39. Убийство на улице Членов

 (Из стилистических  заметок о русском языке в Израиле)

В Тель-Авиве, на улице Членов, убивают русский язык. Его замочили также на улице  СоколОв и на улице  Сахаров.  Так уж он устроен, этот недотрога, что без склонений и спряжений, без падежных окончаний и прочих пустяков он вянет, никнет и гибнет. 
 
Любой русскоязычный (и русскоухий!) человек  (говоря словами Бабеля, «хучь еврей, хучь всякий»), наткнувшись на словосочетание: «адрес редакции – улица Членов», невольно задастся вопросом: каких, чьих и скольких? И почему – с большой буквы? Примерно то же и с соколами, и с сахарами (напомню, что последнее из этих слов есть термин, обозначающий в химии высокомолекулярные углеводы). Заранее согласен: шутка звучит кощунственно по отношению к тем деятелям сионизма и демократии, чьими  именами названы улицы израильских городов. Но она не на совести автора этих строк и, уж конечно, не на совести тех, кто дал такие названия на иврите. Иврит склонять и спрягать по-русски не может и не должен. «Дерех Жаботински» (шоссе Жаботинского) звучит вполне нормально. Однако если мы, делая обратный перевод, навяжем русскому языку чуждую норму, то неизбежно попадём впросак. «Шоссе Жаботински…»  А кто такая – Жаботинска?

Стало быть, в переводе с иврита в русской газете надо было написать: «улица ЧленовА» - и всего делов! Жив и не покалечен остался бы великий, могучий и свободный…

На улице Леонардо да Винчи в том же Тель-Авиве оснований для мокрухи вроде бы нет. Но именно оттуда, из дома номер два, из шестой студии радио «Кол Исраэль» (Голос Израиля)  мелодичный женский «кол» (голос») как-то сообщил нам: «Израильское время – пять минут к восьми». А приятный мужской баритон посоветовал: «Сегодня в пять часов вечера откройте ваши телевизоры».

Уважаемые сотрудники радиостанции РЭКА (ивритская аббревиатура, означающая, в целом, русское слово «фон», но в расшифровке – «репатриантская радиосеть»), по-видимому, были уверены, что говорят по-русски. Жаль их разочаровывать, но это не так.   

Мы живём под постоянным и мощным влиянием иврита. То, что происходит здесь с нашей русской речью, зачастую неизбежно. Таково действие любой этнической интеграции. Помните одно из американских наблюдений Маяковсвого?  –  Русский в Нью-Йорке 20-х годов называл билет «тикетом», трамвай – «стриткарой» и выражался примерно так: «Вы поедете без меняния пересядки».  Свои «пересядки»  –  у олим (репатриантов) в Израиле. Прежде всего мы спешим избавиться от такой специфически русской  части нашего именословия, как отчества.  Раз у израильтян их нет, давай и мы (в «междусобойном» общении)  поскорей их выкинем – авось скорее «вернёмся к истокам». Ещё вчера имел я хлеб и кров родимый и звался, к примеру, Михал-Исакичем  или Акивой Шмульевичем.  А перемахнув через два моря, превратился в среднеарифметического Йосю.

Конечно, наши новые соотечественники, как и жители большинства стран на земле, не могут, как правило, взять в толк: а для чего оно нужно чудакам русским  – это длинное и затейливое прибавление к имени? Представляясь израильтянину, мы поступим совершенно правильно, если не будем ему морочить голову именем нашего уважаемого батюшки, а назовёмся лишь своим собственным. Но ведь мы здесь продолжаем  общаться и друг с другом. И вот в такой-то компании пожилой человек, лишившись отчества. выглядит, да и чувствует себя порою так,  будто с него вдруг свалились штаны. Спрашивается, к чему подобный дискомфорт?  Является ли он хоть в малейшей степени признаком «возвращения к ответам» (как называют в Израиле обращение  репатриантов-атеистов  к религии и еврейским традициям)?

Ох уж эти мне  50-летние Лёвики, 70-летние Мусики и Дусики!.. К этим милым домашним именам  они, положим, привыкли в семейном и дружеском кругу, но почему их теперь вправе так называть любой соседский недоросль – из русских в кавычкаж и без? Пусть Ариэль Шарон до 120-ти ходит в «Ариках»,– на  иврите это «что-то другое», а по-русски я так ходить не хочу!

