Верико

 
  Однажды, бродя по просторам Фейсбука — этой всемирной ярмарки тщеславия, где увядшие самцы охотно демонстрируют свои «достоинства» и тягу к молодым телам, — я вдруг вспомнила одну тбилисскую историю.
В начале 70-х ещё не разгулялись модные нынче формулы вроде: «Мужик старый не бывает — бывает денег мало». Зато анекдоты про водку и женщин ходили по рукам как самиздат. Мой приятель Гийка, местный знаток женской анатомии и практик с большой буквы, любил повторять:

— Если морду Верико починить — можно и без полотенца... и без «много водки».

Верико была нашей соседкой. Точнее, дочкой соседки — Софьи Михайловны, дамы с харьковскими корнями и кахетинским прицепом в виде мужа по имени Шалва. В семье, как говорится, было всё: и хохляцкое еврейское прошлое, и грузинская чача в настоящем. Но как из такого генного коктейля получилась Верико — длинноносая, с неправильным прикусом и вечным вопросом в глазах: «За что мне это?» — знали только небеса.

Зато тело у девочки было — хоть сейчас на обложку: стройное, гибкое, с талией и всеми необходимыми изгибами. Именно на это, похоже, и клюнул потенциальный жених. Верико шёл двадцатый, а ему уже давно перевалило за сорок. Выглядел он, мягко говоря, брутально: лысина, взгляд «мне водка не нужна — я и так затрахаю всё, что движется». Настоящий кахетинский Рэмбо.

— Старик он ей в отцы годится! — возмущалась я, ещё босоногая и идеалистичная.
— Подумаешь, — парировала моя няня Любтя, философски мешая тесто в эмалированном ведре. — Всего-то лет пятнадцать разницы… Это на зону — много, а на свадьбу — в самый раз.

Жених ежедневно являлся с памятником расточительства — букетом роз — и пакетом с непонятной снедью. Софья Михайловна светилась, как тостер на шестёрке. Даже Зойка, наша дворовая Жанна д’Арк, ночная бабочка на минималке, заключила с видом эксперта:

— У него, детка, всё при нём. Будет хороший муж.

Можно подумать, что у неё был какой-то опыт замужества…
Свадьбу сыграли быстро, в Кахетии — с вином, песнями и речами. Жених лил в себя чачу с таким энтузиазмом, что пословица «красота требует жертв» приобрела явный алкогольный оттенок.
А потом — тишина. Молодые съехали, новостей не было. Жизнь закрутила: я вышла замуж, родила детей, моталась между Москвой и Тбилиси. Всё как у всех.
Годы спустя умер дядя Шалва. Мы с мужем пошли на келехи. И вот — кульминация.
В центре стола сидела женщина в трауре. Красавица. Фигура — как у модели. Лицо — как с обложки. Золотые руки американских хирургов, кажется, сделали из Верико эталон. Я едва не подавилась виноградом.

— Это… Верико?! — прошептала я Софье Михайловне.
— Верико. Моя Верикуша, — с гордостью подтвердила она.

Стареющий муж сидел рядом, посвежевший, подтянутый — тоже, видимо, прошёл апгрейд. Пара смотрелась, как из рекламного буклета.
И тут я вспомнила отца. Он всегда говорил:

— Всё можно исправить, кроме кривых ног…

Эх, батя, можно! Уже давно и кривые, и косые, и короткие — всё удлиняют, всё чинят.

Когда-нибудь я напишу отдельный трактат о том, как некоторые «страдалицы судьбы» вдруг становятся королевами, если им чуть-чуть помочь скальпелем и американской визой.
А вот с мужиками — всё иначе. У них своя «пластика». Как были «мне водка не нужна — я и так затрахаю всё, что движется», так и остались: всё меряют не чувствами, а купюрами.
Мужики, как чача: чем старше, тем увереннее считают себя выдержанными.
Только вот пить их всё труднее. Никакая печень не выдержит.
Их пластика проста: где кошелёк потолще — там и Верико помоложе, да и покрасивее.