Один день из...

Один день из…

…Прокурор в романе является иллюстрацией абсурда, неким экзистенциальным роком, который дамокловым мечом висит над каждым человеком... (с)

* * *
В этом городе жил я совсем недавно.
Так получилось, что жизнь помотала меня практически по всем гнойным местам необъятной страны, и однажды я проснулся посреди ночи в вагоне поезда под монотонное женское гудение «Следующая станция…» и решил, что пора выходить. Спешно побросал вещи в сумку, отряхнулся и морально приготовился. Выдохнул. Попытался помолиться, но не вышло. Плюнул на это и снова выдохнул. Сосредоточился. «Следующая станция, – думал я, – моя. На ней и выйду».
Вышел – оказался на перроне, занесенном снегом. Вокруг – ни души, а в ушах – звон. Тогда вдруг понял, что такое звенящая тишина. Не задавая лишних вопросов, первую ночь провел на вокзале, спал прямо на железных стульях, всю ночь ворочаясь. На следующее утро купил местную газету и нашел объявление о сдающейся комнате в коммуналке. Замерзшими пальцами набрал номер на телефоне-автомате в здании вокзала, около минуты поговорил с мужчиной на том конце провода, выдвинулся в путь. Шел пешком, чтобы запомнить дорогу. Мои ноги помнили сотни дорог. Требовалось запомнить еще одну. И уже через пять минут прибыл на место назначения.
Так я и познакомился с Сашкой.


* * *
Я не уверен, что его зовут так на самом деле. «Сашка, -- представился мне он и протянул для рукопожатия руку, -- можно просто Сашка». Невразумительно и я буркнул ему в ответ свое имя и поставил сумку. «Холодно, -- говорю, -- ночь на вокзале. Сами понимаете». «Понимаешь, -- оборвал он и отстранился, уходя в другую комнату, -- проходи». Прошел внутрь, посмотрел по сторонам. Две комнаты, кухня, ванная. Пустой балкон, лишенный растительности. «Один? – спросил я». «Да, один, -- раздалось в ответ под гудение чайника, -- предыдущие соседи недавно выехали. А мне не с кем было снимать, вот я и подал объявление, -- по его голосу было слышно, что он улыбнулся, -- а ты здесь какими судьбами? Ведь не местный, раз ночь на вокзале…». «Занесло, -- я усмехнулся и сел на кресло, -- дела, важные, -- соврал: конечно, дел никаких у меня не было». Сашкино лицо появилось из-за дверного косяка. «Какие такие дела могут быть у людей в этой глуши? – спросил он, но ответа требовать не стал».
Риторический вопрос.
С того дня Сашка вынужден был делить свою берлогу, бывшую некогда, по его рассказам, теплым семейным гнездом, со мной. История была мутная, но запомнилась ярко. Есть такие вещи, которые откладываются в голове. Моя голова, как и ноги, помнила сотни троп человеческих жизней. Требовалось запомнить еще одну. «Раньше здесь жила семейная пара. Муж был моим бывшим одноклассником, а затем – одногруппником, -- Сашка отпил немного горячего чая из кружки, -- поэтому я был желанным гостем в их доме. Ну, знаешь, а потом, как гром среди ясного неба, -- он ее душит и обставляет все, как самоубийство, привязывая к люстре. Страшно было до невозможности, -- Сашкины глаза помутнели, -- я пришел после его звонка, а он мне все честно рассказал. Признаюсь – я струсил и ушел, сбежал. А он сам не выдержал и в тот же день утопился. Родственники хотели квартиру продать, но в такой глуши плохие вести разлетаются со скоростью разорвавшейся бомбы. Короче, никто эту квартиру не купил, а я, чувствуя вину, предложил им сдать ее мне. С тех пор, -- он обвел все еще отстраненным взглядом стены вокруг него, -- я живу здесь, изредка деля ее с кем-нибудь. Но они обычно быстро съезжают: знаешь, история не для слабонервных, дурная слава. Все соседи обычно сбегают рано или поздно: то им крики слышатся, то люстра посреди ночи беспричинно качаться из стороны в сторону начинается, то кто-то будто книги перебирает на полках. Я был на похоронах и видел тела: синяя сдавленная шея жены и размокшее лицо мужа; ужас, застывший в глазах. Гробы не закрывали, -- Сашка скривился, -- а гримировать не стали. Суки, а не родственники, не правда ли?» Я безмолвно кивнул и повторил: «Суки».
Рассказу Сашки пришлось поверить, тем более что я знал, чему именно я верю. «Не суеверный, ни во что не верит, -- с облегчением подумал я тогда, -- хорошо, а иначе бы несладко пришлось». После этого Сашка с заметной тяжестью в голосе заявил, что совсем не удивится, если я сейчас же встану и покину квартиру. «Ты пойми – ты меня не обидишь, -- убеждал он, пытаясь сохранить спокойствие, -- я привык, все отсюда бегут, а я остаюсь». «Может, судьба твоя? – односложно буркнул я». Сашка расхохотался, обнажив ровные белые, как у лошади, зубы, которыми можно было перекусить канат: «Судьба? Жить в доме убийцы и самоубийцы?» Я смущенно потупился. «Если хочешь – иди, я не держу, -- он посерьезнел, -- я воспринимаю это как свой крест. Ведь если бы я тогда не струсил, может, спас бы его жизнь. Хотя бы… душу». «Нет, -- говорю, -- остаюсь. Я не верю в приведения». Сашка расцвел, улыбнулся и хлопнул меня по плечу. «Знаешь, -- чуть ли не шепотом, -- мне давно таких соседей не хватало».
Так мы и начали жить вместе, то есть соседствовать.