Ужасно шокирует некоторых наших «олим»  отсутствие в иврите привычного «вы» при обращении к одному лицу.  Между тем, и в русском политесе оно появилось сравнительно недавно – видимо, с петровских  времён.  Однако, появившись, закрепилось – особенно в среде интеллигентской – достаточно прочно. Так почему же и зачем мы, вчерашние москвичи и петербурженки, киевлянки и бакинцы, встречаясь  теперь на израильской улице и общаясь друг с другом на русском языке,  должны друг другу вульгарно «тыкать»?  Только лишь потому, что в иврите второе лицо единственного числа передаётся  единственным же местоимением: в мужском роде – ата, в женском  - ат?!

Особенно, как всегда, страдает слабый пол.  Наши женщины, вознесшись к Сиону, потеряли свои дамские признаки. Жила-была, скажем, Светочка, нежная и удивительная.  И фамилию носила безусловно женскую. Но стоило ей попасть в Израиль, как она (или теперь уже он?! -  звучит  совершенно иначе:  «Ора (1)   Крыжопольский». Если так на иврите,  - ну, что ж, там нет альтернативы.  Но для чего, находясь  в стихии русского языка, терять  своё вечно-женское?

…А любопытно, как бы почувствовали себя здесь Наталья Пушкин, Вера Вяземский, Лиза Салтыков-Щедрин?  Лидия Федосеев-Шукшин? Или – Анна Ахматов?  Марина Цветаев?  Не правда ли, при такой трансформации у женщин, даже у классиков, словно вырастают пышные кавалерийские усы?     .    .

Мне могут возразить: это истинно русские фамилии. Но моя жена, Инна Рахлин, потеряв привычное «а», окончательно взяла меня под каблук. Не думаю, что маскулинизация («омужиченье»)  фамилии благотворно сказалась бы на творчестве моей сестры – поэта Марлены Рахлиной (1925 – 2010), одним из достоинств которого критики, как в России, так и в Израиле, считают женственное начало.

Шутки шутками, но отдадим должное вкусу таких литераторов, как Нелли Гутина или Ира Врубель-Голубкина:  даром что «вати'чки» (2) ,  а женскую прелесть из своих имён не иссекли. Не хочу указывать пальцем, но не все их коллеги-журналистки последовали этому примеру.

Смешение нижегородского с  ивритом – право же, ещё не абсорбция (3) !  Пока русский язык звучит в Израиле, он должен звучать всё-таки по-русски. Если суждены двум языкам любовные игры, то пусть они возникают спонтанно. Глаголы «никаёнить»(4)  и «метапелить»(5)  живут по законам русской грамматики, но когда я слышу от мадриха (инструктора, бригадира)  в своём мифале (заводе, предприятии): «Тен ли ха-коробка ха-зот – вэ лех кибенимАт!»(6)  (дай мне эту коробку – и катись к…!»), то понимаю, что отдано оно в полном соответствии с духом и буквой еврейского «дикдука» (грамматики), и это нормально. Сопротивляться естественному течению жизни – глупо. Но подгонять его, исступлённо табаня вёслами, - просто смешно.

                -----------    

Примечания:
 (1)  Ор (ивр.) – свет. Ора (женское имя) – соответственно, Света.
 (2) Вати'к  (ивр.) – старожил Израиля.
 (3) Абсорбция – очень продуктивное в Израиле слово – перевод ивритского «клита’», что означает «впитывание» репатрианта в израильскую среду, его интеграцию и натурализацию в ней.
 (4) Никайон (ивр.) – уборка.
 (5) Летапель (ивр.) – осуществлять уход (типуль) за кем-либо: детьми, больными, стариками… Метапелет – прислуга, няня.
 (6) адресация, заключённая в последнем слове, понятна (даже при его искажённом звучании) любому русскому человеку. В этом виде оно прочно вошло в разговорный иврит (слово "лех" означает "иди"), однако большинство израильтян не подозревают смысла и содержания этого русского ругательства, считая его чем-то вроде распространённого в иврите "лех ха-ба'йта!" ("иди домой!"). Нередко даже учительницы в школе так распекают провинившегося озорника... Более того: в Тель-Авиве в течение многих лет существовало (не знаю, существует ли сейчас) популярное кафе с "гостеприимной" вывеской: "КИБЕНИМАТ"!