнравственный футуризм!»
Юноша вышел вершинистый. Решимость. Тяжелый взгляд.
Как зарядом, руками большими, за рядом – заткнул ряд!
Поэт выверяет слово,- весом, осязаем звук, -
Сердце для встречи готово с фарфором « из севрских мук».
На мелкое чувств не тратя, упруго юноша встал
И в зал полетело: «Нате!». И сотрясался зал.
Кто-то ругает, стоя. Ответы, как камни, летят.
В зале чиновников стая, в мундирах, при женах сидят.
Недоуменные морды, пальчиками грозят:
«В два счета покинешь город, о не...понятном - нельзя!».
«…Вам, промасленным шпротам, стих невдомек, зато
Дразнит рабочая кофта? Купите вы мне пальто!
На этой обширной планете чувства живут в тесноте,
Но сочиняют не эти! Но подчиняют – не те!
Для славы - есть слово в полёте. Для искупления – миг,
В жестком таком переплете ветер прошлого сник.
Скупость людского сердца истину бьет под дых,
Вы начинаете греться в пламени строк моих!»…
Юг, покидая поспешно от полицейских тревог,
Пушкина вспомнил, конечно, встретив в саду – его…
«…Здесь солнце зимою светит, Вам хватало свечи,
Я слышал – Ваше столетье кто-то и здесь омрачил.
Он всегда на дороге, Дантес – планетарный - хлюст…»
Большою рукою потрогал скромный –
Поэту – бюст.
«Грядут роковые вести, судьба ваша; как совет,
Вы, мой кишиневский ровесник, обоим за двадцать лет.
Пусть бронзу на многие лета из канделябров льют,
Но чтобы прервать поэтов, свинцовые точки...
Не найдут...
Хотя...
Судьбой тревожной я буду доступен всем...»
Кто же ему подытожил –
Как Пушкину -
37?
1967г. 1973г.
* В царское время центральная улица Кишинёва.
Александр Милях 11.07.2013 15:37 Заявить о нарушении