* * *
Соседа лучше Сашки сложно было найти. Работу лучше той, на которую я устроился, -- тоже. Словом, моя страсть к перемещению утихла, и я почувствовал себя на своем месте. «Да, -- думал я, -- вот она, моя судьба: глушь, «следующая станция…», проклятая квартира и хороший сосед, переживший убийство и самоубийство близких ему людей». Говорят, у каждого человека есть своя миссия. В тот момент мне словно свыше было видение: я должен быть здесь, то есть уже не так, а: я должен был быть там – с Сашкой, в этой квартире с дурной славой.
Одним вечером, когда пришел домой, застал красивую девушку, спящую на кресле. «Кто это? – устало спросил я, уставившись на нее». «Тссс, разбудишь! – шикнул на меня Сашка и состроил гримасу». «Кто это? – настойчивее, но, не поднимая голоса, проговорил я». «Вера, - так же шепотом прошелестел мне в ответ Сашка, -- она у нас поживет, хорошо? Я просто не мог ее… Я потом расскажу, -- он быстро затих, заметив, как девушка начинает ерзать на кресле, что-то бормоча под нос, -- а то не хочется ее будить».
Я был слишком уставшим, чтобы спрашивать, откуда эта Вера взялась в нашем доме; смерил Сашку многозначительным взглядом и удалился в другую комнату, чтобы не мешать. Не раздеваясь, упал на кровать и лег на левый бок, уставившись в окно.
«Сашка добрый, – думал я, – не исключено, что он подобрал ее на улице. Просто привел погреться. Сердобольный болван, – в сердцах про себя воскликнул я и осекся, – нет, просто очень добрый. Не то, что я. Из меня даже тисками таких чувств не вытянешь».
Минут через пятнадцать под тихое сопение Сашки из соседней комнаты уснул и видел сны, один интереснее другого, каждый из которых вряд ли должен быть мною рассказан посторонним людям. Поэтому я промолчу.


* * *
Вера была очень красивой. Молодой и красивой. Она напоминала мне девушек с открыток: на них обычно берут только самых красивых женщин, раздевают их до нижнего белья и заставляют извиваться, пока не получат «хороший кадр». Веру можно было раздеть и сразу убедиться: с ней бы даже самый первый кадр стал хорошим.
Так мы стали жить втроем. Сашка и Вера в одной комнате, а я – в другой, с балконом, который Вера самовольно засадила цветами. «Никакого протеста, -- думал я, -- так и должно быть, это порядок, гармония, баланс, таков план». Поначалу Вера смущалась меня, но потом привыкла. Я тоже привык к ней.
Эта привычка длилась несколько месяцев, пока однажды Сашка не сказал мне, что хочет сделать ей предложение. Улыбнулся и показал кольцо. «Слушай, -- проговорил торопливо, -- как думаешь, оно того стоит?» Я кивнул головой: «Стоит». Он расцвел и чуть слышно проронил: «Знаешь, кажется, эта квартира принесла мне удачу».
Я улыбнулся и даже похлопал его по плечу. «Уже совсем скоро, совсем скоро, -- с болью заметил я про себя».


* * *
В этом городе был я совсем недавно.
Жизнь помотала меня по разным уголкам, но этот привлек меня больше всего. Однако посреди ночи я проснулся под мерное сопение Сашки и вдруг понял: «Пора уезжать. Да, определенно». Посмотрел за окно – Луна уже почти полностью показала миру свой диск. «Уже скоро, пора ехать, -- убедился я». Побросал вещи в сумку, оделся и сосредоточился. Услышал шуршание на кухне. Проснулся. Сашка, как ни в чем не бывало, вышел из комнаты и, зевая, посмотрел на меня. «Уезжаешь? – спросил он». «Уезжаю, -- ответил и спрятал глаза». «Если ты думаешь, что Вера будет против…».
Я спешно поклонился, пожал его холодную руку и вышел из квартиры. На пороге обернулся и сказал:  «Береги себя». «Да что может произойти, в конце концов? – смеясь проговорил он». Пожал плечами и закрыл дверь.
Протоптанная дорога на вокзал, заученная наизусть – три ночи на железных стульях – обязательные утренние газеты в ожидании скорых новостей – никаких известий – билет на поезд – сменяющие друг друга пейзажи за окном.
Проводница разносит чай. «Газету, -- прошу». «Вам какую? – чавкая, выпаливает она». «Новую, сегодняшнюю, -- идет четвертая ночь, я волнуюсь». Она безразлично подает мне уже кем-то прочитанную газету, порванную и прожженную сигаретой в нескольких местах. Но цена как за новую. Не хочу спорить, отдаю последнюю мелочь.
Разворачиваю, привожу в приличный вид. Первая полоса – «Зверское убийство и самоубийство в «квартире смерти». Молодой житель нашего города задушил свою невесту, инсценировав ее самоубийство, а после – сам утопился в ванной». 
Закрыл газету. Спрятал ее в сумку. Спокойно выдохнул. Попытался помолиться, но ничего не вышло. Плюнул на это дело и снова выдохнул. Сердце успокоилось.
Пейзажи за окном так же быстро сменялись, как и раньше: равнины – горы – снова горы – высокогорные хребты – равнины. Солнце, зимнее солнце не грело, но било светом в окно, а меня мучал вопрос: куда на этот раз занесет меня тропа жизни? сколько еще гнойных нарывов вскрою я своим появлением? сколько еще бед принесу?
Ответа не было, лишь звенящая тишина в ушах пробирала меня до самых костей.

март, 2013 год