По другую сторону зеркала часть 2

Подойдя к зданию, я не нашёл того, что некогда составляло гордость не только области и не только всей нашей страны, но и пожалуй, всего научного мира. 
«Преобразования» произошедшие за время моего отсутствия, мягко говоря, сразили меня наповал. Само здание, когда-то гордо выпячивающее свою мощную научную грудь, сейчас словно бы сдулось, ссутулилось и, как показалось мне – постарело. И уже не походило на того, мощного, осанистого богатыря, а напоминало скорее всего стареющего, но всё ещё молодящегося ловеласа, который внушал, пожалуй, жалость и брезгливость, чем восхищение от навороченных на нём нарядов.   
Фасад всего здания был увешен яркими, кричащими на разных иностранных языках – рекламах. Дешёвые по своему содержанию, но отнюдь не по своей стоимости вывески - слоганы, словно зазывалы, кричали и даже призывали воспользоваться услугами ИХ фирм, заказать очень необходимое ВАМ, или купить самое-самое, которое имеется только здесь и только сейчас. 
Я, поражённый увиденным, стоял и пытался глазами отыскать хоть что-то из того, что знал когда-то. Что-то, что было всю мою сознательную жизнь близким мне и родным. И лишь подойдя к входной двери, увидел маленькую, жалкую вывеску нашего института, ютящуюся в самом конце бесконечной вереницы вылитых из бронзы, вырезанных из мрамора, монументально втиснутых в само здание – мемориальных досок, с названиями различных фирм и предприятий, находящихся на нашей, или теперь уже - бывшей нашей, территории. В плохом предчувствии я вошёл в здание и был немало удивлён и обрадован, увидев сидящую на своём обычном месте, всеми уважаемую «вахтёршу» и по совместительству уборщицу, нашу бессменную и всеми любимую тётю Клаву. Ой, Петя - увидев меня, воскликнула она. А тут такое, тут такое... И она уткнулась в свои ладони. А когда я подошёл к ней, прижалась к моему пиджаку и долго плакала.
Я не пытался успокоить её, не говорил ей утешительных слов – я мысленно плакал вместе с ней. Плакал по прошлому, которое, как я почувствовал сам после выхода из больницы, ушло и ни когда больше не возвратится. А уйдя, подло унесло с собой огромный кусок  меня самого, вывернув на изнанку мои мозги и душу.
Ой, Петенька, продолжала причитать она, что же ты соколик делать-то теперь будешь? Постой, постой, тёть Клав, ты это о чём? Недоуменно проговорил я, едва понимая, что речь по видимому, теперь уже шла совсем даже не о работе, а обо мне. Ну, как же? Сквозь слёзы проговорила она. Тут весь институт на дыбы встал, когда узнал про тебя и твою шалаву – Маринку. Стоп, тётя Клава! Взял её за плечи и посмотрев ей прямо в глаза, проговорил я. Ой! Опять вскрикнула она. А ты что, соколик, разве ни чего не знаешь? И она, перестав плакать, зажала ладонями свой рот и виновато уставилась на меня. Что же это я, старая дура, наделала? И она опять ударилась в слёзы. Хватит плакать тётя Клава, раздражаясь, проговорил я. Что такого могло произойти, чего обо мне знает весь мир, и только я сам ни чего не знаю? Давай-ка перестанем лить слёзы, и ты мне всё по порядку расскажешь. Хорошо? И я опять взял её за плечи, внимательно посмотрев в её глаза. Конечно Петенька, конечно, засуетилась она. Погодь, я только чуток вытрусь и всё по порядочку, всё по порядочку – зачастила она, теперь уже в обычной своей манере.

Из рассказа тёти Клавы я узнал, что Лидка из «планшетного»,
которая водила дружбу с моей женушкой, ещё до моего приезда  из восьмимесячной командировки на Урал и пятимесячного принудительного «отдыха» в больнице, случайно встретила её в компании весьма известного человека в нашем городе. Но известен он был далеко не добрыми делами или достижениями в той или иной областях науки или культуры, а тем, что являлся организатором и «лидером» самой мощной и жестокой бандитской группировки в городе. Даже теперь, когда он сменил малиновый пиджак на дорогостоящий костюм, а взамен огромной платиновой цепи с пудовым золотым крестом, повязал на шею столь же дорогой галстук. Умудрившись каким-то образом пробраться во властные структуры области, он, по сути, остался всё тем же обыкновенным бандитом с большой дороги. И об этом отлично знали эти самые властные структуры, но предусмотрительно помалкивали. Им хорошо было известно, чем заканчиваются такие «бодания» с большим криминальным боссом. Одним словом – со скоропостижной кончиной советской власти и широкомасштабными сокращениями в фискальных структурах и органах правопорядка, по мнению бандитов, наступило их вечное благоденствие, земной рай для их криминального мира. Они всерьёз уверовали в свою безнаказанность, рвались во власть и в те же, правоохранительные органы и даже судопроизводство.
И ведь, что характерно, сама же власть, напомню – народно избранная власть, во всю потворствовала им.
Так вот, оказывается, кого я хотел огреть своей несчастной рейкой? И, как выяснилось в дальнейшем, живым в том  случае, я остался буквально чудом. Этот монстр, идя к власти, не жалел ни награбленных и пахнущих кровью средств, ни людей. Говорят, не один человек, даже случайно попавшийся у него на пути, поплатился своим здоровьем и даже жизнью. Что уж тогда говорить о каком-то там геологе. А скольким он переломал судьбы, и говорить не приходиться. Таких просто не счесть. 
Конечно, я знал, что Маринка действительно очень красивая и эффектная женщина. Ещё в юности за ней всегда табунами ходили парни, перед которыми я был (если признаться честно) далеко не конкурентоспособным, и потому, ни кто из моих знакомых даже поверить не мог, когда она на моё предложение, дала своё согласие выйти за меня замуж. Мы ни когда не ссорились с ней по пустякам. Любые недоразумения гасились при помощи спокойной беседы и тут же забывались и это даже несмотря на то, что язык у неё был до неприличия «велик». Но что бы вот так поступить со мной...